Французские каникулы.

*** Комиссар был зол. У него, с приездом этих чертовых беженцев, испортился характер. А у кого бы не испортился? Постоянные драки, часто с ножами и кастетами, воровство, наркота. А с недавних пор эти «черномазые» начали домогаться местных девушек. Дикари. Разве могут эти первобытные понять, что к француженкам нужен особый подход? Их нельзя просто схватить, и поволочь в свою пещеру. Это у них, в пустыне, или откуда они там, эти черти невоспитанные, женщины пикнуть не смеют. Выполняют все прихоти своих мужчин-самодуров. А здесь, цивилизованная страна! И он, комиссар, не допустит, чтобы с их чистыми, беленькими девушками, творили черт-те-что. Еще и обмен опытом этот. Кому он нужен?! Забрали двоих толковых парней, на целую неделю. А взамен… Комиссар с силой выдохнул дым, привычно стряхнул пепел. Господи, взамен прислали мужика с кардиостимулятором в груди, и женщину-копа! Чертовы англичане со своей толерантностью. За что это ему, за что?! *** Встреча не задалась. Хмурый и неприветливый комиссар немилосердно дымил, сверля мрачным взглядом вошедших. Те, в свою очередь, с каменными лицами рассматривали кабинет, и его хозяина. Наконец, француз, как положено гостеприимному хозяину, начал: — Опустим приветствие, господа, — скривился, — и дамы, конечно. У нас тут не курорт, и тех двоих парней, которых у меня забрали, мне очень не хватает. Вам, детектив Харди, могу поручить бумажную работу, в связи с состоянием вашего здоровья. А что касается вас, сержант Миллер… Опять помолчал, выкинул потухшую сигарету. — Как бы вам сказать. Здесь, во Франции, да еще вдали от столицы, толерантность не в ходу. Поймите правильно, здесь нужны крепкие ребята, способные дать отпор этим охамевшим в конец сирийцам. Или албанцам. Мне плевать, если что. Вытащив из пачки новую сигарету, прикурил. — Так что, если честно, ума не приложу, куда вас определить. Без обид. Гости переглянулись, слегка удивленно, но не расстроенно. Комиссар насторожился. Начал Харди: — Что ж, комиссар, я, конечно, рад, что могу принести пользу, перебирая бумажки, — хмыкнул. — Но, неужели, у вас нет никакого дела для детектива со стажем? Тем более, мы с сержантом Миллер неплохо работаем в тандеме. У нее, знаете ли, гибкое мышление. Она способна видеть и понимать то, что многие упускают из вида. Миллер подхватила: — К тому же, вам точно сообщили, что мы напарники. И работать здесь мы будем ВМЕСТЕ. Если вы так опасаетесь за наше хрупкое здоровье в этом криминальном очаге, приставьте к нам, ну, кого не жалко, что ли. Иногда улыбка у Миллер была не очень, даже Харди поморщился. Комиссар помолчал. Докурил сигарету. Хотел прикурить следующую, но насмешливый взгляд Миллер его остановил. — Ладно, умники. Есть у меня дело, если хотите. Стеллаж G, от моего кабинета налево. Можете приступать. За дверью ругань на арабском из фонового шума переросла в соло. Комиссар, нахмурившись, вышел, оставив дверь открытой. Миллер, настороженно переглянувшись с Харди, заметила кобуру с пистолетом, сиротливо висевшую на спинке стула комиссара. Шум за дверью нарастал, к арабской ругани прибавилась французская. Не думая, Миллер схватила пистолет комиссара, автоматически проверила — заряжен. Харди, быстро оглядев кабинет, взял клюшку для гольфа, из набора в углу. — А наш комиссар сибарит, — усмехнулся, — а сразу и не скажешь. Они вышли в общий зал вовремя. Спиной к ним стоял огромный, под два метра, детина, и орал, ну, очень громко. Смысл слов был неясен, а вот смысл жестов — предельно. В одной руке у него был нож, ему под стать, а другой он удерживал молоденького стажёра. Рядом с этим великаном парень казался Давидом близ Голиафа. Полиция кричала, еще громче кричал этот детина, шум стоял выше крыши. Пожав плечами, Миллер подняла пистолет, и выстрелила арабу в ногу. Охнув от боли, тот ослабил хватку, и парень, не будь дураком, просто вытек из-под его руки. Детина обернулся, абсолютно по-звериному скаля зубы, и, быстро вскинув руку с ножом, едва не достал Миллер. Тут уже Харди, клюшкой, от души ударил того по руке, выбивая нож. Араб заскулил, баюкая руку. Французы не растерялись, быстро скрутили смутьяна. Срочно вызванный из морга по соседству, патологоанатом констатировал: — Руку ему точно сломали. А пуля попала в мягкие ткани. Жить будет. Сейчас скорая приедет, заберет его. Комиссар, опасно прищурившись, смотрел на пистолет в руке Миллер. Она спохватилась: — Ах, да, это ваш. Прошу прощения, нам запретили брать с собой оружие. Вот, возьмите, — и протянула пистолет хозяину, рукоятью вперед. Комиссар пистолет взял, и уже открыл было рот, когда Харди его прервал: — Прежде, чем вы начнете нас отчитывать, за то, что мы хорошо выполнили вашу работу, смею напомнить, что дома нас ждут дети. Меня, и моего напарника. И уж если мы вам так сильно не нужны, как вы нам только что дали понять, мы не намерены рисковать здесь своими жизнями. Так что мы намерены вернуться к нашим детям живыми, здоровыми, и в полной комплектации. А