Дочь кипариса

      Я читала контракт, мама сидела рядом, и перед глазами всё разбегалось, заставляло краснеть и нервничать, потому что так далеко в своих мечтах я не уходила, не могла поверить своей удаче и порывалась время от времени ущипнуть себя, чтобы проснуться, выйти из сладкого сна. Да, мы с папой снова ехали в здание агентства, но теперь я была не той стеснительной девочкой, что еле смогла что-то станцевать, я была уверенной в себе тигрицей, что схватится за «своё» и не ослабит челюсти, пока не получит нужное. Да, тщеславие заполнило моё сознание, я возгордилась, понимая, что я на голову выше всех этих моделей из папиного агентства и девочек из моей школы, которые пытались хоть куда-то втиснуться, но не могли, что-то им мешало. Я никогда не говорила, что в то время я была какой-то особенной, что мне посвящали песни и писали открытки с трепетным ожиданием взаимной любви, но, значит, во мне что-то было, раз сам Ян Хён Сок просмотрел все видео со мной и отдал распоряжение звонить, ведь я ему понравилась и гожусь в стажёры. Может, он уже тогда увидел, что из, в принципе, ребёнка вырастет очень элегантная и красивая женщина, которая покорит всех своим взглядом и манерами, а может, он просто решил, что мне для дебюта необходима лишь маленькая часть практики и знание языков. Я была горда тем, что видео со мной посмотрел мой кумир, но сейчас передо мной сидел отнюдь не он — плешивый мужчина в отглаженном костюме ждал, пока я дочитаю, а потом задам важные для себя вопросы и поставлю подпись, чтобы официально себя причислить к агентству. Я отложила листки, голова разболелась окончательно от мелкого шрифта, и я немного помассировала виски, затем откидываясь на спинку стула и думая, как задать интересующий вопрос.       — То есть после подписания контракта я переезжаю в общежитие для трейни и буду там жить? — мне кивнули, и я расслабилась — неужели мои стремления перебраться подальше от мамы обрели свою физическую форму. — Вау. Я готова подписать контракт!       Я чувствовала физически, как папа взглядом спрашивал меня «Ты точно этого хочешь?», но в пальцах оказалась ручка, а на документе — моя подпись, и я будто заключила контракт о продаже души ушлому демону, который, хихикая, на мою просьбу поскорее дать желаемое всунул в руку банку маринованных сардин и сказал кушать, ведь еда мне понадобится. Плешивый мужчина зевнул, а потом качнул головой, будто отвечая «нет» на все мои мысли, и я приготовилась буквально к допросу, который мог вообще отвадить меня от шоу-бизнеса, но моё стремление было не убить, оно на редкость живучее и не требовало определённой подпитки.       — Вы не употребляете алкоголь? Не курите? — я усиленно замотала головой: какое пить и курить — я ещё маленькая! — У вас есть парень? — вновь отрицательное мотание головой. — Что ж, я думаю, директор Ян будет доволен, что вы являетесь порядочной девушкой. Вы можете подписывать контракт.       Со стороны это всё звучало просто: каждому трейни обязательно давались правила, которые он должен знать наизусть, чтобы его не выгнали с позором из компании, а спустя даже всего лишь два месяца о любом стажёре могла узнать пресса, и начиналась тотальная слежка — имя, фамилия, сколько лет, какая национальность, какие параметры и, главное, таланты. Если девушка или парень дружелюбны, улыбались, кланялись на приветствия и вели себя «красиво» — нетизены считали, что этот человек обязательно должен дебютировать, чтобы подавать пример всем своей вежливостью: и фанатам, и простым людям. Айдолы должны быть чисты и невинны, как младенцы, пускай большинство курили за сценой, пили на всех вечеринках, некоторые снюхивали дорожку-две или глотали колёса, но на публике они могли показать лишь свою идеальную часть без шрамов и изъянов, даже в репутации недостатки никто не хотел видеть — их «оппы» и «онни» не имели права совершить такого, вы что! Подписывая контракт, я была ещё маленькой девочкой, жизни не знавшей, витала в розовых облаках отчасти, не понимая, что всё, описанное в рабском договоре, я перепробую банально на себе или увижу в других девочках, которые со мной мечтали стать знаменитыми и узнаваемыми. Но мне стоило сказать, что я сама позволила всей грязи проникнуть в моё тело, сожрать меня с потрохами и оставить ни с чем: без уважения, славы и обожания, денег и твёрдой опоры, хотя, казалось бы, шанс на возвращение в нормальное русло был, а я его просто упустила, как и всякую возможность стереть свою историю, которую Dispatch услужливо поднёс всяким жёлтым газетёнкам.       Я вышла из кабинета, получив список, что я должна взять с собой, и личное расписание со всеми документами, что я должна отнести в школу, и передо мной пронёсся самый настоящий ураган, заставивший вскрикнуть и вцепиться в дверь. «Порыв ветра», оказавшийся мальчишкой, обернулся, улыбнулся, а потом поклонился, слегка запахивая рубашку в клетку, будто бы я должна ответить на его вежливость, что и пришлось сделать. Я оглянула юношу явно старше себя, подмечая спортивные штаны, кроссовки и одноцветную футболку, а потом заглянула и в лицо — узкий нос, загорелые щёки, короткая стрижка, милые глаза, и вдруг почувствовала, как сердце ударилось о рёбра слишком сильно; я лишь смогла приподнять руку и помахать, как моя мама взяла меня за плечи и повела в абсолютно противоположную сторону, чтобы я ни на кого не смотрела и как можно быстрее оказалась дома, собрала вещи и покинула свою личную комнату практически навсегда. Я где-то в подсознании знала, что от меня снова пытались избавиться, чтобы я не мешала тихому семейному счастью своим постным видом и не пела по скайпу с подругой, что мнила себя маэстро, но при этом в моей душе царило ликование, ведь я посчитала себя хозяйкой судьбы, той, что отвоевала свою мечту и явно шла в верном направлении по жизни. Но было ли оно единственно верным и возможным для меня? Скорее всего, нет, пускай я не чувствовала себя в иной профессии, кроме как айдол, но, наверно, пойдя по указке родителей, например, в юридический, я бы потом работала на агентство отца и помогала ему решать проблемы по своей специальности, чтобы ни налоговая, ни обиженные в прошлом модели не смели даже носа своего показывать. Была бы я счастлива? Человек — существо привыкающее, ему просто подстроиться под чьи-то условия, и я бы, несомненно, тоже привыкла бы, тоже стала подниматься по карьерной лестнице и смогла сделать что-то великое, возможно, ужесточила наказания за насилие и запретила разной прессе даже приближаться к знаменитостям, если их увидели во время личного, а не официального, расписания.       — Надо же, ты подписала контракт, я думаю, нам стоит всем вместе это отметить до того, как ты уйдёшь от нас, — сладок мёд, да приторность его и сгубила, захотелось наморщиться и сплюнуть. — Дорогой, как ты на это смотришь?       — Вполне положительно! Дженни, куда ты хочешь? В пиццерию? А может, в китайский ресторанчик? Там подают хорошую баранину в остром соусе, в дополнение тушёные овощи, — меня буквально соблазнили такими яствами, и я кивнула на последний вариант, расслабляясь, пускай малая часть меня держалась в напряжении и отказывалась не следить за матерью и её словами.       Припарковавшись у большого здания, мы вышли из машины и направились к раздвижным дверям, что помогли нам проникнуть внутрь без проблем, пускай один из охранников явно узнал моего отца, хоть я больше жалась к матери, надеясь, что она своеобразно согреет меня. Облизнув губы, я рассматривала бесконечные коридоры, множество магазинов и спешащих куда-то людей, слушала лёгкую расслабляющую музыку, что лилась из колонок и проникала в каждую клеточку моего тела; я чувствовала себя какой-то особенной, что ли, потому что меня, а не кого-то другого выбрали для того, чтобы стать трейни. Этим стоило гордиться, в машине я уже написана Ханне и Кёнхе, что подписала контракт, они отреагировали буйством стикеров и сердечек, явно желая утопить меня в них и показать всю свою любовь и поддержку, пускай я знала, что они, если я расторгну всё, будут всегда на моей стороне и поддержат в любом случае.       — Я буду эту самую баранину с картошкой фри и жасминовый чай, — быстро выпалила я, чтобы отец не успел сообразить. — С завтрашнего дня я буду заботиться о своей фигуре, так что, думаю, можно оторваться напоследок.       — Я считаю, это правильное решение, — поддержал меня папа. — То же самое, только ещё утку в терияки. Любимая, что тебе?       — То же самое, — сказала женщина, откладывая меню и улыбаясь официантке, бойкой девушке будто бы ненамного старше меня, и та упорхнула, спешно передавая наш заказ и явно мечтая поскорее закончить свои рабочие часы. — Дженни, — я взглянула на неё, вцепившись в стакан с водой, и приготовилась слушать, — ты показала очень хорошие результаты в школе, прошла отбор в трейни одного из крупнейших агентств, думаю, ты заслуживаешь небольшого сюрприза. И, — она переглянулась с папой, из-за чего у меня внутри всё затряслось, — он уже ждёт нас дома. Так что давай хорошенько покушаем и вернёмся к себе.       Обед прошёл достаточно быстро, я даже не успела насладиться едой, как уже села в машину и стремилась вместе с родителями вперёд, в наш дом, и, как назло, по радио играли не Big Bang, а 2NE1, к которым у меня была какая-то своеобразная подсознательная неприязнь, и я даже предприняла попытку переключить станцию, но мне не дали этого сделать. Возможно, мне не нравилась именно эта девчачья группа только из-за того, что Ли Черин, лидер группы, вся такая из себя молоденькая рэперша, выступала вместе с Джиёном на сцене с песней «The Leaders»; она была одета в кожаные штаны, умопомрачительные шпильки, на которых умудрялась пританцовывать, а Квон со своей розовой кожанкой отчётливо врезался в память. В любом случае, я не хотела даже пересекаться с CL не то что физически — просто видеть её и слышать, и наверно, это состояние можно было описать одним словом — зависть, чистая и банальная женская зависть, потому что мне хотелось такого же контакта со своим любимым исполнителем. Скорее всего, уже тогда я чувствовала, что этих двоих связывало нечто большее, чем рабочие или дружеские отношения, они безбожно часто спали, относились к этому очень легко, но не выставляли напоказ, девочки из группы Черин-онни знали о многом, в то время как парни только подкалывали Джиёна, что он в гримёрку ходил явно за шикарным отсосом. Не скажу, что им обоим было тяжело после того, как 2NE1 распались, они абсолютно спокойно решили, что их отношения тоже подошли к логическому концу, а так как они даже не говорили друг другу горячих слов по типу «я люблю тебя», разрыв вышел максимально безболезненным.       — Закрой глаза, милая, — папа помог мне, опустив на лицо ладони, и я вся обратилась в слух, пускай, не зная пространства вокруг, приходилось двигаться осторожно. Но тихий скулёж уже давал мне понять, что это за подарок и что он предназначен именно для меня, хоть я отвратительная хозяйка и смогу позаботиться только лишь о себе в случае стрессовой ситуации, но родители, видимо, подумали, что я всё выдержу, и потому подарили мне кокер-спаниеля, уже не щенка, но и недостаточно взрослого пса. — Я надеюсь, Кай станет нашим полноправным членом семьи и ты будешь заботиться о нём так же, как заботишься и о нас, Дженни.       Когда мне на руки попало это чудо кремового цвета, я в первые секунды не могла поверить: такое невесомое облачко, принюхивающееся ко мне, норовящее лизнуть тонким розовым язычком, разбередило душу и заставило скрыть слёзы в шёрстке. Нет, я никогда не мечтала о собаке, но мне было до одури приятно, что у нас теперь появился маленький зверёк, который в ближайшие пару месяцев будет к нам привыкать, немного кусать, портить вещи, но я собирала одежду и отправлялась уже завтра в общежитие, где проживу либо до дебюта, либо до разрывания со мной контракта. Мы с Каем познакомились, немного приласкались друг к другу, и я поняла в ту же секунду, что он забудет про меня, как только я уеду и буду приезжать максимум на праздники, чтобы всё оставшееся время убить на тренировки и всяческое выстраивание имиджа. Я прошла вместе с питомцем в дом, лаская его и мечтая наиграться на годы вперёд, и опустила вниз, заставив быстрые лапки затопать по полу, а потом он тявкнул: первый раз, второй, и это согрело моё сердце, что я снова принялась чесать его. Видимо, за время нашего отсутствия он успел освоиться и очень уж сильно облюбовал мою комнату — одна из тетрадей лежала разорванной на полу, одеяло на кровати скобенено, но я отнеслась ко всему философски и принялась собирать нужные вещи для переезда.       Собака вертелась под ногами, не давая заниматься своими делами, и я не удержалась — милейший кокер-спаниель украл всё моё внимание и решил, что он в данный момент важнее несобранных вещей, хотя это было правдой, и я увлеклась игрой и ласками, но пришлось оторваться и всё же закончить своё дело. После этого я развалилась на кровати, Кай пристроился под боком и прикрыл внимательные, но уставшие глазки: набегался, нарезвился, получил новые впечатления, познакомился с новыми людьми, своими хозяевами, и понял, что ему ничего не угрожает. Я не знала, теплы ли были для него мои руки, но он с благодарностью прижался ко мне и вскоре засопел, а я практически в последний раз оглянула свою комнату, в которой не успела пожить достаточно, обжиться, разложив все вещи и развесив все постеры. Так смешно, но я в который раз убедилась, что создана лишь для того, чтобы меня бросали, отрезали от родных, чего-то лишали, и к этому моменту я должна была уже смириться со своей судьбой типичной брошенки. Нет, я не хотела даже задумываться над этим, я не брошенка, я ведь сама решила, что буду айдолом и добьюсь таких высот, что никому в этой жизни не снились.       — Знаешь, Кай, — мягкая и пушистая шерсть, в которой тонули пальцы, немного шевельнулась, а хвост лениво завилял, — вот я уеду отсюда — и буду приезжать только на праздники. Ты будешь меня ждать? — мягкий влажный нос толкнулся в ладонь, и я улыбнулась, вновь лаская собаку и заслуживая её доверие. — А ты точно будешь меня ждать.       Знала ли я тогда, что в моей жизни появится ещё один Кай? Нет, но от такого странного совпадения я словила истерику в своё время и очень этому удивилась: Ким Чонин, с которым меня познакомила Джухён-онни, напоминал в некоторые моменты такого ласкового щенка, что махал хвостом и радостно обнимался. Я не заслуживала его любви, его преданности, и пускай нас часто потом обвиняли в том, что мы жертвы «проекта» YG и SM, чтобы прикрыть политические скандалы в стране. Люди, не знающие любви, склонны винить в её отсутствии любого, кто с их точки зрения вёл себя будто бы наигранно. Да, с моей стороны не было особой любви, я предпочитала просто находиться рядом и радоваться мгновениям близости и счастья, пускай мы и не смогли создать крепкую и любящую семью — Чонин заслуживал девушку лучше, чем я.       На следующий день я вместе с папой занесла нужные документы в школу, попрощалась с подругами, долго с ними обнималась и не хотела уходить, но папа поторапливал, так как нам уже следовало приехать в агентство, заполнить кое-какие документы и официально отпустить в своеобразную взрослую жизнь. Кёнха, моя первая серьёзная учительница по пению, долго не могла разжать наши объятия и выражала желание увидеть меня «когда ты будешь знаменитой», а Ханна будто чувствовала, что мы ещё встретимся, будем работать вместе, но я в любом случае дебютировала раньше и стала намного знаменитее.       — Ну что, теперь в общежитие? — папа старался выглядеть весёлым, пускай мы очень стали близки в последнее время, даже добираться до школы он отправился со мной, и сейчас надавил на педаль газа, увозя от привычной жизни, в которую больше не вернусь.       Мы приехали достаточно быстро, и всё внутри дрожало, я немного нервничала и хотела напоследок обнять всех родных сердцу людей, и я потерялась в объятиях папы, вдыхая аромат его одеколона. Он мне нравился как человек, самый родной и тёплый, и я хотела постараться, чтобы он гордился мною в будущем, чтобы я потом смогла на одном из его показов исполнить свою сольную песню. Наверно, во мне царили веяния показов «Victoria's Secret», я думала, что однажды и в Корее что-то сложится со знаменитым брендом одежды и я увижу восхитительно тонких ангелов в кружевном белье. Жаль, что мне тогда казалось, что я никогда не смогу пройтись в умопомрачительных каблуках по сверкающему светлому подиуму — жизнь весьма странная штуковина и подкидывает порой что-то необычное, что раньше ты считал недостижимым.       — Спасибо, — сказала я, взяв за ручку чемодан и немного отходя от мужчины. — Это так странно, когда сбываются мечты…       — Почему же?       — Потому что я не знаю, куда стремиться дальше. Стать мировой звездой? Записать трек с американской знаменитостью? — знала ли я, что всё, что я в тот момент сказала, исполнится? Слишком много музыкантов хотели сотрудничать с нами, четырьмя юными и талантливыми девушками, что могли изначально стать не айдолами: Лиса пробовалась в танцоры, Джису в актрисы, Чеён в вокалисты, а я… я пробовалась на сольного айдола, если можно так выразиться.       — Самое первое — нужно дебютировать, — я серьёзно кивнула, будто это и так было заложено в моём сознании — быть обычной девочкой, затем трейни и только потом уже дебютировать и стать профи, которой будет гордиться вся страна. — И я желаю тебе хорошо обустроиться, все нужные бумаги у тебя на руках, а я загляну к директору, выбил с ним встречу и дам ему пару наставлений.       Мало для кого было известным не в близком окружении, что Ян Хён Сок в каком-то смысле любил молоденьких девушек, которые выглядели очень невинно: я очень удивилась, узнав, что он развалил айдол-группу Swi.T, состоящую из девушек, только из-за любви к Ли Ын Чжу, что была на двенадцать лет его младше. Пускай я не знала её лично, мне казалось, что она в каком-то смысле была несчастна; директор — человек сложный, его кровь горячая, даже в столь не юном возрасте он натурально поражал всех: и стафф, и артистов, и инвесторов. Папа потому и решил с ним «поговорить», чтобы он никак не лез ко мне, к единственной дочери, пускай неродной, но безмерно любимой, за которую не прочь и горло в клочья разодрать, чтобы бывший участник Seo Taiji and Boys больше никогда не смог петь.       Мои документы проверили, удивившись, что я без законного представителя, и я немного криво улыбнулась — давно пришлось повзрослеть и стать самостоятельной, даже не боялась разговоров с незнакомыми людьми, не была тем самым ребёнком на кассе в магазине. Оказалось, что меня уже определили в комнату, но в ней не было пока соседок — остальных заселят позже, как только пройдут глобальные прослушивания; мне выдали ключ, именной пропуск и оставили в пустоте комнаты с тремя двухъярусными кроватями и пустыми шкафами — занимай что хочешь. Раскрыв чемодан на полу, я принялась раскладывать вещи на полках, стараясь экономить пространство, чтобы мои соседки тоже в будущем смогли с комфортом расположиться.       Я почувствовала себя настолько маленькой, что защемило сердце и захотелось завалиться на бок и лежать так до момента, пока меня не обнаружит коменда или мои будущие учителя по вокалу или танцам, понимая, что ученицы по имени Ким Дженни давно не было на уроках. Я исполнила своё желание, поваливаясь на чемодан, и ощутила себя более спокойной, чем есть на самом деле, и я бы так полежала ещё совсем чуть-чуть, но топот ног в коридоре дал мне понять, что морально отдохну от нового переезда я нескоро. В мою одинокую комнату внезапно вторглись, дверь захлопнулась, и я уставилась на парня, которого я видела немногим раньше, буквально вчера, в здании агентства, и во рту пересохло, — я не скажу, что эта встреча была хоть сколько-то судьбоносной, нет, но определённая прелесть во всём этом была.       — О, ты новенькая всё же, — выпалил молодой человек чуть старше меня и, продолжая держать дверную ручку, отсалютовал. Я узнала в нём того паренька, что почти снёс меня, как только я с родителями вышла за пределы кабинета, где подписывался мой договор на стажёрство. — Я Ким Джину, а ты?       — Ким Дженни, я… только заехала, а ты?..       — Я тут сам всего год стажируюсь, тоже, как и ты, трейни. Кстати, забавный факт, но я тут посещал музыкальную танцевальную академию, а меня Сынри-хён из Big Bang заметил, сказал, что я был бы неплохой кандидатурой, — продолжил немного нервно юноша, и ручку с другой стороны сильно дёрнули, но он самоотверженно держал оборону и не поддавался на какое-то невнятное бормотание в коридоре. — Вообще, тут жёсткое половое различение, и я не должен вообще появляться в женском крыле, но…       Мой новый знакомый внезапно упал на пол, прямо мне под ноги, и его, ржущего и сопротивляющегося, потащил неизвестный мне парень за лодыжку в коридор, а я тупо смотрела на эту сцену и не могла ничего сказать или сделать. На такой дурдом я не рассчитывала, я всё же думала, что трейни — люди серьёзные, вдумчивые, творческие, не скатывающиеся в откровенный цирк с конями, а Джину, как и его оппонент, смеялись, лёжа на полу в коридоре, и не могли успокоиться. Я вышла в коридор, смотря на молодых людей ненамного старше себя, и новый для меня парень чуть прищурился, сделал какие-то выводы и кивнул самому себе, протягивая мне ладонь то ли для того, чтобы я помогла ему встать, то ли для того, чтобы познакомиться. Выбрав первый вариант, он возвысился надо мной, отряхиваясь, а потом помог и своему другу подняться; я неловко мялась на пороге, не зная, что мне делать дальше: то ли побежать к себе и продолжить разбирать вещи, то ли познакомиться и немного пообщаться.       — Я Ким Дживон, можно Бобби, прошёл прослушивание в Нью-Йорке, — кивнул мне неизвестный до этого момента парень, и я склонила голову в ответ. — Ты тут на этаже одна, странно, что тебя к другим девочкам не поселили, походу, новую девчачью группу колотят. А ты ничего такая, вроде молоденькая. Имя?       — Дженни Ким, — взгляд этого парня мне не особо понравился, я поёжилась и чётко поняла, что мне сейчас проще будет запереться и заняться своими делами.       — Кайф. Вызову тебя на баттл, когда ты пройдёшь все круги ада по имени госпожа Ли, — Бобби обернулся к Джину и вздохнул, — кстати, я до сих пор ей не сдал задания на дом, как думаешь, она меня просто убьёт или ещё расчленит вдобавок?       — Буду искать твои уши в закуске для пива, — от таких слов мои щёки покраснели, но Дживон рассмеялся, видимо, такие отношения для них были нормой. — Ладно, не пугай нашу нежную нимфу.       — Была рада познакомиться, — спешно выпалила я, попытавшись закрыть за собой дверь, но Бобби не позволил мне этого сделать. — Отпусти.       — Скажи, ты знаешь, почему мальчиков и девочек тут друг от друга отделяют? — я уже не особо помнила все события в интернате, но первобытный страх, как тогда, когда на меня нападал тот мальчик, захватил в свои объятия и отказался отпускать. — Мальчики очень любят трахаться, а девочки нам отказать не могут.       Я почувствовала себя загнанной в угол: этот юноша чуть старше меня вызывал странные эмоции, смешанные, и через секунду на плече Бобби я увидела руку Джину, о котором от стресса успела позабыть, и молодой человек покинул пределы моей комнаты, и я со стуком закрылась, дрожащими пальцами поворачивая ключ против часовой стрелки. Меня трясло и колотило, да, я была слишком невинной для такого признания и осознания: в этом позиция агентства была здравой, ведь добрая половина стажёров — несовершеннолетние, и проблемы с их родителями и полицией им не нужны. Наверно, я даже поддерживала решение директора, когда он выгнал Миён, когда прознал о ней и Чон Джинхёне: проблем никому не надо, их просто получить и сложно решить. Только почему, чёрт, они совсем не обратили внимания на то, что их любимый Квон Джиён, их звезда с поцелуями на заднице, спокойно заваливал в постель трейни-девушек, которым даже особо слово не давал сказать в свою защиту? Если он богатый, успешный и приносит много денег, это ещё не значит, что он хороший человек и не обладает грехами, спрятанными за своей гниющей душой.       — Прости, Дженни, Дживон просто идиот, обещаю, я его перевоспитаю, — вывел меня из мыслей и неприятных ощущений Джину, и я кивнула. — Если мамка не выбила ремнём дурь, то хён пару раз всыплет.       Голоса вскоре стихли в жерле коридора, и я выдохнула, прикрыв глаза и отняв руки от сердца; я боялась такого напора — слишком напоминал того самого парня из интерната, на которого я пыталась напасть, чтобы отомстить, и пускай я выросла и малявкой не была, внутри зашевелилось что-то, какой-то грызущий червячок, из-за чего мне захотелось домой. Вырваться из серых будней в моём случае было адски легко, всего-то подписать пару бумажек и встречать добровольное рабство, рассчитанное на неопределённое время при факте, что я могу не дебютировать, а потом придётся выплачивать неустойки, а вот вернуться обратно в черепаший панцирь никак не получится. Парни, с которыми я сейчас познакомилась, показались мне очень счастливыми, игривыми, как котята, и на тот момент я решила, что сделала правильный выбор, ведь теперь я в безопасности, могу заниматься любимым делом столько, сколько хочу, у меня появится совсем скоро наставник, что поможет немного расслабиться и обжиться на первое время, пока сама не запомню, куда надо идти. Возвращаться прямо сейчас домой просто нельзя, я уж не знала, как бы мама отреагировала на то, что я пришла обратно с вещами: да, новый член нашей семьи был бы искренне рад меня видеть, если мама не приняла лекарства — она меня на британский флаг порвёт, а папа… просто молча отвезёт меня обратно, говоря, что я упускаю птицу из рук и отказываюсь от золотой ложки во рту. Не для этого нервничала и тренировалась, не для этого не спала ночами и мечтала лишь об одном, а ещё я намного ближе к Джиёну, чем когда-либо могла быть: мы работаем в одном здании, на одного «дядю», будем развлекаться на одних мероприятиях, а на частных вечеринках я точно утоплю нас в шампанском. К сожалению или счастью, для него или для меня, как посмотреть, этого всего не было, не случилось, но то, что мы проводили вместе долгие ночи — неоспоримый факт, который раньше скрывался от общественности; когда я совершила свой самый настоящий грех, всё моё бельё было вывернуто наизнанку, показано общественности с припиской «Дженни Ким — грёбаная шлюха, в ней действительно побывала половина членов агентства». Мне нечем крыть: в поисках заботы, какой-никакой любви были моменты, когда я лежала под парнями и представляла вместо них Джиёна, заводясь вскоре с такой необычайной силой, что Мино мне как-то даже рот ладонью закрыл, чтобы я не кричала так громко: смешно вспоминать всё это, да, но именно он потом стал мне самым настоящим другом, тем человеком, которого я воистину не заслуживала.       Разобрав вещи и постель, я ощутила вибрацию сотового, а потом подняла трубку, сразу слыша парочку приказов спуститься вниз, в фойе, перед этим надев юбку и рубашку, и дожидаться наставника — как мне сказали, молодую женщину в брючном кремовом костюме, и я, выполнив первые требования, пошла к лестнице, перед этим закрыв дверь. Если бы я была менее смелой, несомненно, первое, что бы сделала, просто забилась в уголочек и немного поплакала, но мой мозг умел очень быстро отключать беспокойство и говорить идти напролом, как сквозь бурелом, да и ждала названную мне девушку недолго, всего минут пять, зато насколько эффектной и прекрасной она была! Чуть завитые воздушные волосы показывали, что она ухаживала за собой и любила это делать, лицо выглядело не тронутым косметикой, хотя при ближайшем рассмотрении можно заметить и почти незаметные стрелки, и персиковые тени, и лёгкие румяна на щеках. Одежда выглядела опрятной, отглаженной, и девушка так не вписывалась в обстановку общежития, где жили практически дети, что она казалась ангелом, спустившимся на эту грешную землю, чтобы показать мне, что в этой жизни есть что-то хорошее. Я достаточно глубоко поклонилась ей, как встретила, она ответила мне поклоном и улыбкой, и это, кажется, окончательно расслабило меня, заставило довериться и пойти вместе с госпожой Нам Хонки, представляясь и рассказывая пару слов о себе. Конечно, она знала обо мне практически всё, как и многие другие в агентстве, она видела все записи, которые были сделаны со мной, посмеивалась с моей нерешительности, но всё же проголосовала за то, что я достойна появления в качестве стажёра. Да, я благодарила её за всё: сопровождения, объяснения, а то, что она также была моей преподавательницей по танцам, только укрепило мою нежную любовь к ней; говорят, что подростки сначала проверяли своих педагогов, устраивали им «испытательный срок», и если по его истечению взрослый не ломался, то ребёнок считал его за «своего», доверял во всём и не отходил ни на минуту. У меня же всё было наоборот — с детства привыкшая к тому, что взрослые обо мне заботились, если не считать мою дорогую матушку, я умела доверять, практически сразу же считывая человека и зная все его чувства и эмоции относительно меня.       — Ну, наверно, общежитие ты посмотрела, в комнате обжилась, — я кивнула, — так что расскажу несколько правил, касающихся твоего проживания. Это прописано в твоём контракте, ты можешь это прочитать, но проще и веселее послушать. Так вот, на период обучения стажёром-парням и стажёром-девушкам нежелательно приближаться друг к другу, вы учитесь раздельно, едите тоже, даже живёте в разных концах корпуса, чтобы не пересекаться. Я думаю, ты понимаешь, почему это сделано, не маленькая уже, тебе вроде пятнадцать, да? — я снова автоматически кивнула, стараясь смотреть под ноги — лёгкая гололедица покрывала асфальт и создавала достаточно опасные ситуации на дорогах, даже когда мы с папой ехали на машине, пару раз умудрились поскользнуться. — Стажёров-девушек мало, на самом деле, пока глобального прослушивания не было, но как появятся ещё девочки, близкие тебе по возрасту, жди, что придут к тебе. Уроки всего — и такие, как в школе, и по танцам, пению, рэпу, актёрскому мастерству, по секрету, вас всех прям ко всему готовят, чтобы вы умели держаться на публике и не оплошать, проходят в самом агентстве, есть хороший штаб учителей. Но всё же, Дженни Ким, не стоит расслабляться и думать, что все тут попали в сказку, айдол — это та же самая работа, что и менеджер, учитель, плотник. Только, в отличие от тех же плотников, мы должны быть идеальными — потому никаких свиданий, тем более во время стажёрства. Клубы, сигареты, алкоголь — под запретом. Стажёры не имеют права делать самостоятельно пластические операции и татуировки, айдолы делают всё это с разрешения агентства. Но мы можем и так вас всех под нож отправить, — мы остановились, и женщина поправила мой лёгкий шарфик, придирчиво оглядывая моё лицо, что мне даже стало неудобно. Да, я не была настолько идеальна, как стоящая передо мной собеседница, но во мне «что-то было», как сказала парочка корейских одноклассников, которые очень нелепо пытались признаться мне в любви. — Но похудеть немного тебе не помешает.       — То есть я ещё и получу школьное образование? — что-то в голове щёлкнуло, потому что зачем мы тогда отвозили документы в школу, если здесь есть все условия, чтобы я обучалась? Это очень сбило с толку, и наверно, непонимание отразилось на моём лице, потому госпожа Нам Хонки улыбнулась и указала рукой на здание, чтобы мы пошли скорее внутрь. Пускай она была одета в тёплую парку, её пришлось расстегнуть в общежитии, и женщине очень хотелось побыть в тепле, чтобы согреться, а я поддержала её и просто пошла следом, по её пропуску проникая в агентство, хотя могла воспользоваться собственным. — Или я что-то не так поняла?       — В школу уже давно совершён звонок, ты числишься как бы там, но обучаешься здесь. Считай, что у школы два корпуса — здесь и там, но учителя находятся в ином корпусе и тебя будут обучать здесь другие люди, — просто объяснила Хонки-сонбэ. — Но знаешь, в чём я уверена? Ты от нас не сбежишь, дорогая.       — Это звучит устрашающе, — проговорила я, хмыкнув, и женщина поймала мой взгляд, улыбаясь и открывая передо мной очередную дверь.       — Ты просто сама этого не захочешь.       