Впечатление. Восходящее солнце

Фрау Губерман не сводила с него пристального взгляда, пока Пятый не доел свой кусок вишнёвого пирога. — Невероятно вкусно, фрау Губерман, — он улыбнулся, вытирая губы салфеткой, допил залпом свой кофе и поднялся. — Но мне уже пора. — У вас есть всё время в мире, герр Харгривс, куда вы спешите? — Мне не терпится с вами брата познакомить. Вы будете от него в восторге. Он как Иисус, переевший сахара. — Вы уже рассказывали, герр Харгривс. Может, возьмёте ему кусочек? На дорожку. — фрау Губерман потянулась к нему и заботливо поправила воротник поло и волосы. — Нет, мы быстро, — Пятый отпрянул. — Пирог даже остынуть не успеет, — подобрал чемодан и щёлкнул застёжкой и исчез в синей вспышке. Клаус уже собрался и растянулся на диване, устроив голову на коленях у Ханны. На груди у него устроилась мурчащая Грейс, а у стены уже ждал большой чемодан. Он слабо улыбнулся, стоило Пятому появиться, приподнялся и тут же спросил: — Пора? — он тут перехватил Грейс и ловко усадил её в переноску. — Ну, если хочешь, можешь ещё пару часиков погладить стенки и попрощаться с каждым цветком отдельно. Я подожду, — ухмыльнулся в ответ Пятый. Ханна тоже встала: — Здравствуй, Пятый, — она вежливо приобняла его за плечи. — Передаю тебе самое ценное, что у меня есть. — Мама, Грейс там будет в полном порядке. Женщина рассмеялась, привстала на цыпочки и поцеловала Клауса в лоб. — Надеюсь, и ты тоже, — она посмотрела ему в глаза. — Звони нам. И отправляй эти ваши «послания в бутылках». — Мы не переезжаем насовсем. — Но ты уже не будешь навещать нас каждую неделю. А если что, я сама напишу Пятому. М? — Ханна, уже идущая на выход, обернулась и подмигнула. — Ладно, не буду вас задерживать. Доброго пути! — Папе привет! — А от нас Дейву, Миранде и Лайле! И ребятам, — добавила она и скрылась за дверью. Клаус сделал пару шагов в сторону. Закрыл балкон, хлопнул себя по бёдрам. В тишине этот звук казался очень громким. — Ну, всё готово. Можно двигать. — Хорошо, — Пятый перехватил радужный чемодан и повёл плечом: — Хватайся, братец. Грейс издала жалобный мявк, когда Клаус подхватил переноску, а свободную руку сжал на плече брата. Прикрыл глаза, вдохнул и задержал дыхание. Пятый снова щёлкнул застёжкой, и уже через мгновение они стояли на кухне фермы Мимингеров. — Видите, фрау Губерман. Как и обещал, даже пирог остыть не успел, — улыбнулся Пятый. Старушка радушно улыбнулась, поздоровавшись с Клаусом на немецком. Клаус поздоровался в ответ. К ним подскочил один из работников — Миккель — и Пятый отдал ему оба чемодана. Миккель тут же унёс их вверх по лестнице. — Фрау Губерман, это мой брат Клаус, — Пятый отступил в сторону. — Клаус, это фрау Губерман. Она здесь за главную. — Неправда, фрау Мимингер за главную. И вы. — Не верь ей, — Пятый качнул головой. — А? — Клаус обернулся и закусил губу. Похоже, последние несколько минут он просто глазел по сторонам не вслушиваясь. — Простите. Здесь очень красиво, — он заметно напрягался, подбирая немецкие слова, и подкреплял их активной жестикуляцией. — Ты не хочешь выпустить Грейс? — Пятый перешёл на английский и присел на корточки, заглядывая в переноску. — Да, конечно, — Клаус начал открывать переноску, но притормозил. — Может быть потихоньку приучать её к новому месту? Она же кроме городской квартиры ничего не видела, а тут столько всего. Фрау Губерман тем временем вернулась к кухонной стойке и решительно отрезала Клаусу огромный кусок пирога. Мягко коснулась его плеча: — Вы будете чай или кофе, как герр Харгривс? — Чай, пожалуйста. Спасибо! — Клаус взглянул на Пятого. — Что скажешь? — Насколько я знаю, кошку нужно выпустить и дать ей привыкнуть самой, но фрау Губерман и ребята будут следить, чтобы двери были закрыты и она случайно не выбежала на улицу и не познакомилась с Альмой раньше времени. Если хочешь, можем выпустить её в вашей спальне, чтобы она посидела под шкафом какое-то время, а потом потихоньку начала выбираться в коридор, — Пятый снова встал. Старушка протянула ему чашку горячего кофе, Клаусу поставила на стол чай и отодвинула стул из гнутого дерева и с красно-белой клетчатой подушкой на сиденье. — Поешьте, проголодались же с дороги. — Пожалуй, ты прав, — согласился