ID работы: 10470102

Дочь кипариса

Гет
NC-17
В процессе
72
Devil-s Duck бета
Размер:
планируется Макси, написано 340 страниц, 16 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
72 Нравится 50 Отзывы 12 В сборник Скачать

Часть 1. Предебют. Глава 10. 2014 год

Настройки текста
      За людскими отношениями всегда забавно наблюдать, и я была из тех девочек, что в открытую визжат от взаимодействий своих подруг с парнями, и однажды я просто ликовала, стоя за углом и наблюдая за парочкой, которая давно должна была прийти к совместному счастью. Миён и Джинхён целовались на моих глазах — ему было не важно, что она не записала трек с Квоном, мать его, Джиёном, а ей было плевать на то, что он младше её на целых полгода и ещё смеет ухлёстывать за ней, как будто давно не видел в своём окружении женщин. Уж сколько раз говорила мне Миён, что не будет ни с кем целоваться, а сейчас её прижимали к стене, кусали за губы и говорили, что никогда не покинут и не бросят, а я же развернулась и пошла к Минхо, с которым у нас была своя идиллия, своя эстетика и своя жизнь, которую мы любили больше курочки и соуса барбекю редко-редко, раз в месяц. Я была счастлива с Мино — с ним было легко и хорошо, привычно, да и в принципе он не был из того большинства парней, что думают, будто все девушки им что-то должны, и я надеялась, что и следующий две тысячи четырнадцатый год мы проведём вместе, рука об руку, а там уже недалеко до наших дебютов и красивых картинок на обложках журналов.       — Ну что ж, нашей команде дали чёткую дату дебюта, в августе мы уже официально будем айдолами, — Мино обнял меня за талию и повалил на себя, Джину же в это время поморщился и попросил нас поискать себе отель, а не мучиться, касаясь друг друга сквозь одежду. — Джину, хороший мой, ты ревнуешь, что ли? Успокойся, клянусь, я не заставлю тебя смотреть, как мы с ней занимаемся любовью.       «Winner» — это победители, и именно так называлась команда, которая явно выиграет в шоу на выживание, которое проходило как-то чересчур незаметно для тех, кто жил в общежитии; туда входили Мино, Джину, Тэхён и пара незаметных для меня парней, с которыми я раньше не общалась, но чьи навыки были высоко оценены — Сынхун и Сынюн, и я искренне гордилась тем, что мой мальчик, тот, кто дарил мне успокоение и радость, наконец-то дебютирует. Я всегда думала, что испытывают дебютанты, когда впервые появляются на сцене под крики фанатов, что следили с самого предебюта, и видела по лицам парням, что им волнительно — больше полугода до того, как они заявят о себе, покорят страну и мир, а они уже суетятся и надеются, что их не закидают гнилыми овощами, как только они выйдут с шоукейсом и выступлением. Даже Джину немного нервничал, и наша совместная подготовка к Новому году в общежитии, потому что остальные разъехались по домам, обратилась немного в успокоение парня — дали таблеток, посмеялись и недолго посидели, попивая купленный алкоголь и заедая всё тарталетками с разным наполнением.       — Мне, наверно, надо подышать, я на крышу, особо не шалите тут, — с хитрой улыбкой Ким удалился из комнаты, а я сразу почувствовала вседозволенность — нас наконец-то оставили одних, пьяных, весёлых, и я, в принципе, была готова к тому, что меня поцелуют глубоко и мокро, сожмут бока, а потом шепнут «надо поставить стиральную машинку, а то соседи, что не спят, проснутся».       На счастье Мино, у них было грязное бельё, но я подкралась сзади и буквально заставила парня подхватить меня на руки и посадить на работающую машинку, продолжая целовать и стягивать тонкую майку, под которой находился такой же тонкий кружевной бюстгальтер, не скрывающий абсолютно ничего. У меня случилось дежавю, ведь точно так же меня усаживал Джиён на машинку, тоже на мне был минимум одежды, и я ещё больше возбудилась, позволив стянуть с себя шортики на резинке и дав Мино оглядеть меня в нижнем белье от кончиков пальцев ног до макушки тёмных волос, чтобы потом вновь слиться с ним в поцелуе и почувствовать, что от сочетания вибрации и пальцев меня просто уносит в далёкие дали, из которых самостоятельно я выбраться явно не смогу. Пока красный от напряжения Мино ходил за презервативом, я успела избавиться от нижнего белья и вскоре весьма призывно повела пальчиком, заставив парня буквально налететь на меня, закрывая до этого дверь на щеколду и непослушными пальцами натягивая презерватив на член. Он проник в меня резко, грубо, я вцепилась одной рукой ему в плечо, а другой в волосы и поняла, что это мы пьяными можем так заниматься сексом, потому что трезвым Сон себе не позволял быть чересчур грубым, вколачивающим меня в поверхность машинки и заставляющим просить большего. Я чувствовала, как его член проникал в меня до самого основания, как его сердце стучало в такт моему, такому же сбитому, и готова была потерять сознание от удовольствия.       — Я так давно хотел тебя трахнуть на стиральной машинке, ты просто не представляешь, — укус пришёлся на нижнюю губу, я поджала пальцы ног и сдавленно простонала, а потом меня стянули на пол и развернули спиной к парню. — Но сейчас мне хочется тебя помучить, Дженни Ким.       Он сжимал до боли мои соски, ласкал клитор, вколачиваясь в меня, и приходилось держать равновесие и не падать — если подкосятся ноги, то нам одновременно будет плохо, а если я кончу, нам будет одновременно хорошо. Я почувствовала, как тело прострелил оргазм, буквально через пять минут бесконечных грубых ласк, и выгнулась в спине, позволяя Мино поставить поцелуй-клеймо на моей шее и вырвать очередной стон из горла. Он кончил чуть позже меня, изливаясь в презерватив и некоторое время не вынимая член из моего влагалища, а потом мы вместе, поцеловавшись, залезли под душ, стянув резинку и завязав её. Сон был потным, мокрым, я не отставала от этого звания, потому как можно быстрее включила воду и встала под неё, смывая остатки нашей страсти и показывая, что именно сейчас Мино мог потереть мне спинку или вообще потребовать минета — я была сейчас вполне себе безотказной и очень игривой, а член во рту не изменит моего настроения, тем более что сегодня ночью будет две тысячи четырнадцатый год — год, когда мне наконец-то исполнится девятнадцать лет.       — Ты просто прекрасна, как всегда, — руки парня скользнули вниз по моим бёдрам, а он сам торопливо чмокнул меня в губы, — и я предлагаю в следующем году немного разнообразить наш секс. Что ты думаешь по поводу игрушек? Наручники там, кляпы, вибраторы? Я бы хотел попробовать с тобой многое, но ты должна дать мне согласие, чтобы я точно понимал, хочешь ты этого или нет.       — Я не думаю, что вибратор нам нужен, так как есть восхитительное изобретение человечества — стиральная машина, а всё бы остальное попробовала, даже бы тебя хотела увидеть в наручниках, — мурлыкнула я и ухмыльнулась. — Как ты на это смотришь?       — Можно попробовать.       Перевернулась страница жизни, на стену повесили новый календарь — наступил две тысячи четырнадцатый год, который так много кто ждал и надеялся, но я лично снова пролетела с дебютом и ждала, когда звезда Мино засияет на небосводе корейской музыки. Завидовала ли я его успеху? Мужчинам всегда всё легче достаётся, это нам, женщинам, приходится работать усердно и валиться в обморок от истощения, когда кажется, что дальше мы уже идти не сможем; потом приходилось подниматься и уходить со сцены, шатаясь, не смотря на стробоскопы и не слушая возмущённых криво толпы — они же заплатили, неуважаемая айдолка, куда ты уходишь, ещё должна деньги отработать! И приходится из-за этого мириться с максимально потребительским отношением, кивать на злостную критику, которую даже критикой язык не поворачивается называть, и продолжать улыбаться, хоть внутри хотелось разорваться от стыда и крика. Хороши наши менеджеры, директора — им всё равно, главное денег побольше заработать да чтобы мы лишний раз не померли, хотя помрём — нет ничего страшного, назавтра будет готова новенькая звёздочка, что засияет, словно огонь, и никогда не погаснет. Но мы все, все заменимы, даже если думаем, что идентичных нам людей нет, сразу вспоминаются разнообразные подражатели и порой самые настоящие копии, глядя на которые, удивляешься — да неужели действительно существуют такие индивиды, что способны сидеть на такой же жёсткой диете, одеваться так же, в такой же цвет красить волосы и не иметь индивидуальности, того, чем должен хвалиться каждый, а не сходством с очень уж фигуристой Пак Розэ и худощавой Дженни Ким.       — Вы теперь с Джинхёном встречаетесь, да? — Джису улыбнулась, когда Миён делала вид, что всё нормально и они с парнем просто здороваются время от времени, как будто ничего не значащие друг для друга люди. — Миён, об этом всё общежитие говорит, что вы целуетесь за углами.       Я никому не говорила о том, что видела, тем более у меня у самой было ощущение, что все в общежитии знали, что Мино слишком часто и громко занимается со мной сексом, ведь слышали каждый мой стон и крик, пускай мы включали музыку или же стиральную машинку. Представить не могла, кто пустил слухи, и, честно, очень боялась, что эти россказни дойдут до руководства и пару либо очень жёстко разъединят, либо заставят уйти из агентства — и то, и то было равносильно убийству любви и слезам, которые будут литься из глаз двух людей, что просто хотели любви. Я их обоих понимала — нежелание раскрывать свои чувства на публике вполне себе естественно и похвально, и я молча желала им счастья и не попасться кому-нибудь на камеру, ведь в погоне за первенством дебюта все средства, даже самые низкие и подлые, хороши. Но я ещё не знала, что в интернете уже существовали сообщества, где собирали фотографии трейни, их личные данные, чтобы потом гадать, кто к какой группе будет принадлежать и кто когда дебютирует. Ох уж эта известность — никогда нельзя расслабляться, ведь даже самый крохотный промах заметят и исказят, вывернут наизнанку, будто бы это ты сам бездарь, бездарность, а не аноны суют нос не в своё дело.       — Кто разнёс слухи? — Чо отставила от себя палочки и посмотрела на всех нас так, будто убить готова была, и я вздрогнула — вспомнила, как она смотрела на меня, когда я получила место рядом с Квоном Джиёном. Она мне должна вообще сказать спасибо за то, что я уберегла её от этого урода, который поступил бы с ней так же, как и со мной, — трахнул и бросил, а потом бы бесконечно лез и одновременно с этим игнорировал, вызывая самые настоящие эмоциональные качели, которые выведут из себя сильнее, чем нелюбимый продукт в столовской еде. — Вы не знаете?       — Наверно, кто-то из других комнат, потому что мы не обсуждали между собой, а я вообще о таком впервые слышу, — пробормотала Чеён, поражая меня своей благородностью и блаженным неведением — да чтобы Пак Розэ не знала о чём-то таком скандальном? Мир, видимо, схлопнулся до размеров изюминки, Антарктида полностью растаяла, вызывая глобальный потоп, а ад покрылся льдом, ведь я не верила, что эта девчонка не была в курсе всего, что происходило в общежитии. — Ой, кстати, знаете, что я слышала? Если трейни будут работать очень усердно, могут организовать летом поездку в Японию. Мне кажется, это стимул стремиться стать лучше.       — И что такого в этой поездке? — спросила Лиса, пожимая плечами и продолжая с аппетитом доедать свою порцию — в последнее время она очень усердно работала и всем показывала свою необычайную выносливость, которая поражала каждую девушку в зале. — Ну, Япония, отель и горячие источники. Я не думаю, что это хороший стимул учиться.       — Ну, в Таиланде, наверно, горячих источников нет, — Розэ заткнулась, как только поймала на себе убийственный взгляд тайки. — А если серьёзно — что прекрасного в твоей стране, кроме экзотических фруктов и тайского массажа?       — Да пошла ты, — Манобан доела рис и водрузила тарелки на поднос, — увидимся на тренировке.       Лалиса — самостоятельная девочка, имеющая собственное мнение, и то, что у неё были какие-то заскоки и плохое настроение, — нормально, это чувства любого живого человека, которые просто надо пережить. Её заскоки переходили некоторые границы лишь при общении с Розэ, и я понимала, что виновата в этом особом отношении к австралийке, ведь часто подсаживалась на уши Манобан и говорила, как меня эта выскочка бесит. Глупая, какая же я глупая! Топящая за индивидуальность, но при этом навязывающая своё отношение к человеку подруге, которая прислушивается ко мне и всем сердцем любит; и что мне сделать с этой двуличностью? Как мне спасти моё окружение от себя самой, когда они сами, как пауки, оплетают меня, общаются, сводят с ума собою же? Если так подумать, то сначала мне надо изменить отношение к ситуации, может, стать для Пак не подругой, но хотя бы приятельницей, которая не будет травить её просто из-за факта существования в команде. Мы же должны быть соседями, а потом — согруппницами в, я не сомневалась, популярной группе, которая выстрелит сразу же и покажет, на что мы способны и чего мы стоим.       — Я попробую её успокоить, — моя посуда оказалась на подносе, и спустя минуту я уже устремилась вслед за подругой, не зная, обрадуется ли она моей помощи или же пошлёт далеко и надолго, но таким способом я же покажу ей, что мне не всё равно, верно ведь? Самое худшее качество человека — это равнодушие, и я хотела искоренить в себе этот недостаток, но не всегда знала, как надо правильно поступать в той или иной ситуации, но сейчас я знала одно — если найду Лису, то вместе с ней в будущем мы буквально пройдём огонь и воду, покорим целую вселенную и навсегда останемся подругами. Жаль только, что самый последний пункт выпал из нашей жизни, но я не жалела о том, что работала с ней бок о бок, плечом к плечу много лет, дружила, делилась секретами и первой рассказала о том, что Квон Джиён пускай и хорош, но изнутри него сочится гниль, которую я с удовольствием поглощала.       Что может быть хуже своеобразного синдрома Адели, когда любишь до безумия человека и из кожи вон лезешь, чтобы он тебя заметил и полюбил в ответ? Хуже только прогибаться под других людей, но никто и не говорил, что лично я должна быть идеалом, примером для подражания, потому чего только за свою короткую жизнь я ни делала: ненавидела сильнее всех, завлекала в постель «нужных мужчин», не храня верность своей второй половинке, развлекалась на афтерпати так, что на следующий день умирала из-за головной боли и сорванных голосовых связок. А ещё я же развратница, я же самый худший кошмар, ведь толстая, ленивая, чуть ли ни не следящая за собой уродина, на которую распространилось правило моего агентства «брать только страшненьких», пускай я была явно красивее многих кореянок, которые выйти из дома без огромного слоя косметики на лице не могут. А я могу! Я умею это! Потому что я не стесняюсь себя настоящей, я люблю свою фигуру, кожу и даже стиль, пускай меня за всё это критикуют, но я просто хмыкну и пройду дальше, ведь крутые девочки на взрывы задниц позади не обращают никакого внимания.       — Лиса, у тебя всё хорошо? — я застала подругу сидящей у стены на корточках и опустилась рядом, чуть сжимая её плечо. — Что-то в семье произошло?       — Бэм хочет встречи, а я, дура, отказалась, а теперь накручиваю себя, потому что он… ну… может выбрать любую другую девушку, а я так и не скажу ему, что люблю. Тем более… тем более он скоро, очень скоро, буквально через неделю дебютирует, понимаешь?! У нас осталось совсем немного времени, и я не успею ничего… ничего сделать, — и Лиса очень доверительно и дружески прижалась ко мне, начав плакать так сильно, что вмиг промочила мою футболку. Я лишь смогла успокаивающим жестом пройтись по её волосам и невесомо поцеловать в макушку — ей больше и не нужно было.       — А что ты хочешь сделать? — шепнула я, посматривая на конец коридора, откуда со звонком, оповещающем о конце обеда, высыпят трейни, которые будут задаваться вопросом, что же случилось с любимой всеми Лалисой Манобан. У неё был тот же диагноз, что и у большинства девушек, что проживали в общежитии — она трепетно любила и была любима, что от многих её отличало, потому и губы облизывались, и глаза порой немного испуганно метались в поисках какого-никакого утешения, и я старалась ей давать все эмоции сполна.       — Хочу просто сказать, что… люблю его и, когда мы дебютируем тоже, стать с ним парой, — Лиса сладко выдохнула, попеременно всхлипывая, но я поняла, что она стала успокаиваться — ни одна из её вспышек не длилась долго, а если и была таковой — долгой, то потом девушка достаточно быстро отходила. Если дело касалось Канпимука, то Лиса в принципе очень быстро брала себя в руки и показывала, что, что бы ни произошло, она умеет быть уравновешенной, и оттого становилось приятно на душе — было что-то, что действительно могло её успокоить — лишь одно упоминание унимало огнедышащего дракона и превращало его в небольшую юркую ящерицу, что ложилась в ладонь и урчала.       Я смогла только приобнять подругу — ничего не сказала, потому что явно была счастливее её, ведь жила со своим парнем в одном общежитии и мы очень часто уединялись, практически заставляя парней ночевать в коридорах или же по шкафам у разных девушек. Мы не могли себе позволить снять номер в отеле или же заняться сексом прямо на улице — холод стоял лютый, я всё больше укутывалась в шарф, а Мино не хотел тащить потом заразу по комнате и делать вид, мол, это не я, это всё вы сами виноваты — шляетесь, где попало. Лиса же окончательно встала на ноги и потянула меня за собой, ведь закончился обеденный перерыв и стажёры устремились в залы для практик, чтобы подготовиться к ежемесячному смотру, что состоится совсем скоро, и нам уже чётко сказали, что отсев будет жёстким, пускай у нас по-другому никак не бывает. Нам и самим пришлось пойти в зал для танцев, чтобы там, успокоившись на все сто процентов, размяться и приступить к тяжёлой тренировке и растяжке, и если тонконогой подруге всё давалось легко, то я стонала, кряхтела и чуть ли не плакала, когда на мои ноги или же таз надавливали. И слава богу, что никому из нас таким образом не сломали бёдрам спину, потому что боль порой была адская, режущая, отдающая куда-то в поясницу, я плакала из-за неё ночами и надеялась, что не повторится больше ничего: ни этих тренировок, ни этих проверок, ни этих надавливаний.       — Бездарности, полные бездарности, — прошипела тренер, выше закидывая мою ногу и заставляя лишь чудом удержаться от рыданий — надо же, я не думала, что сейчас, когда я размяла все мышцы, когда полностью подготовилась, мне будет так плохо. Наверно, сказывалась кружащаяся голова и мысли, что я в этот раз точно вылечу из агентства, ведь слишком много людей знало, что мы встречаемся с Мино, что мы с ним спим, что мы вообще даже не стараемся скрываться, и немудрено, если вся эта информация дошла до руководства, которое собирает разного рода слухи. — И как вы собираетесь становиться айдолами с такими отвратительными показателями?! Ты, — она ткнула мне между рёбер, и я лишь чудом не задохнулась, — ты стажируешься много лет, почему ты до сих пор не дебютировала? Ждёшь, когда 2NE1 распадутся? Я думаю, ждать придётся ещё долго, а за это время успеют найти трейни помоложе да симпатичнее, чем ты.       Госпожа Хон к каждой подходила и говорила гадости, и да, к этому надо было просто привыкнуть и не обращать внимания, но мы не могли не смотреть на неё оравой волчат, что сгруппировались в ожидании атаки, и она нас атаковала, признаться, талантливо, очень метко и достаточно колко. Мы не могли нажаловаться на неё руководству, ведь сами бы пострадали, потому что эта женщина не делала ничего противозаконного — не домогалась до нас, не насиловала, лишь доводила до изнеможения тренировками и щипала за бока, когда видела лишний жирок. А то, что у половины стажёров просто детский жирок не сошёл — это было всё равно, потому что, если мы пришли в агентство с желанием стать айдолами, то должны соответствовать живым легендам, с которыми находимся в одной компании. Но мы были не готовы худеть, сидя на одной картошине или кубике льда, мы хотели сохранить здоровье, которое и так было ни к чёрту, ведь сквозняки, сезонные болячки и просто контакт между многими людьми усугублял организм. Я бы с удовольствием перестала со всеми говорить, но без общения загнёшься, умрёшь, в конце тяжёлого рабочего дня хочется просто посидеть в обнимку с кем-то на полу, чувствуя, как по вискам струится пот, и надеяться, что совсем скоро ощущение слабости пройдёт.       А оно должно пройти точно.       — Госпожа Хон монстр, — проговорила Миён, завязывая волосы в хвост на следующий день; кажется, у нас с ней наладился контакт, она меня молча простила, и теперь я снова была возведена в гордый статус «лучшие подружки», хотя восторга, как давным-давно, не испытывала. — Как думаешь, Дженни, мы в этот раз вылетим?       — Чёрта с два, — внезапно проговорила я, даже саму себя напугав этим напором. — Из-за какой-то там пигалицы, что тянет, будто мы профессиональные балерины, уходить? Я не собираюсь. Я убила на всё это херову тучу лет, и я, блядь, не пропущу своего шанса ещё раз показать директору, чего я стою.       Я знала, что делала, когда начинала двигаться под музыку со всей страстью, на которую только была способна, потому что хотела, чтобы всё моё тело кричало: я королева, я богиня, я должна дебютировать во что бы то ни стало, потому что именно я достойна этого. Рано, конечно, мне говорить о звёздной болезни и всём остальном вытекающем, но я действительно хотела показать всем, что я лучше всех, и пускай мой рейтинг был намного выше, чем у остальных девушек, я хотела стать лучшей в своём деле, быть профессионалом, а уже потом сказать «все уходите, на сцене тут только одна девушка, и эта девушка — это я». Мой синдром Бога не давал спокойно спать порой, я старалась его контролировать, но выходило откровенно хреново, потому я и была уверена, что займу одно из первых мест, и получила его, мучаясь от приступа тошноты и головной боли, потому что опять переборщила с резкостью движений, которые не могли никак быть нежнее.       — Вы все молодцы, хорошо постарались, давайте же тренироваться так же хорошо дальше, дабы достичь наивысших результатов. Увидимся в следующем месяце! — и с такими словами заместителя Яна Хён Сока ежемесячный смотр трейни был окончен, а мы все дружно поклонились, благодаря его за работу. Хотя что делал этот мужчина? Ровным счётом ничего, просто ставил оценки девушкам, которые кривлялись и выгибались так, будто у них отсутствуют кости, и я видела, насколько масляным был его взгляд, когда он скользил глазами по нашим подтянутым телам, плоской груди и отсутствию бёдер. В индустрии развлечений чересчур много людей, которые не стесняются признавать, что они любят детей не в особо традиционном плане, но так как эти действия все наказуемы, они переключаются на только-только дебютировавших девушек, которые хранили остатки своей детскости, а потом с грубостью ломали их кукольные судьбы. Я не была в числе таких, слава богу, но в нашем коллективе всё же находилась девушка, которая расцветала аккуратно, как цветок, и благодаря должному вниманию со стороны директора компании залезала во многие рекламные проекты, что были необходимы для её задабривания.       Бедная Джису-онни, как же мне её всегда было жаль.       Совсем скоро после отбора дебютировала группа, в которой находился возлюбленный Лисы, и она искренне не понимала, почему же я так смеялась, когда смотрела клип и в особенности глядела на парня по имени Джексон — ну что за странная причёска, вот уж кого точно ненавидят стилисты или же кто сильно проштрафился перед ними! Но Канпимук, на мой вкус, был слишком уж щуплым, не было в нём того величия, что я ценила в мужчинах, и походил он точно на цыплёнка, который ещё не знает, что такое жизнь и уж тем более что такое настоящий шоу-бизнес. Но он знал всё, просто слишком много держал в себе, а ещё хранил безграничную верность одной-единственной девушке, его первой, самой детской любви, что его никогда не дразнила и вела с ним как само воплощение нежности и красоты. Я не завидовала Лисе, если только чуть-чуть, потому что она была в самых здоровых и самых продолжительных отношениях по сравнению с нами: я была зависима от Джиёна, Чеён встречалась с наркоманом, а Джису в будущем вообще ждала Сынри из тюрьмы. Один только Канпимук был чист и невинен, как младенец, в скандалы не попадал и показывал всё своё далеко не напускное очарование, и жаль, наверно, что такие парни не в моём вкусе — наверно, я бы тогда не попала в паутину, что вокруг меня расплёл Квон.       — А как тебе мой Бэм-Бэм? — Лиса называла своего парня настолько ласково и сладко, что у меня чуть не сводило зубы, но я кивнула — да нормальный парень, из него что-то да вырастет, но что именно — пока непонятно, потому что на данный момент он ровным счётом ничего из себя не представлял. О всех его заслугах можно сказать лишь в будущем, когда он подрастёт, а пока это сплошная неизвестность, помноженная на нашу собственную неопределённость.       — Неплохо. Интересно будет с ним познакомиться, — сказала тогда я, хотя знала, что познакомимся мы ещё нескоро — сейчас его будут пихать по телевизионным программам, выступлениям и интервью, а потом будут новые альбомы, премии и концерты, так что в ближайшие несколько лет Бэм и Лиса будут видеться только по видеосвязи и то на ночь, когда ни стаффа, ни вездесущих камер нет, дабы не испортить отношения и витающую между парочкой романтику. Участники его группы были на редкость корректными и не доставляли никаких хлопот, лишь радовались, что их любимый таец не грустит и улыбается, потому что совсем скоро спросит «как дела?» у чересчур важного для себя человека.       Наверно, и мне стоило подождать, вымариновать чувства, а потом общаться с самым главным для меня человеком; и жаль, что это был не Мино, который заботился обо мне, показывал всеми силами, что я ему небезразлична, но так и не добился от меня как таковой взаимности. Люди, что пережили травмирующий первый опыт, зачастую выбирают в партнёры неправильных людей, которые травмируют и убивают изнутри их только больше. Может, мне стоило задуматься и перестать хвататься за прошлое, но я уже физически от этого зависела, не могла противостоять самой себе, той маленькой влюблённой девочке, которая переспала на съёмочной площадке со своим кумиром. Какой стыд, какой позор! Мать меня не так воспитывала, воспитатели не это в меня вкладывали, но кто же знал, что, попав в агентство, я пойму, что там, где нет родителей, есть только я сама, моя решительность и мои собственные способности? Нельзя давать полную свободу несовершеннолетнему подростку, который начинает сам выбирать, по какому пути следовать, достаточно рано; нужно ему дать ещё совсем немного побыть в защищённости, под материнской юбкой, а потом показывать этот зачастую жестокий и даже в какой-то степени ненормальный мир. И всё это надо делать постепенно, не затаскивая в пучину, а делая всё медленно, чтобы никто не испугался и не сказал «хочу обратно, домой, под юбку, ведь там намного теплее, уютнее и привычнее». Я вот поняла, что мне возвращаться в тепло не вариант, потому что таким образом не вырастешь, зато нахватаешь проблем в ментальном плане, потому что мать опять будет бегать вокруг, стараться опекать, и в конечном итоге я сбегу самостоятельно, лишь бы не пересекаться с ней. Когда-то я была рада возвращаться в большой дом на каникулы, но потом поняла, что мне проще остаться в общежитии с людьми, которых я искренне люблю, чем быть рядом с матерью, которую из-за подросткового максимализма я не любила, можно сказать, даже ненавидела.       И жаль, что я так и не познала счастья материнства, став пустоцветом, который никому особо не нужен, разделила судьбу с человеком, который тоже всем перестал быть нужным, возможно, я поняла бы собственную мать и, возможно, волнение за саму себя. Я же девочка, а очень многие мужчины хотят испортить прекрасный цветок, сделать его чахлым, дряхлым, но очень часто родители своими закостенелыми взглядами, своим воспитанием губят девчачьи светлые души, жаждущие опыта, жаждущие открытий, света и новых впечатлений. Это же родители, они постоянно волнуются, и даже если их волнение не окупается, они всё равно найдут, к чему прицепиться, куда вставить своё слово, как ранить во благо себе, чтобы ребёнок больше далеко не отходил. Но я и так не смогла бы далеко отойти, слишком зависима от слов мамы, слишком сильно к ней прислушивалась и рано повзрослела, чтобы просто так оставить её на растерзание судьбе, чтобы бросить.       Возможно, я действительно её любила, всем сердцем, но это не отменяет того факта, что я сделала в будущем; мне нет прощения, это я точно знала, и буду я проклята сто раз, если ещё раз скажу собственной матери «Я люблю тебя». Будет проще сказать «Я люблю тебя и одновременно ненавижу. Спасибо, что родила меня, но зачем?»       — Давай сбежим этой ночью в город, — все девочки в комнате не могли заснуть, даже до одури правильная Джису, которая в последнее время была какая-то не своя, не смыкала глаз вот уже на протяжении часа. Миён глянула на Лису, зачинщицу всего безобразия, явно поняв, что это не я что-то сказала, а потом сдавленно выдохнула, осознавая, что сегодня вновь не выспится, хотя всегда была за всякие активности, особенно в последнее время. — Прихватим парней, немного побегаем, развеемся, а потом вернёмся. Как вам план?       — Тихо! — чуткая Чеён внезапно замерла, а потом чудом не упала на пол, оказавшись на краю койки. — Кто-то идёт, и почему-то мне кажется, что это к нам.       И действительно, долго гадать не пришлось, в какую комнату направлялись с явным чемоданом и сопровождающим в виде улыбчивой девушки, готовой помогать по мере собственных возможностей. Дверь распахнулась, и я на краткое мгновение ослепла, потому что щёлкнул выключатель, озарив всё пространство, но остальные девушки успели вовремя зажмуриться, предотвратив краткое время слепоты. Проморгавшись, я приподнялась на локтях, вглядываясь в новенькую девушку, которая стояла на пороге, и я не была уверена, что она тут давно, что она знает все порядки, потому что в глазах не было угрюмости и взгляда, будто она готова глотку порвать соперницам за дебют. Выглядела она очень… красивой: ещё подросток, со своей прелестью, со своим очарованием, неиспорченный плод, на который явно позарятся мальчишки, потому что с такими девочками любят флиртовать, целовать, а потом укладывать рядом с собой в постель. Я была удивлена, что ради какой-то там новенькой нас подняли после отбоя, нарушая правила, и пускай мы не выглядели сонными, казалось, что вот-вот отрубимся от количества тренировок, пережитых за день.       — Ваша новая соседка — Пак Джинни, — все девчонки, кроме новенькой, резко посмотрели на меня, потому что наши с ней имена были созвучными, мы были будто бы потерянными близнецами, которые ничего не хотели знать друг о друге. — Пожалуйста, позаботьтесь о ней, помогите расположиться в коллективе и освоиться, — мне послышалось, или нас назвали «коллективом»? Это что получается? Тотчас же я заметила, что женщина что-то держала в руках, и это явно были не документы на новенькую, которая стояла и мялась на пороге, не зная, можно ли ей вообще к нам подходить. — Как только придёт последняя девочка, будет подготовка к дебюту новой женской группы «Pink Punk». Если, конечно, господин Ян не захочет привлечь ещё кого-нибудь из перспективных стажёров. Жаль, что Ким Ынби и Ким Юна ушли, перспективные девушки… но ладно, о чём это я. Хочу повесить табличку с названием группы на двери. Нет ли у вас скотча?       — Конечно, — Джису встала с кровати и стала рыться в собственной тумбочке, а потом протянула нужный предмет девушке двумя руками. — И мы… мы вскоре все дебютируем? Все те, кто находятся в этой комнате?       — Конечно, — с важным видом проговорила девушка, наклеивая файл; я ощутила резкое головокружение, когда встала, чтобы первой протянуть дружественную руку Джинни, потому что поняла, что сейчас многое зависит от меня самой. Как я приму новенькую, так её примут и остальные, я задам темп в развитии нашего общего общения, и если я скажу, что мы будем все её игнорировать, не допускать до общения и вообще перестанем её замечать, девочки поддержат меня. Джису — самая старшая в коллективе, но при этом авторитет — я, потому что раньше всех пришла в агентство, имею много опыта и умею показывать свой характер тогда, когда мне это по-настоящему нужно. Я Дженни Ким, а Дженни Ким просто так не сдаётся, она рвёт глотки недоброжелателям, осаждает ненавистников и неприятелей, но добра с собственными друзьями, которые так же искренне любят её. — Вам теперь надо сработаться вместе, Джинни Пак будет рада со всеми вами подружиться. Помогите ей расположиться, поговорите немного — директор разрешил именно вашей комнате немного нарушить правила.       