Дочь кипариса

      Первое время я долго привыкала к тому, что нашу с Хаи песню стали крутить в агентстве как пример удачного сотрудничества дебютировавшего артиста и трейни, и мы с ней даже посмеивались над всем этим. Девушка не поскупилась и подарила мне аж три своих новых альбома, подписанных, конечно же, и один из подарков красовался у меня на полке, второй забрала к себе и оставила у родителей Миён, сказав, что этот диск того достоин, а вот третий взял Джину, который восхищался творчеством Хаи. Таким он был человеком, странным, своеобразно нежным, и если бы они с этой девушкой общались, никто бы не удивился, что они бы потом стали встречаться. Хаи и Джину подходили друг другу: оба нежные, целеустремлённые и вместе с тем отзывчивые, весёлые, они — именно тот тандем, о котором мечтается каждой девушке, уж Ли-то оценит все поцелуи Кима, его прикосновения и маленькие подарки, которые он пронесёт во внутреннем кармане тёплой куртки.       — Дженни, — учитель Кан посмотрела на меня весьма укоризненно и чуть ли не стукнула наушниками по лбу — новая учительница по вокалу была весьма темпераментной и многое делала в шутку, но девочки порой шарахались её, так как получить проводами по лицу — ощущение не из приятных. — Не понимаю, как тебя раз за разом берут на коллабы и какие учителя с тобой занимались во время подготовки, но раз мне выпала участь рассказать тебе обо всех твоих огрехах, то получай. Ты поёшь на данный момент так, будто заболела чем-то серьёзным, проверься у врача. А также ты рискуешь годам к двадцати начать петь в нос, откуда ты вообще такую технику подхватила? Вы с Пак Чеён спелись, как бы иронично это ни звучало. Но вы вместе — это отвратительное пение. Дай бог вас разъединят и не засунут в одну группу, потому что это будет страх и ужас.       Ирония ли, что в будущем нас с Чеён действительно засунули в одну группу, сказали, что мы хорошо звучим вместе, но наши партии редко ставили рядом, чтобы не было слышно такого резкого контраста, который был в наших голосах. Да, вот такой вот парадокс — хвалили, а поступали совершенно по-другому, будто специально раззадоривая нашу вражду с Розэ, которая и так порой накалялась до самого настоящего предела, а вскоре достигла апогея, когда мы дрались в номере отеля и чуть не сломали диван. Лиса и Джису еле нас остановили, растащили по разным углам и стали обрабатывать боевые ранения, когда мы с Пак глядели друг на друга побитыми волчицами и знали, что месть наступит и будет подана холодной. Хотя, честно, наша вражда ни к чему не привела, только к моему молчаливому пониманию, что во всём виноваты наркотики, которые употребляла Розэ, и моя внутренняя зависть, потому что она была красивее, притягательнее, а я была примерно никем, звать меня никак, потому и злилась, хотя и знала, что это бесполезно. Какой смысл злиться на другого человека, если в себе самой разобраться невозможно вне зависимости от обстоятельств, посещаешь психолога или нет, всё равно каждый, кто родился с проблемами, умрёт с ними же, задохнувшись в адских муках. Я вот точно знала — умру, причём как собака, которая никому не важна и не нужна, даже если дело будет кому-то до меня, я не приму помощь, внутренне её отрину, ибо нахуй она мне нужна, если честно. Я девочка самостоятельная, я привыкла к трудностям подходить философски, а потом при помощи этой же философии их преодолевать, только жаль, что не осознала в важный для себя момент, что нужно уметь протягивать руку в ответ, когда висишь на краю обрыва.       Я же упала в этот самый обрыв с треском костей и разрывом внутренностей, что превратились в кашу, которую потом съедят стервятники, но обрету ли я покой даже после смерти? Нет, никогда, потому что такие, как я, не достойны пощады, сожаления и оплакивания — мне чуждо всё это, не нужно, бесполезно потом говорить, что я этого искренне хотела и желала, ведь восстану из могилы и самолично опровергну сведения, ткнув костяным пальцем в человека, что вздумал сказать какую-то хуйню. После этого я спокойно лягу в собственную могилу и вздохну — надо же, как только поднялась из-за какой-то там мелочи, в молодости вот подниматься чисто из-за того, что новый день наступил, не хотела, ведь белый свет был не мил, а как наступила депрессия, так стало в сто раз хуже, чем есть на самом деле.       — Так вот, Дженни, уяснила всё? — я напряжённо кивнула и почувствовала, как примёрз к нёбу язык, потому что я не хотела уже который раз прогонять одни и те же ноты, одну и ту же песню, потому что она мне глубоко осточертела. И что за прикол практиковаться на детских песнях, если наше агентство располагает воистину огромным архивом песен артистов, что пели здесь или до сих пор поют. Может, я и не хотела слышать голоса Джиёна, но, может, мне дать хотя бы попробовать спеть одну из песен Чхве Сын Хёна? Я не знала, каков диапазон моего голоса, до сих пор, потому что никаких тестов не было, да и учителя ничего нам не говорили, потому я, казалось, злилась больше всех — со мной занимались дополнительно по велению директора, и гнев поднимался по венам. Я требую узнать диапазон своего голоса, я хочу знать, на что я способна, что могу и успею ли вытянуть в нужный момент нужную ноту. — Умничка, Дженни. А теперь, пожалуйста, позови Джису, у неё голос ещё хуже, чем у тебя.       Второй этап нашей борьбы с агентством за право дебюта — психологическая бомбёжка нас со всех сторон, будто бы мы, трейни, мишени, по которым обязательно нужно попасть. Джису неоднократно говорили, что у неё ноль таланта к вокалу, она полный минус в танцах, а спасает её только красивая внешность и умение владеть собою, хотя порой казалось, что через секунду она взорвётся и выкатит такую истерику, что поднимет на уши всех директоров — но она держалась, головы не летели, вещи тоже лежали на своих местах, а подушка не была мокрой от слёз. Розэ говорили, что её внешность бледная, слишком подростковая — она не подходила под стереотип девочки из Австралии, её губы вечно трескались, а волосы были такими ломкими, что после помывки головы приходилось буквально записываться на стрижку. Я не любила травлю, никак нет, но как же я злорадствовала, когда кто-то находил слабое место Пак и талантливо надавливал туда, заставляя потом злые слёзы девушки катиться из глаз, а щёки краснеть от перенапряжения и потаённой глубоко внутри лютой ненависти. Лису критиковали лишь за то, что она до сих пор говорила по-корейски с акцентом, а так во всём остальном она была воистину идеальна: расцветала, как роза, охотно садилась на диеты и лечила лицо и тело от подростковых высыпаний, владела собой в танце и была стабильна в вокале и рэпе, ни разу не потеряла голос и сделала свою мечту центром собственной вселенной. Это правильно, когда человек делает всё, конечно же, в рамках закона, чтобы достичь важной цели, и такая устремлённость точно присутствовала в Лисе, той самой маленькой девочке, которую мы с подругами воспитывали на корейский манер с нуля — она думала как мы, ходила как мы, ела как мы, при этом ни на секунду не забывая собственную культуру.       