Бессмертие архимага

      Гарри уже привычно сел в своё кресло, положил руки на подлокотники. Перед ним мелькнул маленький, привычный дрон-камера. Хорошо хоть не прямой эфир, заседание самое обычное, ничего интересного не запланировано. Снова будем обсуждать образование, натягивать ненатягиваемое и распределять то, что не распределяется никак.       Самая больная тема, между прочим. Бюджет могут выделять какой угодно, но девять женщин не родят за месяц ребёнка. Никак. А всем нужно срочно и побольше, а взять неоткуда.       А решать-то ведь проблему надо. Потому что если не решать – конфликт маглов/магов может всплыть вновь. И для решения нужно всеобщее магическое образование. И для этого нужна уйма волшебников... которых нет.       Тупик.       ...Рядом возник Шамшуддин, приветливо кивнул. Гарри рассеянно поприветствовал в ответ чернокожего телекинетика. Иоланта появилась ещё раньше, сидела с безучастным видом в центре стола, ждала, пока все наконец соберутся. Через двери текла река делегатов, волшебников и маглов; над их головами летало ещё несколько дрон-камер.       Сильно всё изменилось в Международной Конфедерации. Да теперь это была не Конфедерация уже, а международный комитет по магии при ООН. Исполнительный орган. Очень важный орган, один из главных, стоит в одном ряду с Международным Судом, Секретариатом и ЭКОСОСом... но всего лишь орган. Всего лишь один из.       А Синклит и вовсе кончился. Вот они, председатели комитета – и есть Синклит, всё что осталось. Три человека.       Точнее, два человека и маргул.       Много волшебников погибло. Слишком много. А Великих и было-то всегда чуть. Ингвильд, Креол, Трой, Угрек, Телепат, Ратцингер... все мертвы. Сингх отошёл от дел, сказав, что больше в его участии нужды нет – никто не стал его переубеждать. Олби... Олби тоже не захотел во всё это лезть. С ним можно было связаться, связаться было несложно, но у него, магического интеллекта, теперь были дела поинтереснее.       Остальных же, никогда не занимавшихся политикой, звать и не стали. Конечно, со временем подрастут новые Великие... со временем их будет гораздо больше, чем когда-то было!       Со временем.       Среди собравшихся Гарри заметил Малфоя; приветствовать не стал, только обменялся коротким взглядом. Драко с Асторией неплохо теперь развернулись, на торговле с маглами-то. Собственно, бизнес у них и до отмены Статута был, каким-то хитрым образом принадлежавший вроде как и не им, но с тех пор как война кончилась и проблемы с денежными системами утряслись, дела уверенно пошли в гору. Даром что сам Драко прибеднялся и ругал Министерство, Гарри знал, что благодаря спекуляциям с землёй и перепродаже всяких интересных редкостей состояние Малфоев как минимум не уменьшилось.       У остальных знакомых дела тоже шли неплохо. Рон и Лаванда жили спокойной семейной жизнью, и Гарри им иногда даже завидовал: у него с семейной жизнью как раз ладилось не особо. Порой с Гермионой не виделись едва ли не неделями, даром что жили в одном доме. Она – второй замминистра магии Великобритании, он – председатель комитета при ООН; при такой жизни юный Джеймс каким-то чудом родился, не иначе.       Иоланта встала, и разговоры в зале разом прекратились.       – Приветствую всех. Заседание объявляется открытым, – сказала она, не шевеля губами. Сильнейшая из чародеев планеты всё же справилась со своей логофобией, но ей по-прежнему психологически некомфортно было перед большой аудиторией. Когда она не говорила физически вовсе, становилось чуточку легче.       – Делегаты могут начать выступление соответственно утверждённому списку. Ямакава Эйко, прошу вас.       Иоланта была не так многословна, как полагалось по дипломатическим протоколам, но она могла себе это позволить без последствий. Гарри, начав вертеться в кругах высшего политикума, начал и понимать всю сложность и необходимость дипломатического этикета. Вещи, которые следует говорить, и манера поведения, которой стоит держаться. Казалось бы, если ты на верху властной пирамиды, если Великий волшебник, то можешь многим пренебречь... и отчасти это действительно так. Но оставшееся делается, наоборот, чрезвычайно важным.       А Иоланта была ещё выше него, пусть и ненамного. И она очень хорошо знала, что она может, а что нет. Её прозорливость могла бы называться чудесной... если бы это не была её специальность как волшебника.       – ...Определить своё отношение к магократическим диктаторам и стихийно развивающемуся институту так называемых придворных магов. Складывается впечатление, что любой хоть что-то из себя представляющий волшебник может если не устроить переворот в стране третьего мира, то получить высокооплачиваемую должность при её правительстве. Подобная практика...       Гарри привычно отключил слух. Он по-прежнему воспринимал информацию и знал, что если будет что-то важное, он сообразит это, однако его мысли переключились на другое. Сперва на Гермиону, потом на её начальника, министра магии. Амелию Боунс.       Амбридж по-тихому спровадили ещё до начала войны, в две тысячи первом, что ли. Она надоела всем, и ей самой тоже надоело отбрёхиваться от сыплющихся шишек. Отбрёхивалась она, кстати, куда как успешно, пол-Министерства было на её стороне... но слишком долго этим заниматься было нельзя, и Амбридж додумалась уйти, пока за ней ещё были люди.       Сейчас она сидела на пенсии и давала ехидные комментарии газетам, в основном сводящиеся к завуалированному «а вот при мне такого не было».       Амелия Боунс. Её должность занял Скримджер, да и все остальные тоже не сидели на месте. Из его знакомых одноклассников никто больше не пошёл работать в Министерство; Луна вышла замуж и отправилась на Плонет, исследовать местную фауну; Дин Томас, как ни странно, стал учителем – учителя сейчас требовались; прочие... ну тоже оказались кто где.       