Бессмертие архимага

      1960 год. США, Гавайи, остров Оаху, город Гонолулу.       Девочка стоит у обшарпанной задней двери ресторана и терпеливо ждёт. Она стоит достаточно далеко, что никто не мог обвинить её в намерении зайти внутрь, но достаточно близко, чтобы продемонстрировать свой интерес.       Девочка знает, что ровно через четыре минуты двадцать секунд из этой двери выйдет работник, чтобы выкинуть мусорный мешок с остатками еды. Дальнейшая судьба мешка работнику безразлична... а ей – нет.       ...Совсем недавно Гавайи стали американским штатом, но и до того они были популярным туристическим направлением для жителей материка и для людей всего мира. Гавайи – жаркий рай на Земле, пляжи и зелёные горы, коралловые скалы и тихие водопады, сонные заливы и спящие вулканы! Давным-давно отгремело сражение за Пёрл-Харбор, и сейчас сложно даже поверить, что на этих спокойных радостных островах могло произойти одно из важнейших событий Второй мировой.       Военная база с самолётами и кораблями никуда не делась, она по-прежнему где-то тут... где-то тут, но не здесь. Здесь – новенький торговый центр под открытым небом, множество магазинов и ресторанов, парковки и декоративные пруды с рыбой. Уйма туристов. На туризме вообще держится львиная часть экономики Гавайев.       На туризме, сахаре и ананасах.       А ещё здесь, как и везде, есть бездомные, и не так уж мало. Они живут в палатках и шалашах, на улицах и у самой воды, работают от случая к случаю и питаются чем придётся. Одной из таких бездомных и была девочка с испанским именем Иоланта Хокулани Руис Линарес.       Родителей она помнила плохо: те умерли уже давно, и умерли тоже на улице. С тех пор Иоланта выживала сама. Иногда ей кто-то помогал. Чаще – нет.       И всё же жизнь её при этих условиях была на редкость неплохой. На улице здесь жить легче, чем где-либо ещё – на Гавайях очень мягкий климат, – но причина была не только и не сколько в том.       Маленькая Иоланта Линарес была безумно, невозможно удачлива.       За ней, переминаясь с ноги на ногу, толпятся ещё несколько детей. Близко они не подходят: они слегка боятся её и её умения предвидеть события. Боятся и уважают.       Две минуты двадцать секунд. Маленькая Иоланта Линарес знает, что в мусорном пакете будут не гнилые объедки, а нечто съедобное и вкусное. Несъеденные блюда, самую малость просроченные продукты и прочее такое, чем нельзя кормить богатых туристов, но что вполне подойдёт для бездомных детей.       Если уж есть с помойки, то только с элитной.       Затем на девочку падает тень, и та оглядывается. Перед ней стоит высокий человек в официальной одежде – брюки, пиджак, рубашка. Единственное, чего он не имеет – лица.       Ей следует, наверное, испугаться. Любому на её месте следует испугаться, даже взрослому.       Но она не пугается. Она вообще плохо понимает, как это – пугаться.       Сзади скрипит, открываясь, дверь, но девочка в её сторону даже не смотрит.       – Ты ненастоящий, – говорит она. – Тебя нет.       Дети рядом с ней опасливо переглядываются и отступают на несколько шагов назад. Они не видят безликого человека и думают, что Ланта совсем сошла с ума.       – Здравствуй, дитя, – вежливо произносит человек, и слова звучат у девочки прямо в голове. – Как тебя зовут?       – Иоланта, – говорит она и пытается ткнуть человека. К её великому удивлению, палец действительно упирается в плоть.       – Ты настоящий, – задумчиво повторяет маленькая Иоланта, – но тебя всё равно нет.       – Ты права, и это очень интересно, – кивает белая голова, похожая на большое яйцо. – Сколько тебе лет?       – Девять, – отвечает она, подумав. – Или уже десять. Какой сегодня день?       Иоланта чувствует какое-то лёгкое ощущение в голове и догадывается, что загадочный несуществующий дядя читает её мысли.       – Тебе десять, – говорит он. – Подходящий возраст. Давай сыграем в игру?       – Игру-у-у? – тянет девочка. Другая бы точно испугалась сейчас, но Иоланта не чувствует вреда от этого человека. Потом она узнает, что полагаться только на это чувство не стоит, его можно и обмануть, но пока это соображение не укладывается в её опыт. – А ты кто, дядя?       Тот садится, скрестив ноги, и лёгким движением руки создаёт три перевёрнутых стакана и один шарик.       – Зови меня Телепат. Знаешь эту игру?       – Знаю, – отвечает Иоланта и плюхается напротив. – Я всегда угадываю.       – Ланта? – неуверенно окликают её ребята сзади. Они не видят ни стаканов, ни шарика. – С кем ты говоришь?       – С призраком! – уверенно говорит им та. – Ты же призрак, дядя?       – Строго говоря, нет, – дядя кладёт шарик под один из стаканчиков и глядит на её спутников. Глядит не буквально – глаз-то у него нет, – но Иоланта чувствует его внимание. Те молча разворачиваются и уходят.       – Куда?..       – Ты не должна говорить им обо мне, – строго замечает дядя-непризрак. – Это запрещено.       – Кем?       Дядя, явно недовольный её вопросом, легонько касается её волос, и Иоланта снова чувствует холодное дуновение внутри собственного черепа.       – Время играть, девочка, – заявляет он и начинает быстро-быстро двигать руками. Иоланта почему-то и не думает спорить, только смотрит за мельтешением белых стаканчиков.       – Где? – говорит дядя спустя полминуты. Иоланта тыкает пальцем – и действительно, шарик именно там.       И ещё раз. И ещё. Стаканчиков становится четыре, потом восемь, потом пятнадцать. Дядя двигает их уже не руками, а взглядом, от чего те превращаются в размытые белые полоски, но Иоланта всё равно угадывает, раз за разом. И в какой-то момент заявляет:       – Мне надоело!       – Ещё разок, – отвечает дядя, и девочка хмурится.       Странно они, должны быть, смотрелись со стороны. Высокая белая фигура, пришедшая будто из ночного кошмара, и тощая смуглая девочка-беспризорница уселись прямо на асфальте и играют в напёрстки на задворках дорогого ресторана.       Но со стороны их, конечно, никто заметить не мог.       – Где? – в очередной раз спрашивает безликий Телепат, и Иоланта раздражённо тычет в один из стаканов.       Телепат, помедлив, поднимает его. Шарик действительно там.       – Мог бы поклясться, что я не сюда клал его, – медленно произносит Телепат и поднимает ещё один стакан.       Там ничего нет.       – Мне надоела эта игра, – с нажимом повторяет девочка по имени Иоланта и вскакивает с места. – До свиданья, дядя.       – Хочешь стать волшебницей? – спрашивает тот вместо прощанья.       – Что?.. – не понимает девочка. – Какой волшебницей?..       – Лучшей в мире, я полагаю. У тебя невероятный талант.       И гладкую поверхность белого лица прорезывает зубастая улыбка.       ...Конечно, она начинает учиться. Она учится днём и ночью, и Телепат, её невидимый ангел-хранитель, постоянно рядом с ней. Он учит её разбираться в течениях эфирного поля, вбирать и накапливать магическую энергию, медитировать и использовать свои способности. Позже он ей признается, что никогда не брал учеников, и она, Иоланта Линарес, стала настоящим вызовом для его умственных способностей.       Но то будет потом. А пока она стоит на берегу океана и учится смотреть на мир не так, как все. Видеть цепи вероятностей, причинно-следственные связи. Сначала видеть, затем – изменять.       В тринадцать лет она уже умеет отводить взгляды людей. В пятнадцать – бегает по воде, качается на волнах прибоя, в шестнадцать – впервые убивает человека.       