Учителя были разномастными, и с первой попытки все их имена, все кабинеты, где они заседали, я не запомнила, но в выданный мне блокнот с логотипом YG старалась записывать всё важное, чтобы потом не оплошать, а затем мы засели в кафетерии, где заказали кофе и мне поесть, потому что нервы побудили аппетит, и пока я ждала порцию, госпожа Хонки рассказывала перспективы моего обучения. Я уже поняла, что буду «многопрофильным творческим человеком», который сможет и фальшивые слёзы в сцене фильма выдавить, и наорать на японский стафф на Доум-турах, если понадобится, и пройтись по подиуму типичной модельной походкой, соблазняя обывателя узнать ценник всех цацок, что на мне надеты. Про уже бывалых айдолов я пока не заикалась, лишь было интересно, учили ли здесь ходить на шпильках так же искусно, как это делала Ли Черин, либо это просто она такая одарённая от природы, способная каблуками разрушить всю планету. Я не видела никого вокруг нас, некоторые стажёры были либо в звукозаписывающих студиях, где им объясняли, что это за оборудование, сколько оно стоит, как его держать, либо в залах, где они показывали свои таланты директорам: я не раз проходила через такие процедуры, порой отчаивалась, потому что мне очень хотелось дебютировать, но молитвы были услышаны многим позже. Айдолы же находились кто где, госпожа Хонки пошутила, что они расфасованы по всему агентству, выходишь из лифта — видишь валяющуюся на диване Пак Бом без макияжа и дорогих украшений, что хотела банально выспаться в бешеном ритме сеульской и айдольской жизни, пойдёшь на аромат курочки из доставки, повернёшь в комнату для практики — а там Джиён отбирает изо рта Сын Хёна ножку в панировке. Не зря потом Дживон называл нас всех семьёй — люди, долго вместе прожившие, пережившие и узнающие человека по звуку его шагов, становятся близкими, старшие заботятся о младших, переживают с ними восхитительные моменты и поддерживают в падениях, что это не они виноваты, а просто звёзды так сошлись. Я поддерживала Бобби в этом суждении, к тому моменту мы уже достаточно сблизились, тем более он был одно время парнем Джису, проводил время с нами, и я убедилась, что этот парень — спокойный, адекватный, а главное надёжный в отношениях и дружбе. Преградой между ним и Су-онни стало расписание и агентство, которое как-то увидело их сомкнутые руки и взаимные нежные улыбки, директор покачал головой, сказал, что им лучше в данный момент воздержаться от «всего этого», и Кимы долгое время даже просто смотреть друг на друга не могли, вот так Ян Хён Сок повлиял на них.       Как только передо мной оказалась еда, я не сдержалась и набросилась, пускай это был салат и куриная грудка, но кажется, что я насладилась на весь оставшийся день, госпожа Хонки похвалила меня за аппетит и вскоре, как только я отложила пустую кружку из-под кофе, пододвинула ко мне блокнот, как бы намекая, что пора составлять расписание. Конечно же, не составлять в полной мере, как я выразилась, а просто переписать из её листочка всё, что мне нужно знать: время подъёма и отбоя, приёма пищи, а дальше уже следовала более важная информация — когда начинались занятия по всем техникам, которыми мне предстояло овладеть (это всё было в первой половине дня), и когда поставили мои «любимые» общеобразовательные предметы. Я старательно всё переписала, поняла, что моя жизнь будет скоро очень уж насыщенной, и уже собиралась вместе с сопровождающей направиться обратно в общежитие, чтобы последний день без нервотрёпок и занятий посвятить себе, как в столовую зашёл тот человек, из-за которого сердце вдруг резко остановилось и решило, что оно мне не нужно. Стоило сказать, что Джиён зашёл вместе с парнями из своей группы, они были явно чем-то недовольны и о чём-то негромко говорили, а я готова была упасть в обморок лишь от того, что Квон мазнул по мне своим взглядом, понимая, что я интереса не представляю, и прошёл вместе с остальными к раздаче, чтобы заказать себе поесть.       — Пошли, — госпожа Хонки достаточно резко подняла меня на ноги, заставив мозг и остальные жизненно важные органы вновь заработать, и я покрылась краской, когда глубоко поклонилась группе, как только они обратили на меня внимание. Сынри, самый младший, кажется, среагировал быстрее всех, обворожительно улыбнулся, кланяясь, но мой взгляд был прикован к Джиёну, что тоже улыбнулся, слегка кивнул головой, но больше ничего не было. Признаться честно, я и от этого готова была умереть, потому и обмахивалась всё время, что шла на улицу, ладошкой, лишь бы остудиться, и как только ветер коснулся щёк, я наконец-то смогла выдохнуть. Теперь Джиён точно меня видел, заметил, чёрт побери, он мне улыбнулся, кажется, я пронесу эти воспоминания сквозь время и буду даже в старости визжать с того, как тогда себя повёл Квон по отношению ко мне. — Не забывай также про основное правило стажёра: всё, что происходит внутри компании, не должно проникнуть во внешний мир.       — Хорошо, да, простите, — я поклонилась, до сих пор не могущая прийти в себя, — просто это так нервно, знаете…       — Понимаю. Пойдём в общежитие, — её пейджер пискнул, и девушка с лёгким раздражением достала его из сумки, прочитывая всплывшее на экране сообщение. — Там как раз новая девушка приехала, я её сейчас заберу, вы потом познакомитесь, хорошо?       — Да, конечно, без проблем.       Девушку увидеть я не успела — она буквально выпорхнула из комнаты в общежитии в объятия госпожи Хонки, которая начала говорить ей то же самое, что и мне, а я просто завалилась на кровать, сворачиваясь в клубочек, и прикрыла глаза. Может, это действительно какой-то извращённый сон, длящийся уже не один год, либо я находилась в коме, потому и видела все свои мечты исполненными: вот я наладила отношения с матерью, вот прошла прослушивание, вот заселилась в общежитие и уже дважды увидела Big Bang. Хотелось о многом рассказать девочкам, но пришлось заткнуться, потому что Нам Хонки достаточно ясно дала понять, что я буквально не имела права обо всём рассказать, только с разрешения агентства публика будет знать, что творится за блестящими стенами, где формируются молодые умы, заточенные на пение и танцы. Ничего хорошего там нет, если рассматривать, кругом банальное рабство, конские компенсации агентству, если не дай бог вылетишь, а ещё порча психики вкупе с простым пользованием. Человек, ребёнок сам себе не принадлежит, его могут пинать от взрослого к взрослому, давать записывать треки с кем-то знаменитым, а потом не позволять выступать вместе, петь свою партию с истинной отдачей и любовью. Странно, что мне вообще разрешили выступить несколько раз с «Black», наверно, кто-то из директоров знал, что нас связывало с ним до этого, и хотел таким образом нас, возможно, примирить, сделать ближе, но нуждалась ли я в этом в тот момент? Нет, чёрт побери, я проклинала стилистов, длинные чёрные платья, каблуки, Джиёна, что пел о токсичной, чёрной любви, а я же знала, что эту песню написал он, посвятил мне, тому, что между нами произошло, и знал, что я так и не смогла простить его за ложь, что он мной банально воспользовался. Подросток, оторванный от родителей, от привычного социума, где его по рукам ударяли учителя, хотел того же, что и во всех фильмах — красивой любви, долгих поцелуев и признаний, что растворятся в груди, у меня же всё было слишком быстро: те поцелуи, прикосновения, и всё так же быстро закончились, будто из меня вырвали крошечной деревце любви. Я стала зависимой от этой чёрной любви, от нездоровых наклонностей Джиёна, и только девочки и некоторые парни смогли мне помочь совсем немного восстановиться, ведь потом — по новой, колесо Сансары дало свой оборот, а я в который раз, слабая, размазанная жизнью, подчинилась, поверила в его сладкие речи и сделала всё, чтобы наша связь скрывалась.       Соседка пришла очень тихо, думая, что я сплю, но на самом деле я не спала, просто дремала, распахнула глаза и уставилась прямо на неё, заглядывая в слегка смущённое лицо и понимая, что подругами мы не станем, но хорошими товарищами — да. Я протянула руку первой, улыбаясь спросонья и называя своё имя, и соседка повторила мои действия, в ответ произнося «Чо Миён» и позволяя мне разглядеть её скромные пожитки и в особенности футляр со скрипкой, чистый, выскобленный, блестящий, будто бы новый, но на самом деле девушка о нём очень сильно заботилась. Она музицировала в любое свободное время, потом долго за собой убирала, ухаживала за инструментом, за всем, что его касалось, и я поражалась некоторой фанатичности в её действиях, речах, потому что Миён не мыслила себя без музыки и очень сильно хотела дебютировать, но, к сожалению, если бы не любовь, она бы осталась в агентстве. Зато потом она нашла идеальное для себя агентство, познакомилась с потрясающими девочками, с которыми потом образовала группу, и не забывала нас на шоу и награждениях, если мы там присутствовали и радовали глаза обывателей приятной ухоженной внешностью и брендовой одеждой.       — Я решила, что раз занимаюсь в музыкальной школе, то могу показать и здесь высокие результаты, но я очень боялась, что не выложусь на всю силу, — Миён улеглась на кровать напротив, хотя порывалась, чтобы установить между нами контакт, пойти прямо ко мне, но, видимо, весь мой образ говорил о том, что я не особая поклонница прикосновений. Хотя, на самом деле, я очень любила трогать кого-то, гладить, любила, когда обнимали меня, и наверно, залогом чувственности в клипе «That XX» были именно наши с Джиёном прикосновения, то, как я тогда улыбалась и смотрела на него. Он — мой кумир, человек, любовь к которому я пронесла сквозь года, и даже когда мы снимались для закадровых видео, я почти ничего не говорила, а в особенности когда он обращался ко мне, я смущалась и только потупляла глаза. — У тебя так же было?       — Я не занималась никогда в музыкальной школе, — сказала я, замечая, что лицо Миён вытянулось. — Да-да, не удивляйся. У меня просто есть подруга, Кёнха, она занимается вокалом и всем остальным, вот мы за некоторое время всё поставили… хотя я не ожидала, что мне скажут и рэп читать, и танцевать. Но ладно, бог с танцами — вспомнила какой-то и потанцевала, а вот с рэпом… спасибо Big Bang за их дискографию, на кого ещё тут молиться.       — Ого, я думала, ты тоже, как и я, 2NE1, слушаешь… — меня резко передёрнуло, но я постаралась смягчить эмоции. — Ладно, хорошо. Как думаешь, вечерком можно прогуляться? Хонки-сонбэ просто не сказала, можно ли нам вообще покидать общежитие, может, кого-то ещё увидим.       Миён была очень хорошим человеком, откровенным сорванцом, если привыкала к окружению, у которого энергия хлестала через края, но ей это прощалось — всё же более младший возраст сказывался; пускай это сказано так, будто бы я была старше неё на несколько лет, Чо родилась всего лишь на год меня позже, это не делало её плохим человеком. Мы действительно очень хорошо поладили, ужинали за столиком вместе, поглядывали на остальных девочек, уставших, взмыленных, что уже давно тренировались, и на миг их стало жалко, ведь спали они часов по шесть, всегда тренировались, сбивая руки, колени, травмируя голосовые связки, а потом сидели и занимались умственным трудом. Конечно, и я была такой же, и я выдержала это, смогла не сломаться внутренне и прорвала себе путь к самому верху, к Олимпу, где вечно светило солнце и деньги сыпались с неба; мы могли ничего не делать месяцами, просто публиковать фотки в инстаграм и питаться вредной едой, чтобы потом Тэдди-сонбэ что-то нам написал, а мы спели. После ужина направляясь к выходу, мы стали свидетелями того, как такие же дети-зомби, только уже парни, шли в кафетерий, и сердце сжалось, когда я увидела такого же уставшего, как и все, Джину, что держался за Дживона, который не давал ему упасть. Я махнула им обоим рукой, они слегка кивнули и продолжили движение, а Миён немного задержала взгляд на ком-то, но спрятала глаза — я решила, что это не моё дело, на кого она смотрела, я лишь проявила вежливость к новым знакомым.       — Ты уже здесь с кем-то даже познакомилась, — Чо вздохнула и опустила голову вниз — она была хорошенькой, и печаль ей абсолютно не шла, тем более мне захотелось сразу её приободрить, но какими способами — я не знала, будто бы тело заморозили и не позволили мне нормально двигаться, поднимать руки. — Мне сложновато с людьми общаться, я очень хочу преодолеть свои комплексы, но мне кажется, что я не смогу этого сделать.       — У тебя получится, Миён, — улыбнулась я, действительно веря, что когда-нибудь в будущем всё наладится.       Эту ночь мы почти не спали: немного погуляв вокруг агентства, получили лёгкий нагоняй от коменды, которая потом рассказала о правилах, что в девять вечера общежитие закрывается, а в пять открывается, и мы с Миён, глубоко поклонившись, пошли к себе в комнату, чтобы после быстрого душа лечь друг напротив друга и на протяжении пары часов просто разговаривать, пока меня окончательно не сморило. Я вспомнила тёплые ночи Окленда, когда вечерние разговоры в постели по душам вызывали трепет, огонь и желание дальше получать только положительные эмоции, и я поняла, как же на самом деле скучала по Рейчел и компании, в которой я вплелась как своя, будто жила рядом с самого рождения. Миён рассказывала мне о своих музыкальных навыках, образовании, и я поняла, что мы не очень-то друг от друга отличались — любящие айдол-группы, желающие попасть в состав команды, работать, радуя других, своих фанатов, творчеством, хлопать глазками и приманивать к себе всё внимание толпы, и не только состоящей из мужчин. Я заснула с прекрасной мыслью о том, что дальше только лучше, соседка тоже, и мы обе были полностью готовы к абсолютно новому дню в нашей жизни — трудовому, учебному, и обе искренне желали совершенствоваться и вскоре сразить всех наповал своими навыками.       Утром мы проснулись в бодром расположении духа, быстро вымылись и поскакали на завтрак, где подсели за столик к двум девочкам, что выглядели дружелюбно и даже назвали свои имена, но я их не запомнила: расписания не совпадали, они были помладше нас, и как только я услышала «онни» из их уст, то поняла, что такое ужас. Я и так ещё ощущала себя ребёнком в шелках, лишь бы не поранилась и не упала, чтобы не плакала, а эти девочки с большими глазами и наколенниками на худых ногах уже жили своей мечтой, практиковались с утра и до ночи и сохраняли улыбки на исхудавших от диет лицах. Я не уверена, что им было даже десять лет, почти с ужасом глядела на детские черты, слушала их звонкий смех и надеялась, что они когда-нибудь дебютируют, пускай не в этой компании, но где-нибудь, где их точно будут ценить. Госпожа Хонки появилась неожиданно, пугая Миён, что хотела уже от незнания, как попасть в кабинет, уйти в общежитие и помузицировать, и решила проводить нас до нужного педагога, чтобы мы не сбежали и не подумали, что попали в сказку. Духи окутали нас одеялом, как и её руки, такие мягкие, будто материнские, и я расслабилась, зная, что она меня не оттолкнёт и не ударит, но меня буквально впихнули в блестящий кабинет с зеркалами, и моё сердце ёкнуло — это был тот самый небольшой зал, в котором меня снимали для прослушивания. Теперь же, будучи стажёром, я стояла тут же и улыбалась, осознавая, насколько я счастлива; мои эмоциональные качели давали о себе знать, я радовалась всему, что происходило вокруг, учителю, остальным ученикам, но Миён смотрела на меня непонимающе, будто бы я была городской сумасшедшей, и вскоре начались часы по актёрскому мастерству.       Господин Кан мучил нас порядка часа, рассказывая о самых основах, и мы, начальный курс, как нас обозначили, загрузились по полной программе и вышли немного хмурыми и уставшими. Миён уже хотела есть, я тоже устала, но до обеда ещё много времени, и мы с потоком девочек пошли на следующие уроки, затягиваясь в калейдоскоп и увлекаясь; когда мы пришли на урок танцев, что вела у нас госпожа Хонки, форма для танцев уже ждала нас в шкафчиках, и после переодевания, раскланявшись со всеми, мы принялись разминаться, постепенно переходя на силовые упражнения и растяжку, чтобы потом закончить заминкой и лёгкими танцевальными движениями. На самом деле, в агентстве действовала очень интересная система, по которой обучались стажёры: всего было несколько уровней, за которые мы получали баллы, затем наставники их суммировали, и если трейни не набирали нужное количество, то запросто вылетали, а остальные переходили на следующий круг ада. Никогда не стоило расслабляться, можно было выгнать стажёра с любого этапа обучения, и лишь немногие смогли удержаться на плаву и еле-еле пройти в будущее, пускай не полное блеска и золота, как у нас, но, по крайней мере, в серебре и относительной популярности.       Обед был не особо сытным, из-за этого у многих девочек исказились лица, но они покорно, как и я, всё съели, направляясь на новые занятия: и в этом состоял весь день — мы были на уроках, нас кормили, потом мы снова шли на занятия, тренировались и уставали, как собаки. Таких дней, как сегодня, было много, десятки, сотни, даже тысяча набралась, если не больше, и я к ним привыкла, так что в будущем, уже работая айдолом, я могла с лёгкостью тренироваться с утра до ночи, но потом крепко засыпала часов на двенадцать, от усталости не могла долго проснуться и глотала кофеин и волшебные таблетки. Я лишний раз являлась подтверждением того, что все артисты нашего агентства сидели на веществах и могли работать только в адских бэд трипах, хотя многое за нас делали другие люди; но был момент, когда я сделала многое для своего сольного дебюта. Я сама составила текст песни, знала, какая точно будет музыка, хореографию легко подстроили под меня, я добавила лишь несколько финальных точек, учитывая индивидуальные особенности своего организма.       Вечером мы с Миён не разговаривали: домашнее задание само себя не сделает, мы лишь сверили ответы и легли спать, перед этим тщательно вымывшись, и усталость меня скосила раньше, чем я успела накрыться одеялом. Снов мы не видели, поднялись достаточно поздно, но успели на всё: и на «женский», так сказать, завтрак, и на занятия, пускай всё тело ломило и очень хотелось упасть за скамейку, чтобы меня никто не трогал и не увидел. Это была новая реальность, новое всё вокруг меня, и чёрт… именно сейчас я понимаю, что то время было по-настоящему золотым: отсутствие внимания репортёров, маленькие радости жизни и искренняя, не завязанная на пороках и взаимовыгоде, дружба. Общение тоже было более лёгким, как у нормальных людей, без лживых улыбок и скрытого омерзения, лишь только редко-редко показывали тоску и грусть, иные эмоции, которые мы обязаны были скрывать. Отсутствие выражения того, что человек испытывает внутри, может негативно на нём сказываться: внешнее состояние зависит часто от ощущений, чувств, а у меня как был бардак в мыслях и на теле, так и остался, лишь приправился моими зависимостями и мраком.       Новый год, обычный, европейский, я ждала с особым трепетом: я предвкушала, что это будет наш первый совместный семейный праздник, и многих трейни отпустили домой с наказом, чтобы они особо не рассказывали о том, что происходит внутри агентства, да и что дети могли такого рассказать? Они тренировались ради себя и возможности дебютировать в знаменитом агентстве «большой тройки», никому, кроме меня, конечно же, не было интересно, кто с кем спал, кто кого ненавидел, кто кем пользовался ради выгоды. Это я могла сплетничать, чтобы папа потом своим моделям рассказывал нечто новое, из-за чего они хихикали и распространяли слухи дальше — но ничего не выходило за пределы модных домов, все следили за собой и своими языками, и это было похвально — не каждый умел хранить чьи-то секреты.       Миён имела привычку музицировать по вечерам, как только более-менее обвыклись и расписание перестало казаться чудовищным, и я в это время делала попытки в сочинительство, пускай неудачные, но это было что-то моё, собственное, что я трепетно любила. В стихах отразились все мои чувства к Джиёну, всё то, что я пока в силу обстоятельств не могла ему рассказать, но чувствовала себя вполне уверенно: некоторых девочек уже попросили на выход из агентства, но мы с Чо каждый день просыпались и понимали, что нас не выгонят. Рождество мы провели вместе, наши родители прислали подарки и заказали еду, потому что нас банально не отпустили — шли какие-то проверки, «смотрины», и нам отказали в отдыхе, мотивируя это тем, что мы везде и во всём были лучшими. На Новый год нам разрешили уйти, и сейчас мы находились в комнате в предвкушении завтрашнего дня; Ми начищала футляр, открыв окно на проветривание, и порой лёгкие снежинки залетали и сразу же таяли. Вдруг в стекло кто-то кинул снежок, и мы вдвоём вздрогнули, а я дёрнулась вперёд, распахивая окно и немного свешиваясь вниз, пускай на мне были лишь тоненькая майка и короткие шорты, предназначенные для сна. Под окнами на газоне стояли Джину и Дживон, младший уже лепил следующий снежок, но я хмуро его окликнула, понимая, что он сейчас полетит в меня, а я не хотела громко кричать и будить уже явно заснувших под пиликанье скрипки соседей.       — Если ты, придурок, кинешь снежок и попадёшь в меня, то в собственной кровати рискуешь не проснуться! — воскликнула я, предупреждая новые попадания снега в стекло. Бобби резко остановился, но, кажется, не оставил попыток слепить снежок и бросить его в меня — видимо, хотел, чтобы я промёрзла до костей и завтра не справилась на вокале, хотя мне и так говорили, что вокалистка из меня никудышная. — А если в комнату попадёшь, то уже и Миён присоединится к списку твоих палачей.       — Знаешь, то, что я не проснусь в своей постели после столкновения с тобой и Миён, — звучит интересно, — Ким выражал полнейший восторг, а Джину закатил глаза — видимо, устал уже от выкидонов младшего, хотя сам был до сих пор игривым и мог дать фору даже Дживону. — Выходите давайте. На улице очень хорошо, коменда впустит обратно, а если нет — поднимемся по пожарной лестнице. Ну, Нини, дорогая, ты же вроде не такая хорошая девочка, чтобы лапки сложить и сидеть в комнате.       — Миён? — я обернулась к соседке, и та очень тяжело выдохнула — видимо, хотела сбежать отсюда хоть ненадолго, но воспитание не давало с парнями шляться — для своих лет Чо была необыкновенно вежливой и совестливой, всегда очень глубоко кланялась учителям и опускала глаза, когда её ругали. Я чувствовала — на неё просто надо было немного надавить — и всё, она готовенькая, тем более что Бобби ей симпатизировал в каком-то смысле, и я уселась прямо перед девушкой, беря её за руки. — Пойдём, моя хорошая, Дживон и Джину нас дождутся, а мы быстренько оденемся и выйдем.       