На стёклах очков вдруг всплыло уведомление, перекрыв локальный чат. Многие предпочитали линзы, но Гарри по старой памяти выбрал очки: было забавно, что их вновь надо носить, но уже не для коррекции зрения, а для работы в инфосфере.       То, что сообщение всплыло сейчас... Гарри, блеснув глазами, открыл его. Только один человек мог написать такое сообщение.       Точнее, уже не человек. Магический интеллект, таящийся в инфосфере. Олби, воплощение самого Интернета, всезнающий и неуловимый. Он связывал между собой Великих волшебников и высших политиков. Записывал, обеспечивал безопасность, мог подсказать любую информацию в любой момент.       Все, откровенно говоря, немножко боялись того, что в весёлую минуту он может запустить атомные ракеты и устроить на Земле Апокалипсис. Однако его возможности имели свой предел, и проникнуть в изолированную и хорошо защищённую сеть ему было как минимум непросто.       Это сообщение гласило о новом, только что подписанном соглашении между Землёй и Плонетом касаемо общей валюты, визового режима и закладки новых портальных врат. Между строк отчётливо читалась мысль о дальнейшем укреплении содружества с Плонетом, договор явно был не последний.       Плонет – это ведь не только передовые технологии. Это целая вселенная, пространство для исследования и экспансии; сколь бы планета ни была цивилизована сто лет назад, с тех пор она успела превратиться во фронтир. Новые места для освоения, новый рынок сбыта...       – ...Что думает председатель Поттер? – спросила Иоланта.       Гарри, выигрывая секунду, прочистил горло, наклоняясь к микрофону.       – Я считаю, что высказанное предложение требует дальнейшей доработки. Например, очевидно, что возникнут проблемы с очерёдностью. Непонятно, как предлагается обеспечить массовость тестирования. Тем не менее зерно идеи здравое, но выделять ресурсы на её реализацию пока рановато.       Выступающий коротко кивнул и сел на своё место. Гарри помедлил чуть, убедился, что этого достаточно, и вновь погрузился в оцепенение.       Очень важная штука для политика, серьёзно. Уметь спать не засыпая – в некотором смысле профессиональный навык. Пропускать через себя этот объём информации, вычленяя из неё значимые крупицы, быть готовым в любой момент включиться в разговор...       В своё время Гарри, честно говоря, не ожидал такого. Дамблдор, вручивший в его руки судьбу мира... в его мемуарах это описывалось по-другому. Острые споры на собрании Великих волшебников, сражения, опасные операции, переговоры с соратниками... понятно, конечно, что о скучных буднях политика было бы неинтересно писать, но в скучных буднях-то и было всё дело!       Давай, Гарри Поттер, вноси свой вклад в светлое будущее человеческой цивилизации. Зарабатывай геморрой на заднице.       Впрочем, он действительно не бездельничает. Это благодаря ему в конечном счёте было принято решение о начальном магическом образовании. Теперь по всему миру в начальных школах наряду с арифметикой и грамотой дети начинают учить основы магии. Пока, конечно, лишь теоретически. Общие знания.       Но в некоторых, тщательно отобранных учебных заведениях начались и практические занятия. Их было считаное число по всей планете, но тщательно расписанная программа предусматривала постепенное их увеличение на протяжении ближайших десятилетий.       Будет ему чем заняться. И это ведь только начальное образование, а для способных следует учесть и дальнейшие стадии изучения... и, возможно, университеты тоже.       Титаническая задача, на самом деле. Дамблдор, при всём уважении, один Хогвартс реформировать не стал, а ему, Гарри Поттеру, предстоит реформировать – создать! – образование в масштабах планеты.       Тому же Шамшуддину полегче: он занимается, так сказать, приложением волшебников к магловской жизни, согласованием различных служб и сглаживанием возникающих неприятностей. Но эта проблема, с учётом относительно небольшого числа волшебников, пока стояла совсем не так остро, как его.       Иоланта же осуществляла общее руководство и курировала всякие экзотические аспекты магии. Отделы тайн, Коллайдер, те же порталы на Плонет – через сибирскую арку уже пустили скоростные пассажирские поезда. Монорельсы на магнитной левитации.       Три председателя комитета, имеющие право голоса в Совете Безопасности ООН. Сколько всего им ещё предстояло сделать...       Джемма Фарлей медленно потянулась и взяла с табуретки возле шезлонга уже выпитый наполовину коктейль. Зонтика над ней не было: солнце палило жарко, но жары она не боялась, как не боялась и обгореть. На кой вообще зонтик, если ты пришла загорать на пляж?       Единственное, очки на ней были. Большие чёрные солнцезащитные очки, самые обычные, без всяких наглазных компьютеров.       Хватит с неё и компьютеров, и всего. Есть деньги – немало денег, – есть возможность и наконец-то нет обязанностей.       После гибели Креола её положение оказалось неопределённым. Она могла, конечно, подсуетиться, устроиться на новое место, связи-то никуда не делись. И какое-то время хотела так и поступить... но, хорошенько подумав, не стала. Завершила дела, которые надо было завершить, ответила на неотвеченные письма и ушла в закат. Отдыхать и наслаждаться жизнью.       Жизнь была хороша, особенно здесь, на пляжах Майами. Лежи под солнцем, пей пина коладу и заводи необязательные знакомства. Сбылась мечта.       Говорят, что сбывшихся мечт надо бояться; Фарлей ещё в школе от подобных сентенций только закатывала глаза. Выдумают тоже: «безделье не приносит радости», «не в деньгах счастье». Мечтать надо правильно и уметь радоваться жизни, и всё будет в порядке.       Стало припекать, и она медленно перевернулась на живот.       – Привет, – позвал её бодрый голос. – А вы тоже местная?       На соседнем шезлонге лежала худощавая азиатка довольно приятной внешности. Молодая – моложе её, во всяком случае. Самой Фарлей было уже за тридцать, сама себя она не ощущала на этот возраст и по мере сил пользовалась косметической магией.       Девушка с соседнего шезлонга – тоже волшебница, судя по лежащей рядом палочке – подобной магией не пользовалась. Или, наоборот, пользовалась очень умело.       – Нет, – коротко ответила Фарлей. – Я снимаю комнату.       – Я вас просто уже не первый день вижу. Я как раз местная... ну не я, а дед.       – Понятно, – отработанным профессиональным тоном сказала Фарлей. – Очень интересно.       – Тоже в отпуске?       Сперва Фарлей хотелось промолчать; потом она решила, что какого, собственно, чёрта. Она тут отдыхает не первый день и даже не первую неделю; можно и поговорить с человеком.       – В долгосрочном, – лениво сказала она. – До тех пор, пока я не решу найти другую работу.       Что случится не скоро, мысленно добавила она. В мире, где Министерства магии стали обычными министерствами при магловских правительствах, работу найти было вообще не проблемой. В том же Хогвартсе МакГонагалл приняла бы её с распростёртыми объятиями, не говоря уже о этих новых образовательных программах. Даже к Мэтлоку можно бы было попасть – тот по-прежнему работал на Сибирском объекте, ставшем крупнейшим научно-техническим центром в мире.       – А. Вы из Англии, да?       Сама азиатка, судя по выговору, была по происхождению всё-таки американкой, из Илверморни, скорее всего. Или нет. Но Илверморни самая популярная из американских школ, так что предполагай – не ошибёшься.       Она подняла руку, щёлкнула пальцами. Через полминуты подлетел дрон, похожий на небольшой летучий холодильник; собственно, это и был небольшой летучий холодильник. Фарлей положила в него пустой бокал и взяла новую пина коладу.       Ещё два года назад о таком сервисе оставалось только мечтать. Но техника действительно шла вперёд семимильными шагами. На днях в Китае запустили первую электростанцию холодного синтеза, нейтринную связь освоили ещё в две тысячи четвёртом – пол-Интернета теперь работает на ней!       – А как вас зовут, кстати? – спросила азиатка. – Я Ванесса.       – Фарлей. Джемма Фарлей.       – По-моему, я где-то о вас слышала, – с интересом спросила та. – Интервью в газете... может быть? Вы воевали?       Фарлей помедлила с ответом. В голове промелькнули джунгли, пустыня, дворец диктатора, машина с двоими...       – Да, – коротко ответила она. – Воевала. Насчёт газеты не уверена.       В самом деле, были и статьи, и интервью, её имя мелькало в прессе... как имя приглашённого эксперта или типа того, сугубо профессиональные, скучные моменты. Ванесса скорее всего ошибалась.       ...Они поговорили ещё немного. Медленный, отвлечённый разговор ни о чём между двумя незнакомками.       – У дедушки тут бунгало... а, я уже говорила. Мы всей семьёй съехались на юбилей. Не против заглянуть в гости?       – Нет, спасибо. Не люблю большие компании. Давай лучше ты ко мне.       Фарлей надеялась, что Ванесса приглашения не примет. Принимать гостей она не любила точно так же.       – Давай на днях согласуем, о'кей? Если планы не изменя...       Её голос затих. Судя по беспорядочному движению зрачков, пришло какое-то сообщение, требующее ответа. Фарлей, флегматично глядя на прибой, не торопила её.       – Извини, может, потом, – сфокусировала наконец взгляд Ванесса. – Меня тут... о, Лоренс! Вот он где!       Она оживлённо замахала кому-то за спиной Фарлей. Та рассеянно глянула в сторону этого Лоренса... и не поверила своим глазам. Человек в шортах и гавайской рубашке, что стоял под пальмой у границы пляжа, был до боли похож на... на... Фарлей почувствовала, что горло у неё пересохло. Она беззвучно открыла рот и не произнесла ни звука.       – Подожди пару минуток, – сказала Ванесса, вставая, – я сейчас вернусь.       ...Когда-то Джемму Фарлей интересовали тайны вселенной. Когда-то она хотела даже устроиться в отдел тайн. Но с тех пор она повидала кучу странных вещей, странных даже для волшебников, была в трёх разных мирах, не считая Плонета и Лэнга, и в целом хлебнула этих тайн полной ложкой.       И ей не понравилось. Плевать на все высокие должности и благо всего человечества. К дьяволу загадки и тайны мира. Больше она этим заниматься не будет! Она хочет жить спокойно – и, чёрт возьми, она будет жить спокойно!       Так что Джемма Фарлей быстренько встала, подхватила свои вещи и направилась к выходу с пляжа, стараясь не смотреть в сторону, куда убежала Ванесса. Она понятия не имела, был ли то призрак из прошлого или шутки её подсознания, и совсем не хотела узнавать.       Зачем ей вообще это Майами, если подумать? Она уже больше месяца тут торчит. Можно отправиться на Гоа. Или на Бали. Или ещё куда-нибудь.       Куда угодно, лишь бы не оставаться здесь.       В центре гексаграммы стояла табуретка, и человека должно бы было усадить прямо на неё, но вместо этого тело в странной одежде плюхнулось прямо на пол, отшвыривая табуретку в сторону. Сонный волшебник, сидевший в кресле, при виде такого встрепенулся, протёр глаза.       – Добро пожаловать, о Избранный! – провозгласил он. Тело что-то промычало в ответ.       – Так... ты что, пьян? – возмутился волшебник. – Я что, пьяницу призвал?!       Стоявшие сзади помощники тоже промычали в ответ что-то неопределённое. Волшебник аккуратно пихнул ногой тело.       – Эй, ты!       – Чего?.. – неразборчиво забухтело тело. – Кто пинается? Не пинайся! Пиналку оторву.       Волшебник терпеливо вздохнул. Сволочная у него всё-таки работа. С каким контингентом приходится работать!       – Поднимайся, Избранный! – терпеливо позвал он, тряся лежащего. – Ты нужен нам!       – Отвянь, – посоветовало тело. – Не вишь, плохо человеку.       – Всем плохо! – проникновенно сообщил волшебник. – Все мы страдаем под гнётом Тёмного Властелина! Нам нужен герой! Нам нужен ты!       Тело всё-таки подняло голову и глянуло на волшебника мутным взглядом.       – Сука! – проникновенно сказало оно, тряся головой. И вскинулось вверх.       Волшебник, моргнув, обнаружил себя смотрящим в глаза молодого парня. Тот стоял вплотную к нему и был абсолютно трезв.       – Тебе чего надо? – спросил парень. В голосе не было и следа пьяной неразборчивости.       – Избранный! – выдохнул волшебник, потихоньку отступая назад. – Тёмный Властелин... атакует нас... еле справляемся!       – Ага, – кивнул парень, сохраняя дистанцию. Волшебник уже упёрся в стену, а тот так и стоял вплотную к нему. – Тёмного Властелина загасить, значит. Говно вопрос. А ты кто?       – Я Фехфушуй, придворный волшебник Миртании...       – Эльф, приятно, – парень зачем-то сунул руку, потряс его ладонь. – Слышь, Фешфухуй, Миртания – это чё ваще?       – Одно из королевств Парифата, – степенно ответил приходящий в себя волшебник. Эльф отступил от него и с любопытством осматривался. – И я Фехфушуй.       – Я так и говорю, верно ведь? – дружелюбно оскалился Эльф. – Фешфухуй. Парифат, значит? Это отсюда Медариэн?       – Ты знаком с Медариэном?! – ахнул волшебник. Только сейчас он додумался поглядеть на ауру беловолосого парня.       Аура горела пламенем. Он собирался призвать кого-то молодого, до двадцати пяти лет... но в таком возрасте нельзя быть магом такой силы! Да кто это вообще такой?!       – Понаслышке. Типа друг друга, – рассеянно ответил Эльф. – Ладно, я, короче, въехал. Ты, Фешфухуй, мудак, конечно – бухнуть нормальному человеку не дал. Больше так не делай. Но Властелин – это серьёзно, это я понимаю. Ничё, ща мы тут устроим ему глобальный бухич и дестрой!       Он поднял вверх сжатую в кулак правую руку, приосанился, посмотрел вверх и торжественно изрёк:       – Ключ на старт!       И взлетел так быстро, что глаз даже не успел заметить. Только в потолке осталась дыра... и в потолке следующего этажа... и того, что над ним. Фехфушуй опасливо подошёл, заглянул в дырку и подумал, что каменщикам придётся платить из своего кармана.       Потом рядом с ним что-то грохнуло, и Фехфушуй отпрыгнул, едва не падая на пол. Рядом с ним снова стоял беловолосый парень, а в потолке появилась ещё одна дыра.       – Блин, чёт не подумал, – виновато сказал Эльф, почёсывая в затылке. – А ваш Властелин – он где вообще?       Волшебник Фехфушуй приложил ладонь к левой стороне груди и тяжело задышал.       ...Стук в дверь раздался, когда Деннитсон наливал себе мартини. Стук означал проблемы, и большие, потому что в обычных ситуациях стучать было некому. В крайнем случае для этого существовал специальный код.       То, что в дверь стучал кто-то посторонний, могло значить что угодно. Например, что в дом к нему сейчас ворвётся группа захвата. Или что в окно сейчас влетит направляемая по спутнику крылатая ракета.       Варианты были, и в прошлом всякое случалось. Деннитсон чуть прислушался, хмыкнул и достал с полочки второй бокал. Он всё равно не любил пить в одиночестве. Обычно и не пил.       – Заходи, – громко позвал он, – я разрешаю!       За его спиной появилась раздражённая фигура.       – Мне не нужно твоё разрешение, – многообещающим шёпотом произнесла Лилит, близко наклоняясь к нему; её зубы только что не касались шеи агента. – Ты что о себе возомнил, пёс?       – Тогда не надо было стучать, – заметил Деннитсон, не оборачиваясь. – Ты какое вино предпочитаешь?       – Кровь. Я тебя сейчас убью, – пообещала Лилит, касаясь его кожи когтями. Деннитсон аккуратно выскользнул из-под её руки.       – Ну зачем, – вздохнул он. – Тебе будет больно, мне тоже будет неприятно. Давай лучше посидим, поговорим о хорошем... Что думаешь о «Гави»?       – Из-за тебя я десять лет просидела в посохе. Томас Деннитсон... что это за имя вообще такое?       – Поменьше, – он со стуком поставил бутылку на столик и всё-таки повернулся к ней. – Тебя бы поймали и без меня. Просто жертв и разрушений было бы больше. И договориться тебе не дали бы.       Лилит прищурилась. Она была одета точно так, как в тот вечер – красное платье, аккуратная причёска красных волос, маникюр, сумочка, драгоценности. Деннитсон же был в обычном домашнем халате.       Она, впрочем, выяснила кое-что об этом типе и знала, что это был не показатель. Деннитсон оставался в любом положении до крайности смертоносен. Даже кому-то вроде неё стоило опасаться.       – У меня где-то было розовое шампанское, – заметил он как бы невзначай. – Подарили как-то бутылочку. Будешь?       – Хочешь сказать, я должна быть благодарной за то, что на меня не обрушилось Первое Имя?       – Хорошо, что ты пришла именно ко мне, – доверительно сообщил Деннитсон. – Знаешь, мой... коллега не любит таких визитов. Сразу бы мечом махать начал.       – Ты никогда не отвечаешь на вопросы? Или только на мои?       – Неужели мне... – начал он и запнулся. Лилит, опуская пальцы ниже по халату, вдруг резко развернула ладонь, протыкая когтями и халат, и человеческую плоть.       – Сопротивляйся, – ласково предложила она, слегка шевеля рукой. – А то совсем скучно будет.       Деннитсон поморщился от боли – может быть, чуточку слишком картинно. Подобные игры он не любил.       – Может ли мужчина – я имею в виду джентльмена – назвать женщину свиньёй?       Лилит оскалилась, её когти буквально обхватили бьющееся сердце Деннитсона:       – Он, конечно, может попробовать.       На лице агента мелькнула улыбка. Демоница приникла к нему, распарывая халат, проводя по шее длинным языком.       – Так редко можно встретить кого-то... кто не боится меня...       