Ненамеренно, конечно. Она переходит дорогу, не заботясь о правилах движения, и у машины, что едет ей навстречу, лопается покрышка. Машина отворачивает, врезается в столб, водитель гибнет. Она не чувствовала по этому поводу ничего особенного: люди погибают каждый день, возле неё и вдали от неё. Она могла – может чувствовать их гибель. Может предотвратить её или ускорить.       Но зачем? Жизнь – это, ну, всего лишь жизнь. Особая сложноорганизованная материя. Некоторые причины приводят к её появлению, некоторые причины приводят к её исчезновению. Если для какого-то человека такой причиной послужила она, Иоланта Линарес... что здесь такого? В глобальной схеме вещей ничего не меняется.       Примерно таковы были её взгляды в шестнадцать лет. Телепат, конечно, совсем не был рад услышать об этом. Телепат – тогда единственный её знакомый волшебник, – тоже был психически не вполне нормален, но его отклонения были совсем иными, и людей как объекты он не рассматривал.       Они говорили достаточно долго. Ей привели несколько аргументов, и она, поразмыслив, (с логикой у неё проблем не было никогда) нашла их верными. И заметила, что проблема была не только и не сколько в её взглядах на жизнь.       А в её магии. Другие волшебники могут колдовать или не колдовать; предпринимать сознательные усилия, чтобы что-то изменить в окружающем мире. Но она была уникальна, она колдовала неосознанно, воздействуя на мир в целом по пути наименьшего сопротивления.       Тогда, в шестнадцать, она почти не умела действовать точечно. Она не могла гарантировать, что её магия не убьёт ещё кого-то для сохранения её жизни или даже просто так. Это просто бессознательный рефлекс – утопающий, топящий своего спасателя.       И Телепат, её учитель, сказал, что поможет с этим. И она согласилась.       Он изменил её разум, буквально запретив мозгу – на глубинном уровне – воспринимать людей как цель для её магии (за исключением осознанного согласия и по-настоящему критических обстоятельств). Мир – да, люди – нет. Сделал ту самую штуку, которую называют психоморфизмом и этичность которой часто вызывает сомнения.       Но их этичность не волновала. Они оба были слегка сумасшедшие, как то вообще свойственно волшебникам.       Потом это вызвало проблемы. Логофобия, боязнь людей, избежание тех контактов, которых можно было избежать. Мир был един, глобальная схема вещей распространялась повсюду, причины и следствия исходили от всего и затрагивали всех, и не было никакого способа исключить из этого разумных существ, вне зависимости от того, что там было в голове одной волшебницы. Её магия делалась всё ярче, всё тоньше; люди выступали в ней чёрными пятнами, на которые она не могла смотреть, но смотрела. Смотрела, потому что... как иначе? Дыра будет заметна хотя бы по тому, как вещи движутся вокруг неё.       Она могла бы снять установки Телепата годам, пожалуй, к тридцати, как раз когда они начали доставлять заметные проблемы. Она не стала этого делать.       В конце концов, она ведь дала согласие. И пусть даже она хорошо контролирует свою магию, дополнительный слой контроля не повредит. Это логично: таковы причины, и вытекающие из них неудобства вовсе не так значительны.       Так она жила, поднимаясь всё выше и выше, гений от магии. Телепат не пользовался физическим телом – ему хватало возможностей чистого разума. Она, Иоланта, пошла ещё дальше – ей не нужно было утруждать даже разум. Мир сам менялся вокруг неё, достаточно было пожелать.       Телепат как-то сказал ей, что люди с её талантом рождаются раз в столетие. (Она спросила, кто был в XIX веке, и услышала, что не входящим в Синклит об этом знать не положено.) Сказал, что если она раскроет весь свой потенциал, то превзойдёт любого другого Великого волшебника; сам Гриндельвальд – ничто по сравнению с ней.       Сама Иоланта не утверждала бы с такой уверенностью: она сама не очень представляла, на что способна, что будет мочь через пятьдесят или сто лет.       Хотя одно это, если подумать, подтверждало слова её учителя.       Она снимала проклятье с Рейгана и подчиняла божественные артефакты, разгадывала тайны моря Дьявола и искала наследие атлантов. В Синклите, куда её приняли уже в конце восьмидесятых, она занималась всем странным, тем, чем не занимались другие волшебники; она тесно сотрудничала с Организацией и отвечала за хранилище артефактов на Авалоне.       И так было до тех пор, пока не возникла угроза вторжения, и она не получила один божественный артефакт из этого хранилища в свою личную собственность...

***

      Нъярлатхотеп задумчиво склонил левую нижнюю голову, наблюдая за смертной волшебницей. Он летел достаточно быстро, чтобы не позволить ей приблизиться, и недостаточно – чтобы она перестала его преследовать.       А лететь было не так просто. Куча биомассы, мешанина тканей, органов и конечностей была не очень аэродинамичной. Нъярлатхотеп мог бы стать каким-нибудь стрижом, но предпочёл отрастить побольше реактивных сопел.       Он намеренно тянул время. Он уже узнал кое-что об этой волшебнице и хотел узнать остальное. Очередной магический всплеск разорвал воздух рядом с ним, но тщетно. Реактивные струи делали траекторию его полёта достаточно рваной, чтобы нельзя было выстрелить на упреждение.       А может, она нарочно стреляла мимо, отгоняя его от супердредноута. Истребители, то и дело мелькающие сверху, точно стремились отогнать. Но это хорошо, это и в его план входит.       В какой-то момент этой странной погони Нъярлатхотеп резко спикировал вниз, одновременно приглушая свою ауру и принимая форму Чёрного Человека.       Волшебница замерла на месте. Она стояла в воздухе как на твёрдой поверхности, и рваный ветер, раздувающий её блузу, ерошащий волосы, не беспокоил её ничуть. Она осматривала землю под собой и вглядывалась в вероятностные линии, а затем...       Затем она, нелепо взмахнув руками, рухнула вниз. Воздух неожиданно перестал её держать, и гравитация взяла своё. До земли было метров пятьдесят – волшебница попыталась взять своё падение под контроль, и что-то у неё даже получилось, но...       Звук падения остался неслышен в общем шуме битвы.       Нъярлатхотеп облегчённо перевёл дух. Он не был уверен, что у него получится. Мало мочь контролировать реальность, ещё нужно уметь делать это правильно. Пусть он могучий архидемон, но такие вот приёмы – совсем не то, чем он привык заниматься.       Нет, обычного-то человека, будь он волшебник или авиапехотинец, сбросить с небес было бы совсем несложно. Но эта женщина была кем угодно, только не обычной. Он мог заблокировать её магию, однако если б она заметила его воздействие, то смогла бы остановить его.       Поэтому она не должна была его заметить. И вот это было сложно.       Но самое интересное – смертная волшебница была ещё жива.       ...Иоланта моргнула. Провела языком по зубам. Попробовала открыть рот. Пошевелить рукой.       Рука не шевелилась. Вторая тоже. И ноги. Она вообще не чувствовала ничего ниже головы.       Кажется, у неё сломался позвоночник.       Иоланта Линарес еле слышно выдохнула сквозь зубы, глядя на ночное небо. На небе не было звёзд – их застилало близкое зарево огня супердредноутов, дым и летучие силуэты. Ей повезло, что она упала хотя бы лицом вверх.       Повезло. Конечно. Она сама была этим везением. Сама была своей удачей. Она никогда не болела, не чувствовала сильной боли, не получала травм, не оказывалась в зоне катастрофы или стихийного бедствия – если сама того не хотела, разумеется. И она могла распространять эту удачу на других, как делала на протяжении всей битвы.       