Будь мужчиной, Лань Чжань

Лань Чжань открыла глаза на рассвете. Вэй Ин сладко спал рядом с ней, и это был не сон. Он действительно вернулся к жизни, правда, до сих пор не желал ей в этом признаваться. Этот дурачок мог обмануть кого угодно, но только не её. Тело новое, но повадки остались прежние. Одежды столь любимых Вэй Ином тёмных цветов и красная лента в волосах, его манера вести себя раскованно и чуток картинно, привычка дурачиться и пить вино, умение находить выход из безвыходной ситуации… Даже если появление Призрачного Генерала на горе Дафань было случайным, существовало нечто, что могли знать только двое – песню, которую Вэй Ин сыграл тогда на флейте, сочинила и напела для него в пещере черепахи-губительницы Лань Чжань. Никому, кроме него, она не играла эту мелодию. Хоть Вэй Ин и делал вид, что не знает Лань Чжань, и обращался к ней, как к мужчине, это не могло омрачить её радости, которую заметил даже старший брат. Лань Чжань решила, что Вэй Ин ведёт себя так, чтобы: во-первых, не выдать себя, и, во-вторых, не скомпрометировать её. Не мог же он, в самом деле, забыть её признание на Луаньцзан и то, что между ними после этого было. Лань Чжань покусает его, если он посмел всё забыть, и начнёт с этих восхитительных губ, но не сейчас. Сейчас пусть Вэй Ин пока поспит, а она покараулит его сон, как когда-то в юности. Вэй Ин вернулся, и она больше не отпустит его, сумеет защитить ото всех, кто захочет причинить ему вред. Глядя на спящего возлюбленного, Лань Чжань чувствовала себя молодой и счастливой. К сожалению, нельзя было провести так весь день, нужно было возвращаться к выполнению своих обязанностей в ордене. Поэтому вскоре она встала и осторожно оделась, стараясь не потревожить Вэй Ина. Выполняя привычный утренний ритуал, она вышла из цзинши и направилась к холодному источнику. Если бы не правило Гусу Лань, запрещавшее бегать, она бы всю дорогу пробежала вприпрыжку. Переполнявшая её радость была столь велика, что хотелось сотворить какое-нибудь сумасбродство, например, громко запеть или рассмеяться, залезть на крышу, чтобы встретить первые лучи встающего над горами солнца… Но всё это было тоже запрещено. Единственное, что показалось ей уместным в столь ранний час – это раздеться донага и искупаться в ледяной воде. Обжигающий холод сотнями игл покалывал кожу, словно бы сдирая её, но от этого Лань Чжань чувствовала себя снова живой. Потому что после гибели Вэй Ина она не жила, а только безучастно исполняла то, что от неё требовали дядя и правила. Ах, если бы можно было сбросить с себя не только старую кожу, но и напластования горечи и разочарования с души, вновь стать молодой душой и телом, чтобы помолодевший Вэй Ин не сводил с неё глаз, как в юности во время уроков. Внезапно Лань Чжань уловила за своей спиной едва слышный шорох. Она обернулась на звук и встретилась взглядом с округлившимися от удивления глазами Вэй Ина. Несколько мгновений они смотрели друг на друга, а потом Лань Чжань осознала, что совсем голая, и поспешно накинула на себя нижнее ханьфу. *** Когда зрение Вэй Ина сфокусировалось, он понял, что даже помереть не смог нормально и очутился в каком-то сарае. По прихоти судьбы он оказался заключен в тщедушном теле и сразу же огрёб от каких-то простолюдинов, вломившихся в его жилище. А потом еще и нечисть налетела, и пришлось с ней бороться. Память не желала отдавать из своих закромов воспоминания последних дней (или месяцев) жизни. Понять, какого чёрта здесь происходит и какой вообще сейчас год, тоже удалось не сразу. К счастью, юные адепты из Гусу Лань оказались так любезны, что снабдили юродивого племянника пригласившей их госпожи Мо информацией о том, что Старейшина Илина уже тринадцать лет мёртв. Они вообще были довольно добры к нему. Один из них был не по годам умён и сдержан, другой же – боек и прямолинеен, словно и не Лань вовсе. К сожалению, из-за козней демонической руки у Вэй Ина не было возможности поболтать с ними подольше. Юные адепты выпустили сигнальный фейерверк, призывая на помощь старшего. Прибывшим оказался не кто иной, как Ханьгуан-цзюнь во всём блеске своей холодной красоты. Такой же молодой и