Лалиса — истинная патриотка Таиланда, а я, как и многие артистки нашего жанра, постепенно переняла нечто американское, став ни кореянкой, ни американкой, чем-то сугубо посередине, с налётом идеальности людей страны утренней свежести. Джису часто меня одёргивала тогда, когда я откровенно становилась куклой для подиума, позировала фотографам и знала, что выгляжу умопомрачительно даже в моменты спутанности волос и размазанной под глазами туши. Я звезда, а звёзды не могут быть некрасивыми; даже если кого-то и назвать некрасивым прилюдно, то можно поймать буквально волну ненависти: нет тех, кого можно назвать уродливыми, каждый человек прекрасен по-своему, нужно просто находить изюминку, зарытую под тонной одежды и спрятанную под складками кожи. У меня, возможно, она тоже есть, но я не знала, какая она — может, то, что в душе я нежный цветочек, которому не место в шоу-бизнесе, ведь такие пользования, то, что со мной делал Джиён, могли повторяться вновь и вновь? Да, возможно, так и есть, но при этом в последнее время я часто думала о том, что не прочь быть совращённой ещё раз — я хотела узнать больше о своём теле, о своих точках, куда можно нажимать, чтобы развелись ноги, и пока что только подбирала для себя идеального партнёра, зная, что обязательно его встречу, и если не прямо сейчас, то чуть-чуть позже. Да, я могла исследовать себя сама или же откровенно поговорить с девочками (или же вообще сделать им непристойное предложение), но мне хотелось всё познать именно с мужчиной, хорошим, добрым и ласковым, а не с первым встречным, кем для меня, в принципе, был Квон.       Я ждала, наверно, чуда от своего общения с мальчиками, но многие охладели ко мне, и это больно ударило по сердцу: да, подумаешь, при них побила Розэ до слёз и собственной истерики, но это не повод обижаться на меня и делать ежедневные подляны! Кажется, лишь Джину и явно неравнодушный ко мне Минхо сохраняли относительный нейтралитет, предпочитая не гадить из-за угла, а спокойно по душам разговаривать и выяснять мотивы моего поведения, с чем справился очень хорошо Сон — кажется, ему доверяла больше, была к нему расположена, а ещё что-то начала чувствовать, будто бы лёгкую симпатию, которая со временем превратится в нечто прекрасное. Мы часто пересекались на крыше общежития, во дворе, однажды в радостном угаре даже сбежали с территории агентства и полчаса потратили на то, чтобы найти хороший магазинчик с рамёном и термопотом, а наевшись, буквально побежали назад и говорили, что нет, между нами ничего не было, лишь он слегка убрал салфеткой соус у меня на губе, а я столкнулась лбом с его плечом. Как же романтично, не так ли? Но зато с того самого побега мы поняли, что в будущем из нас может получиться хорошая пара, та самая, о которой будут слагаться легенды в кругах артистов, но мы не стали ею — лишь часто спали, когда он ставил меня на колени, а потом давил на поясницу. Я не скажу, что помню каждый наш с ним секс, всё же Мино не был равен Джиёну в моём сердце, но каждое ощущение, каждый всплеск чувств и оргазм, доставляемый его талантливыми руками и языком, я помнила. Может, Сон Минхо и не был тем самым парнем, которого любила я, но его признавало моё тело и очень хотело, желало, очень часто томилось и ждало, когда в очередной раз он меня позовёт в гримёрку и страстно поцелует. Было даже время, когда я завидовала его экранным девушкам, как он их целовал, как он их ласкал, но потом, оказываясь с ним в одной постели, я знала, что там он не выкладывался в полную силу, халтурил, а со мной нет, ведь знал, что мне нужно внимание и особая любовь, что сформировалась ещё в детстве. И пускай сердце будет потом болеть, но парень всегда присматривал за мной, заботился и знал, что если начинался дурной период в жизни, то надо было подбодрить — то новой безделушкой, то новыми поцелуями и объятиями. Но пока, когда я шла по коридору от звукозаписывающей студии в слезах и соплях, потому что меня назвали худшей в вокале, мы ещё не целовались и даже не брали друг друга за руки, но совсем скоро, прямо как чувствовала Лиса, это случится, и мы на очень долгое время будем обоюдно зависеть — он от моей пылкости и желания, чтобы мною обладали, а я — от его поцелуев и члена, который вставал от малейшего моего прикосновения.       — Я домой хочу, — проговорила Лиса, когда я пришла в комнату и легла на кровать, борясь с изнеможением и расстройством, — мне не хватило каникул, на телефон родителям не дозвонишься зачастую, а у них с деньгами сейчас проблема, и так моё обучение здесь оплачивают, а если я скажу им приехать… мне кажется, я улечу в стратосферу из-за этого. От стыда.       — Нет ничего плохого в том, чтобы позвать их сюда, — проговорила Розэ и зевнула. — Хочешь, мои помогут с перелётом? Папа хорошо зарабатывает и по моей просьбе сделает всё возможное.       Я старалась никогда не замечать в Чеён одну очень важную и хорошую черту: она, когда хотела, могла быть щедрой и даже доброй, потому что не каждой девушке придёт на ум то, что чьи-то там родственники нуждаются в деньгах, а ты сама можешь помочь. Она готова была вынуть из собственного кошелька последние купюры и протянуть их ближнему, а потом её совесть не загложит, что нужно было вложить их в куда более выгодное русло, ведь творить добро всяк лучше чего бы то ни было ещё в этом мире. На планете и так много зла, туманы, кровь и убийства, как в типичном нуаре, только детективы не ходят в светло-коричневых плащах и шляпах, наоборот, — их практически нет, чтобы раскрыть очередное и очень жестокое убийство девушки, которая просто хотела петь и танцевать на сцене. Только в конце выяснится, что бедняжку убил собственный богатый любовник, решивший, что иметь такую шикарную и знаменитую женщину как возлюбленную опасно, ведь её могут запросто убить и до тебя. Странная логика, да и смерти в основном — это не красиво, это плохо, мерзко и грязно, и не важно, смерть кого это — обычного таракана, который незнамо как оказался в общежитии, или же смерть матери, которую ты ненавидишь всеми фибрами своей чёрной души.       — Мои найдут средства, если захотят приехать ко мне, я в этом уверена. Но спасибо за предложение, теперь я знаю, к кому могу в случае чего обратиться, — Лиса очаровательно улыбнулась — она знала, что этой улыбкой не выбьет никакой скидки по кредиту, но понимала, что быть такой милой важно. Милым людям, которые умеют владеть собой и красиво улыбаются, открыты все двери этого мира, они способны вести за собой толпу и вертеть ею, наверно, именно поэтому в своё время, уйдя в соло, Лиса стала максимально популярной. Её поддерживали тайские фанаты, корейцы, свободные от предрассудков, а также весь остальной мир говорил о её талантах, которые были многочисленными: танцевала как богиня, рэповала как жительница самого чёрного района Лос-Анджелеса, а ещё умела писать песни. Я знала изначально, что она будет популярной, потому что зачастую видела таких личностей насквозь, знала о них всё, видела далеко идущие планы и амбиции, а потом радовалась, если слышала, что у людей всё получилось.       Джису вернулась после учителя по вокалу тоже в слезах, но с высоко поднятым подбородком — она никогда не позволяла себе показывать чувства, тем более негативные, всегда добровольно шла на жертву и не жаловалась, если становилось слишком плохо или же больно. Воспитанная, словно принцесса или же самая строгая аристократка, она втягивала в себя все слёзы, если могла, держала спину ровно и говорила, что она в порядке, когда было очевидно, что Ким еле сдерживалась от истерики и слов «как же меня всё достало». Может, всё и достало, но миру всё равно, когда он начинает ломать и перестраивать сознания, ему главное лишь результат, прямо в школах, где никогда не смотрят на твою личность — зачем смотреть именно на тебя, если в классе у учителя, помимо тебя, ещё порядка тридцати детей, которые только и делают, что пакостят, раскрывая тем самым все свои негативные стороны. Там же впервые и ломают человека, что оценки, что педагоги, что другие дети, и ведь зачастую дети, злобные существа, не знают, что занимаются плохими вещами для психики, когда говорят, что какая-то там Ли Гоын толстая и уродливая. Это откладывается в голове, как и у Джису отложилось то, что ей не стать великолепной певицей, способной собирать стадионы своим очаровательным, немного низковатым голосом. Только вот знал тот учитель по вокалу, который постоянно загонял нас в мысленные мышеловки, принижал, что мы будем собирать стадионы даже с таким «отвратительным» вокалом и «поганым» вижуалом? Не знал, но меня порой подмывало найти её, посмеяться и сказать, что мы изрядно поднялись, мы на вышине, в то время как она болтается на дне, никому не нужная и выгнанная из многих агентств из-за превышения полномочий.       — Говорят, что Сынри-сонбэ ищет вокалистку себе для записи, — проговорила мимоходом Лиса, когда мы шли в тренировочный зал, дабы выучить очередную связку самостоятельно. Манобан испускала уверенность и радость, и я даже удивлялась её настрою — надо же, как же можно сохранять позитив, когда всё бесит, хочется спать и закрыть уши, чтобы в них не лился неконтролируемый поток информации? А всё просто, ведь девушка была по своей натуре позитивной, а не хранящей негатив и слёзы, как мы все с остальными девочками, что умели порой просто садиться и плакать из-за всех сваливающихся на голову неудач. — Может, попробуем все вместе опять пройти прослушивание? Клип вроде снимать не будут, так что какой голос сонбэ и директору понравится, та и будет записываться.       — Звучит интересно, — сказала Миён и склонила голову, поправляя хвост волос. — Давайте попробуем все вместе пройти этот кастинг. А то что всё Дженни да Дженни со всеми записывается, — меня дружески пихнули в ребро, но я успела задохнуться и лишь чудом не умереть, кажется. Это был очень тонкий и грамотный укол в мою сторону, потому что я сразу почувствовала себя неуютно — неужели все желали мне провалиться на месте каждый день, когда я возникала в их полях зрения, потому что я просто записывалась с другими людьми, более знаменитыми, чем мы? — Дженни Ким, расскажите нам, юным и неопытным трейни, каково это — работать со звёздами?       — Ну, — я замялась, а сбоку пристроилась улыбающаяся Лиса, которая бескорыстно и лишь с положительными эмоциями хотела выслушать всё, что я расскажу девочкам, — это волнительно. И прекрасно. Потому что ты осознаёшь, что вот этот человек, что выбрал тебя — кумир миллионов, и каждый бы с удовольствием с ним записался, но лишь ты удостоен такой чести.       — Такими общими фразами говоришь, будто бы тебе это было неприятно, — цокнула языком Миён и закатила глаза — это был её обычный жест недоверия к истории, и она имела все основания сомневаться в моих словах, это я знала точно. — Но с кем было лучше? С дебютанткой или давно уже работающим артистом?       Я задумалась: а действительно, с кем, с Хаи или Джиёном, мне было комфортнее работать в качестве девчонки на заднем плане, которая особой роли всё равно не сыграет? Если судить чисто по-человечески, то мне очень хорошо было с Ли: она всячески показывала мне, что ей со мной хорошо, постоянно поддерживала связь и говорила, что я самая лучшая, мотивировала на успех и, не зазвездившись, пришла прямо к нам в комнату в общежитии, принесла кофе и альбомы и сказала, что с удовольствием поработает вместе со мной ещё. Я была на седьмом небе от счастья, чуть ли не целовала руки девушки и бросалась ей на шею, а потом поняла — может, это была простая вежливость, но я действительно хотела подружиться бескорыстно, без каких-либо личных целей и достижений, потому что остальных девочек я видела ежедневно, в то время как Хаи стала лучом света в ежедневной безвыходности. Я не навязывалась, нет, но по мне, кажется, было видно, что я нуждалась в свежем глотке общения и капельке участия, которую мне мог подарить лишь потенциально новый человек в близком кругу; и пускай лучшими подругами, жалующимися на парней и любящими на ночёвках смотреть романтичные комедии, мы не стали, но духовно она точно меня кое-чему научила. Нужно относиться ко всем людям доброжелательно, и тогда это чувство вернётся сполна, накатит лавиной, потому буквально все будут любить тебя, но… если у тебя «не такое лицо», то тебе и делать эгьё не стоит — проще умереть, чем заполучить внимание толпы. Точнее, заполучить внимание толпы можно, но оно будет далеко не позитивное, а скорее, с углублением в негатив и ненависть, что будет растекаться лавой по венам и мешать работать, когда надо входить в образ фарфоровой куколки, которая умеет лишь улыбаться да порхать по земле. Хорошо ли это? Нет; я чувствовала себя отделённой от множества коллег, имеющих милые худые лица, знала, что мы с ними совсем не похожи, они получают большую любовь, чем я, и чахла, пока однажды не получилось буквально воспламениться, да и то за счёт пришедшего из армии Джиёна.       