Но теперь всего её пассивного везения хватило лишь на то, чтобы упасть лицом вверх и остаться в живых. В этот раз мир вокруг был особенно неподатлив и неприятен.       Подумав об этом секунд пять, она решила, что ей пора вставать. Кости с тихим хрупаньем встали на место, нервы срослись, кровяные тельца влились обратно в сосуды. Спустя несколько секунд тело её вновь заработало должным образом, и поверхность земли любезно помогла Иоланте встать.       И встав, она на краткий миг опешила. Прямо перед ней стоял Чёрный Человек.       Стоял – а затем вывернулся наизнанку и облепил её.       – Нуль, – сказала она одними губами, стискивая скрижаль. Чёрная протоплазма охватила всю её... и не смогла сделать ничего больше.       Даже архидемон не мог сокрушить защиту Предела. С таблицей судеб... с таблицей судеб враз одолеть её не вышло бы даже у бога.       Однако было неприятно. Иоланта постаралась убрать слизь с себя... а потом себя из неё. Это получилось, и они снова встали лицом к лицу – Чёрный Человек Нъярлатхотеп и она.       – Неприятно, – задумчиво проговорил он. – Неприятно. Твой контроль реальности...       – Ты умрёшь сейчас, – отчётливо произнесла Иоланта, и деревянный наруч её вспыхнул. – Так я приказываю тебе, существо.       Брови Нъярлатхотепа сошлись на переносице.       – Я Есмь Древний!..       – Ты равен Нулю, – отчеканила Великая волшебница, и таблица судеб вспыхнула в такт её словам.       И Чёрный Человек Нъярлатхотеп развеялся невесомой пылью.       Иоланта Хокулани Руис Линарес подождала пару секунд и нахмурилась. Сколь бы ни была мощна её магия, сколь бы ни умела она была с божественной скрижалью, она едва ли могла вот так вот легко убить сильного архидемона. Ну разве бы только тот вообще не сопротивлялся.       Что-то здесь было не так.       Она пробежалась по вероятностям, взглянула на Вселенную...       В ответ Вселенная обрушила на неё вал концентрированного огня.       ...Нъярлатхотеп был бы первым, кто признал, что до Носящего Жёлтую Маску ему далеко. Носящий был стратег и политик, разбирался в мотивах и поведении разумных индивидов, умел и любил управлять; Нъярлатхотеп был просто умён. В известном смысле даже гениален – когда-то он занимал место библиотекаря Шегариса, и его основу составляли гениальные смертные. Перед плонетцами он играл роль мудрого высшего существа, знающего тысячи наук, ставящего новейшие опыты и демонстрирующего силу познания. В общем-то он и был таким существом... хотя не то что его это сильно увлекало. Он же не мехадемон какой-то, и личности его составляющих давным-давно смешались в единой личности архидемона.       Тем не менее до Шаб-Ниггурата ему тоже было далеко. Шаб-Ниггурат был актёром одной роли, тупым и прямолинейным. Он шёл вперёд и давил – давил до тех пор, пока не продавливал.       А Нъярлатхотеп имел в запасе несколько трюков. Не так часто прибегал к ним, но они были, эти трюки. Хорошо быть бесконечно множащейся и бесконечно вариативной массой плоти, органической серой слизью, но количество не всегда работает. Он мог превратиться во что угодно – хоть в Чёрного Человека, хоть в любую другую форму; он был идеальный метаморф, но и только. Ни одна из этих форм не была слишком сильна, ни одна из этих форм не была чем-то большим, чем просто биологическим организмом.       Но биологические организмы, знаете ли, и сами по себе на многое способны.       Например, роевой разум. Или паразитизм с перехватом высших нервных функций.       Восстановиться из одной капли для Нъярлатхотепа было несложно. Сложно было делиться на две автономные части, особенно когда одной из них предстояло действовать в окружении противодемонических печатей. Однако он справился.       Он ведь был из лучших архидемонов Лэнга.       Нъярлатхотеп тонкими нитями протянулся по всему супердредноуту, пронзил металл и бронепласт... и начал метать капли слизи в людей. Слизь проедала гермошлемы, ткань и кости черепа, впивалась микроскопическими иглами в серое вещество.       Подчиняла смертных. Нъярлатхотеп не мог, как Носящий, подчинить себе тысячи человек одним волевым усилием, но такой, сугубо биологический контроль... почему нет?       В конце концов, крупнейшие живые существа на Земле – это грибы-паразиты.       «Москва» с каждой секундой всё больше переходила под контроль архидемона, и демонологи, занятые противостоянием Шаб-Ниггурату, просто не могли заметить этого. И в какой-то момент генерал-лейтенант Мечников, следящий за полем боя со своего места на мостике, вздрогнул и странно изогнулся; по телу его почему-то зазмеились светящиеся жёлтым трещины.       – ПРИНИМАЮ ПРЯМОЕ УПРАВЛЕНИЕ!       Весь перехват управления занял едва ли несколько минут. Компьютеры «Москвы» получили новое целеуказание, и жерла плазмометателей зашевелились, указывая в одну точку.       А потом машина, что могла бы уничтожать страны, ударила кинжальным огнём по одному-единственному человеку на поле боя. По Иоланте Линарес.       ...Конечно, Иоланта Линарес не пострадала ни в малейшей степени – для этого она была слишком удачлива. Она могла бы упасть с орбиты, с ног до головы закованная в короний – и не получить ни малейшей царапины. Она могла бы взлететь, быстро-быстро размахивая руками – вот насколько она была удачлива.       Ей не нужны были защиты. Она просто сделала шаг и оказалась на мостике супердредноута, готовая вновь дезинтегрировать Нъярлатхотепа.       И, оказавшись, вздрогнула.       Её окружали люди. Множество людей было на мостике, и при её появлении все они повернулись к ней и уставились на неё. Они стояли и смотрели, поднимая плазмеры и магнаторы, готовясь открыть огонь.       Это были люди. Не куклусы. У них не было ни взбухших синих вен, ни маленьких противных язв на коже. В глазах было осмысленное выражение. Если бы Нъярлатхотеп освободил их от своего контроля, они бы снова стали собой.       Но сейчас они хотели убить её.       Иоланта съёжилась, закрыла лицо волосами. Она знала, что должна произойти, знала и боялась этого.       Люди – это не материя. Они разумны и самосознающи. Они сами должны быть своей удачей. Ты не имеешь права вмешиваться в их жизнь своей магией. Людей убивать нельзя, Иоланта, запомни это.       Она контролировала мир – всегда, рефлекторно – но людей её контроль не касался никогда. Люди были в стороне от её вероятностных чар, в стороне до тех пор, пока в их жизнь Иоланте не требовалось зачем-то вмешаться. Чтобы снять проклятие. Чтобы вылечить. Чтобы узнать будущее.       Но не чтобы причинить вред. Никогда не чтобы причинить вред, за исключением... были случаи, когда она срывалась. Два или три случая, когда её эмоции брали верх над ней. Это не должно было повторяться.       Куклусы – это не люди. Они были людьми, но больше они ими не станут. Но если человек находится под Империусом или ещё каким контролем разума, он всё ещё остаётся человеком.       Экипаж открыл огонь. Плазма и невидимые электромагнитные импульсы рассеялись в пространстве.       Но дело не в том, чтобы отразить удар. Дело в том, чтобы победить Нъярлатхотепа, держащего в заложниках тысячи человек.       – Пожалуйста... – слабо прошептала Иоланта. – Пожалуйста, не надо...       Генерал-лейтенант вышел из-за своего места, подошёл к ней, посмотрел с интересом.       – ТЫ НЕ ОСТАНОВИШЬ НАС, – сказал он, и прочие члены экипажа вторили ему. Глаза генерала были жёлтыми дырами. – МЫ ПОСЛАНЕЦ ТВОЕЙ СУДЬБЫ.       