Горячка

Несмотря на бурю за окном, Се Ляню вскоре стало лучше. Стоило бы за него порадоваться, но Бай Усян не успел — слишком рано щелкнул замок, слишком быстро отдалялись шаги. А потом... Слишком громко в его ушах звенели звонки по работе, слишком медленно двигались стрелки часов на стеклянном циферблате, когда он сидел в кабинете и мечтал о минуте отдыха. Просто чтобы выпить очередную чашку кофе и закурить — времени на то, чтобы перестать истязать себя в попытках расслабиться, безбожно не хватало. Вечером Бай Усян выключил телефон и словно верный пес ждал Се Ляня с подработки. Чтобы проехаться по мозгам и хоть немного разделить безумие, с которым иначе как разговором не справишься. Если бы мог, он бы призраком скользил по ночному городу, заглядывая в каждое окно и выискивая его тень... При встрече, тот обвинил бы его в преследовании и запер на ключ в дальней комнате, сырой и промозглой. Заслуженно и без сопротивления. Се Лянь наконец вернулся, и первым делом Бай Усян выпалил: — Когда вырастешь, ты хочешь стать таким же, как я? Тот с задумчивым "хм" потупился у двери. Вид у него был весьма помятый и загнанный: одежда перепачкана, белый шарф в очередной раз порван, волосы растрепаны, под блеклыми глазами темнеют синяки. Отвернувшись от тяжелого взгляда, он медленно снимал покрытую снежинками мокрую куртку, словно в раздумьях — отвечать или нет? Се Лянь все же устало вздохнул и произнес: — Конечно, хочу. Ты так со всем справляешься, что я восхищен. Должно быть, многие тебе подчиняются и прислушиваются к твоему мнению... Бай Усян расхохотался в душах, но показал только ехидный оскал. Не признаваться же, что вовсе он не справляется, и вообще гораздо уязвимей, чем кажется. Что если Се Лянь захочет его ранить, то он подыграет и надолго исчезнет из его жизни. Но, так уж вышло — тот единственный общался с ним по-человечески, а не на языке переговоров и деловых встреч. Он смотрел с нескрываемым восхищением, а не с желанием угодить, как любовники на пару свиданий или каждодневно мельтешещие кругом стаей рыб подчиненные. Даже когда в глазах темнело, а ноги заплетались, Се Лянь находил в себе силы для разговора и с готовностью открывался. Бай Усян петлял следом за ним по бесконечным коридорам. Его тревожило что-то, чего он не замечал ранее. Он чувствовал себя странником, давно сбившимся с пути. Се Лянь не мог указать ему дорогу, ведь не разобрался в своей и имел все шансы упасть следом в вязкое болото. В какой момент Бай Усяна перестала устраивать его долгая, цикличная жизнь, предсказуемая подобно этому длинному коридору..? С каждым шагом серые стены сужались, а потолок опускался грозовым небом. Когда они остановились у совсем крошечной дверцы ванной, Се Лянь посмотрел на него в упор. У Бай Усяна в горле скреблись обрывки слов, поэтому он все-таки решил выпустить мысли из клетки: — Быть мной — не лучшая идея. По правде, это весьма тяжело и скучно. Он развернулся, чтобы уйти, но вдруг Се Лянь остановил его. — Как и мной в последнее время... Последнее время — понятие растяжимое. Когда Се Лянь оказался на пороге Бай Усяна, на его плечах уже покоился невидимый груз. Когда они встретились впервые, и тот произнес заветную фразу, в его наивной легкой улыбке уже кроилась задумчивость. Что-то произошло в месяцы после встречи? Бай Усяна затянул омут работы и ему было некогда разыскивать какого-то незнакомого чудика. — Посмею спросить... Что было до "последнего времени"? Не торопись, просто расскажи, когда нужно будет выговориться. Я послушаю. Послушает и вынесет молчаливый приговор. Бай Усяну было интересно — что скрывается