Если же вернуться к рассуждениям о том, с каким артистом мне было комфортнее, то, чисто для души, мне было хорошо с Квоном — он заботился, окружал вниманием и делал всё так, чтобы я почувствовала себя особенной в его объятиях, с ним в одном кадре, и я действительно ощущала себя с ним прекрасно. Да, может, он реально плохой человек, может, это и был его план — привязать меня к себе, а затем отодрать, перед этим трахнув, но у меня сердце заходилось стуком, когда он кидал на меня хоть один взгляд из-под тёмных ресниц. Такое влияние, как Квон Джиён, не оказывал на меня никто, только он мог мною вертеть и помыкать, как марионеткой, а потом бросить, наигравшись — для него это было нормально, для него это была своеобразная забава и игра с самим собой, сможет ли устоять перед соблазном очередная девушка или нет. Я и не устояла, сразу показала, насколько безвольная, насколько у меня отсутствует голова и инстинкты самосохранения — ну какая девушка в шестнадцать-семнадцать лет останется спокойной, когда мужчина, значительно её старше, запрёт дверь комнаты, где они находились одни? Только глупая девушка, коей я и являлась, и это чести мне не делало: я не молодец, раз позволила Джиёну зайти так далеко тогда, медали мне не будет за ранний первый опыт, что был негативным и очень болезненным, лишь стыд и позор лично для меня самой, который будет преследовать до конца моих дней.       — С Ли Хаи, конечно! Она такая милая, уютная, что я бы с удовольствием бы с ней поработала ещё раз, — проговорила я и улыбнулась — мои размышления не заняли и пяти секунд, но я успела перед глазами прокрутить всё, что случилось на съёмочной площадке и в звукозаписывающей студии, хотя кажется, что столько воспоминаний хранить в себе не стоит, ведь однажды мозг рискует что-то забыть или же исказить. Я не знаю, насколько искажены мои мысли, мои образы памяти, но как я всё ощущаю — так я и делюсь, и если я чувствую боль, то понятно, что я буду описывать боль, а если любовь — то и её, соответственно.       — А мы думали, что лучше быть с Джиёном, хотя ты тогда пришла очень грустная и плачущая, — я вздрогнула от этих слов и притворилась, что ничего не услышала, хотя на самом деле я слышала абсолютно всё и даже больше, чем надо, лично для себя. — Он же тебя не обидел, да? Скажи, что не обидел, а то я окончательно разочаруюсь в звёздах индустрии!       — Нет, — после недолгого молчания ответила я; он просто меня обеспечил и, такое ощущение, выставил посмешищем на всю нашу необъятную республику, показав людям с экранов телевизоров, какая я рядом с ним. Лучше бы не соглашалась с его выбором, лучше бы сбежала, боясь кастинга, но никогда бы и ни за что не попадалась бы ему на глаза ни до, ни после этого, но я же влюблённая дура, мне же нужны взаимодействия, горячие взгляды и пылкие слова, чтобы потом трепетно хранить их у себя в сердце и воспроизводить время от времени. — Как ты могла подумать, что Квон Джиён меня обидел?! Ты в своём уме вообще?!       Из-за излишней экспрессии Миён скованно улыбнулась и немного отошла вперёд, к девочкам, что уже заходили в зал, а мне пришлось присесть на одно колено, дабы завязать шнурки — уж слишком я слабо их затянула, когда мы покидали комнату в общежитии. Сзади раздался громкий мужской чих, и я подскочила, выпрямляясь и заваливаясь набок, из-за чего улетела в стену и услышала сзади «Ой! Вы не ушиблись?» донельзя знакомым голосом, который, к сожалению, не смогла идентифицировать из-за стресса и лишних переживаний, которые мне устроили девочки, уже включившие музыку и ставшие разминаться. Тем не менее, руки, осторожно поднимающие меня и разворачивающие к себе, были непривычно крепкими, а ладони широкими, но как только я посмотрела в это лицо и увидела добрые глаза, которые ни с чем не спутать, я поняла, кто передо мной стоял. Это был Ли Сынхён, Сынри, если быть точнее, и сколько же эмоций сейчас, когда я это пишу, вызывает это имя, это лицо, эти глаза! Бедный, бедный парень, который был не в том месте и не в том времени, но при этом самый счастливый из всех ныне живущих, ведь не всех во время судебного процесса поддерживает любящая девушка, не от всех не отворачиваются и говорят, что это недоразумение, оплошность, ошибка полиции, и если бы я была такой же, как Джису, я бы тоже защищала любимого. Но Джису, обладающая человечностью, любовью и будучи самоотверженной, отдавала всю себя одному парню — Ли Сынхёну, с которым познакомилась намного позже моей с ним встречи, а сейчас я стояла перед ним, молодой звездой, у которой впереди часть жизни, не омрачённая делом Burning Sun и позорным судом на всю Южную Корею.       — Ох, господи, сам помню, какие были тяжёлые времена трейни, ты спишь хотя бы? А то выглядишь очень уставшей, Дженни Ким, — я была очень сильно поражена тому, что он знал моё имя, а потому вздрогнула и отстранилась, не дав ему долго держать на плечах свои руки. Я не очень хорошо относилась к такого рода прикосновениям и контакту как раз из-за тех съёмок, где требовалось буквально в обнимку лежать с Джиди, и пускай я этого желала больше всего на свете, мне хотелось сбросить с себя все фантомные прикосновения. — Наверно, думаешь, где я слышал твоё имя? Ты же с Джиёном-хёном снималась в одном клипе, ты там такая красотка, вот я тебя и запомнил. А меня зовут Ли Сынхён, можно Сынри, но ты, наверно, и так меня знаешь, да?       — Конечно, — только отмерла от шока я и поклонилась, выражая уважение и радость новому знакомству в сфере айдолов — чем больше связей, тем лучше, никогда не узнаешь, когда тот или иной человек тебе пригодится или же когда понадобишься ты сам. — Рада познакомиться, очень польщена тому, что вы знаете, как меня зовут! Но… мне теперь надо спешить, простите, нам с девочками нужно выучить связку, которую придётся показывать Яну-сонбэ. Удачи вам в поисках идеальной вокалистки для вашего трека!       — А тебе в тренировке, Дженни Ким.       Да, эта встреча отразилась у меня в голове, но мне удалось вытеснить все эмоции и вместе с девочками наконец-то доучить ту самую связку, которую мы так долго мучили, порой не засыпая ночами или не посещая столовую для приёма пищи. Мы знали, что выучили всё идеально, отточили так, что не придерётся никто, и при этом только порадуются, что мы — одна из тех команд стажёров, которые стараются всё делать идеально, с первого раза, чтобы нами потом гордились и решили дебютировать одними из первых, ведь мы этого достойны. На время, пока мы танцевали, я даже забывала о нашем противостоянии с Розанной, забыла, что ненавидела её всеми фибрами своей души, и уже тогда наши руки сплетались, мы менялись местами и не толкали друг друга. В этом заключался наш профессионализм — несмотря на личные распри, ненависть и обоюдные попытки вытравить друг друга из коллектива, мы работали вместе и могли терпеть, когда находились рядом.       — Девочки, молодцы, давайте теперь пойдём спать, — проговорила Лиса, зевая, — а то я упаду тут на скамейку и засну. А я не думаю, что кто-то, когда зайдёт сюда, будет рад увидеть спящего трейни. Дай Будда просто разбудят, а если что произойдёт!..       К сожалению или счастью, у меня самой были совершенно иные планы — я не собиралась ложиться спать, да и тренироваться до посинения не хотелось; Минхо ещё днём написал мне и предложил встретиться вечером, погулять по Сеулу, развеяться, отключив телефоны, но для этого нам обоим надо было в очень нужное время выскочить из общежития и не отсвечивать перед камерами. Я это и сделала, как только помылась и девочки легли по кроватям, мгновенно засыпая; лишь Лиса, обладающая чутким слухом, слышала, как я убегала, пыхтя и набирая непослушными пальцами сообщение «скоро буду». Я не знала, что за чертовщина творилась между мной и Мино, но как только я увидела его, всего такого открытого общению и одетого легко, как раз для июля, что царил в Сеуле, я поняла, что та щекотка, что я испытываю, глядя на него, это запоздалые чувства, которые стали подходить прямо сейчас. Да, это была симпатия, потому что мне стало жарко, когда я оказалась в его объятиях, опалило щёки, будто костром, когда я улыбнулась ему, а когда он взял меня за руку, я почувствовала, как вспотели ладони.       — Сегодня такой прекрасный вечер, да? — Сон улыбнулся мне, и мы быстро пошли по направлению к прорехе в заборе, в которую всегда сбегали, как только выдавался случай, и как ощутили свободу, сразу стали улыбаться — мы теперь вне влияния агентства, наши телефоны отключены, а мне ещё не терпелось рассказать ему всё, что только случилось за этот день.       — Да, согласна! — вновь много эмоций, экспрессии, даже из-за этого прижалась грудью к локтю Мино и сразу поймала его реакцию — он оценивающе оглядел меня, но потом спохватился, что не должен сейчас так смотреть на меня. — Представляешь, с кем я сегодня познакомилась? Я познакомилась с Ли Сынхёном! Только оказалось, что он до этого знал моё имя! Как позже мне рассказали, он спросил, что это за девушка в клипе Джиёна-сонбэ, и ему сказали, что это я! Чувствую себя такой особенной…       — А когда ты чувствовала себя особенной в последний раз? — проговорил парень, слегка замедляя темп; мы были в небольшом полутёмном переулке, слышался перестук железной дороги, но людей кругом не находилось, чем меня всё устраивало. Я любила тёмные тихие места, и если бы на меня кто-то надавил, накричал, он бы и так знал, где меня искать — именно в таком месте, где нет никого, где нет камер и любых раздражающих звуков. — Расскажи, Дженни, пожалуйста…       Я счастлива каждый раз, когда могу отдохнуть, я чувствую себя особенной тогда, когда обо мне заботятся, и даже сейчас я чувствовала себя особенной, потому что больше никого из девчонок Минхо не брал так с собой на прогулки, а меня взял, ведь я явно для него значима. Я знала это, видела в глубинах тёмных глаз, видела, как он сейчас ко мне тянулся, но вместе с тем сдерживал себя, так как я ещё не ответила на его вопрос, не дала перейти к главному, к сладенькому, к десерту, который расплывётся, как крем, по нашим телам. Зная, чего он ожидал, я провела пальцами по его запястьям, завлекая, как настоящая лисица, как хитрая девушка, которой по-настоящему нужен мужчина, подтянулась на носочках и прошептала ему прямо в ухо:       — Я почувствовала себя сегодня особенной в тот самый момент, когда ты предложил мне прогуляться. Для меня это многое значит.       Я не успела сказать больше ничего — была втянута в тот самый переулок со всей страстью, на которую только был способен молодой парень, желающий одну определённую девушку, что стояла, такая доступная, прямо перед ним. Его губы на моих губах, моя спина у стены, а его руки сжимают меня до хруста рёбер, это просто безумие, что случилось с нами, то, что он вытворял с моим телом, не шло ни в какое сравнение с любым другим парнем, который был со мной, даже Джиён казался мальчишкой в поцелуях. Умелые движения крали у меня кислород, а когда мне стало совсем невмоготу, я разорвала соприкосновения губ, покрывая затем мелкими поцелуями лицо Минхо, чьи пальцы запутались в моих волосах, чьи глаза тяжело, практически затуманенно смотрели на меня. Я не была опытна в постели, в делах любовных, меня лишь раз поразила стрела амура, но я чувствовала, как тягучее желание распространялось по всему телу, а Сон сам искрился, будто его подключили к сети. Мы целовались, долго, мокро, я чувствовала, как вся помада растеклась по подбородку, а колени раз за разом дрожали, как только парень прижимал меня к себе, а потом будто бы отталкивал, а я тянулась за ним.       — Ты не против? — большие ладони прошлись по моим бёдрам, залезая под короткую юбку, которую я надела чисто случайно — что попалось в шкафу, то и надела, и я кивнула, ощущая, как пальцы парня скользнули к резинке моего нижнего белья. — Надо же, а многие стесняются, а ты… ты даже не дрожишь, Дженни…       — Потому что я хочу тебя, — то ли вопрос, то ли констатация факта, но выдалось это хрипло из полуприкрытых губ, с красными щеками и желанием, что рвалось из недр моего тела. — Сделай всё, что сейчас хочешь, обещаю, я сопротивляться не буду.       Я вздрогнула, когда его палец на пробу тронул клитор, а потом скользнул внутрь, заставляя меня хрипло выдохнуть и уткнуться в плечо Минхо, что склонил голову, целуя мою шею. Мир закружился перед глазами, горячие пальцы сновали по моему телу будто хаотично, и я обхватила парня дрожащими руками, чтобы не упасть и не сдвинуться с места, когда меня прижимали к стене и хотели донести так желаемое удовольствие. Мне не нужно было закрывать глаза, я смотрела прямо на парня, что мял мою грудь, что целовал, заставляя возноситься куда-то к небесам и желать, чтобы мы сняли номер в отеле и насладились друг другом полностью, но мне было позволено только хрипло дышать, постанывая, и принимать в себя пальцы. Только вот когда с меня начали спускать трусики, я слегка запаниковала, потому что резко без пальцев Минхо внутри себя стало прохладно и пусто; нижнее бельё он, слава богу, не додумался куда-то откидывать, и на том спасибо, просто засунул его в свой карман, а потом закинул моё бедро к себе на плечо, давая себе больший простор, и прикоснулся языком к разгорячённому лону.       