Он был умён, Нъярлатхотеп. Он понял слабость необычной волшебницы. Она может убежать или убивать – но вне зависимости от этого дредноут уже захвачен. Шаб-Ниггурат где-то на нижних ярусах всё ещё бился с демонологами, но это уже ни на что не влияло. Не то чтобы кто-то из бившихся это понимал.       Что она выберет?       Генерал-лейтенант Мечников подошёл ещё ближе, протянул руку. Из пор сочилась чёрная слизь. Он надавил и надавил ещё; текущая сквозь него демоническая сила продавливала пассивную защиту Иоланты.       Иоланта не выносила нарушения её личного пространства и не терпела чужих – вообще каких-либо – прикосновений. Обычно избежать их было несложно, но на войне...       – Я БЕЗГРАНИЧЕН. ТЫ БАКТЕРИЯ.       Нъярлатхотеп – это архидемон, не человек. Его можно рассматривать как сгусток сложной материи. Но на командира «Москвы» не получится взглянуть как на материю. Рука крепко сомкнулась на плече волшебницы и потянула.       Чёрная слизь медленно поползла по её телу...       И развеялась невидимой невесомой пылью.       Всё живое на сотни метров вокруг развеялось невидимой невесомой пылью. Тысячи людей – почти весь экипаж и десант, – десятки тонн Нъярлатхотепа, пронизавшего собой машины, сотни порождённых им шогготов – всё превратилось в прах.       Кроме генерал-лейтенанта. Он тоже попал под страшный удар – но лишь удивлённо моргнул, глядя на витающую в воздухе взвесь.       Иоланта Хокулани Руис Линарес повернулась на месте, не шевеля ни единым членом. Её гнев был всеуничтожающ. Её разум был свободен от всех ограничений и ясен как никогда прежде. А её взгляд как артиллерийское орудие был нацелен на того, кто пережил разрыв молекулярных связей.       – СИЛЫ ВСЕЛЕННОЙ ПОДЧИНЯЮТСЯ МНЕ, – равнодушно заметил командир «Москвы». – ЭТИ АТАКИ БЕССМЫСЛЕННЫ.       – Нуль, – столь же равнодушно откликнулась волшебница.       Человеческое тело не выдержало противоборства демонической силы и сильнейшей магии. Жёлтые глаза потухли, генерал-лейтенант Мечников рассыпался на частички протоплазмы.       Чтобы спустя мгновение из пола и потолка ударили тугие чёрные струи, свиваясь в гуманоидную фигуру. Чёрный Человек Нъярлатхотеп сделал шаг вперёд и, растянувшись подобно Риду Ричардсу, преодолел одним этим шагом полсотни метров.       – Я уже избавился от печатей, которые могли мне помешать, – сказал он, смотря волшебнице прямо в глаза. – Ты меня не уничтожишь. Супердредноут – это я.       Иоланта шевельнула кистью, и таблица судеб возникла в её руке. Пальцы прижались к выдавленным символам, и наручи вновь вспыхнули огнём. На этот раз она охватила разумом всего Нъярлатхотепа, без остатка, не собираясь повторять своей ошибки.       – Я повторяю, – изрекла Иоланта, и слова упали с тяжестью парового молота, – умри. Ты. Равен. Нулю!       Пуф!.. С приглушённым хлопком Чёрного Человека развеяло. По «Москве» будто бы... даже не разошлась, а возникла – одновременно везде! – волна, незримая, но чудовищной мощи!       Однако... Иоланта еле заметно нахмурилась. Она ударила во всю силу и использовала всю доступную ей силу скрижали. И всё же этого оказалось недостаточно. Кое-где её удар заглох, был остановлен и цели не достиг.       Неприятно. Она знала, что так будет, но... до сей секунды она не встречала никого и ничего, что могло бы превзойти Предел.       На этот раз из потолка спустилась одна тоненькая струйка, сформировав голову... даже одно только лицо, похожее на посмертную маску фараона. Лицо сюрреалистично висело в воздухе, и через раскрытый рот было видно противоположную стену.       – Это больно, знаешь ли, – сказал архидемон тоном совсем уж неприветливым. – Вот сейчас я действительно мог погибнуть. Что за магией ты владеешь, смертная? Как ты управляешь этим артефактом?       Он не мог узнать этого напрямую: защищающие волшебницу чары распространялись и на это. Для Носящего это наверняка бы не стало проблемой, но Нъярлатхотеп и на треть не был так хорош с использованием ноосферы.       – Ты ещё не понял, бессмертное существо? – монотонно ответила Иоланта, бегая пальцами по скрижали... а затем отшвыривая её в сторону. – Я акцидент, владыка вероятностей. Я Госпожа Удача.       Нъярлатхотеп даже прищёлкнул от восторга пальцами, которые успел отрастить себе вновь. Акцидент, ну конечно! Он догадывался, предполагал... но не был до конца уверен. Всё-таки акциденция – это очень, очень редкий талант.       Возможно, самый редкий и сложный из всех магических талантов. Акциденция, она же вероятностная магия, она же... некоторые называют её магией Судьбы. Это очень универсальная и очень мощная магия, и в своём пределе она фактически являет прямой контроль реальности.       Действие её очень просто: она повышает или понижает вероятность такого-то события. И на низовом, примитивном уровне этой магией владеют многие. Самые рядовые проклятия и благословения действуют именно так: они влияют на параметр удачи... а удача – это вероятность.       Но вот что-то более сложное не встречается почти никогда.       Нъярлатхотеп с сожалением посмотрел на артефакт в руках смертной волшебницы. Лично ему этот божественный компьютер не очень-то нужен, но, может быть...       – Жрец?.. – помыслил он.       – Лишним не будет, конечно, – донеслось откуда-то подтверждение. – Не оставлять же на Земле.       – Понял, – хмыкнул Нъярлатхотеп и внутренне приготовился к битве. Посреди разгромленного мостика друг против друга стояли архидемон и чародейка, и мелкий пепел кружил вокруг них. Взгляды, направленные друг на друга, были спокойны – спокойны, как бомба за миг до взрыва.       Напряжение в воздухе можно было резать ножом и прессовать в брикеты.       Разум Иоланты бежал по вероятностям, искал оптимум. Текущее состояние мира плюс варианты её действий плюс изменение времени... где лучший исход? «Москва» уже захвачена, не уничтожив архидемона, она её не освободит... а уничтожить саму «Москву» не выйдет, уж точно не целиком... а это значит, что оставшееся как минимум упадёт куда-то вниз. Нехорошо.       А Нъярлатхотеп просто ждал, с каждым мигом простираясь всё дальше. Ждал, ждал... и, когда ему надоело, взорвался чёрным!       – Я Есмь Древний!!!       Он не атаковал Иоланту напрямую. Вместо этого он залепил собой всё и покатился по коридорам волнами плоти. Геноключи были подделаны (детская игра!), слизь, заляпавшая жидкометаллические дисплеи, дёргалась туда-сюда, наводя орудия и контролируя полёт исполинской боевой машины.       Нъярлатхотеп мог заменить тысячу и сотню тысяч. Нъярлатхотеп мог затопить собой мегаполис. Здесь, избавившись от печатей, захватив почти целый супердредноут, он наконец-то развернулся в полную силу и пёр во все стороны сразу.       Он не совался только в одно место – нижний уровень, где Шаб-Ниггурат до сих пор бодался с кучкой демонологов. Чёрному Козлу ведь не нужна помощь какого-то Посланца Древних?.. Лично Нъярлатхотеп вот уверен, что не нужна.       Иоланта выводила из строя механизмы, рвала энерговоды и стирала микропрограммы. Плазмометатели неподвижно застыли, экраны потухли, и внутренняя гравитонная система отключилась.       Но на место сверхпроводников вставали нервы, на место механизмов – органы, на место брони – эпителий. Архидемон ел металл и пластмассы и становился супердредноутом.       В конце концов, достаточно сложная технология неотличима от природы.       Иоланта уничтожала и это, уничтожала всё, снова и снова бия по вспухающей повсюду плоти, но атаки с каждым разом становились слабее. Раны затягивались.       