Деннитсон протянул руку, хватая её за красные волосы, дёрнул на себя, жадно впился в губы. Лилит приглушённо застонала, отвечая тем же.       Из сомкнутых губ на пол закапала кровь.       – Кровать там, – услужливо заметил агент, разрывая поцелуй. Рот его был красен от крови – в основном его собственной.       Лилит с хлюпаньем вытащила из груди правую руку, облизнула пальцы, маняще смотря на Деннитсона. Радужка глаз её была полностью красна, зрачки почти исчезли.       – Пошли, – хрипло сказала она и шагнула сквозь пространство. Спустя мгновение они оба упали на кровать... большую кровать.       Одежда демоницы исчезла с усилием мысли; остатки халата Деннитсона были сброшены ещё до того. Она набросилась на него, острые когти пронзили его кожу, и на постель пролилась ещё кровь.       Кровать заскрипела.       Не так уж часто встречались те, кто мог выдержать напор архидемона – пусть даже и такого слабого, как Лилит. За тысячи лет на Земле она знала тысячи смертных; далеко не все из них умирали после соития, но обычно лишь потому, что она сдерживалась.       С Деннитсоном можно было не сдерживаться.       Кровать заскрипела громче: Деннитсон обхватил её, перевернулся, оказываясь сверху. Лилит позволила ему вести, откидываясь на подушки и полностью отдаваясь захлёстывавшему её сладкому вожделению.       ...Когда всё кончилось, они лежали поперёк кровати бок о бок. Простыни и одеяла были покрыты уже подсохшей кровью, на теле Деннитсона было огромное число глубоких порезов и открытых... впрочем, уже затягивающихся ран. На шее – кровоточащие следы от зубов.       Лилит улыбалась, зубасто и довольно. Как кошка, съевшая бочку сметаны.       Деннитсон морщился, стараясь не шевелиться, пока всё не заживёт. Такой хардкор был совсем не его темой... и сегодня он снова в этом убедился.       – Вот так на свет и появляются вампиры. Знаешь это? – спросила она, нежно процарапывая на груди Деннитсона ещё одну кровавую дорожку.       – Примерно, – хмыкнул тот.       – То есть не знаешь... Я спариваюсь со смертным, он отдаёт мне часть души и умирает... и через какое-то время восстаёт царём вампиров. И после порождает себе подобных.       – Прям сразу царём? – усомнился Деннитсон.       – Ну не так просто... сила вампиров увеличивается с возрастом, им тоже надо учиться, тренироваться... да и исходный материал должен быть хороший. Но всё же от обычных кровососов он отличается сильно и сразу.       – И что, много ты их создала? Дракула – твоя работа?       – Брэма Стокера. Ты сам знаешь, что это собирательный образ. А создала я... да, нескольких... кое-кто оставил след в истории, кое-кто нет... но сейчас никого не осталось.       – Что, правда?       – Ты бы знал. Старых вампиров сейчас почти и нет, во Вторую мировую всех выбили...       – Как же, помню, – оживился Деннитсон. – Они за Германию воевали. Был там один, Хиро...       Лилит воткнула ноготь ему в бок. Разговор об убийстве вампиров она продолжать не хотела, пусть даже к ней эти вампиры относились примерно так же, как обезьяны – к человеку.       За окном уже темнело. Встряхнувшись всем телом, она встала с кровати, прошагала к окну. Вид оттуда открывался... обычный вид. Квартира располагалась не в Сити, но и не на окраинах Лондона. Улицы, дома, парк вдалеке.       – Зачем ты служишь смертным? – спросила она. Деннитсон, тоже вставший, открыл шкаф, ища новый халат.       – Я сам смертный, – сказал он. – Я делаю то, что делают они.       Лилит фыркнула:       – Кому ты лжёшь? Смертный бы не пережил такого.       – Я смертен, если надо быть смертным, и бессмертен, если надо иначе.       – Зачем? – повторила Лилит. Деннитсон, подойдя ближе, обнял её сзади и взъерошил копну красных волос.       – Ты не поймёшь, – ласково сказал он ей на ухо. – Ты демон.       Лилит аккуратно вцепилась ему в бицепс.       – Так объясни так, чтобы я поняла.       Вместо ответа он снова поцеловал её. Он не собирался кому-то рассказывать о себе – тем более о настоящем себе. Кто знал, тот знал; кто не знал, тому было не нужно.       ...Есть смертные, которые хотят стать богами. Говорят, у некоторых это даже получается – или, по крайней мере, они подходят к этому так близко, что разница едва ли заметна.       Но есть и боги, которые хотят стать смертными. И, говорят, у некоторых из них это даже получается.       Носящий Жёлтую Маску поднимался на пик. Второй раз за десятилетие.       Теперь пик был совсем не так ужасен. Исчезла подавляющая аура, и высота его куда как уменьшилась. Ровные ледяные склоны вытянутого конуса теперь были изрезаны глубокими опалёнными ущельями, а верхушка – полностью срублена ядерным мечом архангела.       И всё же Носящий Жёлтую Маску поднимался сюда только сейчас, не вполне уверенный, что он ожидает увидеть.       Сменить форму правления – это хорошо, конечно, но идеальной формы правления не существует. Единый несменяемый Азаг-Тот, будь он абсолютный владыка или только председатель правления... что то, что другое вечно не простоит. Такие модели популярны в Тёмных мирах, и Носящий Жёлтую Маску знал статистику. Однажды всё это тоже кончится, и кончится плохо.       И «однажды» – это в пределах сотни тысяч лет. Сотня тысяч – это много, очень много, но... но. Если бы он не мечтал о большем, какой смысл был бы менять систему? Какой смысл был бы пытаться найти нечто лучшее?       Однако Носящий Жёлтую Маску когда-то был бог-король, и даже он не знал, как построить истинно вечную империю. Да и кто мог бы знать это? Разве есть где-то такое государство, что стоит миллионы лет?.. Было ли когда-то?..       Да, мог ответить Верховный Жрец Древних. Когда-то было.       В конце концов, не просто же так его звали Верховным Жрецом Древних.       