Долго ломаться у Чо не вышло — моя улыбка её сразила наповал, она подскочила с кровати и принялась одеваться, я же просто повторила её действия и вскоре уже была тепло одета и готова к внезапной вечерней прогулке. Нас с Джину не зря часто называли семейкой стажёров — мы часто в первое время находились вместе, он был одним из первых, с кем я познакомилась, и он первым из всех проявил ко мне симпатию, пускай был не таким, как мне хотелось. Квон Джиён всё равно был идеалом, недостижимым, конечно, но я честно пыталась переключиться — правда, по пальцам одной руки можно пересчитать, с кем я спала или позволяла себя касаться, но я тоже тонула в ком-то, когда кто-то захлёбывался во мне, жаль, конечно, но даже Джину не смог закрыть огромную дыру во мне, каким бы хорошим мальчиком он ни являлся. К сожалению, девочек всегда привлекают плохие мальчики, проще говоря — уроды, которые рушат их психику и нервы, давят личность и сознание, а мы не можем сопротивляться и просто плывём по течению, зная, что не только у нас башню срывает от поступков своей второй половинки.       Джину счастливо со мной обнялся, слегка хлопнул Миён по плечу, и мы пошли за территорию агентства — находясь здесь две недели, или даже больше, мы уже знали все лазейки и выходы, а потому спокойно шли и глубоко дышали свежестью зимы. Оглянувшись на всякий случай, мальчики уже вкусили той самой «славы трейни», потому двигались осторожно, но быстро, типично сбегая, а я ощущала себя свободной и лёгкой, словно весенний ветер, хотя до данного времени года было ещё далеко, как на четвереньках до Франции. Джину взял меня за локоть, будто бы придерживая от падения, но я даже не ступила на лёд, и чем ближе друг к другу мы шли, тем ниже опускались его пальцы, а вскоре и вовсе обхватили кисть и ладонь. Я немного вздрогнула, посмотрела на парня, что о чём-то разговаривал с Дживоном, и вдруг поймала себя на мысли, что мне тихо и спокойно — я ничего особенного к нему не испытывала, но мы ведь потом целовались, недолго, правда, ведь оба поняли — мы как потерянные брат и сестра, близкие и далёкие, но отношения между ними — что-то противоестественное и немного некрасивое. Миён была непорочной, она даже ни разу не целовалась, а Бобби, зная, что меня надо оставить с Джину, увёл её от нас, и мы как-то разминулись, образовав независимые друг от друга парочки.       — Хорошо сегодня, не особо холодно, но ты лучше нос в шарф спрячь, — проговорил парень, улыбаясь и трогая меня за щёку. — Дженни…       — М? — я глянула на того, кто всегда со мной здоровался, поддерживал на расстоянии и часто вытаскивал гулять по ночам, и Ким улыбнулся, чуть приближаясь ко мне. — Ты хочешь меня поцеловать?       Казалось, я его смутила, но я слишком привыкла в Новой Зеландии говорить обо всём прямо, в том числе и про отношения, моё чисто корейское воспитание, которого почти не было, сразу забылось, как только я познакомилась со своими подругами. Окружение меняет человека, но здесь, в школе, я банально не успела своеобразно подстроиться под Кёнху и Ханну, кажется, даже наоборот — вовлекла их в то же самое мировосприятие и мироощущение, которое было у меня. Исключением являлась Миён, я не пыталась её как-то сломать, наоборот, принимала её детскую невинность, лично её воспитание, пускай в будущем уже поняла, что влияла именно она на меня, возможно, лишь из-за неё я стала немного сдержанней, чем была. Но всё же вопрос Джину точно услышал и понял, что я уже подсознательно согласилась на всё, и пускай я ещё была несовершеннолетней, а он давно взрослым, мы не опасались камер, когда целовались. Эти действия ничего не возродили в душе, просто было приятно осознавать, что кому-то я всё-таки понравилась со своими загонами и проблемами; разговора после этого между нами не было, мы просто пошли обратно к общежитиям, по пути встречаясь с Бобби и Миён. Парень очень «удивился», что мы, оказывается, разминулись, заболтались, а потом пошли напрямик к пожарной лестнице, дабы не попадаться на глаза коменде, и просто полезли наверх, время от времени хихикая друг с друга и того, что мы будто бы грабители, решившие, что ограбить трейни — это вышка искусства вора. Дживон, так как полз первым, открыл окно каким-то странным способом и ввалился внутрь, утягивая молчавшую Чо, а потом помогая и мне влезть; последним, кто запрыгивал в коридор и закрывал окно, был Джину, и я оглянулась — мы находились в мужском крыле, нам ещё как-то надо было пройти к женской части.       Джину взял меня за руку, пока мы бесшумно, чтобы никого не разбудить, передвигались по коридору, и вскоре оказались на границе «двух миров», где надо было прощаться как можно скорее, а то нагрянет кто-нибудь. Ким осторожно мазнул губами по моей щеке, мы с Миён практически побежали к своей комнате, вскоре влетая в неё и переодеваясь, чтобы, если будет какая-то проверка, мы уже лежали в кроватях и делали вид, что спали. Обсуждать наше маленькое приключение не хотелось, потому мы провалились в сон буквально сразу, чтобы уже завтра разъехаться по домам и отметить с родственниками Новый год. Утром, даже не позавтракав, уехала Миён, а я, получив от множества соседок поздравления, поев, принялась ждать машину отца, который самолично решил за мной приехать, и стояла на морозе я вместе с Джину, который хотел провести немного времени вместе. Кажется, у него не особо клеилось с ровесницами, думал, что можно попробовать и с девушкой помладше, а я не была против, мне всё равно глубоко в душе хотелось романтики, которая бы заполняла вены, и когда папа приехал, мы лишь неловко обнялись, а он вежливо поклонился отцу, что вышел помочь затащить в багажник чемодан. «Увидимся после каникул», — сорвалось с наших губ, и после обмена улыбками мы отвернулись друг от друга, я села в машину, а Джину ушёл в общежитие, ведь он приехал в Сеул из Синана, здесь ему было не на кого опереться. Я хотела уже предложить поехать ему со мной, но парень скрылся из поля зрения, а его номера телефона у меня не было, но я не расстроилась — Киму явно будет некомфортно находиться в одних жилых помещениях вместе с моими родственниками, пускай я ему не рассказывала о своих отношениях с ними.       — И кто этот молодой человек? — папа улыбнулся, а потом увидел, как мои щёки немного покраснели. — У вас всё серьёзно?       — Мы просто очень хорошие друзья, — произнесла я. — Это Ким Джину, он тоже трейни, мы часто гуляем вместе с ним, Миён и Дживоном.       Мы достаточно быстро доехали до дома, и у меня было ощущение, будто бы я отсюда и не уезжала вовсе, но всё равно тепло и уют заполняли душу, а когда достала чемодан из багажника, то вообще вприпрыжку устремилась к входной двери. Счастливо лающий Кай буквально наскочил на меня, но и я была безмерно рада видеть его, и как только получилось освободиться от вещей, я сжала пса в объятиях, чувствуя, как его язык прошёлся по моей щеке, а горячее дыхание опаляло шею. В доме пахло тёплой едой, слышался звон посуды, и я прошла на кухню, где, как я думала, орудовала мама, но увидела постороннюю женщину, из-за которой я застыла и попятилась назад, в коридор. Куда я попала? Эта ли женщина моя мать? Но нет, это была домработница, которая поклонилась мне, и я в ответ автоматически поклонилась, слыша голос матери, и затем увидела её слегка поджатые губы, а потом рот раскрылся, и я узнала её — свою мать. Уж кого-кого, а её я уж точно способна узнавать по ультразвуку, что мог издаваться из её рта. Видимо, сейчас у неё было не особо хорошее настроение, либо слезала со своих таблеток, и во мне образовалось дикое раздражение: неужели она опять будет меня принижать за то, что я всего лишь появилась в этом доме?       — Иди распаковывай вещи, куда хочешь потом — в ванну или на кухне поможешь?       — В ванную, — её тон ясно говорил о том, что я снова перестала быть дочерью — вновь прислуга, готовящая еду и попадающаяся на глаза только после школы. Конечно, я не была настолько избалованной, чтобы хмыкнуть и не готовить, но появилась прислуга — почему же я должна к ней присоединяться? Руки сжались в кулаки, но я смогла без лишних психов распаковать немногочисленные вещи, переодеться в домашнее — всё было чистым и выглаженным, и пойти в ванную. В общежитии я была лишена ванны, у нас стояла душевая кабинка, и я нашла и насыпала всё, что можно было, и расслабилась в воде; ещё бы лимонада — и вообще идеально будет. Пролежала я в ванне целый час, не слыша никаких звуков извне, а потом с ленцой вылезла и завернулась в полотенце, выходя распаренной и встречая тявкающего Кая.       Подготовка шла полным ходом — домработницу отпустили, мама самостоятельно сервировала стол и с кем-то щебетала по телефону, видимо, желала счастливого Нового года, но никого, как всегда, не звала на праздник — мы привыкли быть абстрагированными от всех. Папа не суетился, нёс еду с кухни, и я поняла, что для него это точно такое же особенное празднество — именно мы стали его семьёй, которую он трепетно любил и которой безумно дорожил, ведь мама на долгое время, пока не подала на развод, стала его отдушиной. Я знала, что меня он любил точно так же — нежно, но вместе с тем и бережно, как родную дочку, а я видела, что своих детей у него не было — он пытался меня омолодить, завлекал порой мягкими игрушками, и да, я всё брала, так как мне банально хотелось внимания, и я его принимала. Я влилась в процесс сразу, подхватила посуду, принимаясь помогать, и мама вроде даже ни разу не отпихнула меня, говоря, что я криворукая и должна сидеть в уголочке и плакать от собственного бессилия, но наш тандем достаточно быстро управился и теперь неторопливо поглядывал на часы. Всего два часа дня, а мы переделали уже все домашние дела! Что делать до появления на телевизоре прекрасных айдолов?       — Не хочешь прогуляться по городу, может, посмотрим подарки для твоих друзей? — мама зацепилась именно за последнее слово и очень удивлённо на меня глянула, будто бы я виновата в чём-то. — Любимая?       — У Дженни появились подруги? — её рот совсем немного исказился, и я инстинктивно напряглась, приготовившись защищаться, но нового выпада, на удивление, не случилось, но я чувствовала, что расслабляться рано. — И кто они? Хорошие девочки? А может, у тебя мальчик появился?       Мои щёки предательски заалели, как только речь зашла о противоположном поле, и я вспомнила о Джину, что остался в общежитии без никого в такой прекрасный праздник, и меня потянуло туда, но также мне хотелось остаться с родителями. Я всё же сделала выбор в сторону родного дома, оставаясь за столом, но всё-таки потом подорвалась с места, устремляясь за отцом — он всё же решил, что мне будет лучше прогуляться, и, наверно, это было верное решение за всю мою на тот момент короткую жизнь. Маме надо было немного отдохнуть от нас и уж тем более от социума, её тяжёлое состояние сейчас показывалось дёрганьем век и извечным потиранием пальцев; мы с папой собирались быстро, выскочили сразу, как только я феном досушила волосы, а потом всё смешалось в калейдоскоп: мы купили подарки моим друзьям и направились обратно. К этому моменту мама успокоилась и вновь щебетала, как птичка, и я почувствовала, насколько же чутким был мужчина, что взял её в жёны — и не скажешь, что они прожили вместе так мало времени, от его любви к ней порой трещал воздух и краснели щёки.       