Неостановимое самоумножение: серая слизь, идеальное биооружие, которое может быть всем. Биомасса всё росла, взбухала подобно тесту в горшке, пожирала «Москву» со скоростью цунами. Матовый блеск гладких поверхностей сменялся блеском влажным и пульсирующим. Не продукт высоких технологий, но нутро гигантского левиафана.       Такова мощь Нъярлатхотепа, Посланца Древних.       Но реактор по-прежнему работал: толстые пульсирующие жилы протянулись прямо к нему, втягивая в себя миллионы ватт, питая органы и ткани. И антигравитационные диски на днище тоже никуда ещё не делись.       И сейчас на них подавалось максимальное напряжение. Иоланта вытягивала Нъярлатхотепа в стратосферу, подальше от армии на земле. Тот не сопротивлялся: чувствуя, что магия волшебницы слабеет, он отращивал себе антигравитационные органы, чтобы в нужный момент перехватить управление.       И он не прекращал попыток поглотить её. Пол, потолок, стены – ритмично сокращающиеся, превращённые в слизистые оболочки – истекали едкими кислотами, пытались схватить и переварить враждебный организм. По сравнению с архидемоном Иоланта действительно была всего лишь бактерией.       Она ещё какое-то время отражала эти попытки и била в ответ, одновременно поднимая машину-организм ввысь. Она тщательно следила за тем, чтобы её магические всплески становились слабее, а в ауре читалась усталость. Нъярлатхотеп не Носящий, его можно обмануть.       А потом она исчезла. Аппарировала высоко в небо и зависла там.       С неба супердредноут – то, что им было – выглядел ещё страшнее. Неровная треугольная форма, ощетинившаяся шипами, пастями-дыхалами и тонкими жгутиками. Неправильной формы бронепластовые пластины, закрывающие большую часть тела, как треснувший панцирь. И всё изгибается, шевелится, дышит!..       Жуть. Инфернальный сюрреализм.       Нъярлатхотеп повернулся вверх, пошевелил, нацеливаясь, изогнутыми антеннами и толстыми жерлами орудий. Сжатая смесь в резервуарах никуда не делась, и биодредноут по-прежнему мог застить небо морем огня. Но Иоланте это всё не страшно, она всегда может снова аппарировать или защититься.       А Нъярлатхотеп хотел уничтожить Иоланту. Хотел таблицу судеб – не для себя, но для Лэнга. И чувствовал, что может это сделать.       Однако для этого надо постараться. Мало стрелять из желёз-орудий, надо навалиться целиком и пожрать. Затянуть внутрь себя.       Биодредноут взмыл вверх, и нос распахнулся как чудовищная пасть. Пасть со страшной силой втягивала себя воздух и всё, что в воздухе было. Иоланта аппарировала, потом ещё, раз за разом посылая в архидемона разрушительные импульсы, но тот регенерировал вновь и вновь, почти не замечая этих уколов.       Иоланта притворялась уставшей... притворялась, пока не почувствовала, что и впрямь устаёт. Это было необычное ощущение: тянущее, неприятное. Странное. Слегка ноют чакры, кончается мана, мозг не хочет фокусироваться... Она никогда не испытывала ничего подобного.       Никогда не испытывала магического истощения. А сейчас испытала, и ей это не понравилось.       Так что она слегка нахмурилась и пожелала, чтобы это прекратилось.       Браслеты вспыхнули, и это прекратилось. По телу прошлась освежающая волна, и новая мана залила нади, готовая выплеснуться в пространство.       Биодредноут был уже близко, и давление потоков ветра росло... как-то слишком сильно росло! Нъярлатхотеп, кажется, создал внутри пасти ещё и супергравитанты – не сами супергравитанты, конечно, но органы, создающие притяжение, ломающие метрику пространства, – и они теперь затягивали волшебницу внутрь.       Иоланта оценила расстояние от биодредноута до земли, до сражающихся там армий, увидела возможные траектории поражения и решила, что пора.       Впрочем, «решила» – не совсем верно: её мыслительный процесс плохо описывался такими словами. Она действовала по пути меньшего сопротивления: видела подходящий момент и поступала сообразно этому моменту. Для этого не нужно думать и решать, как не надо думать и решать, куда поставить ногу при ходьбе.       И Иоланта Линарес помчалась к небу, преодолевая притяжение. Она больше не держала в руках скрижаль – теперь в том не было нужды; артефакт спутником вьюжил вокруг неё.       ...Вероятность никогда не равна нулю и никогда не равна единице, она всегда где-то между. Она может бесконечно близко подходить к краям-асимптотам, но никогда их не коснётся. Всегда остаётся шанс на чудо.       И акциденция Иоланты претворяла в жизнь эту бесконечно малую вероятность. Творила чудо. Как, например, она летала? Она не использовала ни левитации, ни полётных артефактов, ни стихии ветра. Вместо этого у неё было тепловое движение молекул.       Все молекулы, все атомы, как известно, находятся в движении, движении принципиально случайном. Теоретически есть вероятность того, что все молекулы человеческого тела одновременно полетят вверх и человек поднимется в воздух. Практически же Вселенная не существует достаточно долго, чтобы это произошло хотя бы один раз.       Но магия давила на вероятность, и Иоланта летела и правила материей. Она могла бы делать то же самое через электромагнетизм или гравитацию – только вероятность спонтанного образования зоны отрицательной гравитации была ещё меньше, и делать это было бы сложней.       Однако не невозможно.       Она возносилась всё выше и выше; Нъярлатхотеп отставал и пытался понять, что же смертная хочет сделать. Скрижаль, размываясь и почти переходя в энергетическую форму, вилась вокруг неё, окутывая сияющей спиралью, и магия Судьбы резонировала с таблицей судеб, создавая... готовясь к чему-то очень серьёзному.       Нъярлатхотеп был умён, и он подумал, что, возможно, он ошибся. Что, возможно, ему не следовало ни подниматься на десять километров вверх, ни вообще вести бой на условиях смертной волшебницы.       Но сейчас-то что. Уничтожить его она всё равно не сможет, она уже попробовала.       – Такова безграничность мультивселенной, – нараспев проговорила Иоланта, наращивая в себе мощь Предела и готовясь выпустить магию. – Если это возможно, то это где-то существует; если это невозможно, это возможно где-то ещё и таким образом по-прежнему существует.       Неприятное тянущее чувство снова вернулось. Иоланта Линарес ломала свои лимиты и выходила за возможное, в первый раз в жизни колдуя на износ.       ...Предел. Её единственное, ультимативное, универсальное заклинание. Акме акциденции. Стопроцентная вероятность.       В некотором смысле вся акциденция сводилась к достижению этой стопроцентной – или нулевой – вероятности. Но Предел был глобален и фундаментален. Предел работал не с материей и её взаимодействиями как таковыми, но с хаотической константой мироздания. Он прогибал сам принцип неопределённости и позволял сделать вообще всё.       Таблица судеб парила возле волшебницы, поддерживая заклинание. Если бы Иоланта могла использовать все её возможности, ей бы не потребовалась магия. Но если бы она раскрыла весь свой магический талант, ей бы не потребовалась таблица.       Иоланта Линарес умоляюще протянула руки к далёкому небу...       – Один, – выдохнула она, творя абсолютное волшебство.       ...И небо, повинуясь воле Госпожи Удачи, рухнуло на землю.       – ...Сэр! – почти в панике крикнул один из наблюдателей под горой Шайенн. – Сэр, это то, о чём я думаю?!       Членораздельного ответа он не получил. Все, взглянувшие на дисплей, бледнели, раскрывали рот и произносили максимум отдельные междометия.       – Жрец!.. – пропыхтел Шаб-Ниггурат. – Жрец! Да что там происходит?!       В том месте, где боролись демон и небожитель, гравитация всё ещё была нормальной, и бронепластовый корпус тоже оставался самим собой. Трогать драчунов не собирался ни Нъярлатхотеп, ни Иоланта... однако не заметить происходящего они не могли.       И если Сингху Телепат сообщил всё вовремя, то вот Шаб-Ниггурату пришлось спрашивать самому. Он спросил – и Носящий Жёлтую Маску показал.       – Мэ-э, – озадаченно протянул Шаб-Ниггурат, не отвлекаясь, однако же, от демонологов. – И что теперь?       – Это ты у меня спрашиваешь? – уточнил Носящий Жёлтую Маску. – Тогда слушай...       Шаб-Ниггурат резко оборвал ментальный канал – как дверь захлопнул. Будет он слушать, сейчас! Сам разберётся!       Вообще самым логичным будет продолжать поединок. Что бы там ни случилось, но он, Шаб-Ниггурат, выживет, а вот небожитель – ещё вопрос. А демонологи так уж точно погибнут... их и так уже только половина осталась... а, нет, ещё меньше.       Чёрный Козёл Лесов покрепче обхватил Сингха и глумливо захохотал. Что ж, увидим, кто кого!       Реклама военных корпораций Плонета гласила, что бронепласт высочайшей прочности способен выдержать попадание метеорита и протоядерной ракеты. Технически, как водится, она не врала, но и правда здесь была относительной. Прямое попадание ядерного заряда никакой бронепласт бы не выдержал, а непрямое... ну там уже на мощность и расстояние надо смотреть. И само по себе это сложно назвать большим достижением: в конце концов, даже бронетехника земного двадцатого века проектировалась с расчётом на ведение атомной войны, на действие в условиях апокалипсиса.       С метеоритами же интересней. Метеориты бывают разные, маленькие и большие. Маленький может свалиться на голову человеку без вреда для того; с большими тоже не всё просто, потому что падают на планету они с разной скоростью, и при падении кратера может даже и не образоваться.       Однако ещё есть очень большие метеориты. Те, которые падают раз в десяток-другой миллионов лет. Те, вес которых измеряется миллиардами тонн. Те, которые изменяют облик планеты и создают массовые вымирания.       Метеорит диаметром в несколько километров может оставить после себя стокилометровый кратер. Метеорит диаметром десять километров – трёхсоткилометровый кратер. Но для отдельного человека разница между тем и другим представляет, в общем, чисто академический интерес.       Потому что... ну какая разница, в самом деле? Итог-то один.       – Н-да, – только и сказал Нъярлатхотеп.       Метеорит, что Иоланта создала в верхних слоях атмосферы, был размером чуть больше двух километров – как раз под стать биодредноуту. Чтобы накрыть с гарантией, чтобы ни одна частичка не избежала удара.       Нъярлатхотеп, не желая сдаваться, ударил в ответ. Из всех орудий, напрягая все свои свежеотращенные органы. Дезинтеграционные импульсы вонзились в камень, разрушая его внутренним давлением, дробя метеорит на части. Светосферы-хрусталики зажглись лазерным огнём, распиливая падающую глыбу.       Бесполезно. Разрушенное восстанавливалось, превращённая в корпускулярный пар материя собиралась вновь. Мощи биодредноута хватило бы низвести метеорит до метеорного потока, но заклинание Иоланты противостояло этому.       Нъярлатхотеп попробовал уйти в сторону – но падение метеорита было контролируемым. Когда он войдёт в плотные слои, корректировать станет сложнее, но заклинание справится.       К тому же его скорость росла. Ускорение было куда больше естественного, и пробивавший атмосферу молот небес уже окутывался облаком огня.       Нехорошо, подумал архидемон. Цугцванг. Можно избавиться от формы биодредноута и попытаться уйти из-под удара... но тогда под него попадёт вся армия куклусов. Смертная чародейка неплохо всё рассчитала, выманивая его прямо сюда.       И биодредноут рванулся вверх, стреляя и поливая всем, чем возможно. Дестабилизированный реактор выдавал мощность выше расчётной максимальной, и демоническая сила добавлялась к вытекающей из него энергии. Нъярлатхотеп шёл на таран.       Что прочнее: биодредноут или метеорит? Что сильнее: воля архидемона или чары смертной?..       Они столкнулись на высоте почти в двадцать километров и взаимно превратились в ничто. Ночь стала днём, ослепив всех, и что-то вылетело с невероятной скоростью из самого центра вспышки! Шаб-Ниггурат, до последнего остававшийся на биодредноуте, сам врезался в землю как метеорит, и ударная волна разошлась по пустыне.       Не такая уж сильная по сравнению с тем, что могло бы быть. Песок вздыбился, несколько сот куклусов размело... но не больше; танки качнулись на гусеницах, но остались стоять.       И только спустя долгих две минуты сверху пришёл оглушительный гром.       – ...Не повезло, – мрачно сказал Нъярлатхотеп, собираясь вновь в форму Чёрного Человека. Или, скорее, Чёрного Духа.       Всё его тело было уничтожено. Всё, до последней органической молекулы. Это не означает смерть, он по-прежнему сможет возродиться... рано или поздно. Спустя несколько месяцев, не раньше.       А скорее больше, с учётом того, что его уничтожили с помощью таблицы судеб. Несколько лет как минимум.       – Ну что ж поделать, возвращайся в Лэнг, – равнодушно ответил ему Носящий. Конечно, он не был расстроен или огорчён. Конечно, он просчитал вероятность проигрыша Посланца Древних. И конечно, своими планами он делиться не собирался.       Нъярлатхотеп зло махнул рукой и пошёл сквозь измерения. Он и в таком состоянии мог ходить меж мирами. В таком состоянии было даже проще – пройти эфирными тропами, скользнуть в незаметные трещины между пространствами...       Больше в этой войне ему уже не участвовать.       ...Иоланта Линарес, находившаяся всего в сотне метров над архидемоном, устало смотрела, как тот ускользает. У неё не было сил останавливать его. У неё не было сил даже открыть червоточину, и она медленно падала вниз.       Очень необычное чувство, она должна была признать. Так вот как себя чувствуют другие чародеи, когда выматываются до конца?.. Хм. Четверть часа назад она избавила себя от подобной магической усталости, но сейчас сил не осталось даже на это. Такие трюки нельзя проворачивать бесконечно.       Всему есть предел.       Рядом что-то мелькнуло. В воздухе рядом с Иолантой завис парень с встопорщенными белыми волосами и в потёртой кожаной куртке.       – Э-эльф? – неуверенно спросила Иоланта.       – Всех убью – один останусь! – жизнерадостно воскликнул Эльф и выдернул скрижаль у неё из рук.       Конечно, даже в своём ослабленном состоянии волшебница не могла себе позволить выронить ценнейший артефакт. Таблица судеб была прочно... приклеена, за неимением лучшего слова, к её ладоням. Выхватить у неё таблицу было просто невозможно.       Так что Эльф, сверхчеловечески быстрый, просто выдрал таблицу вместе с руками. Предплечья оторвались – с треском кожи и хрустом костей. От болевого шока Иоланта Линарес мгновенно потеряла сознание.       – Нехорошо получилось, – цокнул языком Эльф, глядя, как девушка падает вниз. – Спасти её, что ли?       – Да нет, зачем, – по-доброму ответил Носящий Жёлтую Маску. – Ты лучше скрижаль принеси поскорей.       И Эльф исчез.       ...Он не видел, как Говиндрал Сингх вышел из ниоткуда и подхватил Иоланту. Окинув взглядом небесную сферу, Сингх нашёл Эльфа, но только покачал головой.       