И поднявшись на пик, он увидел духа, что недвижно сидел на оплавленной вершине горы. Скрестив конечности и опустив крылья, дух смотрел в никуда и не шевелился. Казалось, он не замечает ничего вокруг, но стоило архидемону приблизиться – и хоботок едва заметно задрожал. Фасеточные глаза не изменили положения, но вне сомнений видели всё.       То был С'ньяк.       Его не утянуло на Кровавый Пляж. Червя вместе со всей накопленной за эоны Тьмой утянуло, а С'ньяк... С'ньяк остался. Уже не Фиолетовый Газ и не Бесформенный Владыка. И не божественный дух. Даже не высший. Воплощённый – может быть, но что такое воплощённый дух? Меньше, чем смертное существо.       И всё же Носящий Жёлтую Маску испытывал невольный трепет перед этим призраком. Он сам был древен, очень древен; он знал тех, кто был старше его на десяток-другой тысяч лет – в Паргороне бы нашлось несколько таких, и в Аду, и ещё кое-где... но это был, в целом, преодолимый разрыв. Он мог себе представить, знал, чем живут те, кому было шестьдесят-семьдесят тысяч лет.       Но С'ньяк... по сравнению с ним он был младенцем. Даже Носящему Жёлтую Маску было страшно представить, какая бездна знаний, какой интеллект таятся за этими фасетками.       Таятся ли? Или...       – Ктулху движется по вытянутой кометоподобной орбите, – помыслил С'ньяк. Он и при жизни не использовал звуковые волны. – В ближайшей к Лэнгу точке он окажется примерно через четыреста пятьдесят два года.       – Вы следите за Ктулху? – вежливо спросил Носящий Жёлтую Маску. С'ньяк не изменил своего положения.       – Это моё творение. Я ведь почти вывел закон богорождения.       – А он существует?       Носящий Жёлтую Маску не участвовал в последнем проекте Бесформенного Владыки. В общем виде был осведомлён, конечно, но постоянно руку на пульсе не держал. Потом, после Ктулху, он постарался вникнуть глубже, понять, что привело к такому результату... но мало что понял. Да и от записей немногое осталось.       – Да, – сказал С'ньяк. – Богорождение – процесс не случайный, но неимоверно сложный. Для его описания я создал новый раздел математики, опираясь на теорию игр и анализ эфирных исчислений, и сокращал поле вероятностей с каждым экспериментом. Ктулху... дал очень много моему пониманию.       – Не планируете продолжить? – любезно предложил Носящий Жёлтую Маску.       – Я не добился точных результатов с имевшейся базой, с этой не добьюсь тем более, – рассеянно ответил тот. – К тому же... полный закон я не вывел, но некоторые закономерности всё-таки ухватил... почувствовал кончиком пера... и это не имеет практического смысла. – С'ньяк помедлил. – Боги – это элементы крупномасштабной структуры Метавселенной, нейроны сети, с помощью которой Метавселенная познаёт и организует себя. Чтобы управлять, хотя бы просто вмешиваться в эту структуру, надо уметь глядеть на неё со стороны. Едва ли кто-то кроме некоторых демиургов имеет шанс собрать полную статистику...       Могущество демиургов непредставимо, и всё же Носящий Жёлтую Маску испытал лёгкую дрожь от мысли, что кто-то на самом деле может знать рецепт создания бога.       Потому что здесь суть не в том, чтобы просто получить ещё одно божество. Это как раз относительно несложно: свято место пусто не бывает. В буквальном смысле. Если есть запрос, то рано или поздно – просто по статистике – появится и бог. А если не появится, то можно возвысить какого-нибудь мелкого божка. Там тоже не любой божок подойдёт... но этих-то как раз мириады, найти нужного более чем реально.       Но нет. Суть в том, чтобы сделать бога из того, кого надо. Производить богов, как те производят демонов и небожителей.       Если кто найдёт рецепт, он будет править мирозданием. Будет выше всех богов.       Но демиурги, в принципе, и без того подходят под это определение.       – Демиурги... умеют... создавать богов? – спросил Носящий Жёлтую Маску, и впервые за тысячелетия его голос дрогнул.       – Не все, не всё, но... Я почти уверен, что Эйкр балуется чем-то таким. Это теоретически просто – надо подавить собственную активность в определённом участке мироздания... и сеть отреагирует, размножит себя. Поигравшись с градиентами, можно даже указать на конкретного индивида.       – То есть можно...       – Практического смысла в этом всё равно нет, по многим причинам, – повторил С'ньяк. – Я догадывался об этом с самого начала. Метавселенная больше любого бога или демиурга. Ты никогда не думал, почему результатом моих экспериментов стал Ктулху?       Носящий Жёлтую Маску подумал, а затем подумал ещё. И снова вздрогнул, как только понял, что имел в виду С'ньяк.       Метавселенная организует себя. Метавселенная больше любого бога или демиурга.       – Насколько вы в этом уверены?       – Уверен?.. Ты ведь был богом, Маска, и всё ещё задаёшь такие вопросы? – С'ньяк почти с жалостью посмотрел на него. – Ты был королём потому, что хотел, мог или должен был?       – Разницы не было, – медленно ответил Носящий. – Разницы нет... Мы все – часть повествования, не так ли?       – Знаешь, сколько богов пало из-за этого вопроса?.. сошло с ума?.. – С'ньяк не улыбнулся, но был в его эмоциях какой-то вялый отсвет усмешки. – И сколько демиургов появилось?       – Я не уверен, что хочу знать.       С'ньяк равнодушно замолк. Божественный мудрец, достигший пределов мудрости и вышедший в лежащее за ними безумие, сидел на скале и пялился в никуда, потому что ему было нечего больше хотеть.       – Так вы поможете Лэнгу? – прямо спросил Носящий Жёлтую Маску, отбросив намёки.       – Я ошибся, выбрав Тьму, – проговорил С'ньяк вместо ответа. – Я думал, её будет проще контролировать, но она превратила нас в демонов. Трансформация Света... в Лэнге её не проведёшь... а вытащить Лэнг отсюда будет непросто.       