Клаус и открыл переноску. Потом присел на предложенный стул и Грейс решительно запрыгнула ему на колени. Он почесал её за ухом: — Всё в порядке, мурчало. Я тут и никуда не денусь. Фрау Губерман, выдав Пятому напоследок пышную булочку со сливовым вареньем, ушла по делам. Всё-таки она и правда здесь была главная, и дел у неё было немерено. — Мммм, у киша Миранды появился опасный соперник, — сообщил Клаус, распробовав пирог. Пятый хмыкнул, разорвал булочку пополам, потом каждую половинку так же. Сунул четвертинку в рот, прожевал и запил кофе. Облизнул губы. — Она, конечно, готовит без изысков, — Пятый пожал плечами. — Но так по-домашнему. Как бабушка, которой у нас никогда не было. — Угу! — подхватил Клаус, накалывая на вилку вишенку. С булочкой Пятый расправлялся стремительно. — Начнём с улицы, пробежимся по первому этажу, потом на второй, и чердак. Думаю, как раз закончим, когда Лайла привезёт Дейва. — Звучит как план! — Клаус подул на чай и сделал глоток. — Я за тобой шаг в шаг. Как только с пирогом было покончено, Пятый, долив себе в чашку кофе, повёл Клауса на террасу, чтобы показать загон с овечками и познакомить с Альмой. Провёл мимо птичника, к клетке с кроликами, а дальше к амбару. — Резвиться здесь не советую, — заметил он, похлопав по одной из связок сена. — Работникам абсолютно плевать, кто чем на сеновале занят, но сено потом из волос и одежды выбирать заебёшься, — он вскинул брови, хлопнул брата по плечу и повёл дальше. — Понято-принято! Буду иметь в виду, — ответил Клаус. Кухню Клаус уже видел, теперь Пятый показал ему столовую, в которой обычно обедали и полдничали работники; библиотеку с книгами (в основном о домашнем скоте и злаковых культурах); гостиную с ламповым телевизором и старой плюшевой мебелью, заботливо сохранённой чёрт знает с какого года. Кивнул на один из коридоров — там были комнаты фрау Губерман и её небольшой семьи. Все они работали и следили за фермой. На второй этаж вела скрипучая лестница с плетённым вручную паласом и недавно пристроенным, специально для Дейва, креслом-подъёмником. И даже его обивка, стараниями фрау Губерман, теперь была в уютную вишенку. Но кроме нескольких гостевых спален, бывшего кабинета хозяина и хозяйской, собственно, спальни, там ничего и не было. Везде висели репродукции немецких художников, мягкие кресла с вышитыми подушками мостились даже в коридорах. Пятый порой устраивался в одном из таких, подставляясь лучам солнца и представляя Миранду совсем ещё малышкой, косолапо поднимающейся по лестнице. Комната, в которой предстояло жить Клаусу с Дейвом когда-то была детской. Даже старую фарфоровую куклу Миранды сохранили, спрятав в шкафу, так что теперь она сидела на кровати, приветливо глядя на всех, переступающих порог. — Здесь потрясающе, — Клаус нервно дёрнул головой и нахмурился. Поднял глаза на брата и произнёс устало и тихо. — Эта комната ведь была для меня? — спросил он. Можно было предположить, что он догадается. И Пятый, конечно, этого вопроса ждал. — В утро аварии ты пришёл, чтобы забрать меня сюда? Пятый кивнул, поджав губы. Провёл кончиками пальцев по обивке кресла, потом поднял взгляд на Клауса: — Я должен был о тебе позаботиться, — хрипло сказал он. — Но не знал, что делать, поэтому мы с Мирандой придумали… это. Привезти тебя сюда, вручить письмо от Дейва. Это идея Лютера, если что, я бы точно до такого не додумался. — Письмо? — Клаус вскинул брови. — Прощальное? Он сцепил руки в замок и уставился под ноги. Пятый забеспокоился — не сказал ли он лишнего? Не спровоцировал ли приступ, которые раньше случались всё реже и реже? Клаус молчал. Потом зарылся пальцами в кудри, моргнул несколько раз и выдохнул: — Пятый, я хотел бы возобновить терапию. — Технически… официально ты её так и не закончил, — осторожно сказал Пятый. — Но я дам им знать. Те же дни, то же время подойдёт? — Да… Да, думаю да. Спасибо. За всё, — Клаус покивал, щёлкнул костяшками и поднял глаза. Не сводил с Пятого пристального взгляда долгую минуту, а потом шагнул к нему и обнял. Пятый удивлённо застыл, совсем как годы назад, когда Клаус впервые его обнял в тот злополучный вечер. А следом так же нерешительно обнял в ответ. — Я бы пропал без тебя, Пятый. — Ты недооцениваешь