Он тоже был готов к удару и, в отличие от Шаб-Ниггурата, мог действовать, даже потеряв сознание. Это был как бы сон наяву, разум, отделённый от тела... но сам по себе этот разум мог немногое, это был даже не воплощённый дух. Взаимодействовать с материальными объектами уже стоило громадных усилий.       И перемещаться в пространстве с таким грузом Сингх тем более не мог, не говоря уже о том, чтобы отобрать у Эльфа таблицу. Сейчас он буквально падал вниз – не сам, под тяжестью тела, – пытался замедлить падение и вызвать Телепата... да хоть кого-нибудь!       Иначе Иоланта не то что разобьётся – задохнётся, на такой-то высоте.       В коридорах «Пекина» ревели баззеры и противно мигал красный тревожный свет. Носящий Жёлтую Маску незаметно перевёл дух – всё это слегка действовало ему на нервы.       Увы, с «Пекином» не вышел тот же фокус, что с «Алкуса Рейко». Не вышло переместиться сразу на мостик или в БИЦ. «Пекин» был слишком хорошо защищён, и ориентироваться внутри без помощи Йага было непросто.       А стоило ему проявиться во плоти – и тут же тревога, все кричат, мигают огни и прочее неприятное. Сейчас ещё и убить попытаются. На этом супердредноуте, были, конечно, свои демонологи... а если не было, так скоро перебросят. Надо бы управиться до того...       Хотя уже не управится, конечно. Этот приём мог сработать только однажды, за счёт фактора внезапности, но теперь, когда о его присутствии все знают... Носящий сделал шаг и провалился сквозь пол. Ему, призраку, не надо было для этого ломать перекрытия.       Внизу были портальные круги. Телепортационный отсек, один из. Такие были устроены на каждом супердредноуте.       Здесь перемещались люди. И здесь их сейчас было много.       Тоже неплохо. Архидемон снял маску... почти снял, когда сбоку в него выстрелили заклинанием. Рука дёрнулась.       Там стоял Гарри Поттер, с метлой в одной руке и палочкой в другой. Носящий невидимо улыбнулся под маской.       Бузинная палочка исторгла белый луч. Луч растаял в складках засаленного одеяния.       – Надо же, – насмешливо сказал архидемон (и незаметно поморщился). – Это действительно жжётся.       Гарри Поттер отчаянно взмахнул палочкой:       – Экспекто!..       Он не договорил: Носящий Жёлтую Маску легонько шевельнул пальцем, и голова волшебника взорвалась жуткой болью! Болью, какой он не испытывал уже несколько лет, с той памятной ночи! Словно бы вспух, прорвался зревший давным-давно болезненный нарыв и теперь заливал болью его разум.       – Такая уязвимость, – снисходительно изрёк архидемон; Гарри его почти не слышал. – Мне даже не надо ничего делать.       Гарри падал на пол, неумолимо теряя сознание; реальность расплывалась и ускользала от него, но он мог сделать ещё кое-что. Использовать свой последний шанс.       Легчайшее движение пальца потребовалось, чтобы крутануть на пальце кольцо. И одна лишь короткая мысль-крик, оставшаяся в голове.       Дамблдор!!!       И перед тем, как глаза его окончательно закрылись, Гарри показалось, что он увидел белый отсвет. Тень опускающейся мантии.       Но может быть, ему просто показалось.       ...По поверхности спаскапсулы что-то заскрежетало, и Джемма Фарлей очнулась. Скрежетало слева, она машинально повернула голову... и увидела жуткую морду, отдалённо похожую на чёрное человеческое лицо.       Девушка непроизвольно вскрикнула и дёрнулась – и тварь в ответ противно застучала когтями по армированному оргстеклу.       Теперь она всё вспомнила. Когда захваченный демонами «Алкуса Рейко» пошёл на таран «Лондона», она была на его борту, стояла на мостике и по большому счёту была занята ничем. Каптёры и снабженцы – нужные люди в военном аппарате, но непосредственно во время боя им делать нечего.       Так что когда была объявлена общая эвакуация, Фарлей успела к катапультируемым капсулам. Успела отстрелить себя от гибнущего супердредноута. А вот потом... потом...       Капсулу крутило и переворачивало во все стороны, это она помнила. По идее-то гироскопы должны были стабилизировать её, а репульсорные двигатели – унести как можно дальше, в безопасное место... но посреди величайшего из сражений не могло быть безопасных мест. Летучие демоны, огонь авиапехотинцев, магия, Духи Пространств... то, что она жива – уже чудо.       А вот где она – другой вопрос. Фарлей помнила грохот и рёв за тонкой стенкой корпуса спаскапсулы, помнила удары... а в какой-то момент накатило чем-то таким, что она потеряла сознание. Видимо, попала краешком под магический удар... или импульс тяжёлого магнатора.       Девушка тряхнула головой, сглотнула, чувствуя неприятный привкус во рту, и отстегнула ремни. Удивительно, но капсула приземлилась всё-таки как положено, верхом вверх, а низом вниз, и даже не выглядела особенно повреждённой. По крайней мере, изнутри.       Морда в окне снова заскрежетала, но теперь Фарлей даже не дрогнула. Тварь была всего-то Птицей Лэнга. Будь здесь кто посерьёзней, она бы вряд ли успела очнуться.       И всё же сидеть и ждать помощи нельзя, надо выбираться отсюда. Она сунула руку в карман...       И изменилась в лице. По позвоночнику пробежали холодные мурашки. Ещё не веря самой себе, она схватила палочку и рывком вытянула её из кармана.       Палочка была сломана.       В этой палочке не было ничего особенного. Полужёсткая, средней длины, пихта, волос единорога, толстая рукоять... у рукояти-то она и обломилась. Некоторые волшебники чувствуют особое сродство со своей палочкой; Фарлей не чувствовала никогда.       Что такое палочка, по сути? За счёт чего этот сравнительно простой артефакт позволяет колдовать, на порядок облегчая процесс? Ответ – в синергии сердцевины и древесины; первое даёт силу, второе силу направляет. Если грубо.       Дракон, единорог, феникс. Все три – существа магические, существа даже бессмертные или почти бессмертные. Их естественная магия сильна, и – при должной обработке – позволяет много гитик. И не только их: в Америке есть громовые птицы и вампусы, в Африке – нунду, в остальных частях света тоже хватает магических тварей.       Собственно, волшебники потому так давно и заботятся о этих тварях, выращивают, защищают от маглов и самих себя; без них современное волшебное общество было бы просто невозможно. Неведомый искусник, многие века назад сообразивший использовать естественную магию как катализатор для магии человеческой, заслуживал как минимум памятника. Это было судьбоносное событие для всей земной цивилизации.       Но увы, имя инноватора кануло в Лету.       Палочки были разные. Одни больше подходили одним, другие – другим. Про взаимосвязь палочки и личности говорили много и долго, писали книги, защищали научные работы. Взаимосвязь была, и, однако, не существовало такой вещи, как идеальная палочка.       Фарлей сама была ярким тому примером. Давным-давно, больше полутора десятка лет назад, перед маленькой Джеммой на прилавке лежало несколько палочек, каждая из которых послушно испускала искры; мать уговаривала её ещё подумать, но она просто взяла ту, что была справа.       За все годы та не демонстрировала ничего особенного. Никакого необычного волшебства, неожиданных фокусов. Просто палочка, инструмент волшебника.       Единственный инструмент.       ...Всё, конечно, было из-за этой формы. Звание ей так и не присвоили: «Лондоном» командовал вице-маршал авиации; помощник командира лейтенантом быть не мог, а какой-нибудь коммодор авиации был ей совершенно не по возрасту (да и не по знаниям). В итоге она осталась временно прикомандированным гражданским, и её это более чем устраивало. Командование Королевских вооружённых сил мудро решило, что с выдачей званий волшебникам спешить не стоит.       