Сказать, что я потеряла сознание от ощущений — ничего не сказать, я просто захлебнулась в своих ощущениях, опёрлась спиной о стену и поняла, что кричать нельзя — люди не поймут, если заглянут в проулок и поймут, что парень буквально отлизывает какой-то девчонке. Для них это будет дикостью, потрясением, в то время как я буду кончать от умений языка Минхо, как я буду дёргаться в оргазме и хранить на языке только его имя. Это был первый и практически последний парень в моей жизни, который не требовал от меня заглота глубокой глоткой, а сам по первому же собственному желанию стягивал с меня трусы и проникал языком, зная, что мне это точно понравится. Он знал, как сделать так, чтобы я хотела его здесь и сейчас, знал, какой будет реакция на его действия, знал, что я, когда нахожусь с ним в одном отельном номере, под белым длинным халатом, завязывающемся на поясе, ничего не ношу, потому что готова в любой момент помочь ему. Равноценный обмен — он мне член, а я ему вагину, при этом между нами любви до гроба не было, присутствовало лишь влечение, которое доведёт до множественных оргазмов, тяга друг к другу и душевное одиночество, что мы заполняли касаниями, поцелуями и укусами.       Парень натянул на меня трусики, а мне лишь и оставалось, что стоять в его объятиях, убаюкиваемая, потряхиваемая от уходящего оргазма, прикрыв глаза и надеясь, что нечто такое в наших жизнях повторится и не раз. Я потянулась поцеловать Минхо, поблагодарить за окрыляющие действия, но перед этим вытерла его припухлые губы, поймала улыбку, а потом коснулась поцелуем, затягивая, словно русалка, в свои тёмные воды, где не видно дна. Мы оба, потерявшиеся, одинокие, нашли друг в друге нужную искру, которая двигала вперёд, зажигала, показывала свет и не уходила никогда, даже в самые паршивые времена; мы знали, что, когда будет плохо, мы будем друг у друга, направим в нужную сторону, скажем, что мы делаем не так. Друзья навеки, пара не навсегда, но компаньоны — на всю вечность, которая пронесётся перед глазами, когда мы будем умирать в кругу родных и близких под восемьдесят-девяносто лет.       — Пошли в общежитие? — на эти минуты я забыла, что мы, вообще-то, трейни, мы сбежали с территории агентства и нас, возможно, даже заметили, но как же мне было плевать с башни Намсан на всех этих людишек, которые могли лишить меня счастья! Я не хотела в общежитие, потому что не нагулялась, но видела по состоянию и штанам Сона, что ему нужно в комнату, в душ — он не принудит меня ни к чему, унизится сам, но не скажет ничего делать насильно, а сейчас я сама хотела немного облегчить ему жизнь, потому очень осторожно потянулась пальцами к его стояку. — Д…Дженни, что ты делаешь, не надо, я сам справлюсь.       — Малыш, — я шепнула ему это прям в губы, улыбаясь и чувствуя себя самой настоящей чертовкой, — просто признай то, что хочешь меня. Это меньшее, что я могу сделать для тебя. Ты же позволишь? — я укусила его за мочку, услышала хриплый выдох и ухмыльнулась — он был готов, а я, пускай без опыта, без ничего, тоже хотела его порадовать, как и он меня.       На самом деле, члены парней не настолько твёрдые, как пишут в разных книгах эротического и порнографического содержания, они мягкие, и я не чувствовала никаких выпирающих вен, лишь его вкус — солоноватый, но не такой, чтобы плеваться, и когда орган Минхо уткнулся мне в щёку, я глянула на него, такого красивого, как Аполлона, и поняла по его расширенным глазам и красным щекам, что ему достаточно этого, чтобы кончить. Я усиленно работала губами и языком, помогала себе руками, а как только стала слышать какие-то посторонние разговоры и шаги, пришлось всё делать быстро, возможно, даже неаккуратно, но Мино согнуло, он буквально вздёрнул меня наверх, когда кончил мне в рот, и прижал к себе, чтобы внезапная парочка, решившая пройтись именно здесь, не заметила вынутый из штанов член. Смешно, как же это смешно, но при этом я понимала Сона — возможно, ему было очень стыдно, но мы не смогли с собой ничего поделать, просто взяли и целовались на улице, а потом уже всё само пошло, потекло, как река. Я посмеивалась с этого всего, когда мы уже шли в общежитие, даже бежали — в двенадцать ночи планировался обход, желательно, чтобы все стажёры были в постели, и желательно, в своей постели, а не в постели своей второй половинки. Распрощаться с Минхо удалось лишь после двух поцелуев, когда он шутил, что впервые поцеловал девушку после минета, а я говорила, что мне впервые отлизали, так что мы в расчёте. В двенадцать я как раз уже была в постели, разгорячённая, решившая, что помоюсь завтра с утра, а постель Чеён пустовала, как всегда — будет новый нагоняй, новые закатанные глаза коменды и наша утренняя делёжка душа на двоих.       Конечно, я не рассказала никому, что произошло ночью, но невольно воспроизводила каждую секунду того, что было, нежно улыбалась и бормотала что-то себе под нос, а как только увидела Мино, ухмыльнулась и подмигнула ему, что его щёки покраснели. Наверно, вспоминал мой очень уж неумелый отсос вместе с нашими горячими поцелуями и запертостью в проулке, когда я была в совершенно другом образе, не в образе миленькой девочки, которой и являлась. Ни мальчишки, ни мои соседки не понимали, что произошло между нами, а я чувствовала до сих пор его пальцы в себе, хотела, чтобы это повторилось вновь, только мы были в кровати, а пальцы заменились на кое-что другое, кое-что совершенно иное и более приятное. Розанна, мне кажется, о чём-то догадывалась, но предпочитала хранить молчание, чтобы лишний раз меня не провоцировать на крик или же драки — с последней она вообще затаилась, спрятала свой язык в жопу и вообще никак меня не трогала, даже пальцами. Она, видимо, поняла, что со мной нельзя связываться, потому что я покалеченная и на голову больная, могу взять и просто задушить, чтобы не дай бог такая вот «звездулька» вместе со мной не дебютировала.       — Девочки, на запись, каждая сейчас споёт по кругу, а там уже выберут, кого будут записывать в альбом, — в тренировочном зале поднялся ажиотаж, все повскакивали с мест, устремились на выход, будто кролики, и я поддалась всеобщему настроению, тоже встала. Конечно, каждая девушка знала о том, кто там выбирает вокалистку на запись, но я не спешила делать выводы и просто встала в специальную очередь, дабы её отстоять и спеть то, что мне дадут. — Итак, девочки, вам каждой дадут текст, но до кабинки звукозаписи вы его не увидите, чтобы никто не слил ничего в сеть. Все телефоны отключаем и складываем в коробку на входе, если заметим телефон — вас вышвырнут с отбора.       