Как только дверь закрылась, как только скотч вернулся в тумбочку, как только порядком смущённая Джинни отпустила ручку чемодана, все девушки одновременно выдохнули. Я переглянулась с Лисой, Лиса с Джису, та с Миён, а Чо глянула на Розэ, а потом мы все вместе уставились на новенькую, которая страшно покраснела под нашими взглядами, ведь явно не была готова к такому вниманию со стороны, тем более мы все были старше её. И когда я уже собиралась открыть рот, произнеся, что мы все рады наконец-то её увидеть, с ней познакомиться, Манобан внезапно расхохоталась, разряжая обстановку, и сказала:       — Ну что, раз у нас официальное разрешение от Яна Хён Сока, может, действительно сбежим в город и уже там нормально познакомимся? Я Лалиса Манобан, единственная иностранка тут.       — Не обольщайся, — произнесла Чеён, но было видно, что она шутила. — Я Пак Розанна. Можно Рози или Розэ. Моё корейское имя — Пак Чеён.       — Чо Миён.       — Ким Джису.       — Ким Дженни, — и я первой пожала тонкую холодную ручку, которую мы будем держать до судьбоносного две тысячи шестнадцатого года. — Мы все рады тебя видеть. Выпьешь с нами?       — С удовольствием, — сказала впервые за всё время девушка и ответила на моё рукопожатие крепким движением, что я даже удивилась её силе — надо же, никогда такого не встречала, так даже прекраснее — достойная соперница, которая не даст себя в обиду. Редко встречаются такие стажёры, и как же хорошо, что с одной из таких я знакома лично, что я жила одно время с ней в одной комнате, ела, сидя рядом, и давала советы, к которым она действительно прислушивалась. Джинни могла послать меня на хуй, откровенно говоря, со своими советами, но понимала, что если я нахожусь дольше неё в агентстве, то надо не отнекиваться и огрызаться, а внимательно слушать, ведь я знаю многие лазейки, многие дыры, могу сбежать в любой момент, как только захочу, а ещё встречаюсь с молодым человеком, который совсем скоро дебютирует.       — Парней надо позвать, — проговорила Миён и с неожиданной прытью, ей не свойственной, выскочила в коридор, на цыпочках понесясь в мужское отделение, чтобы там поднять на уши всех «наших», а также своего любимого Джинхёна, который совершенно не думал, что возлюбленная скинет его с кровати. Об этом я узнала чуть позже и смеялась страшно, потому что насколько надо быть сильной и жаждущей потусить со всеми, чтобы вот так нагло и вот так быстро бороться с сонливостью и ленью своего парня? Даже я в отношении Мино такого не предпринимала, а мы, на минутку, были вместе уже достаточно давно, потому что я его уважала, а Чо… Чо просто была совершенно сумасшедшей в любви и могла себе позволить то, что многие считали неприемлемым. Даже Джису-онни порой говорила, что Миён перегибает палку, что ей надо быть чуточку помягче и меньше выражать собственный восторг, потому что от переизбытка эмоций, как и от его недостатка, можно устать, пресытиться, и тогда самому Джинхёну будет трудно находиться рядом с Миён.       — Что, реально, мы будем с мальчиками в городе? — Пак, кажется, встретила эту новость с восторгом, и я поняла, что она — нашей породы девчонка, готовая на разные приключения, а значит, ей можно рассказывать все наши переживания, с ней можно просто тихо крысятничать на таланты девчонок из других комнат, и она не осудит. Это забавно, на самом деле, и пускай порицается, но мне было максимально всё равно: если не девочки, то я поболтаю с Мино, посмеюсь над бедными стажёрками, а потом буду говорить, как будет лучше. Хоть от достаточного количества тренировок я уже сама устала, голова кружилась с каждым разом всё сильнее, а ноги подкашивались, я хотела сама совершенствоваться, чтобы на следующем смотре трейни быть лучше всех. Я хочу дебютировать, отчаянно хочу, мне говорили, что глаза у меня горят, а движения настолько отточены, будто я уже как минимум год проработала на сцене в лидирующих позициях, и меня ведь действительно готовили как лидера: ставили речь, дикцию, учили высоко держать голову и даже уметь давать дельные советы, а не просто так, чтобы были, чтобы их могли просто сплюнуть и оставить на асфальте.       — Конечно, — улыбнулась Джису. — Тебе понравится с нами.       И ей действительно понравилось.       Парни встретили нас внизу, под окнами, причём я буквально вывалилась из окна на своего молодого человека, который еле смог меня поймать, пускай я весила относительно немного и могла хоть как-то сгруппироваться, если всё же никто бы не поспешил меня поймать. Хотя, кажется, я бы не отделалась одним лишь испугом, пару-тройку костей бы вывихнула, остальные сломала, а лицо бы вообще пришлось реставрировать по кусочкам, чтобы хоть как-то вернуть утраченную красоту. Мы, конечно, посмеялись с Мино, но я ощутила внутреннюю тревогу, будто бы ощущала, что совсем скоро что-то пойдёт не так, но ничего не так не шло — наоборот, наша дружная компания шла вперёд, и никаких поводов для беспокойства абсолютно не было. Никто не оборачивался на здание общежития, никто не пытался идти быстрее, чем скорость есть сейчас, только Джису, идя под руку с Дживоном, время от времени оглядывалась, чтобы проследить за Джинни. Она же старшая, а значит, должна проследить за девчонкой, которая года на четыре младше неё, и я забавлялась с этого — действительно, её заботливости и внимательности можно только позавидовать. Я перехватила руку Мино лучше и устремилась вперёд, чтобы побыстрее дойти до окон одного бара, вход в который был только возможен при наличии денег и паспорта, что ты совершеннолетний, но у нас половина несовершеннолетних, и как же выкручиваются такие люди?       Лезут через окно туалета.       — И вы серьёзно говорите, что это безопасно и даже классно? — Джинни сощурила глаза, а Лиса, наоборот, их закатила — кажется, она часто так сбегала, чтобы встретиться со своим парнем, и я не стала её осуждать, просто повторила движение глаз и пошла смело к окну женского туалета. Если в компании есть сомневающийся человек, надо показать своим примером, что всё хорошо, что можно не сомневаться в безопасности пути (ведь, как известно, у самураев нет цели, есть только путь), что можно идти следом. Я толкнула створку ногой, ещё раз и ещё — кажется, Манобан говорила, что её починили после прошлого раза, но мы вновь это сломали, и потом я со всей грациозностью ввалилась в помещение, только чудом не угодив ногой прямо в мутноватую воду, которая вызвала во мне только отвращение. Я была достаточно чистоплотной, потому спрыгнула со стульчака, как истинная кошка, и сделала вид, будто стряхнула капли с ног, приготовившись ловить незадачливого человека, что не сообразит, как я, куда надо падать. На моё счастье, следующей оказалась ловкая Чеён, за ней скользнула Джису, вместе мы поймали Джинни, и из девчонок последняя показалась зачинщица нашей вылазки. Парни пошли пытать своё счастье через мужской туалет и явно все прекрасно справились с заданием, ведь Ханбин кивнул нам, как только открыл дверь, и поманил за собой; конечно, первой за ним ломанулась его пассия, а мы все следом, чтобы по-настоящему повеселиться, порезвиться и напиться.       Парни покупали нам алкоголь, всячески ухаживали, и мы с Мино даже станцевали вместе, хотя Джису нас просила особо не светиться, ведь я достаточно известная трейни, а таковым нельзя рассчитывать на конфиденциальность. С мальчиками же было никуда не проще — они вообще стали при подготовке к дебюту всё чаще мелькать на экране телевизора, но они меньше всего парились за собственную популярность и известность. Новенькая же в нашей компании явно была очень осторожной: мало пила, мало танцевала, присматривалась к нам всем, но спустя пару-тройку часов, когда была преодолена тяжёлая сонная доза, Джинни раскрылась перед нами с совершенно другой стороны, будто бы мы разблокировали новую её личность, которая всё это время скрывалась в ней. Надо же, для того, чтобы раскрепоститься в новой компании, нужен всего лишь алкоголь и время; потому девушка вскоре стала показывать свои танцевальные навыки, но не строила глазки парням, что были явно заняты, а с нами, девочками, была по-дружески мила и привлекательна. Если бы она была бы молодым парнем, который решил со мной просто позаигрывать, клянусь, я бы ответила на её ухаживания, сломалась, но мне доставало Минхо, которого я показательно называла оппой и подпускала очень близко к себе. Мне хотелось, чтобы мы занялись сексом в прокуренном туалете клуба, чтобы он жёстко меня поимел на умывальнике, а кто-то нас случайно застукал, но не могла даже предложить ему такое: язык заплетался, да и его кондиция не говорила о том, что он настроен на быстрый перепихон.       — Смотрите, как могу! — с этих слов всегда начинается самое весёлое, и я оторвалась от поцелуев со своим парнем, чтобы посмотреть, что там происходит, что же хочет показать нам новая малышка, которая явно умела многое. Я не ожидала, если честно, от неё чего-то особенного, наоборот, глядела на неё с изрядной долей скепсиса, но девчушка действительно удивила: сложные движения, махи ногами, сальто вперёд без разминки и подготовки — я бы даже предпочла, чтобы она дебютировала вперёд меня, потому что я не умела и половины того, что делала она.       В свете страбоскопов она выглядела утончённо и очень юно, будто бы она была младше своих лет, и у меня даже голова закружилась от того, что в клуб мы привели девочку, которой лучше бы послушать пару сказок и давно спать, а не выпивать вместе со всеми за знакомство и красоваться перед не занятыми парнями. Хотя я чувствовала, что Ханбин заинтересовался ею, сделал шаг вперёд, из-за чего из глаз Чеён полетели молнии; она знала, что парня будет не удержать одним лишь взглядом или каким-то мнимым чувством, он убежит всё равно, если ему что-то не понравится, и как бы сейчас она ни злилась, они расстанутся только после скандала с наркотиками. Пак, повзрослев, поняв, что здоровья синтетикой или чем-то ещё не найдёшь, постарается порвать все связи, сломает себя, свой организм и нервную систему, и так шаткую от приёма препаратов. Ей было тяжело, мы все это видели, но лично я не спешила её жалеть, ведь она сама вляпалась в это дерьмо, пускай теперь сама из него выползает, словно моллюск из раковины, не пригодной для обитания. Да и сожаление в борьбе с зависимостью не поможет — рискуешь стать точно такой же зависимой от наркотиков куклой с таким же торчком-бойфрендом, который живёт лишь тогда, когда действует доза. Меня всегда при виде таких людей посещало лишь отвращение, ведь я не считала, что они заслуживают жизни среди нас — их стоит изолировать и усиленно лечить, чтобы потом в обществе появились нормальные трудоспособные люди, которые не стараются убежать от реальности при помощи наркотиков. Когда-то, разозлившись, я спросила у Розэ, почему она вообще берёт из рук кого бы то ни было таблетки, самокрутки или кристаллы, после чего получила буквально исчерпывающий ответ, описывающий всех наркоманов: «знаешь, это как с пивом или чипсами, или с сигаретой — тебе протягивают, а ты, не задумываясь, берёшь».       