Однако форму носить пришлось. Специальную, конечно, для волшебников. Это была, по сути, всё та же мантия, но строго определённого цвета и покроя, со своими нарукавными значками. Тёмно-синяя мантия была непривычно обрезанной и непривычно жёсткой – в неё вплели силовую броню и наложили Щитовые чары. Карман для палочки был тоже предусмотрен, даже не один.       Вот с непривычки она и сломалась. На ладони лежали два куска дерева, соединённые лишь несколькими щепочками да тоненьким белым волосом. Попробуй взмахни – и всё развалится.       Фарлей крепко сжала зубы и несколько раз моргнула. Мантия имела свои достоинства, и всё же её ношение было по большей части традицией, которой следовали далеко не во всех странах. Да и даже в Англии ей пользовались не все, и после таких вот случаев понимаешь, почему.       Птицу Лэнга от иллюминатора оттеснили, и теперь там лишь мелькало что-то да доносились гортанные звуки. Зверодемоны, похоже, дрались.       Но долго так в капсуле не просидишь. Птицы Лэнга... сами по себе они слабы. Один на один одолеть Птицу Лэнга может даже безоружный магл, если он хорошо натренирован. Магл с мечом может раскидать и нескольких, а уж волшебник... Фарлей не особенно сильна, но пару десятков она бы прикончила, не вспотев. Едва ли их там больше.       Прикончила, если бы не палочка.       Она ещё посидела пару секунд, а потом облегчённо рассмеялась. Всё было не так плохо. Спасательные капсулы укомплектовывались наборами выживания (она знала это, потому что сама имела отношение к снабжению, а не потому что хотела это запомнить). Вот только где...       Привстав, она зашарила по стенкам, потом додумалась заглянуть под сиденье. Оранжевый ящик был там, и Фарлей сорвала крышку. В наборе была маленькая аптечка, питательные батончики-концентраты, вода, миниатюрный виброрезак, коммуникатор... а, и вот самое важное. Плазмер. Плонетский плазменный пистолет.       Фарлей сжала его в руке и перевела дух. Плазмер давал, по крайней мере, иллюзию защищённости. Стрелять она не умела, но наука в общем-то нехитрая. В сторону цели уж как-нибудь попасть сможет.       Вот только... она порылась ещё в ящике. Если верить отпечатанному на крышке списку, там должен быть запасной баллончик с сжатой смесью, но нет.       Некомплект. Но вообще тут надо спасибо сказать, что хотя бы плазмер есть. Готовили всё в такой спешке, что подобные мелочи не могли не случиться.       Ладно. Выдохнув, девушка дёрнула за рычаг. Магниты с щелчком выключились, и люк спаскапсулы открылся.       На востоке уже светлело – ночь близилась к концу – и она прекрасно рассмотрела местность. Это была всё та же пустыня: песок, серая сухая земля, пучки ковыля тут и там. До ушей донёсся гул отдалённой канонады, на севере вспыхивало зарево, и если присмотреться...       Фарлей не присматривалась. Птицы Лэнга, кружащие вокруг её капсулы, повернули к ней головы, и она подняла плазмер.       Первый заряд улетел мимо. Второй тоже. Но третий угодил прямо в одну из Птиц, подлетевшую ближе всего. В груди той появилась тлеющая дыра.       Твари приостановились и как будто переглянулись меж собой. Птицы Лэнга довольно умны – поумнее обезьян, на которых они так похожи. Где-то как дельфины.       – Кр-р-р! – проскрипела одна из них, взмахивая крыльями, пока Фарлей лихорадочно пыталась сообразить, на сколько выстрелов ещё можно рассчитывать. Индикатор пока горит зелёным, но сколько это в цифрах?.. – Ар-р-ра!       – Кр, кр! – разноголосо согласились сородичи, расходясь потихоньку в стороны. – Кр!!       И бросились все сразу. Фарлей, стреляя, не глядя отступала назад. Миниатюрные огнешары вылетали из дула и взрывались, попадая в тело. Первой Птице оторвало крыло, другой – голову, третьей – руку, четвёртой лишь обожгло чёрную кожу... Она стреляла, пытаясь держать их на расстоянии. Одна почти прорвалась к ней, спикировав сверху, и Фарлей, едва не упав, разнесла ей лицо в упор.       Краем глаза она замечала, как индикатор желтеет, потом краснеет, но времени думать не было. Она стреляла до тех пор, пока сенсор не перестал поддаваться. Плазмер опустел.       И последняя оставшаяся в живых Птица Лэнга радостно защёлкала когтями, бросаясь вперёд. Фарлей неловко выставила левую ладонь – и только поэтому летящая тварь не вцепилась ей в горло. Руку пронзило болью, и девушка не удержалась на ногах!..       Птицы Лэнга – слабейшие из демонов, но и они могут, к примеру, поднять человека в воздух. Птица рвала когтями упрочнённую ткань мантии, тянулась к горлу, и Фарлей, почти не думая, выхватила сломанную палочку, шевельнула губами.       Палочка взорвалась красным, в стороны разлетелись щепки! Взрыв, по счастью, был направлен в сторону Птицы и пришёлся ей в голову с расстояния в несколько дюймов.       Тварь шарахнулась и истошно взвыла. В живых она осталась, но ранение было тяжёлым – обезьяноподобная морда лишилась обеих глаз, из глубоких ран торчали длинные щепки. Теперь добить!..       Секунд пять у Фарлей ушло на то, чтобы понять, как включить виброрезак, и ещё секунд сорок она неловко тыкала этим виброрезаком в корчащегося зверодемона. Его не предполагалось использовать для самообороны, это был по сути многофункциональный нож, и она ни одной его функцией пользоваться не умела.       И всё же как-то справилась. Птица Лэнга была мертва. И остальные тоже. Фарлей зачем-то пересчитала их: вышло девять штук. Или десять.       Десять уродливых зверодемонов едва не убили её. Будь здесь ещё хотя бы один – точно бы убили.       Фарлей перевела дух, чувствуя, как начинает болеть левая рука. Раны там были глубокие, до кости; кожу содрало, и только благодаря зачарованной одежде она вообще не лишилась руки.       Прислонившись спиной к капсуле, она неловко вколола себе обезболивающего, потом стала заливать руку плонетским гелем. Гель, нёсший заряд нанороботов, должен был многократно ускорять заживление, но у Фарлей были обоснованные сомнения. На когтях демона вполне могла оказаться какая-то особо стойкая бактерия, которой всё это будет нипочём. Ей нужна помощь.       Только где её найти? Туго заматывая бинт, она осмотрелась вокруг. Признаков живого нигде не наблюдалось. Сражение шло где-то за горизонтом, эта стая Птиц явно отстала от общей массы. И судя по тому, что зарево горит на севере – сейчас она на территории демонов. В тылу врага.       Хуже не придумаешь. Фарлей осторожно подвигала замотанной рукой: каждое движение отдавалось сильной тупой болью. В таком состоянии она далеко не уйдёт.       Аппарировать? Но если бы она могла, она бы сделала это ещё на «Лондоне». Аппарацией она владела на базовом уровне – могла переместиться в место, в котором была до этого, если оно не очень удалено. Не более, чем на сто-двести миль.       Но сейчас она в Сахаре, посреди нигде! Куда перемещаться? Просто до горизонта, куда глаза глядят?       Ну уж нет. Это чревато как минимум встречей с другими демонами.       Наиболее разумно, действительно, сидеть здесь и ждать помощи. Еда есть, несколько дней продержаться она сможет. Ночевать можно в капсуле, там не будет холодно.       Здраво оценивая свои шансы, Джемма Фарлей понимала, что помощь-то никакая не придёт. Маячок в капсуле должен быть, но никому нет дела до одинокого сигнала SOS, когда в сражении решается судьба Земли. Но, по крайней мере, за несколько дней рука должна слегка зажить.       А там видно будет.