Странно, что, когда был кастинг с Джиёном, что был явно намного популярнее Сын Хёна-младшего, нам не запрещали иметь при себе телефоны, даже не говорили о каких-то запретах, а тут будто бы запугать пытались и сделать так, чтобы мы поняли, что с агентством шутки плохи. Я уже изначально, пока шла, выключила мобильник и даже не отреагировала на инструкции, думала лишь о том, что нам часто не говорят о новых правилах, а требуют их соблюдения, будто мы, те девочки, что только-только пришли на стажировку (несмотря на то, что я стажировалась уже три года и надежд на мой дебют с каждым месяцем становилось меньше), являемся не только танцовщицами, актёрами, моделями, вокалистками и рэперами, но и гадалками, способными по одному взгляду узнать, что нас ждёт. Многие в очереди распевались, порой ловя петуха, мне это резало слух, потому я отвлекалась на собственные мысли, что блуждали отдельно от обсуждений текста песни и личности Сынри, которому, бедному, наверно, уже надоело икать, ведь так много девчонок о нём думало. Да, он неплохой, что-то в нём было действительно милое и прекрасное, тем более что он запомнил моё имя из уст великого Квона Джиёна, и это было очень приятно — может, когда дебютирую, все фанаты сразу меня запомнят и заметят, а может…       — Дженни Ким! Подошла ваша очередь, — меня абсолютно вырвали из мыслей, дёрнув за локоть, что отчаянно заныл, и всунули бумагу, которая была уже достаточно помята, с текстом. Я попыталась пробежаться по нему взглядом, и, если честно, строчки меня разочаровали — опять что-то натужно-душераздирающее, как те песни Хаи и Джиёна, участие в которых я принимала:

Ох, мой милый, Я не такая, Просто… Ты ведь знаешь, что Наши отношения потихоньку увядают, Это ведь правда. Скажи мне честно, Начиная с этого момента, Я больше не буду это терпеть. Кто должен был сказать это? Я слишком устала, давай остановимся на этом. Начиная с сегодняшнего дня, каждый из нас пойдёт своей дорогой.

      Либо у сонграйтеров нашего агентства у всех повально депрессия, либо повальная творческая импотенция, ибо как можно писать только о расставании или же о самой банальной теме — любви? Не сомневаюсь, это весьма прибыльная тема, вызовет отклик даже у самых искушённых слушателей, если правильно всё распиарить и записать, но, если честно, сидеть с грустной мордашкой на табурете и петь в неисправный микрофон о неразделённой любви или о чём другом грустном — очень банально. Проще уж девчонкам запеть в стиле рока, густо накрасив глаза и одевшись, как проститутки, коих только что содрали с панели, чем опять, в сотый раз, как клише, надевать платья, заплетать воздушные причёски, рассыпая розовые блёстки по щекам и плечам. Красиво, эстетично, но смысл быть законодательницей эстетики, когда хочется бунтовать и выглядеть весьма развратно, пускай моральные устои твердят о том, что нужно транслировать целомудрие и улыбаться даже тогда, когда очень больно и хочется умереть. В дни, когда было особенно сложно, когда было тяжело дышать, я, как и остальные девочки, даже забывала, что такое желать умереть, что такое вообще желать и думать, настолько тяжело нам было.       Заиграла какая-то глупая музычка, со мной прогнали на пробу, чтобы я привыкла к ритму, но текст мне всё равно не нравился, потому я решила для себя, что совсем не буду стараться — когда что-то делаешь на отвали, без желания, чаще всего никто этого поначалу не замечает, лишь потом появляются претензии. Я вспомнила все замечания, которыми меня осыпала учительница по вокалу, и решила выкрутить их на максимум — в чём прикол исправляться, если можно всё запороть? Наверно, в тот момент мне не хватило мозгов подумать о том, что мне самой это всё надо, а не какому-то абстрактному дяде, что будет оценивать мои навыки вокала, и как только я раскрыла рот, поняла, что запороть запись у меня никак не получится. Я слишком любила петь, до сих пор горела своей мечтой стать айдолом, чтобы из-за какого-то буйного подросткового желания меня выгнали и сказали выплачивать неустойку; я не могла подвести саму себя, потому спела как спела, а потом с ощущением, что хочу спать, вышла из звукозаписывающей студии, направляясь к общежитию.       Каждый раз после записи каких-либо треков я чувствовала всепоглощающую усталость, потому что не привыкла лениться и делать всё «на отвали»: научили в своё время аккуратности, стойкости, только правильно дышать было сложно, потому порой и возникали разные казусы. Мы их старались по максимуму ликвидировать, если получалось, а если же не выходило, то пытались где-то подтереть, где-то занизить громкость, но всё равно получалось что-то прекрасное, как говорила Лиса, «прямо как ты, Дженни-онни». Только вот сейчас, уставшая, сонная, я явно не вызывала чувств восхищения, лишь желание не трогать и не доёбываться; на моё счастье, в коридоре мне встретился лишь Минхо, такой же уставший, как я, такой же убитый, и мы, будто сговорившись, завалились в первую попавшуюся комнату — это была моя и девочек, — и легли в одну кровать. Между нами в тот вечер ничего не было, потому что мы лишь укрылись одеялом и заснули, обнявшись, а девочки так и не заметили, как и коменда, что рядом с одной из хрупких девчонок находился парень-трейни, что утром всех достаточно сильно шокировал.       Первой Мино, похрапывающего со мной в объятиях, обнаружила Лиса, которая разразилась очень грозной тайской речью и принялась стаскивать ни в чём не повинного парня с кровати; грохотом были разбужены остальные, что вскочили и принялись смотреть на Сона как на восьмое чудо света, которое встанет и уйдёт. Сонный, парень не понимал, что произошло, лишь хлопал глазами, а потом обернулся ко мне и осторожно засмеялся, будто всё это было одной сплошной шуткой, которую многие не осознали в силу того, что ещё не проснулись. Чеён нахмурилась и насупилась, глядя на меня и понимая, что мы с этим парнем явно больше, чем просто друзья, напарники, ведь нас видели все, как мы сбегали из общежития перед самым отбоем, как тусили на крыше, хотя была опасность упасть, как обменивались взглядами и улыбками, будто действительно давно встречались. На самом деле, если так подумать, то мы в каком-то смысле с Мино действительно были в отношениях, достаточно долгих, хороших, а главное, здоровых, но я всегда бежала от здоровья и всего прекрасного, чтобы каждый раз окунаться в омут, полный самой чёрной грязи, но где обязательно будет Квон Джиён с его душой, испещрённой шрамами, обляпанный кровью с ног до головы. Мне комфортно там, где у остальных от ужаса седеют и выпадают волосы, где трясутся поджилки, закусываются губы и слёзы текут ручьями, ведь я к такому обращению привыкла с самого детства, мне не нужны комфорт и забота, это пережитки прошлого, когда каждый думает, что каким-то образом задел чувства другого человека. Открою секрет: людям плевать на самом деле, что о них думают, они нервничают только для вида, лишь бы на них обратили внимание, лишь бы заметили их крохотную душонку, за которой — ни воны. Люди мелочны, люди ужасны, люди не вселяют ничего, кроме ненависти; не зря в одном из иностранных языков есть слово, обозначающее «тот, кого я не так ненавижу, как остальных» в значении возлюбленного. Люди любят тех, кого меньше ненавидят, я же была будто бы другой, иной, отличающейся, ведь любила больше всего того человека, которого страшно на самом деле ненавидела.       — О, мужчина, — выдала Джису, вызвав раскат хохота Миён, которая прикрылась подушкой и широко зевнула. — Это… давай лучше к себе. А то проблемы будут. Если они уже не начались.       — Не бойтесь, всё будет хорошо, — Минхо поднял руки и направился с хохотом к двери, Лиса же ему вслед кинула какую-то брошюру, проговорив что-то по типу «Чтоб твоего члена тут не было!», на что Сон снова рассмеялся. — Не бойся, Лалиса, ты мне не интересна, так что к тебе даже не полезу, — но парень обернулся и подмигнул мне. — А вот с Дженни мне нравится. Давай вместе проведём хорошо время где-нибудь на неделе? Свожу тебя в кафе или же угощу чем-нибудь другим, явно с содержанием белка.       — Бум палка, у нашей девочки свиданка! — завизжала Миён сразу же, как за Минхо закрылась дверь, а я вся покраснела — какой же стыд, господи ты боже мой, мне намекнули на то, что ждут отсоса; Чон стала слишком ярко на всё реагировать, будто только что вступила в подростковый возраст, и я не сомневалась, что этот крик услышал Сон, так ещё и окончательно пробудил Джису, которая делала попытки заснуть вновь. — Дженни, когда вы вообще с Минхо-щи успели спеться? А ну рассказывай, я жду полных подробностей. И что за «другое с содержанием белка»? Вы пьёте протеиновые коктейли? А почему ты их вместе с нами не пьёшь? Ты же в курсе, что их нельзя пить без надобности и нагрузки на мышцы? Это же вредно, это не баловство!       — Господи, Миён, Лиса, вы, как всегда, горло дерёте с утра пораньше, — покачала головой самая старшая из нас девушка и попыталась закрыть голову подушкой, но неугомонная младшая скакала по всей комнате, поднимала тучу пыли и пыталась вселять во всех радость. — Успокойся, Лиса!       Одна лишь Чеён, кажется, понимала, о чём так завуалированно сказал Мино, потому покачала головой и пошла занимать душ, потому что понимала — я не расскажу ничего лишнего, вся история будет вылизанной и хорошей; всё же я хороший рассказчик и лжец, потому очень часто бывало такое, что все верили абсолютно во всё, что я говорю. Только ничьим словам никогда нельзя верить, все люди склонны лгать даже по пустякам, зная, что за маленькую ложь никогда не будет возмездия, никогда никто и не заметит ничего, и я тоже лгала. Лгала, улыбалась и говорила о том, что мы просто очень хорошие друзья, которые любят проводить друг с другом свободное время, а такой вот лёгкий флирт — это основной тип общения парня, который привык, что все девушки готовы ему в ноги броситься. Да, красавчик, да, классно целуется, да, действительно молодец и будущий дебютант, который глотку перегрызёт за свою команду, за своих ребят, которых будет тщательнейшим образом уберегать, только не сможет до конца оставить коллектив, который из-за Тэхёна трещал по швам практически с предебюта. Я горжусь тем, что однажды очень много проводила с Минхо времени, была ему опорой в сложные моменты, и знала, что мы друзья навсегда; да, друзья с привилегиями, те, которые никогда не подтвердят свою связь, но я чувствовала в нём что-то родное и успокаивающее.       — Пойдёмте на тренировку, пора сбрасывать лишний жир, — мы смерили сказавшую эту фразу Лису взглядом, потому что девушка буквально «высохла» на тренировках, и вздохнули, так как нам с Джису действительно стоило скинуть в районе бёдер. — Девочки, ну не всем же пить просто так протеиновые коктейли. Давайте сделаем так, чтобы наши ноги, руки и животы окрепли ещё сильнее, чем есть на самом деле.       Результаты своеобразного «слепого прослушивания» мы узнали через два дня после записи, и я почему-то не удивилась, что выбрали именно меня — у меня был уже какой-никакой рейтинг среди трейни, позволяющий пихать меня в любые проекты, потому, вновь ловя завистливые взгляды, я улыбалась, осознавая, как же мне «повезло». Опять начнутся гонения, учителя будут в сто раз сильнее придираться, а потом соседки будут не замечать меня какое-то время, потому что опять выбрали меня, опять именно я, а не кто-то другой особенный, хотя я откровенно всем сказала, что записывалась на отъебись и совершенно не хотела никакого коллаба ни с каким айдолом — спасибо, накушалась уже. Только вот меня морально добил взгляд Миён и её всего несколько фраз, которые отбили у меня желание в принципе что-либо делать, хотя я знала, что в более глубокую депрессию, чем Квон Джиён, меня подруга не засунет:       — Ты же принцесска этого агентства, признавайся, сколько твой отец дал на твоё обучение. Миллиард? В любом случае, почему тогда за три года ты не дебютировала?       Это было хуже ножа в спину, потому что я считала, что Миён не завистливая, что она не посмеет ничего сказать такого, что меня разобьёт, но из-за этого я проплакала всё время, что стояла под душем; я ожидала такого от Чеён, от вспыльчивой в последнее время Лалисы, что потом извинится, но не от скрипачки, которая поражала меня своим тактом. Может, после этого в нашей дружбе пролегла трещина, потому что я знала, как она желала записаться наконец-то хоть с кем-то, но нет, в новой песне нашего агентства исполнителем стоит знаменитый айдол и такая же знаменитая трейни Дженни Ким, которая за всё: за песни, за пляски, за съёмки. Моё здоровье, психическое и физическое, было не идеальным, оно, кажется, стремительно угасало, а в упадок состояние пришло именно тогда, когда оказалось, что именно с этой самой «GG Be» Сынри уже выступал, только версию, спетую со мной, будто бы проигнорировали. Это жестоко ударило по самолюбию, я расстроилась ещё больше, когда этот артист лишь улыбался мне в лицо и ничего не говорил, хотя, начистоту, и не обязан был — кто я по сравнению с ним? Я не великая, я обычная, скучная, так ещё и с ощущением, что мир скоро схлопнется, пускай мои все сомнения и опасения были не напрасны, ведь совсем скоро, практически спустя полгода, произойдёт кое-что, что повлияет на меня ещё сильнее, чем жизнь в Новой Зеландии, чем прослушивание, чем первый секс с Квоном Джиёном.       А что может быть хуже самого Квона Джиёна?       Правильно, официальный коллаб в качестве трейни-певицы с ним же, да и не в роли актрисы, которая будет топиться в ванне или качать головой, делая вид, что разговаривает по телефону — я буду стоять с ним на сцене ровно три раза и все эти три раза по-настоящему сгорать, исполняя строчки про чёрную любовь, которая так хорошо описывает наши отношения.