за иллюзией безмятежности? Почему человек со столь плавными, грациозными движениями раз за разом падает на грязную землю? — Может, и скажу, — покачнувшись, Се Лянь уперся головой между его лопаток. В каком-то роде интимно, но совершенно естественно, будто знал его сотни лет и чувствовал себя в безопасности. — Сейчас я не в силах рассказать многое, но в моей жизни происходило многое. Я немного был и тем, и другим... То, что сейчас происходит в моей жизни, я заслужил. А ты кажешься таким спокойным, будто все потрясения уже позади. Стремление к покою и тишине — очередные точки соприкосновения. На теле Бай Усяна таилось много заживших шрамов, он помнил происхождение каждого, подобно скрытому смыслу дальнего созвездия. Он зарывался в пепел своих просчетов и смотрел на мир с крыши погруженного в облако дворца. — Я рад, что ты признаешь свои ошибки, — флегматично бросил он. — Главное не давать им укорениться. Сильнее всего жгли следы от ожогов на груди. Больше всего он хотел, чтобы Се Лянь увидел их, притронулся, прежде чем показать свои раны. Людей объединяет схожая боль, даже если она давным-давно зажила и покрылась коркой. Бай Усян даст ему столько времени, сколько потребуется, чтобы проплакаться в одиночестве и найти в себе силы открыться. Се Лянь толкнул дверь ванной и включил неяркую белесую лампу. В ее холодном свете двое походили на духов неупокоенных: именно так называл себя Бай Усян, когда снимал с лица золотую маску. Теперь Се Лянь плакал и улыбался, подобно ему, прижимаясь ближе и раскрывая неловкие объятия. Впереди была долгая ночь, чтобы друг друга спасти. Только сейчас Бай Усян заметил на его свитере мелкие пятна крови. Он чуть оттолкнул его от себя, чтоб не испачкаться, и спросил: — Тебе... Нужна помощь? Что произошло? Се Лянь помотал лохматой головой: — Все в порядке, просто немного поранился. — И часто ты так? — он встал в проходе. Сколько себя помнил, он ни разу не попадал в похожие ситуации. — Весьма часто. Это обычное дело, я не очень аккуратен. Тем более совсем не больно... Что ты делаешь?! Бай Усян приподнял край его свитера. Не встретив сопротивления, он стянул его целиком. Живот Се Ляня покрывали глубокие царапины, будто от когтей собаки. Не опасно, но весьма больно — он знал из собственного горького опыта. — Не хочу навязываться, но раны лучше обработать, — после этих слов Се Лянь понурился, выдавая себя с головой; Бай Усян цокнул языком. — Сам же ты не займешься этим, верно? Доверься мне, милый. Я знаю, как тебя вылечить — во всех смыслах этого понятия. Ты смертельно устал, тебе грустно и холодно. Я мог бы сделать тебе больно, но жестокая реальность и так разрывает тебя на части — так почему бы тебе не расслабиться в руках того, кто поймет тебя лучше всех на свете..? — Хочешь я позабочусь о тебе? — вторил спокойный голос его мечущимся мыслям. Се Лянь был не то ошарашен, не то сильно напуган. Невинный мальчик наверняка впервые остался с кем-то наедине в подобной обстановке; его словно прижали к стене и не давали двинуться. Бай Усян не собирался намеренно пугать его. Боится близости — сам виноват. В мире слишком мало людей, готовых согреть, рано или поздно он сам это осознает. Он прошептал на порозовевшее ушко: — Если ты против, то я уйду. Обещаю, подобное не повторится. Не каждый день у меня игривый настрой. — Я... Мне нужно помыться! С этими словами Се Лянь хлопнул дверью ванной. Рассеянно стоя с грязным свитером в руках, Бай Усян прислушивался к звукам по ту сторону. Вода не включалась, не доносилось звуков шагов или шорохов. Се Лянь отгородился от него, но не защелкнул замок.