идеальный, как и много лет назад. Как только Вэй Ин увидел Лань Чжаня, так сразу поспешил улизнуть. Незачем запятнавшему себя тёмным путём и убийствами отщепенцу попадаться на глаза такому преисполненному добродетелей господину. Но, видимо, им было предопределено судьбой сталкиваться вновь и вновь, и Ханьгуан-цзюнь встретился ему снова на горе Дафань. Вроде пронесло – не узнал. Но на третий раз, когда на помощь ему явился сам Призрачный Генерал, а на подмогу Ланятам – Лань Ванцзи, Вэй Ин понял, что вляпался по уши. Потому что тогда на него обратил внимание не только Лань Чжань, но и следивший за племянником Цзян Чэн, и взгляд последнего не сулил Усяню ничего хорошего. И быть бы Вэй Ину снова избитым Цзыдянем, если бы за него не заступился Ханьгуан-цзюнь. К сожалению, на этот раз от второго Нефрита скрыться не удалось, потому что Лань Чжань объявил: "Я забираю этого человека в Облачные Глубины" и потащил его в Гусу. Всю дорогу за Вэй Ином следили мелкие адепты, не позволяя отлучиться дальше, чем на пять шагов от Ханьгуан-цзюня. По мере приближения к резиденции ордена Гусу Лань картины прошлого стали мелькать перед внутренним взором Вэй Ина, но эти воспоминания всё ещё были неполными. Лань Чжань поселил его в цзинши и, как ни странно, обращался с ним не как с пленником, а как с дорогим гостем. Не считая обездвиживания и заклинания молчания, которые применялись регулярно. Но Вэй Ин был сам виноват – незачем было делать вид, что пристаёт ко второму Нефриту. Лань Чжань наверняка до сих пор чист душой и телом, поэтому его покоробило такое поведение Мо Сюаньюя, имевшего, как выяснилось, репутацию обрезанного рукава. Спать в одной постели с Лань Чжанем было здорово, но слишком уж странно. Раньше тот даже прикосновений чужих не выносил, не то, что, когда на него наваливается всем телом такой распутник. Как ни странно, Лань Ванцзи обездвижил его, но после этого почему-то не сбросил на пол и терпел на себе его вес до самого утра. А утром Вэй Ин притворился, что спит, чтобы дождаться, когда Лань Ванцзи отлучится, и дать стрекача из этих долбанных глубин. Мало ли, может, они со всеми пленниками так поступают – сначала накормят, напоят и спать уложат, а потом бац, и в темницу. Нет уж, благодарю вас, благородные господа, я уж как-нибудь обойдусь без ваших допросов. Вэй Ин подождал, когда Лань Чжань уйдёт, и вскочил с кровати. Одевшись, он вспомнил, что не сможет выйти из Облачных Глубин без жетона-пропуска, и решил у кого-нибудь его стянуть. Он даже сообразил, где именно вероятнее всего это незаметно провернуть – у холодного источника, перед омовением в котором всякий здравомыслящий заклинатель должен хотя бы верхнее ханьфу с себя стянуть. А в рукавах верхнего одеяния наверняка можно найти множество полезных вещей. Усяню повезло – в источнике как раз мёрз один из Ланей, а на берегу лежало его одеяние. Вэй Ин подкрался ближе, чтобы вытащить нефритовый жетон из рукава, и разглядел, что по грудь в ледяной воде стоит не кто иной, как Лань Чжань. Видимо, тот что-то почувствовал и обернулся. Усянь уронил челюсть, увидев его грудь. Это была женская грудь! Вместо того, чтобы дать стрекача, Вэй Ин застыл в глубоком недоумении. Лань Чжань некоторое время смотрел(а?) ему в глаза, затем поспешно оделся(лась?). А Вэй Ин так и стоял рядом дурак дураком, неуверенный в том, было ли реальным то, что он увидел, или же ему померещилось. Лань Ванцзи с невозмутимым видом расправил(а?) на себе одежды – вот, что значит, всю жизнь усердно медитировать и читать буддистские трактаты вместо весенних книжек! – Лань Чжань, что с тобой случилось? – сорвался вопрос с языка Усяня, но Лань Ванцзи упорно молчал. – Ханьгуан-цзюнь, Ханьгуан-цзюнь, – раздался поблизости взволнованный голос адепта, а вслед за голосом примчался и его обладатель – тот самый младший адепт, который был совсем не похож на Ланя, несмотря на красовавшуюся на его лбу белую ленту с вышитыми на ней облаками. Ещё одна странность – Лань Чжань не стал отчитывать его за нарушение правил, а сразу спросил: – Что такое, Цзинъи? – В минши Учитель призвал дух лютой руки, но не смог с ним справиться, – ответил запыхавшийся юный адепт.