Что же говорить о самом празднике? Он прошёл весело, я получила подарки, некоторую частичку любви, а через несколько дней уже сидела в комнате общежития и дожидалась Миён, которая уже была в пути, — мне очень сильно хотелось её видеть и преподнести в подарок небольшие серьги в виде звёзд. Джину я решила купить милый чехол для телефона, причём модель и его любимый цвет я знала, что было несомненным плюсом, а Дживону я присмотрела чёрную термокружку, которой он точно будет пользоваться — всё же вещь полезная в быту и в особенности сейчас, в холодное время года. Чо заскочила в дверь облаком, пахнущим цитрусовыми, улыбалась и обняла меня сразу, как только увидела, она жаждала вернуться обратно, привыкла ко мне, и мы обменялись небольшими подарками: она купила парные браслеты, а я же вручила ей серёжки. После этого мы направились на поиски мальчишек, с которыми сдружились, но нас поймали и вручили совсем новенькое расписание — я думала, что мы отдохнём ещё чуть-чуть, но агентство решило усилить наши тренировки, раз мы выбрались на более высокий уровень, и пришлось со вздохом кивнуть на пожелание удачи.       — Что-то и настроение праздничное ушло, — пробормотала Чо. — Дженни, может, они в общежитии с мальчишеской стороны?       — Ты хочешь пробраться по пожарной лестнице? — я поймала улыбку соседки, но не поддержала инициативы — слишком опасно, даже не ночь, чтобы выполнять акробатические трюки и не быть замеченными. — Давай лучше дождёмся вечера. Может, за ужином с ними пересечёмся.       К сожалению, мы не пересеклись, но во время отбоя к нам в дверь постучали, и Миён посмотрела на меня такими округлёнными глазами, что страх немного сковал грудь, будто зимняя стужа. Будучи достаточно бесстрашной, я подошла и открыла, впуская Джину и Дживона, которые зашли быстро, толкаясь, будто бы от кого-то бежали, и вскоре я оказалась в объятиях Кима-старшего, с которым у нас до сих пор были непонятные отношения, а Бобби завалился к Ми, прижимая её к себе. Видимо, тогда, когда мы с Джину целовались, между этими двоими что-то тоже произошло, но я была рада — хотелось, чтобы кругом витали розовые пони и все купались в любви и ласке, я даже не сопротивлялась, когда мой Джи поцеловал меня в щёку и сказал, что самый лучший подарок девушке на Новый год — это помада. Косметики у меня особо не было, и простая помада бежевого цвета мне очень понравилась, ведь она не скатывалась, не особо легко стиралась и выглядела на губах бесподобно. Дживон, будь он неладен, первым делом пошутил, что я должна оставить поцелуи-метки на шее своего недопарня, а сам краснел, даря Миён абсолютно идентичный подарок, так как воображения не хватило на что-то иное. Потом парнями пришлось обменяться — и вот уже в моих руках оказался простой чёрный ободок как дополнение к помаде, а Чо уже срывала бирки с новых новогодних носочков, которые ей пришлись и по душе, и по ноге. С ними мы посидели достаточно мало, так как у парней появились соседи, некие Ханбин и Джинхван, что вполне себе могли настучать коменде и воспитателю, проблем не хотелось, и парни исчезли из нашей комнаты, оставляя аромат собственных гелей для душа.       Я знала одно — если этот год, новый две тысячи одиннадцатый, начался хорошо, то и продолжится замечательно. Знала ли я, что именно в этом году познакомлюсь с двумя потрясающими девушками, которые изменят мою жизнь хоть немного к лучшему? Нет. Но сейчас я знаю, что у поддержки есть имена на Земле, самые лучшие, — Ким Джису и Пранприя Лалиса Манобан. Наверно, о каждой стоит рассказать, ведь они, несомненно, заслуживают этого.       Начнём с того, что Ким Джису всегда была красивой: в детстве, в подростковом возрасте, во времена стажёрства и уже тогда, когда мы дебютировали; она поражала стойкостью своего характера, тем, что никогда не плакала, лишь один раз я увидела слёзы на её прекрасном лице. Она была достаточно стрессоустойчива, пробовалась на актрису, но попала к нам, прямо в комнату, где с Миён практиковались в вокале, в феврале–марте, вплыла в облаке духов, и тогда я поняла — вот она, королева вокала, которая в будущем сразит буквально всех, и пускай девушка, старше меня на год, пока не понимала, куда попала, мы приняли её с максимальным радушием.       — Благодарю вас, — она поклонилась, а затем ушла с госпожой Хонки, которая была приятно удивлена нашим улыбкам и тому, что вокруг на полу валялись нотные листы и какие-то тетради.       Эта девушка покорила нас с первого же разговора, оказалась понимающей, умной и готовой на любые разговоры: будь то новинки сезона модных подиумов, или же какая-то просмотренная накануне дорама, когда мы с Миён утонули в слезах, а Джису пришлось срочно искать в районе магазин, чтобы отпоить нас прохладной водой. Мы её достаточно скоро познакомили с Дживоном и Джину, и младший, по взгляду было видно, пропал буквально сразу, как взглянул на новенькую, у которой ответно искры из глаз полетели лишь через пару недель после знакомства. Ким мало рассказывала о себе, чертовски мало, но проговорилась, что у неё богатые родители и ей проплатили место в академии, чтобы она потом стала знаменитой и покорила не только нашу страну, но и весь мир. Я, конечно, за это очень сильно обозлилась — она посмела не работать над своими задатками, которые у неё точно были, а просто положилась на толстый кошелёк своего отца, чтобы решить все проблемы? Это гадко, отвратительно, как только я это услышала, моё лицо пошло красными пятнами и я резко почувствовала, что мне нужно выйти и проветриться, чтобы не сорваться на свою онни, которую я уважала. Хотя мне показалось, что не только в этом событии дело — я банально завидовала Джису и её внешности, потому что она была непозволительно красива, а я до сих пор представляла из себя гадкого утёнка, на которого Джину заглядывался чисто из-за неимения выбора.       Я проветривалась, как всегда, в саду рядом с общежитием, чтобы потом, как всегда, запрыгнуть вовнутрь, но не оглянула периметр на наличие разного рода папарацци и иных людей, которые, может быть, прознали о новых трейни и том, как их звали. Именно в тот момент ко мне подошёл Джину, пугая со спины, и я соскочила со скамейки, инстинктивно принимаясь обороняться, но навыки борьбы не понадобились — это был всего лишь знакомый мне человек, который не хотел получать по зубам. Он, смеясь, усадил меня обратно и приземлился рядом, вдыхая свежий весенний воздух и явно намереваясь вывести меня на серьёзный разговор, и я несомненно была к нему готова. Ким не заходил издалека, как многие, между нами было несколько поцелуев и тонна нежности, но он чувствовал себя старшим братом даже тогда, когда мы справляли с маленьким тортиком мои шестнадцать лет.       — Прости, может быть, ты даже успела испытать ко мне симпатию за это время, но я понял, что у нас с тобой ничего не получится — мы слишком разные, да и я ощущаю себя то педофилом, то страшим братиком, у которого есть такая милая младшая сестрёнка, — Джину улыбнулся и слегка потрепал меня по голове. — Давай будем друзьями, обещаю, поцелуев от меня не будет никаких.       — Всё хорошо.       А я и не нуждалась в его поцелуях; конечно, многочисленные тренировки отвлекали от мыслей о Джиёне, но мы будто бы стали с ним чаще пересекаться, он даже стал склонять голову в приветствиях, а у меня ум за разум заходил, как только я думала о том, как он произносил моё имя. Вроде бы такое сложное и лёгкое одновременно, но я очень, даже слишком сильно хотела, чтобы он позвал меня однажды, взял за руку и позвал за собой, в великолепный мир грёз и сладких песен о любви. Сейчас он меня никуда не зовёт — он просто находится рядом, лишний раз не рыпается, потому что наша жизнь не напоминает ни грёзы, ни мечты, и во всём этом виновата лишь я одна. Есть одна классическая фраза: «хороша пара — пидорас и шмара», и прям очень уж похожие уничижительные слова говорили и про нас, и сколько бы я ни плакала и ни просила остановить травлю, люди агрессировали вновь и вновь, пока я не сказала, что ухожу окончательно из шоу-бизнеса. Это всё тяжело вспоминать, но мы вернёмся к этому позже, когда наступит закат моей блестящей карьеры, которую я и девочки заполучили с большим, хотя на самом деле нет, трудом.       — Честно, серьёзно, я не расстраиваюсь, но ты всё равно остаёшься моим оппой, — красивые черты лица Джину чуть заострились, когда он улыбнулся, но он мог быть идеалом любого другого человека, даже той же Джису, но не меня. Я уже погрязла в Квон Джиёне и точно не могла выбраться без посторонней помощи, даже если меня схватят крюком, я буду сопротивляться и визжать, но никак не уходить от того, что убивало и подавляло волю. Типичное поведение жертвы — как только её лишают того, от чего ей плохорошо, она начинает истерить и желает вернуться к насильнику. — Но ты очень хороший друг, Джину-оппа, клянусь, если мы дебютируем, то я не зазнаюсь и не забуду тебя.       Как же я тогда, оказывается, лгала. Лишь стоило Минхо обратить на меня внимание, я забыла о добром Джину и ускакала к его одногруппнику. А что? Сон был просто немного более настойчивым, поразил меня своей раскрепощённостью, да и внешне чем-то совсем чуть-чуть походил на Джиёна, к которому я всё-таки очень уж неровно дышала. Но никто в пылкости чувств, в сексе, если так можно сказать, не сравнится с самим Квоном — только от его прикосновений во мне взрывались вулканы, только от его поцелуев разъедались губы и появлялась какая-то животная страсть, но от неё не хотелось сбежать. Наоборот, я желала только его, хотела только его, любила только его, и это уже походило на нездоровую одержимость человеком, знаменитостью, что в нашем обществе является порицаемым, и как же жаль, что я не заметила сразу, насколько больными и болезненными были наши отношения, которые развивались на протяжении больше десятка лет.       Я, лишь только успокоившись, пошла в общежитие, где Миён, как всегда, музицировала, а Джису выполняла домашнее задание по английскому, стараясь правильно произносить слова, но у неё были очень сильные проблемы с языками, потому я подсела, спросила разрешения помочь и стала настраивать её произношение. Я не была хорошим учителем по английскому, но надеялась, что хоть немного наставлю Су-онни на путь истинный, и она с благодарностью приняла моё предложение, потом, в будущем, показывая хорошие средние результаты. Ким родилась и выросла в корейской обстановке, не училась в другой стране, как я, и наши уровни владения иностранным всё же очень сильно различались. На пока, наверно, это единственное, что надо знать о девушке, которая закалила свой характер в агентстве, отточила мастерство на сцене и могла стать самой прекрасной актрисой нашего столетия, если бы не тень от моей репутации. От причала «Ким Джису» наш корабль летит к стране «Пранприя Лалиса Манобан».       