В таком случае, почему же просто не отказаться от условного пива, чипсов, сигарет?       Потому что нет блядской силы воли.       — Боже, нас сейчас за такое выгонят, — Лиса, кажется, даже не парилась по этому поводу, а просто в голос почти истерично хохотала — она уже достаточно напилась, завтра ей будет очень плохо, и я поздно заметила то, какое количество коктейлей она выпила. — Но мне так всё равно!       Наша вечеринка продолжалась недолго, а всё из-за того, что в голову мне и Джису стрельнула тревожность, помноженная на заботу о тонкой душевной организации Джинни и весьма пьяной Лисы, которая совсем не знала, что творила. Мино по моей просьбе вынес девушку, а я в спешке починила окно, надеясь, что кто-то додумается окунуть голову тайки в небольшой сугроб — малоэффективно, зато чуть быстрее придёт в себя, а там уже не будет нежелания идти в общежитие и ложиться спать. Завтра всё же будет плохо нескольким людям, Лисе и Джинни в том числе, и я молилась, чтобы наши молодые организмы справились с алкогольным отравлением, если такое и было.       — Я вот училась в Штатах, очень хорошо знаю английский и никак не планировала возвращаться в Корею, — временным опекуном Джинни стал Джину, что с явной заботой и участием вёл её по улице и говорил шагать осторожнее, ведь кругом лёд и камень. — Но всё же случилось чудо, я никак по-другому это не могу описать, и я тут, стажируюсь, а совсем скоро и дебютирую! А вы, оппа, тоже скоро дебютируете, да? Вы выглядите достаточно зрело…       Вопрос возраста достаточно болезненно всегда стоял в разных обсуждениях, и парень, которому уже двадцать четыре, считался «старым» для дебюта. Бедная Джинни, ей бы опыта побольше да язык покороче, чтобы не болтать лишнего и не смущать наших и без того достаточно запуганных пацанов, которые выкладываются каждый день в студии. Мино сказал, что я первой услышу, что они написали, но у меня было подозрение, что им всем запретили «сливать» информацию до официального релиза, так что даже не тешила себя мечтами, что услышу прекрасный рэп в исполнении своего парня первой. Ну и ладно — я никому никогда ничего не сливала из своего творчества, банально жадничала, но всем было как-то всё равно.       — Давай не будем говорить о возрасте, хорошо? — Джину всегда отличался терпимостью к разного рода ситуациям, но даже я чувствовала, как ему сейчас некомфортно. Вспоминая наши недоотношения, я всегда с теплотой думала об этом парне, а сейчас, в статусе друзей, мне не хотелось его расстраивать, видеть его грустным или же насупленным. Пьяная Джинни, не ведающая, что говорит, убивала внутри Джину, а мне хотелось её треснуть по голове, чтобы не дай бог она больше ничего такого не сказала. — Просто девочки тебя сейчас уложат, ты проспишься, а утром они расскажут тебе всё, хорошо?       — Но я хочу что-нибудь сейчас! — Джинни даже сердито топнула ногой, остановившись, и я уловила в лице Розэ презрение — как же её взбесила за краткие часы общения эта девчонка, и как же, чёрт побери, я её понимала. Неужели, если мы дебютируем все вместе, то и её придётся терпеть в составе группы? Да лучше уж иметь под боком вторую Чеён, она хотя бы чувствует, когда действительно надо заткнуться, чем одну вот такую вот Пак Джинни, ведущую себя, как очень надоедливая и очень паршивая малолетка, которой хочется лишь внимания мальчиков да побольше. — Оппа, неужели ты настолько плохой, что не можешь сказать хоть что-то сейчас?       Чем больше на человека наседаешь, тем меньше хочет он что-либо вообще рассказать, таким человеком был и Джину, устремившийся к общежитию так, будто за ним гнались зомби, а не девчонка-истеричка, которая просто не умеет флиртовать. Сколько ей? Семнадцать? Курам на смех, а не возраст, в эти года надо сопли подтирать и быть под боком матери, а не строить из себя невесть что, а вокруг себя — флёр беззаботной «pick me girl», идущей на всё ради внимания противоположного пола. Возможно, я была такой же, но, выбрав из всех мужчин Квона Джиёна, дала продохнуть остальным, чтобы они лишний раз не стыдились, что вообще со мной общаются и проводят время. Жаль, конечно, Джинни пока всего этого особо не понимала: она была опьянена как внезапно свалившимся успехом, так и коктейлями, которыми её бесконечно снабжали мои друзья. Я очень жалела, что мы вообще вышли, ведь завтра следовало рано встать, чтобы подготовиться к новому дню, а мы все до сих пор были не в постелях; мальчикам вот надо на съёмки уехать, а они? Пьют, кутят с нами и надеются выспаться или хотя бы быстро заснуть, но у них этого точно не выйдет.       — Переставай себя так вести, — одёрнула девушку Джису, что явно на морозе уже протрезвела и хотела воспитать из маленькой девочки достойную женщину. — Не надо обижать наших парней. Да, в большинстве своём они старше того возраста, когда зачастую дебютируют, но это не делает их плохими, перезрелыми и тому подобное. Наоборот, они лучше подготовлены и лучше разбираются во всём, что касается творчества и шоу-бизнеса.       — А ты явно для дебюта тоже старая, да, онни? — и это был удар для Джису, она даже на шаг назад отступила, в руки Бобби, что принялся её утешать. — Но ты же, получается, тоже опытная, да?       — Джису-онни у нас самая лучшая, а тебе, пьянь, пора проспаться, — Розэ достаточно грубо толкнула Джинни вперёд и посмотрела так, будто сейчас убьёт. — Малолетняя чёртова пьянь.       Мы еле уложили новенькую и Лису, которая внезапно стала что-то бормотать на тайском и тем самым выводить нас из равновесия; Миён на всякий случай налила всем воды в отдельные стаканы и поближе положила таблетки — она меньше всех пила, потому что находилась рядом со своим Джинхёном и не могла отойти от него ни на шаг. Джису заснула быстро, явно обиженная словами Джинни, а я не сомкнула глаз до рассвета, всё ёрзала, ворочалась и понимала, что мы зря это устроили — пожалеем, потому что почти каждая из нас известная трейни, наши профайлы уже выпустило агентство, и я знала, что моей внешностью недовольны нетизены. Я «уродливая», «с жирными щеками», а ещё мне «надо сделать пластическую операцию» и «придерживаться строгой диеты», чтобы стать самой настоящей звездой, будто бы все дебютировавшие айдолы придерживаются во всём строгих канонов и не позволяют себе хотя бы изредка что-нибудь вкусное. Я же ограничивала себя во всём и всё равно получала, будто это было заслуженно, будто я специально не худела и была «принцессой» агентства. Хотя мне до сих пор было интересно: почему таковой стала именно я? Неужели Ян Хён Сок желал видеть меня под собой, чтобы все средства, вложенные в меня, были оправданы? Отвратительно, отвратительные люди, распускающие слухи, отвратительные мужчины, желающие лёгких на вид тел, которые хотят всего несколько вещей: спать, есть и дебютировать. И пускай многие девушки смогли побороть чувство голода, из-за чего впоследствии были вознаграждены различными расстройствами пищевого поведения, я не могла не есть: голова кружилась, я падала в обмороки и не могла двигаться.       Поутру все практически были сонными, у многих наблюдались признаки отравления, а у меня же было ощущение, будто в глаза мне насыпали песка, да и передвигалась я, если честно, с большим трудом, будто бы вчера меня заставили пробежать сотню километров без подготовки. Я упала с кровати, больно ударившись спиной, поплелась в ванную, где Джису потащила Лису в душевую кабинку, а Миён сидела у унитаза и держала волосы Джинни, что блевала, а Чеён, кажется, была единственной, кто мог более-менее сносно держать зубную щётку. Я присоединилась к последней, почёсываясь, и поняла, что придётся сделать полный макияж и закапать глаза, чтобы никто не видел последствия бессонной ночи; Пак кивнула мне, протягивая зубную пасту, и я с благодарностью её приняла, опираясь на раковину и прикрывая глаза.       — Тебе не стоило столько пить, — раскрасневшаяся Лиса, что мылась вместе с Джису, вышла из душевой кабины в одном полотенце, а старшая, такая свежая и будто бы ставшая на несколько лет моложе, покачала головой. — У тебя что-то случилось, что ли? Ты так давно не пила.       Точнее, она вообще никогда так не пила.       — Просто… кажется, я не могу себя контролировать, когда пью, — тонкие женские руки сняли с себя полотенце, я увидела слегка выпирающие рёбра и впалый живот, а потом — худую грудь, тонкие, но сильные бёдра. Она была слишком худой, слишком плоской, и меня бросило в дрожь от того, что я могла бы стать такой же, только ела больше и тренировалась меньше, чтобы не упасть в обморок и не походить на узника концентрационного лагеря. — Я сейчас похудела сильно, волосы лезут, я на стрессе, потому мне… очень сильно хочется пить.       — Если ты продолжишь так пить, то, поверь, ничем хорошим это не кончится, — сказала Розэ, и я повела бровью — человек, который глотает колёса, говорит о том, что алкоголь портит здоровье? Я не сплю? Это какой-то сюрреалистический мир, честное слово, потому что явно и сама Пак знала, что все колёса, что она употребляла, не давали ей ни здоровья, ни красоты, ни продления молодости. Хотя, наверно, она пыталась отгородить хоть одного человека из своего окружения от ужасного будущего, что явно ждало её саму. — Наладь питание, сон и не смей пить на протяжении месяца. Обратись ко врачу, если волосы стали выпадать. Что с ногтями?       — Слоятся, но не настолько сильно, как могут, раньше у меня было ещё хуже, — проговорила Лиса, оглядываясь в поисках спортивного бюстгальтера — трусы она уже надела, пряча свою худую задницу.       — Срочно ко врачу, Лиса. И Джинни тоже прихвати.       — А меня-то за что? — проговорила Пак, наконец-таки оторвавшись от туалета, и я мысленно посочувствовала ей — только познакомилась с новыми для неё людьми, так они уже её опоили, еле спать уложили, волосы у унитаза держали, а теперь вели ко врачу и на тренировку. — Со мной всё в порядке, честно! Я смогу танцевать, смогу петь, смогу всё сделать…       — Тебе бы проспаться, принять таблетки и хорошо поесть, — Чеён всё больше и больше вселяла в меня уважение к собственной персоне, но я всё равно относилась к ней страшно предвзято и просто нахмурилась, осознавая, что не смогу ничего сказать. — А не говорить, мол, «я всё смогу», «я всё сделаю». Если ты хочешь сделать что-то хорошо, что-то правильно, будь правильной девочкой и проспись. От одного пропущенного на тренировках дня ничего не будет. А тебе этот день нужен для восстановления. Мы всё учителям скажем. Тебе плохо. Иди спать.       — Может, мне остаться с ней, как старшей по комнате? — проговорила Джису и с сомнением посмотрела на Джинни, которая еле легла на кровать. Действительно, Пак нужен был кто-то рядом, и лучше было бы, если бы с ней осталась Ким, что знала, как помочь любому человеку. В своё время, когда она училась в средней школе, она проходила курсы медицинской подготовки — хотела посетить всю себя служению людям, стать медсестрой, но что-то не срослось, родители запретили, потому что не престало дочери богатых родителей работать в государственному учреждении с маленькой зарплатой. Вот так и получилось, что Джису прошла прослушивание, надеясь построить карьеру актрисы, а теперь планировался дебют в женской айдол-группе, где она будет… кем? Я ставила на вижуала, вокалистку и лидера, потому что в ней были нужные качества: она заботлива, красива и с особенным голосом, что помогал ей выживать в этом тяжёлом стажёрском деле.       — Давай пока дождёшься сигналов тренеров, что они готовы отпустить Джинни, а потом уже спросим, можно ли и тебе остаться, — проговорила Миён, наконец-то приведя себя в порядок — она расчесалась и даже нанесла лёгкий макияж, скрывший все недостатки полубессонной ночи; я завидовала девушкам, что могли за считанные секунды при использовании косметики убрать и прыщи, и мелкие шрамы, и акне, и другие несовершенства кожи. Поджав губы, я кинула взгляд на зеркало и поняла, что выглядеть так же идеально при отсутствии косметики не смогу, да и если бы хоть что-то было, смогла бы выглядеть чуть краше трупа или же какого старого комедианта.       — Хорошо, я пока с вами пойду.       Тренер, как услышал, что Пак Джинни вчера отравилась, предложила свою помощь в вызове врача, а потом одобрила кандидатуру Джису в качестве сиделки — к ней часто обращались, если надо посидеть с какой-нибудь девушкой, что заболела, и я всеми руками и ногами была за неё. Ким, кивнув и получив записку о том, что ей и Пак Джинни разрешено пропустить день занятий (ровно день и ни часов больше), убежала в общежитие, чтобы донести благую весть и наконец-таки начинать включать счастливую и заботливую мамочку. Мы же продолжили тренироваться в поте лица, потому что нам никто не разрешал отлынивать, никто не разрешал жаловаться и говорить, что нам плохо и с нами плохо обращаются. Мы только могли молчать в тряпочку, выполнять задания и растягивать себя так, как нас не растягивали никогда в жизни; безвольные куклы, аж плохо от самой себя становилось, но мы ничего поделать не могли, потому что за любое слово, которое было «не таким», могли вылететь, как пробки из бутылок шампанского. Если же дебютируем — сможем это самое шампанское выпивать из хрустальных бокалов, что подадут нам официанты в накрахмаленных воротничках.       — Ты как? — во время дневного отдыха, что длился час, я успела забежать в общежитие, где Джису, немного бледная от переживаний за младшую, металась между ванной комнатой и кроватью больной. Видимо, Джинни действительно отравилась, да сильно, потому что она лежала, не могла пошевелиться, плакала и просила маму хоть что-то сделать. Я сама мурашками покрылась от ей просьб, но делать нечего — кажется, свой час отдыха я потрачу на то, чтобы помочь Су-онни, что совершенно точно нуждалась в ещё одном человеке на подхвате. — Видимо, не очень…       — Тут пиздец, — я ни разу не слышала, как старшая ругалась, видимо, ситуация была по-настоящему патовой. — Она впервые вчера пила. И впервые так много. Как только вы ушли, начался просто ад, её тошнит каждые минут пять.       — Может, скорую вызвать? — я с сомнением посмотрела на Джису, что покачала головой. — Что тогда делать?       — Ничто не должно просочиться за пределы общежития, — старшая строго на меня посмотрела, и я поняла, что будет лучше, если я просто молча помогу, либо же сбегу и не буду перегружать собственный мозг. — И ты тоже ничего не говоришь девочкам. Поняла? Ни-че-го. Чем больше людей знает тайну, тем больше вероятность, что это перестаёт быть тайной. Точнее… ты поняла. Ты хотела весь этот час проторчать в общежитии?       — Я могу тебе помочь? — и только после кивка я взяла себя в руки и сразу же помогла отнести Джинни в ванную.       За ужином порцию, что предназначалась нашей больной, мы поместили в контейнер и принесли Пак, но она отказывалась есть — за день ни крошки не было в её рту, и Джису начала беспокоиться. Миён уговаривала её успокоиться, прилечь и отдохнуть, потому что столь тяжёлую ношу ночью хотела взять на себя Чеён, но Ким будто бы стала одержимой, будто бы поняла, что Джинни пора спасать — а следовательно, вызывать скорую, поднимать наших кураторов и сознаваться во вчерашних приключениях. Конечно же, этого не хотелось, но мы всё же ставили людское здоровье выше всякого, я даже забыла написать Мино и пожелать доброй ночи, потому что знала, что они все сегодня ночевали в студии и собирались следующий день провести точно так же. Мне было жалко его и его сокомандников, но если я преисполнюсь чистейшей жалости к нему, то у парня не получится дебютировать чисто из-за меня: он не сможет смотреть в мои глаза, а я не смогу продолжать с ним встречаться. Как же всё сложно, и между тем я думала о том, что, когда он дебютирует в группе, нам придётся расстаться, ведь не будет совпадения графиков, расписаний и других штук, которые присутствовать должны в каждой паре трейни.       — Может, всё-таки вызовем хоть кого-нибудь? — проговорила Миён с сомнением и покосилась на бледно-зелёную Джинни. — Хоть врача, который помогает стажёрам. Хоть кураторов. Хоть кого-нибудь! А если она умрёт, представляете, у нас труп на руках, а мы ничего не могли сделать, чтобы этого самого трупа не было!       — Не паникуй раньше времени, я ей дала достаточно таблеток, — проговорила Джису, но было видно по её движениям, по её лицу, что она это пыталась сказать больше самой себе, чем кому бы то ни было ещё в этой комнате. — Надо поспать. Всем. И, Дженни, тебе тоже. Ты думала, я не видела, что ты на ногах не держишься?       Я смущённо почесала затылок и поняла, что совсем не замечала своего состояния, потому что Джинни завладела всем моим вниманием, всеми моими нервами; я не замечала, что Чеён волновалась о ней, что Лиса, которой самой требовалась помощь, говорила на перерывах только о ней, да и я сама с первыми признаками отдыха стала ломиться в общежитие. Джинни, Джинни, Джинни — именно она завладела нашим совместным вниманием, и если с ней что-то случится, то пострадаем в первую очередь мы, девушки, что никак не смогли оказать помощь, не позвали старших. А если она действительно умрёт, то что мы будем делать? Совершеннолетних посадят в тюрьму, а на нас наложат штраф или же выгонят к чертям собачьим? Я сама, как обеспокоенная Лиса, метнулась к телефону, но нас опередила Миён, понявшая, что в данный момент ей надо взять всё в свои руки, потому что никто, кроме неё, не мог. Она позвонила куратору, рассказала о том, что отравление Джинни не проходит, и попросила вызвать врача, но голос в трубке, поставленный на громкую связь, сказал твёрдое:       — Малолетние идиотки, — ладно, не особо твёрдое, просто истеричное, — почему вы не попросили помощи раньше?! Никто за пределами агентства и общежития не должен знать, что произошло! Направлю к вам врача, и если вдруг Пак Джинхи будет нужна госпитализация, вы все, вся ваша комната покинет общежитие и вам всем будет запрещён выход в шоу-бизнес!       Миён побледнела, но что-то проблеяла по этому поводу, а Джису опустила руки — она целый день терпеливо ухаживала за своей новой подругой, пыталась сделать так, чтобы та не испытывала никакого дискомфорта, и вдруг получается, что её могут выгнать за банальную помощь. Другие девочки тоже вздрогнули, поняв, что ничем хорошим не обернётся наше ночное приключение, которое стоило отложить до лучших времён, а лучше бы мы вообще даже не думали о побеге в бар, куда нам отныне вход заказан. Чеён нашла крайнюю быстро, толкнула Лису так, что та вошла в стену с криком и брызнувшими из глаз слезами, прикоснулась к плечу и зашипела от боли — её здоровье тоже оставляло желать лучшего, ещё одно движение, и врач понадобится тайке, которая явно сломает пару костей. Пак не церемонилась никогда ни с кем, и хоть она искренне любила людей, что были ей преданы, казалось, что она могла ударить каждого, кто косо на неё смотрел или же причинял боль косвенно или же нет ей самой. Я с Миён попыталась остановить разозлённую девушку, потому что в глазах Манобан уже сверкали слёзы, но та рвалась, как тигрица, явно хотела сделать как можно больнее, всё-таки вырвалась из наших рук и вцепилась в девушку.       — На куски порву! Убью! По мешкам родители будут искать твоё тело! Если я отсюда вылечу, то убью тебя, сука, ясно?! — кричала она с каждым словом всё громче, и я, явно на адреналине, отодрала девушку от Лисы, что уже истерично плакала, а в это время в нашу дверь уже ломился врач, которого впустила ослабевшая Джису.       Врач увидел именно такую картину: красная, разозлённая Розэ, бледная от страха Джису, зарёванная Лиса, трясущаяся Миён, зелёная Джинни и я, что пыталась сейчас собрать себя по кусочкам. Жалкое зрелище, очень жалкое, видимо, это понял и мужчина, бросившийся к Пак, что готова была блевать снова; он выгнал нас всех, буквально всех из комнаты, дав наказ сообщить куратору, что нам на эту ночь нужна другая комната, где мы можем поспать. Мы все вздрогнули — опять придётся звонить всем, выслушивать всё дерьмо, а потом расселяться, еле спать и просыпаться завтра как ни в чём не бывало на новую тренировку. Я не могла так, нет, мы не могли так: Джису бы хотела остаться с Джинни, Лису следовало успокоить в её собственной кровати, Чеён нужно было умыться и привести себя в порядок, а Миён… Миён просто выспаться. Выспаться и выпить лекарство от нервов.       Кураторам звонить мы не стали — нервы дороги, да и девчонки, высыпавшие из своих комнат, сразу дали нам понять, что к ним «зайти на огонёк» можно, таким образом и распределились по одной-две девочки на пустующие койки. Не скажу, что и в ту ночь мой сон был здоровым и качественным, ведь я просыпалась каждые пять минут, удостоверялась, что на кровати подо мной всё же спит Лиса, а потом засыпала вновь с ощущением, что делаю в этой жизни что-то не то. Ёна и Хесон, две девушки, нас приютившие, утром сказали практически одно и то же по поводу внешнего вида меня и тайки:       — Вы выглядите так, будто прошли войну или что-то подобное.       Растрёпанные волосы, уставший вид и полное безразличие ко всему — именно так показывалось наше беспокойство за Джинни, и остальные соседки тоже пришли к двери в нашу комнату на цыпочках, но оказалось, что тишина была излишней, ведь Пак Джинхи, как девушку звали на корейский манер, сама открыла нам, встретив улыбкой и свежим взглядом. Вот что значит выспалась и проблевалась, вот что значит какой-никакой отдых, который делает из человека нормального человека, самого настоящего, а не такого, что будет ползать по стеночке и мечтать, чтобы его пробили.       — Исключите из своей жизни то, что вызвало такое серьёзное отравление, — врач явно знал, что такого пила девушка, и пришлось опустить глаза нам всем, чтобы он понял — мы раскаивались за тот вечер. — Вы понимаете, на первый раз это прощается, но если второй раз будет то же самое, я буду вынужден рассказать руководству о том, что вы нарушаете правила агентства, будучи трейни. Ладно простуда, ладно мигрени, но во всём надо знать меру. Тем более таким юным девушкам.       — Извините, такого больше не повторится, — краснеть за всех пришлось именно Джису, потому что она была старше, она должна была быть мудрее нас. — Если и повторится… то мы будем вынуждены все покинуть агентство.       — Как хорошо, что вы все вместе это прекрасно понимаете, — проговорил врач, обменялся с нами поклонами и ушёл. Святой мужчина — и пускай мы мало сами по себе болели, мы знали, что в любом случае могли обратиться за помощью к нему, поговорить и прийти к решению какой-либо проблемы, связанной со здоровьем. Но было хорошо одно: Джинни выздоровела, сегодня она придёт на тренировку, будет отжигать явно не по-детски и сделает всё, чтобы доказать, что незначительные проблемы никогда не сломают её твёрдый стержень. Я завидовала в этом ей — снова и снова нахрапом брать вершины, не сомневаться ни капли в себе и знать, что она точно за своё трудолюбие и отдачу дебютирует.       — Ну что, пойдёмте завтракать?       Пара месяцев прошла в таком темпе: мы усердно тренировались, доказывая, что мы чего-то стоим, и меня вместе с Джису, Розэ и Лисой выбрали как небольшую команду, что должна разработать собственный танец под определённую песню и показать его в следующем месяце. Как сказали, от этого зависел наш статус как трейни, и я очень удивилась, узнав, что Миён и Джинни будут отдельно готовить какой-то вокальный номер, но пришлось пожать плечами и выполнять прихоть, которая оказалась по душе Лалисе. Она в своё время хотела стать тренером по танцам и, прослушав песню Рианны, сразу же придумала движения, которые оказались на редкость сексуальными и провокационными — кто скажет, что в этой девчушке, что плоская, тощая, столько опасной энергии, которая понравится всем жюри-мужчинам? Она знала, что делать, чтобы дебютировать, знала, на что давить на смотре стажёров, и с удовольствием показывала свою пластику, свою растяжку, все свои способности, будто собиралась показывать это мастерство на улице и тем самым зарабатывать деньги.       — Я не считаю эти движения хорошими, — скривилась Розэ, перекатывая что-то во рту — я очень надеялась, что это обычный леденец. — Разбавь сексуальность чем-то более-менее приемлемым, а то жюри скажут открыто, что шлюшьи танцы никому не нравятся. Не забывай, что корейское общество очень консервативное. Хотя тебе как иностранке явно всё равно на это.       — Тогда давай, тоже придумай хоть что-нибудь! — Манобан вся покраснела; она только позже научилась воспринимать критику такой, какая она есть, не обижалась, а сейчас юношеский максимализм плескал из неё в разные стороны, не давая прозреть. — У меня просто ощущение, что вы все решили, что я всемогущая и могу сделать всё сама, но вы очень сильно ошибаетесь…       — Просто никто не сомневается в твоих силах, — проговорила Джису, прикладывая руки к груди. — Просто… давай немного разбавим то, что есть. Это действительно из разряда «слишком», нас могут не понять.       — Хорошо. Предлагайте свои движения.       Не скажу, что мы тренировали наш танец с утра до ночи: конечно, были моменты, когда нам специально освобождали дни, но это было, скорее, исключение, чем правило, и зачастую нам приходилось танцевать уже после отбоя. В один из таких дней, когда я очень устала, пришлось выйти в коридор, потому что в зале стало слишком жарко, окон не было, а кондиционер не работал. Только там находился кулер с водой и какой-никакой кислород, что я вдыхала с такой жадностью, будто боялась его потерять. Волосы прилипли ко лбу, тушь немного смазалась, а потом я хохотнула — кажется, я так не потела со времён, когда выступала на сцене вместе с Квоном Джиёном в чёрном платье и в неизменных чёрных туфлях.       Но, как говорится, нельзя вспоминать кого-то, кто нанёс смертельную рану сердцу — этот человек услышит зов и сразу же прибежит.       — Дженни? — всё внутри меня перевернулось, включились сирены, завизжав, чтобы я не оборачивалась, но стаканчик в руках сжался, а голова сама предательски повернулась в сторону человека, боль по которому разрасталась цветами роз. — Рад тебя видеть.       Конечно, за мной стоял Квон Джиён.       — Здравствуйте, — проговорила я твёрдым тоном, сразу же перейдя на официальный тон, будто бы не мы хорошо общались во время совместных тренировок и выступлений, будто бы не эта трясущаяся девчушка пару лет назад отдала свою девственность этому мужчине, что, засунув руки в карманы, шёл по коридору. — Тоже рада вас видеть. Как поживаете?       — Слышал, ты скоро дебютируешь в состав группы, — он будто бы специально проигнорировал вопрос, и это мне не понравилось — он явно хотел сам вставить какие-то слова, чтобы я молчала в тряпочку. А что он мог мне сказать? Дать совет? Я не нуждалась в его советах. Прошло уже время, когда я смотрела в его рот и хотела видеть его с собой. Я всё больше стала удостоверяться в догме, что любовь между кумиром и фанаткой невозможна, потому и чувствовала сейчас одно лишь отвращение. — Я рад этому. Совсем скоро мы станем с тобой коллегами.       «Я рад этому».       Моя уверенность в том, что я отпустила этого мужчину, пошатнулась, и снова перед ним стояла та самая девочка, которая прошла так называемые смотрины и готовилась к роли девушки, влюблённой в Квона Джиёна, плохого парня, который никогда не исправится. И никакая любовь Мино, никакая самостоятельная психотерапия, которую я старалась себе оказывать, не изменит то, что я влюбилась в бабника, который откровенно надо мной порой смеялся, пренебрегал, а потом, однажды, когда я стала всемирно известна, всеми любима и ненавистна, он сказал мне: «Я всё это время любил лишь тебя одну». А что ещё для счастья нужно для девушки, которая пыталась забыть, но в итоге всё равно опять вернулась к началу, к слепому обожанию, что ничем хорошим никогда не заканчивается? Ничего. Только любовь, что выжигает на рёбрах слова, которые постоянно мне твердил оппа.       — Да, это очень интересно, — Джиён явно услышал, как дрогнул мой голос, увидел, как дрогнула моя рука, а потом я отступила чуть назад. — Сейчас нам задали очень интересное задание: придумать самим танец и выступить. Скажите, а вам такое задавали?       — Нет. Мы не девчачья группа, — ухмылка показалась на губах мужчины, и я снова поняла, насколько сильно в него влюблена, нет, насколько я его люблю, потому что сердце замерло, а губы приняли ту же форму, что и у Квона. — Мы рэп писали, записывали в студии. Интересно было. Может, нужна какая-никакая помощь с танцем? Я, конечно, не специалист, но могу посмотреть со стороны.       — Мы пока не очень хорошо его продумали…       — Дженни, ты где пропадаешь? — внезапно распахнулась дверь, показалась порядком рассерженная Розэ, которая до этого помогала Лисе с постановкой танца, а как увидела мужчину, что стоял рядом со мной, стушевалась. Надо же, такая гордая овца, как она, смирилась, опустила глаза вниз и стала настолько невинной, что самой стало тошно. — О… господин Квон… какая честь…       — Здравствуй, Чеён, — моё сердце ёкнуло, потому что он обратился к девушке будто бы с большей теплотой, чем ко мне, и ярость растеклась по венам — ревность вспыхнула огненным фениксом и застлала глаза. Получается, если бы я отсосала Джиёну, он бы относился ко мне так же с теплотой? — Я слышал, вы танец репетируете. Можно ли мне посмотреть?       — Конечно же!       Розэ всегда была сговорчивей меня, и вот уже спустя десять секунд Джису и Лиса тоже крутились вокруг знаменитого айдола и блеяли, как овцы; мне стало противно от этой картины, захотелось тщательно вымыться, потому что они трогали моего Джиёна, говорили с моим Джиёном, пытались обратить на себя его внимание. Идиотки, форменные идиотки, как можно, имея какие-никакие отношения с другими парнями, скакать вокруг него, угождать, поднимать лапки и раздвигать ноги? И нет, стрелочка никак не поворачивалась, потому что всем своим видом, всем своим поведением я старалась оправдать звание гордой суки, как потом, в будущем, прозвал меня пьяный Нам Тэхён, сказавший, что разрывом с Мино я разбила ему сердце. Да, я сука, да, я не позволю, если не сломаюсь, прикоснуться к себе. Но при этом гордость замолкала, когда дело касалось Квона Джиёна. И почему же девушек зачастую тянет на парней, которые здорово поломали их однажды?       А ответ прост: мы просто любим ёбаных мудаков, которые показывают, что они холодные и неприступные, нам нравится добиваться, включается соревновательный инстинкт и не даёт прохода. Я тоже такая же, как и все девушки, я тоже хочу добиваться, чтобы доказать, что я сильная и независимая и могу самостоятельно подцепить парня хоть навсегда, хоть на одну ночь. Только вот рейтинг самой девушки в глазах парней падает, если она чересчур часто «охотится» на парней, которые этого особо не хотят.       — Ну, показывайте, у меня как раз пять минут есть, — и Джиён, как истинный судья, присел на стул и сделал очень важный вид, который вызвал у всех, кроме меня, смех. И над чем тут смеяться? Над его выражением лица? Глупость, самая настоящая глупость. Не мне, конечно, судить, каким должно быть лицо у судьи, но можно убавить пафос и сделать скидку на то, что мы молодые, зелёные и неопытные, а он — знающий всю подноготную индустрии айдол, способный на всё. — Прошу, девочки, начинайте. Я знаю только как Розэ и Дженни поют, вам, остальным, есть смысл показать себя, чтобы я, как профессионал, поделился своим честным мнением.       Наши движения, ещё не отточенные, не выглядели слаженными, я это точно знала, а вздёрнутая бровь айдола говорила об одном — он очень скептически воспринял всё, что мы пока что подготовили, и я поняла — это провал. Либо он подговорит руководство, чтобы нас не дебютировали, либо в тёмных гримёрных, где будут одни айдолы мужского пола, будет рассказывать, как наблюдал неловкие и нелепые танцы школьниц. А про школьниц будет что рассказать: с одной переспал, другая сама за совместную песню отсосала, а две другие выкручивались так, будто они были бельём, которое потом развесят на верёвки. Это вполне себе было в стиле мужчины, что смотрел на нас и явно еле сдерживал смех, и как только известная нам связка закончилась, Джиён встал и похлопал. Конечно же, никто из нашей четвёрки не знал, как руководство воспримет нас, что из нас вырастет, но эти аплодисменты, эта улыбка, адресованная нам всем, сказала одно: по крайней мере, мы здорово повеселим людей.       — Есть в вас что-то, девочки, — проговорил он, и я увидела, как Лиса расплылась в улыбке — она восприняла этот комплимент на свой счёт и чётко знала, что в ней что-то точно есть. — Поработайте над синхронностью, над законченностью движений, выражением лиц — и будет вам счастье. Не думайте в себе сомневаться. У вас всё получится.       