Тоже вечный вопрос: можно ли использовать Тьму во благо? Превращать в энергию, не превращаясь в демона самому? С'ньяк сумел это сделать... в некотором смысле. Он удержался, пожертвовав высшими оболочками души.       Остальным Древним повезло не так сильно.       – Так вы поможете? – настойчиво повторил архидемон. – Вы С'ньяк. Ваши знания неописуемы, ваши возможности превосходящи. Лучше вас нет. Вы нужны Лэнгу. Хотите снова стать архидемоном? Править мирами? Открывать новое?       С'ньяк задрожал, издавая странные звуки – и Носящий не вдруг сообразил, что это слабый тихий смех. Древний дух действительно смеялся над ним.       – Маска, – промыслил наконец он, – ты думаешь, что мне действительно может быть интересно хоть что-то из этого? Что мне твой Лэнг? Наша империя умирала, когда я стал верховным богом. Под моей властью остался лишь крохотный процент, пять тысяч миров! Добился ли ты той же власти хотя бы раз за своё правление?       Во время правления Азаг-Тота Этаны незримая длань Лэнга простиралась на тысячи миров, дёргая за ниточки и правя из тени. Были хорошие Азаг-Тоты и до Этаны... и всё же на пять тысяч миров Лэнг никогда претендовать не мог. Даже по самым натянутым оценкам.       – Я могу стать демоном или небожителем, обрести плоть или энергетическую форму. Я С'ньяк, Маска, последний и величайший из своего народа, и я храню в себе их наследие. Я сделал всё, что имело смысл сделать, знаю всё, что имеет смысл знать, и многое из того, что знать не нужно никому. Зачем мне снова возиться с этим утлым куском тверди? Ради чего?..       – Ты никто, – раздался холодный голос, и пространство дрогнуло. – Ты просто замшелый дух, не знающий своего места.       Чёрная фигура Лорда Азаг-Тота стояла на верху пика, и лёд под ней шёл ядовитыми пузырями. Обретя власть архидемона, элементаль мог принимать человеческий облик... но делал это нечасто. Люди были слабы, и он всю жизнь стремился дальше от человечности и ближе к бессмертию.       Гуманоидная чёрная дыра – вот как он выглядел. Разрыв в пространстве, имеющий две руки и две ноги. От его давления любого другого воплощённого духа уже развоплотило бы, но С'ньяк остался на месте – и, более того, поднимался на нижних конечностях.       – Ты нашёл хорошего кандидата, Маска, – одобрительно сообщил бывший бог, глядя на Азаг-Тота. – Буйный, молодой... такое рвение долго не угаснет.       Азаг-Тот надавил ещё – и в этот раз С'ньяк покачнулся. Его воля была запредельна, иначе он не стал бы тем, кем стал; но Азаг-Тот был Азаг-Тот. Он мог прогнуть любого духа.       – Что ты можешь? – спросил он. Тьма вибрировала. – Что ты в состоянии сделать для меня? Дай мне причину не отправлять тебя в такульту.        С'ньяк помолчал, взвешивая варианты. Он действительно взвешивал их, всерьёз размышлял над выбором.       Но угроза всё-таки подействовала. Не настолько ему было на себя плевать.       – Там остались хранилища, – задумчиво сказал последний из Древних. – Мы не были глупцами. Мы знали, что мы умираем. Мы консервировали, запечатывали и оставляли... потомкам. Теперь, когда Лэнг окончательно упал на дно, ему может пригодиться это.       – Остатки Древних?.. – прошелестел Носящий. – Что могло остаться после десятков миллениумов...       – Мы повелевали временем, – С'ньяк равнодушно посмотрел на него. – Мы повелевали галактиками, Маска. Наивно думать, что мы вымерли до конца. Где-то остались потомки, воспользовавшиеся наследством. Где-то наследство осталось нетронутым. Но орудия галактических владык бесполезны для захолустного мира демонов.       Тьма Азаг-Тота дрогнула.       – Расскажи мне о Древних! – потребовал он. – Чем вы владели? Что вы могли?       С'ньяк дёрнул хоботком, открывая глубины своего разума.       – Смотри.       И они увидели. Исполинские сложносоставные сферы, замершие в бесконечной пустоте Вселенных. Спроектированные звёздные системы с чётко выверенными орбитами. Солнечные кузни, преобразовывавшие Хаос в материю, богомашины, управляющие галактическими секторами. Корабли, исследовавшие тайны отдалённейших галактик, корабли, засевавшие целые звёздные системы! Беспрестанная экспансия, бесконечное познание... движение вверх!       То, что было давным-давно, когда вселенная была юна. Звёзды были ещё молоды – а Древние уже возвышались над ними. Будущие властелины миров барахтались в пелёнках – а Древние с отстранённым любопытством наблюдали за примитивами. В кхадратах зарождались начатки разума, эльфы учились земледелию, титаны изобрели колесо – а Древние соединяли космос паутиной незримых сверхпространственных переходов. Никто не знает, что было до Древних, ибо это Древние были до.       И они были всемогущи.       Но всё же были у них и враги. Носящий Жёлтую Маску и Лорд Азаг-Тот увидели изъеденные, тусклые звёзды и парящих в фотосферных потоках громадных энергетических существ, что питались солнечной плазмой. Этих вековечных первозданных тварей не очень волновала органическая или механическая жизнь... до тех пор, пока эта жизнь не начала вмешиваться в их дела.       – Хтонические чудовища возникают не только там, где есть разумная жизнь, и не только на планетах. Планеты – пыль в масштабе космоса, – неслышно пояснил С'ньяк, – и в космосе есть вещи куда более страшные. Причина того, почему столь многие цивилизации глядят в межзвёздную пустоту с ужасом и трепетом. Источник всех легенд о колоссальных неубиваемых монстрах, приходящих из мёртвого космоса и уничтожающих всю жизнь. Демиурги творят звёздные скопления и галактики... а из остатков энергии образуется вот это. Твари, с которыми порой не могут справиться даже они. Ночной кошмар богов.       Они видели сражения. Гигантские флоты, нырявшие в Паутину и выныривавшие из неё через полгалактики, встречали неуязвимых энергетических монстров слаженными залпами континуальных искривителей. Те создавали себе материальные оболочки живого металла, но боевые корабли неслись по сверхпространству, дезинтегрируя их, дезинтегрируя всё вплоть до адронов!       