себя, Клаус. Ты очень сильный, — шепнул Пятый, обнимая его уже крепче. Они так и стояли, пока Клаус не вздрогнул от голоса фрау Губерман, отправляющей работников собирать кукурузу. Клаус выпустил Пятого, отступил на шаг и выдохнул: — Кажется, ты говорил, что тут ещё чердак есть? — Ага. Хочешь взглянуть? — Пятый мотнул головой в сторону коридора и вышел из комнаты первым. Привычно уже потянул за верёвку, спуская лестницу. Пока они планировали, как лучше организовать пребывание Клауса здесь, фрау Губерман привела чердак в порядок, и теперь там можно было прятаться, когда хотелось побыть в тишине и спокойствии. Пятый пропустил Клауса вперёд, а когда они оба оказались наверху, перенёсся к крошечному окну и отодвинул плотную штору, впуская солнечный свет. Коротко замер, зажмурившись и подставив лицо солнцу. Согревая звёздное небо под веками. А потом посмотрел на Клауса. — Наверное, это моё любимое место на ферме, — ухмыльнулся он. — Я даже не сомневался, — тихо засмеялся Клаус, вдохнул полной грудью и фыркнул. У чердака, полного безделушек из прошлого Миранды, не было шансов. Он просто обязан был понравиться Клаусу. — Отличное место, чтобы разговаривать с картами, — Клаус пробежал пальцами по пыльной спинке кресла, заметил старый буфет, бросился к нему и прижался к стеклу, изучая внутренности. Пятый улыбнулся и опустился на край сундука, в котором хранилась старая одежда Мимингеров. Недошитое свадебное платье так и осталось лежать на крышке, и Пятый осторожно пригладил складки, а потом посмотрел на Клауса: — Тогда оно в твоём распоряжении. Оно крепко связано с прошлым, а все эти вещи помнят столько надежд на будущее… Наверное, энергетика здесь и правда что надо. Клаус уже зарылся в один из ящиков, перебирая старую посуду, монетки и украшения. — Только посмотри, — он выхватил из кучи мелочей нитку бус, обернулся и тут же запнулся. — А что это тут у нас? — не глядя закинул бусы обратно в ящик и направился к Пятому. Он смотрел прямо на платье. Пятый смущённо почесал кончик носа, поднял стопку и протянул Клаусу: — Мать Миранды шила это платье ей на свадьбу. Тогда, в сороковые. Не успела дошить из-за войны, — он поднял взгляд на зеркало. — Миранда стояла вон там. Прижала к себе платье, и это был такой… мгновенный порыв, знаешь? Правильный момент. Сейчас или никогда. Клаус взял платье осторожно, с трепетом. Развернул рассматривая. — И ты сделал ей предложение, — певуче протянул Клаус и склонил голову набок. — А знаешь что… Тут не так много осталось, хм. Я могу закончить его, — он обернулся и посмотрел на Пятого. — Конечно, если Миранда хочет быть в этом платье и если она его мне доверит. — Она, наверное, уже запланировала себе королевское одеяние и шляпку с лебедем на голове, но… Мы можем её спросить сегодня. Я же говорил, что мы останемся на ночь? Так что она прибудет к ужину. — Угу. Но, знаешь, я бы в любом случае советовал его закончить. Оно буквально пропитано любовью и материнской заботой и… — Клаус почесал макушку и снова перевёл взгляд на платье. — Не знаю, как объяснить, но оно хочет быть законченным. Наверное, это символично, особенно перед свадьбой. Как исполнение желания матери, — он пожал плечами. Пятый кивнул. Кому, как не Клаусу знать, о чём мечтают дорогие нам вещи? — Думаю, — начал он, — ты можешь его закончить, если думаешь, что так будет правильно. А Миранда… Он недоговорил. С улицы донёсся довольный лай Альмы, и Пятый метнулся к окну. Выглянул на улицу. — Клаус. Дейв и Лайла во дворе. Только спускайся осторожно, не хватало, чтобы ещё и ты что-то сломал, — он помолчал немного, развернулся и улыбнулся. — Я догоню, хорошо? Клаус исчез так быстро, будто всю жизнь сбегал с чердаков. Пятый остался один. Он бережно подобрал платье, снова аккуратно его складывая, и оставил там же на сундуке. Замер на мгновение, касаясь гладкой ткани и вспоминая, как когда-то, казалось, целую жизнь назад, Миранда протянула ему руку и вытянула на солнечный свет. Как приняла его в свой дом и позволила быть сломленным. Не таким, как все. Самим собой. Свободным. Он покусал щеку, всматриваясь в танец пылинок в солнечном свете, и пробормотал себе под нос: — Интересно, чтобы об этом сказала фрау Мимингер, — и тут же исчез в синей вспышке.