Эта девушка… она необычная. Это всё, что я могла бы о ней сказать, если бы не была её лучшей подругой, с которой хорошо бегалось по магазинам, по агентству, за мальчиками, конечно же, в шутку, потому что все наши знали, что она любила только Канпимука и больше никого. Ну а если говорить более развёрнуто о такой потрясающей девушке, о чутком танцоре и не менее хорошем рэпере, то наше знакомство было очень странным и спонтанным, потому что наша госпожа Хонки показывала моменты нового прослушивания, и я обратила внимание на симпатичного «мальчика», который так танцевал, будто бы у него не было костей. В первую секунду я не понимала, почему у начинающего танцора такое странное длинное имя, раскатистое, да и «Лалиса» звучало слишком по-женски, а потом я с краснеющим лицом узнала, что Лалиса Манобан — девушка, так ещё и иностранка, и лично Ян Хён Сок её взял, потому что она из одной очень знаменитой тайской команды. Я, к своему стыду, не знала, кто такие «We Zaa cool», не знала, что в Таиланде недавно было прослушивание от агентства, а потом очень сильно удивилась, что из тридцати детей именно эта девушка заняла первое место и пришла к нам, став тем самым первой иностранкой в общежитии.       Она появилась одним летним днём с чемоданом в руке, выглядела ничего не понимающей, тем более когда мы сразу начали с ней говорить по-корейски, растерялась и даже отступила на шаг назад. Наверно, её смутило, что в нашей комнате сидели Дживон и Джину, госпожа Хонки, конечно, исподлобья на них посмотрела, чтобы убежали да подальше и не смущали никого, и парни вышли, оставляя нас наедине с новенькой. Лилась тайская речь, Лалиса кивала время от времени, потом пошло время представлений и непонятливых взглядов с вопросом «Если Ким у вас — фамилия, то вы, Джису и Дженни, сёстры?», это было забавно, ведь мы с онни даже не были похожими, потому прыснули со смеху, пускай это было не совсем уважительно по отношению к людям другой культуры. Сама Манобан на тот момент ничего из себя особо не представляла: серая мышка с короткой стрижкой, слишком тёмненькая для айдола, в ней были только зачатки той женственности, которой она сразит многочисленных поклонников и ухажёров. Она складывала руки в молящем жесте и достаточно глубоко нам кланялась, когда мы помогали разбирать вещи по мере своих возможностей, а потом госпожа Хонки увела её на экскурсию, перед этим дав нам наставления говорить с девушкой только по-корейски, чтобы она побыстрее привыкла к нашей культуре. Мы согласились и продолжили заниматься своими делами, хотя перед Манобан уже было стыдно, потому что она, такая одинокая, самая младшая, не знала будто бы, куда попала, почему с ней никто не будет говорить хотя бы по-английски, но раз дали такую команду — придётся выполнить, тем более это полезно для самой Лалисы.       Ужинали мы уже все вместе, девушка молчала, будто бы привыкая к нам, своим соседкам, и нашей иностранной речи, которая ей потом будет как родная, я же совсем тихо решила её расшевелить и кинула пару английских фраз, чтобы добиться её внимания. Наверно, было удачей, что она встряхнулась и даже ответила мне на пару вопросов, хотя пришлось под взглядом воспитателей оставить затею поговорить на другом языке. Тайского я не знала, хотя очень резко захотелось его изучить, потому оставалось лишь кидать раздосадованные взгляды в сторону танцора и вздыхать, надеясь, что она поймёт необходимость бесед на корейском. К ней был приставлен репетитор, каждое воскресенье похищающий свою ученицу после ужина и доставляющий в общежитие выжатой уже после отбоя, и мы всегда её жалели — делали за Лалису домашнее задание, расправляли ей постель и даже рылись в вещах, отглаживая что-то на завтра. Она стала нашей маленькой младшей сестрой, которая порой ночами плакала в подушку, потому что ей многое было непонятно, но она чувствовала от нас поддержку и любовь, и что самое прекрасное — отвечала тем же, обнимая долго и всегда читая молитвы за нас, чтобы на следующее утро у нас было хорошее настроение. Она часто спрашивала у меня, можно ли ей высказаться, и тогда она вплетала в английскую речь тайские слова вместе с корейскими, но даже этот микс я понимала, ведь ей было важно, чтобы я прониклась историей.       — Вообще, мой папа — владелец сети ресторанов, именно он подтолкнул меня пойти в танцевальную команду, я с детства пою и танцую, я знала, что однажды… смогу стажироваться, — проговорила Лалиса. Мы сидели с ней на крыше общежития, принеся с собой напитки и еду, но Джису и Миён не обижались на нас за такие уединения, наоборот, говорили, что им трудно общаться с иностранцами из-за чисто корейского менталитета, в то время как я лучше шла на контакт и обладала мозгом, не затемнённым разными предрассудками. — Я очень благодарна родителям, что они помогли мне подготовиться, но, Дженндыкки… — моё имя ей казалось несложным, потому она наворотила ещё немного букв, чтобы звучало «больше по-тайски», а я на это только улыбалась — она признала меня своей, — я так одинока в этой стране. Она такая большая и страшная, знаешь.       В ней я видела отражение, продолжение себя, потому без слов прижала к груди и погладила по отрастающим волосам, давая немую поддержку, ведь, я знала, ей тоже всего этого хотелось. А ещё ей хотелось вкусного пад тая и общения со своими родителями, с которыми она созванивалась дай бог в неделю, чтобы сказать, что у неё всё хорошо, она справлялась со всеми нагрузками и хотела их увидеть и обнять. Я задумчиво посмотрела наверх, на небо, уже потихонечку покрывающееся звёздами, и поняла, что завтра как раз двадцать шестое сентября — день рождения Джину, которого точно нужно поздравить, а я, на свою голову, ничего для него не организовала. Мы с Лалисой поднялись, собрали немногочисленные вещи и ушли в комнату. За ночь готовиться к мероприятию — это сильно, но мы вместе, вчетвером, подготовили небольшие пожелания, а торт у нас и так был заготовлен, пускай Миён очень сильно на него покушалась и хотела «хоть кусочек» — она сидела на диете и очень нездорово реагировала на разные сладости. Но всё же тортик эту ночь пережил лучше нас.       Мы к Джину утром шли крадучись, некоторые парни мылись в блочных душевых, но нас никто не заметил, потому и появление в комнате вышло очень неожиданным и стремительным, кажется, Бобби чуть сознание не потерял, да оно и понятно — спал в трусах, нас с ним разделяло лишь одно одеяло и тёмные боксеры. К тому же парню было стыдно появляться в таком виде перед Джису, в сторону которой он не очень ровно дышал, потому попросил кинуть ему одежду, быстро оделся под одеялом и выскочил, ругаясь, что мы пришли слишком рано, даже до подъёма, но одолжил зажигалку, и я, сев на кровать к имениннику, подожгла небольшую свечку.       — Оппа, ты был нашей опорой всё это время, что мы с тобой знакомы, потому что только с помощью твоей улыбки решались многие проблемы, — проговорила я, и Су прыснула со смеху, приобнимая Миён. Я грозно посмотрела на девчонок, давая слово им, потому что они явно очень уж сильно хотели высказаться.       — Желаю тебе оставаться таким же прекрасным вокалистом, оппа, я слышала, как ты поёшь, у тебя большое будущее, — проговорила, немного смущаясь, Чо, которая при этом говорила очень личные и искренние вещи — она действительно восторгалась голосом парня и желала, чтобы он его не потерял. — Джису?..       — Мы хоть не особо давно с тобой знакомы и не так сильно сдружились, — тут Дживон прыснул со смеху, и самой старшей девушке пришлось стукнуть его по голове, благо она была его нуной, — но я очень сильно хочу тебе пожелать удачи и любви. С тех пор, как Дженни тебя бортанула, мне кажется, единственное, в чём ты нуждаешься — это в любви.       — Это намёк? — Бобби говорил немного обидчиво, и Джису насупилась, не поддерживая суждения парня, да и тот сам понял, что сказал что-то не то. — Прости. Ты мне просто нравишься, нуна.       — Мы с тобой чуть позже поговорим, — я видела, что парня это немного задело, потому что он ожидал хотя бы взаимности. — Лалиса?       Девушка вздохнула, она до сих пор не особо хорошо говорила по-корейски и стеснялась своего произношения, но мы научили её даже без акцента говорить «с днём рождения», и именно это сейчас услышал Джину и остальные, умиляясь краске на её щеках и тому, насколько эта девочка выглядела трогательной. Знала ли она, что однажды она будет самым жёстким наставником на одной из программ? Нет, она до сих пор была слишком юной, чтобы осознать, что ей на Олимпе отведено отдельное место, мягкое кресло, обшитое плюшем и розами, но она ни разу не укалывалась о шипы и знала, что такое счастье. Только она понимала меня целиком и полностью, лишь её объятия успокаивали, лишь Лалиса Манобан, суеверная, религиозная в каком-то смысле, знала, как меня успокоить после очередных ночных кошмаров и не сделать больно, когда она не может предоставить мне помощь и защиту. Узнав о моей зависимости от Джиёна, она не поддержала меня, конечно нет, понимала, что это токсичная любовь, которая убьёт меня, но пыталась свести хоть с кем-то другим, чтобы я забыла о недостижимой мечте буквально на пару мгновений и не говорила о нём слишком часто.       — В общем, задувай, а то вместо торта будешь есть воск! — ещё бы чуть-чуть, и пламя свечи опалило бы нос парня, но он вовремя загадал желание и задул, тем самым сорвав аплодисменты, а потом послышался хлопок двери — вошёл кто-то новый, и мы все резко обернулись. Я лишь сожалела о том, что не успела схватить Джину за макушку и поместить лицом в торт, вошедший паренёк, симпатичный и удивлённый, испортил всё настроение. — А ты кто?       — Нам Тэхён, — представился он. — Я тут недавно совсем, не со всеми знаком. Но рад со всеми познакомиться, — и под шумок, когда новый знакомый говорил о себе, Дживон всё-таки взял своего хёна за шею и окунул в торт, смеясь и крича «с днём старения, старшенький!»       Кого же именно из моих подруг мы забыли? Наверно, ту, что плевалась ядом, как только видела меня, сидела на наркотиках, заработала себе расстройство пищевого поведения практически сразу после дебюта и… вела себя по отношению к парням более разумно, чем я. По крайней мере, она не зависела именно от парня, она зависела от веществ, на которые её подсадили, но если бы не они, Ханбин так бы и остался за бортом, как большинство парней, что так или иначе окружали несомненно красивую девушку. Что ж, хорошо, Пак Розанна появилась в нашей жизни стремительно, но при этом в следующем году.       В следующем и знаковом для меня две тысячи двенадцатом году.