Потом сверхпространство перестало помогать, и с космических карт исчезали звёздные скопления, когда космические хтоники освоили вимп-аннигиляцию, бьющую сквозь все измерения! В своей ненависти ко всему живому они уничтожали любую сложную материю, и их вёл лидер, чёрный как ночь, гасивший звёзды сотнями и сам размером с небольшую звезду – величайшие из богов спасовали бы перед ним!       Но цивилизация Древних во всей своей колоссальной техногенной мощи могла бросить вызов даже такому противнику! И боги-правители, что были лишь первыми среди равных, бросили в бой плеяды машинных миров, великих космических стабилизаторов, питаемых десятками, сотнями миллионов бессмертных душ!       Древние научились использовать энергию душ задолго до того, как стали демонами. В этом не было ничего Тёмного; это было просто посмертие, которое они выбирали для себя сами. Полное забытьё в громадных Поглотителях, бесконечный сон без сновидений. Так мёртвые служили живым, и это было правильно. Так Древние были едины, в жизни и в смерти.       Стабилизаторы нарушили связь с царством Хаоса. Безграничный океан несуществующего перестал подпитывать первозданных монстров. Импульсы всеуничтожающих эмиттеров истощили громадную их мощь и разбили их на осколки. Чёрного же лидера, опаснейшего из них всех, заточили в небесной клетке, сковав миллионами энергетических пут внутри неразрушимой сферы Дайсона. Слои узловых матриц перенаправляли собственную его энергию на укрепление темницы; и так застывший в войде абсолютно чёрный шар должен был существовать до скончания времён.       И, вероятно, существовал. Взрыва сверхновой не хватило бы, чтобы пробить в нём дыру.       Одержав победу в этой войне в небесах, Древние занялись восстановлением космоса. Исцелением примитивных живых видов, страшно пострадавших от войны, и выведением новых. Созданием новых звёздных скоплений и красивых туманностей, починкой разорванного пространства. Они встречали новые, меньшие космические цивилизации и присоединяли их к себе. Полурастения-полуживотные Старцы, повелители жизни, творцы невозможных биоформ; Первородные, энергетические создания, астроформирующие своими монолитами звёзды и планеты; искусные в телепатии Бессмертные Слуги, роботический вид, который когда-то создали органики и который с тех пор спасал органиков от самих себя.       Никто из них так себя не называл, конечно. Названия им придумали потом те, кто сам едва-едва выбирался с родной планеты. Те, кому все они казались богами.       Потом было много всего, нескончаемая летопись, миллионы лет, миллионы миров... но даже миллионы – это не вечность.       Кризисы экономические и политические. Гражданские войны, мятежи и другие конфликты. Застой. Сепаратизм. Деградация. Консервация технологических достижений.       И в нижней точке – рождение С'ньяка, который, казалось бы, сменил упадок новым развитием. Который... который.       Там была фигура, зависшая в точке пересечения сложнейших энергополей. Не совсем энергополей на самом деле, хотя и материя, и энергия там имелись; то была особым образом сконфигурированная реальность. Точка, где реальное и идеальное мешались и становились неотличимы друг от друга.       Таковы боги – повелители идей и сами идеи. Те, кто рассказывают историю, и те, кто являются её частью. Таковы же и богомашины – искусственные атрибуты, сотканные куски сверхреальности, где материя и эфир вновь становятся едины.       И сам С'ньяк был тогда за пультом управления одной из колоссальнейших богомашин, додревней станции всемогущества, раскинувшейся глубоко в недрах гиперпространства – отсюда весь галактический квадрант как на ладони! Квадрант, который должен был вернуться под власть Древних.       Выход из спящего режима. Установление связи. Подключение к ядру тёмной энергии. Активация сети переходов.       И потом всё произошло очень быстро.       Миллион лет – это много. Очень много. Очень немногие из богов могут прожить миллион лет. Тела мёртвых богов за несколько миллионов лет превращаются в адамант.       И даже вершина божественных технологий не могла остаться безупречной после всех этих миллионов лет. Конфигурация... реальностных полей изменилась. Изменились и сама сверхматерия, чуть-чуть, но...       Сам С'ньяк не будет после уверен, что же пошло не так. Он великий учёный, но он только один учёный умирающей цивилизации. Он знал больше, чем общий принцип, но не разбирался во всех тонкостях. В конце концов, эти машины проектировались и конструировались своего рода специализированными пантеонами.       Реки ба-хионь текли из реального пространства, оживляя богомашину – и чудовищные энергии рванулись ввысь по измерениям из вселенского ядра, ломая континуум, круша и переписывая физические законы.       И так наступил коллапс всего.       – ...Я хочу править галактиками, – медленно сказал Азаг-Тот, когда С'ньяк закончил. – Найди их, С'ньяк! Найди своё наследие и верни его сюда! С такой силой я сожму в кулаке всю Вселенную!       С каждым словом его Тьма пульсировала и будто раздувалась, становилась всё чернее, всё жаднее. Жажда бесконечного поглощения, абсолютной власти кипела в демоне-элементале, делая его ещё сильнее, ещё опаснее. Дотянуться до звёзд, чтобы радостно пожрать их, добавляя. Встретиться с иными видами, чтобы раздавить их железной пятой.       Носящий Жёлтую Маску, сам невероятно древний, сам бывший бог, слабо улыбнулся, подумав о том, что будет, если в руках нового Азаг-Тота окажется хотя бы малая часть возможностей Древних.       Дух, архидемон и высший элементаль смотрели в чёрную пустоту космоса. Вселенная лежала под их ногами.