теперь, после этого досадного инцидента, мы пойдем устраиваться. Мы с дороги, устали, голодные. И, как хороший хозяин, вы, конечно, предоставите нам отдых до завтра. Рапорт о произошедшем нашему руководству мы отправим сегодня же. Потом протянул клюшку для гольфа комиссару: — Это тоже ваше. Миллер, уходим. *** Гостиница оказалась так себе, как и ожидалось. Пара соседних номеров нашлась без труда. Харди, бросив свои вещи у порога, пошел к Миллер. Она задумчиво сидела на кровати, сняв только пиджак и ботинки. Устало улыбнулась вошедшему, и похлопала по одеялу рядом. Алек, не разуваясь, прошел к ней, и, присев на корточки, взял ее руки в свои. Внимательно глядя в глаза Элли, спросил: — Сильно расстроилась? Она качнула головой, и грустно ответила: — Вообще-то, да. Вот же чертов сексист. Пропустила волосы Харди сквозь пальцы, ласково помассировав ему голову. — Он и тебя обидел, Алек. А ведь еще целая неделя впереди. Дай нам бог терпенья. — Ну, я-то давно «худший коп Британии», помнишь? — Помню. Отвратительная газетенка, я еще тогда тебе это сказала. Говоря это, Миллер продолжила ласковый массаж головы Харди. Она знала, как ему это нравится. А он млел от ее прикосновений. — У тебя волшебные руки, Элли. Как же хорошо… Она лукаво улыбнулась. Ей доставляло огромное удовольствие баловать Харди. В такие моменты он был невероятно привлекателен. Она обвела пальцами контур уха, брови, нос, губы. — У тебя красивые губы, Алек, — шёпотом призналась Элли. Она смотрела на лицо любовника, и видела, как загораются желанием его темные глаза. — А ресницы у тебя, дорогой, вообще на зависть. Вот зачем тебе такие, скажи на милость? Да любая девушка удавится за них. Алек перехватил ее ладонь, и поцеловал. — Дразнишься, Элли. — Да. — Я соскучился по тебе. — Так иди ко мне, утешь. Видишь, как я расстроена. А сама улыбается, призывно и нежно. Харди, не отрывая взгляда от ее лица, начал целовать сначала руки, пощекотал языком нежную кожу на внутренней стороне запястий. Обнял за талию, по-прежнему стоя перед ней на коленях. Уткнулся в грудь, притянув Элли ближе к себе. Резко снял блузку, белье полетело в сторону. — Какая красивая… нежная… — и легонько втянул в рот сосок. Сначала один, потом второй. Руки уже ловко снимали с нее дорожные брюки. Обнаженная, доверчиво открытая навстречу его ласкам, Элли сводила Алека с ума. Она откровенно желала его, это кружило голову. Пережив измену жены, и несколько горьких одиноких лет, он с восхищением и благодарностью принимал любовь Элли. Никак не мог насытиться их близостью. Сбросив с себя одежду — плевать, если помнется — лег на мягкое женское тело. Элли мгновенно оплела его руками и ногами. — Как хорошо, как же хорошо с тобой, — шептал и шептал Алек, целуя ее. Элли во время секса розовела щеками, а глаза становились немного «кошачьими», казалось, что даже менялся их разрез. Вот и сейчас, предательский румянец расползался с лица на грудь. Крепкие маленькие ладони смело сжали ягодицы Алека. — Милый, теперь ты дразнишься… Не томи, Алек, прошу тебя… И тут же издала горловой стон, когда Харди выполнил ее просьбу. Глубоко и медленно. Алек старался сдерживать свою страсть, иначе всё будет глубоко и очень быстро. Нет, он хотел растянуть это потрясающее ощущение. Хотел вечно остаться вот так, внутри Элли, смотреть в ее распахнутые от наслаждения глаза. Видеть ее взгляд — затуманенный, с поволокой. — Алек… боже… еще, пожалуйста… давай, родной… Сбивчивый шёпот Элли всегда подсказывал ему правильный путь. Приподнявшись на руках, перехватил ее бедро, и вот… Быстрее, быстрее! Элли забилась в его руках, блаженные судороги прошлись по телу, заставляя соски подняться по стойке «смирно». Такие чёткие, красивые ореолы груди. Алек отпустил себя, кончая через пару мгновений. Господи, ему никогда это не надоест! Обессиленные, они лежали в уютной тишине. Элли блаженно улыбалась, перебирая его волосы, и смотрела в потолок. Хорошо-то как… Алек благодарно поцеловал ее в плечо. — Хорошо-то как, Элли. Она рассмеялась. — И не говори, тоже об этом думаю, — легко поцеловала в губы, — а еще лучше станет, когда мы примем душ. А потом все-таки поедим. — Звучит, как план, — улыбка никак не хотела покидать его лицо. *** После душа, и заказанного в номер позднего обеда — или раннего ужина? — они приготовились к видеозвонкам своих детей. И если Дейзи знала об их встречах, то Том — точно нет. Он во многом был сыном своего отца, и было не ясно, как он воспримет их связь. Им редко выпадала возможность разделить сон. Всегда куда-то нужно бежать, то домой, то на работу… Лёжа на боку, Алек любовался спящей Элли. Рассвет уже позволял видеть ее темные ресницы, полные, жадные до поцелуев губы. Её смешные кудряшки рассыпались по подушке непослушными пружинками. Она вздохнула, и открыла глаза. — Ты смотришь. — Да. — Харди, я же просила. Не смотри на меня спящую. — Не могу. У тебя веснушки, ты знаешь. — Между прочим, у тебя тоже. — Я знаю. Они улыбались друг другу, и новому дню. ***