Конечно, Лиса сразу воодушевилась, готовая на новые подвиги, и мы еле остановили её, чтобы она не добавила больше сексуальных элементов, из-за которых нас точно не поймут. Розэ очень долго кланялась нашему сонбэ, показывала своё расположение, но была проигнорирована настолько холодно и демонстративно, что даже я как-то потерялась и не поняла, что такое с Джиёном. Ему были свойственны некоторые перепады настроения, но я не знала, что они настолько резкие и будто бы стремительные, невозможные для предугадывания, потому что вот он улыбался, вот он был расположен к нам позитивно, а вот уже холодно смерял взглядом Розэ и показывал, что ему противны её прикосновения. Может, каждому мужчине неприятно, когда разные шлюхи, что отсасывали им за что-то, прикасались к ним и лепетали о чём-то? Не знаю. В любом случае, когда он смотрел на меня, в его взгляде не было усталости, ненависти или чего-то другого отвратительного, как-то даже наоборот: там тепло смешивалось с нежностью, а я боялась этого. Нет, нельзя на меня так смотреть, потому что я способна душу отдать за такие глаза, за его взгляд, и если можно было бы, я бы там и утопла, погрузившись с головой, но нельзя, это красный сигнал в голове, это должно вызывать отвращение и слова «пожалуйста, не надо». Два раза в один омут не ходят, но я каждый раз проигрывала самой себе и своей гордости, которая банально ломалась и не знала, что делать дальше. Лечь у ног мужчины? Самой раздвинуть ноги? Или же сразу напасть, обхватывая губами член?       — У вас всё получится, спасибо, что позволили посмотреть ваш танец, — и Джиён ушёл так же неожиданно, как и появился, и я почувствовала, как сразу стало легче дышать. Оказывается, я задерживала дыхание и пыталась слиться со скамейкой, но всё равно меня замечали, всё равно я была рядом с человеком, с которым рядом быть не хотелось, и слышала каждое его слово.       — Он… Квон Джиён-сонбэ сказал, что у нас всё получится, — Джису прикрыла руками лицо, и я почувствовала напряжение — опять, боже, за что мне это, опять явно какая-то дура, которую хотелось бы называть своей подругой, втрескается в него по уши и будет обхаживать его, следить, как за писаной торбой. — Значит… у нас действительно всё получится, да, девочки? Ну скажите кто-нибудь что-нибудь!       — Всё получится, — улыбнулась Лиса, наконец-таки отмерев. — Я уверена, что наш танец произведёт фурор.       Мы вернулись в общежитие лишь под утро, потому что не получилось выйти из здания агентства — как бы смешно ни звучало, нас заперли, не узнав, что мы базировались в одном зале, где не было ни одной камеры видеонаблюдения. Конечно, мы хохотали из-за этой нелепицы, хохотали достаточно долго, но мобильников с собой ни у кого не было, а если заорёт сигнализация, то будет плохо всем четверым, потому мы вернулись в зал, легли на маты, прижавшись друг к другу, и так заснули. Не повезло той ночью Лисе и Розэ — меня и Джису, как старших, расположили посередине, потому у младших бока замёрзли, а мы с Су-онни даже умудрились выспаться в объятиях друг друга. Как только сняли сигнализацию, а это мы поняли по идущим в здание на работу людям, мы ломанулись к Миён и Джинни, которые плохо спали ночью, ведь волновались за нас.       — Мы уж думали, вас приватизировал себе Квон Джиён, как Дженни тогда, — смеясь, проговорила Чо, но по нашим лицам, в которых не было ни капли смеха, поняла, что, в принципе, она сказала правду. — Погодите-ка…       — Квон Джиён действительно увидел наш танец, — раскрасневшись, произнесла Лиса. — Дженни-онни встретила его в коридоре, а Розэ-онни пригласила его к нам. Представляете, девочки, ему понравилось! Он сказал, что из нас выйдет что-то путное!       Нам казалось всё это нашей совместной маленькой победой, но радовались мы недолго — в дверь постучали, будто бы соседки намекали на то, что мы очень уж сильно шумим, и Джису бросилась открывать. Никто не знал, кто стоял на пороге, а я так и села на кровать с открытым ртом и полным непониманием реальности, в которой я находилась. За время, что я провела в агентстве, я успела позабыть школу, в которой училась, девочек, с кем общалась, потому что сменила номер телефона, забила на то, что есть кто-то за пределами общежития, кто меня знал, стала девушкой, запертой в куполе с такими же, как я сама. Возможно, так и становятся холодными, ни с кем не общающимися людьми, но я почувствовала, как ёкнуло сердце, как оно устремилось к горлу, но не в тошноте, а в улыбке, и в полной тишине прозвучало моё:       — Ханна?       Это была моя одноклассница, моя подруга Чан Ханна, пухленькая девчушка с каре и чёлкой, что слегка закрывала глаза; она стояла на пороге рядом с сопровождающей и чемоданом, и я уже знала, что скажут нам шестерым: вот вам ещё одна девушка, теперь вы будете основательно готовиться к дебюту. Группа Pink Punk нашла своего последнего члена, мы будем скоро самой настоящей, официальной группой, которая выступит на сцене впервые, покажет, чему нас научили, и от восторга осознания у меня закружилась голова. Надо же, не думала, что прошлое вот таким вот образом напомнит про себя, но это было приятно — не придётся, как в случае с Джинни, привыкать к новой девушке, выяснять всё о ней и однажды понять, что она соперница. Какой бы Ханна ни была прекрасной пианисткой или вокалисткой, у меня есть фора — я дольше находилась в агентстве и у меня больше шансов дебютировать.       — Дженни! — конечно же, девушка меня узнала и подскочила, дабы обняться — как же давно мы не виделись, как же мы давно не общались, и преграда в виде многих лет молчания рассыпалась между нами, я тоже потянулась к ней и обняла. Все, кажется, были в шоке, потому что не бывает такого, что трейни знакомы друг с другом в той, «другой» жизни, а мы вот знали друг друга очень даже хорошо, мы были подругами. — Как я давно тебя не видела!       Сопровождающая пробормотала что-то наподобие «помогите Чан Ханне расположиться» и ушла восвояси, и мы остались одни, окружённые ничего не понимающими девчонками, которым было интересно буквально всё: как мы познакомились, сколько мы знакомы, как вообще новенькая попала в агентство и как она планирует расположиться. Я не могла отпустить Ханну, потребовала, чтобы она рассказала всё, не стеснялась и не скрывалась, потому что все мы хотели чего-нибудь нового, чего-нибудь свежего, и в перерывах между словами девушки я осознавала, что меня поедала совесть — чёрт, я забыла прошлую жизнь, прошлых подруг и с головой погрузилась в новый для себя опыт, который оказался в разы интереснее и увлекательнее.       — Я просто поучаствовала в одном шоу, и вот я тут, — улыбнулась Ханна. — Это было трудно, но увлекательно. Поможете мне расположиться? Думаю, я всё о себе расскажу, как только поем и приведу себя в подарок. Вроде бы сейчас по расписанию завтрак, не так ли?       Девочки вдоволь порасспрашивали Ханну, удовлетворили любопытство, а потом все разбрелись — мы четвёркой ушли показывать тренеру наши успехи, Ханна — на собрание для новеньких, а Миён с Джинни — к учителям пения, которые хотели выправить их вокал. Ничего не знала по поводу голоса Джинни, но Миён можно было выпускать на сцену со словами «Вот тебе микрофон, как его включить — знаешь», потому что она уже была профессионалом, осталось немного подточить своё мастерство и всё. Она сможет, я в этом уверена, и пускай между нами было несколько склок и ссор, я действительно всегда желала ей всего только хорошего и была очень удивлена её желанию покинуть агентство. Она прошла большой путь, сама знала это, потому, кажется, и пошла в совершенно другую компанию, где до конца освоилась и наконец-то дебютировала с девочками, которые были для неё семьёй: дружной, поддерживающей, готовой выслушать в любой момент.       — Нам Квон Джиён-сонбэ сказал, что из нас что-то выйдет, — я закатила глаза, ведь эту фразу я уже слышала на протяжении долгого времени, будто бы больше нечем было гордиться, кроме как словами мужчины, что явно больше насмехался над нами, чем хвалил. Лиса дождалась улыбки от тренера и подпрыгнула, похлопав в ладоши и заливаясь краской. — Я очень хочу, чтобы и вам тоже понравилось!       Мы немного отточили за ночь свои движения, но всё равно рассинхрон присутствовал в наших движениях, но это было не критично — мы только учились самостоятельно, а значит, ошибки пока что простительны. Тренер смотрела на нас так, будто бы мы с ума сошли и сказали, что отныне будем набирать вес и выйдем на сцену самыми пухлыми айдолами, чтобы не вызывать в обычных девушках ненависть и зависть, чтобы они знали, что любая форма прекрасна. Нет, честно, любая фигура, любые несовершенства — это прекрасно, но в то время были совершенно другие тенденции и мода на недостатки ещё не охватила мир, будто эпидемия коронавируса. Конечно, я понимала, с чем был связан взгляд тренера — ну не думала она, что такие невинные с виду девушки придумают нечто такое и будут танцевать под взглядом взрослых людей. Даже отвратительно как-то стало, но, как ни странно, нам дали зелёный свет и сказали, что да, такое танцевать тоже можно, но осторожно, потому что все мы были несовершеннолетними, а жюри — совершеннолетними взрослыми мужчинами и женщинами, которые могут потом смеяться или же вообще нашептать руководству о том, что нас надо понизить в звании трейни.       — Всё-таки мне кажется, что мы перегибаем этой хореографией палку, — упёрлась Пак и покачала головой, но взялась за помощь Лисе — все переходы появились за её счёт, все взмахи руками, когда мы касались ладоней друг друга — её заслуга. Шёл август, и совсем недавно мы узнали, что мальчишки из Winner выиграли в шоу на выживание и готовятся к серьёзному дебюту. — Мы же не After School, у нас явно не будет сексуальный концепт, когда мы дебютируем, так что надо ориентироваться на что-то более-менее приемлемое.       Розэ в этом была права, но наряды мы всё равно подбирали под серьёзным взглядом Лисы, которая хотела, чтобы мы были одеты легко и в то же время во что-то обтягивающее, чтобы наши тела были видны полностью. Я вздыхала, надевая один из своих чёрных топиков, но, как компенсацию, повязала на шее красный шарфик, что немного скрыл худую грудную клетку; Лиса сама надела шорты и белую футболку в полоску, Розэ ограничилась платьем, достаточно свободным, чтобы двигаться, и достаточно узким, чтобы её фигуру можно было видеть; Джису же превзошла все наши ожидания, надев юбку-солнце и белую блузу, став примерной школьницей.       — Ну что, покажем всем, на что мы годимся? — и мы все вместе, преисполненные энергии и уверенности, вошли в зал, где принимали трейни, что готовили свои так называемые «проекты». И мы знали, что именно мы будем первыми во всём и совсем скоро на зависть многим девушкам дебютируем.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.