Будь мужчиной, Лань Чжань

Они уже несколько дней были в пути и, останавливаясь ночевать на постоялых дворах, делили одну комнату и даже одну постель на двоих, но каждый вечер повторялось одно и то же — стоило начать Вэй Ину полушутя-полусерьёзно приставать к Лань Ванцзи, как та его обездвиживала. Лань Чжань ни словом, ни взглядом не давала Вэй Ину понять, что между ними что-то изменилось лишь потому, что он узнал о том, что она — женщина, оставаясь таким же безупречным холодным вторым Нефритом клана Лань, как и прежде. Однако у Усяня складывалось впечатление, что Лань Чжань за что-то на него сердится. Но за что? Он ведь не сотворил ничего такого, чего не делал бы раньше. Разве что его приставания стали более откровенными. Так ведь теперь можно. Или святая Лань Чжань, подобно основателю своего клана, записалась в монахини? Иначе давно бы вышла замуж. Так почему не вышла? И почему продолжает носить мужские одеяния, выдавая себя за мужчину? Неужели ей настолько ненавистны мужчины и сама идея брака с кем-то из них? Стоило Усяню задать хоть один из этих вопросов, как он получал в ответ убийственный взгляд и заклинание молчания в придачу. Казалось, Лань Ванцзи в этом плане ничуть не изменилась со времён их молодости. Разве что, стала намного лояльнее относиться к желанию Вэй Ина прибухнуть, даже иногда сама вино ему приносила, и не абы какое, а «Улыбку императора». Хотя то, что она с самого начала была девушкой, а Вэй Ин столь беспардонно себя с ней вёл, переворачивало многие события прошлой жизни с ног на голову. Наверняка он сильно обидел её, когда назвал на горе Байфэн ледышкой, с которой никто не захочет целоваться. И после того, когда вцепившийся в её ногу А-Юань, ревел благим матом, сказал нечто про суровое лицо. Неужели он осмелился ляпнуть девушке, что ребёнок мог счесть её некрасивой? Где теперь А-Юань? Остались ли от него хотя бы косточки, чтобы можно было достойно их похоронить? Память играла с Усянем в прятки, приоткрывая завесу то над одним воспоминанием, то над другим, но оставляя самые важные последние дни или даже месяцы жизни за плотной густой пеленой тумана. При попытке прорваться сквозь неё, на него накатывали страх и дурнота. Оставалось только догадываться о том, что именно тогда с ним происходило. Была ещё одна странность — хоть Лань Чжань и узнала его в чужом теле, но не стала настаивать на том, чтобы он встал на меч, хоть это значительно ускорило бы их путешествие в Цинхэ, а именно туда их вела лютая рука, натворившая немало бед в деревне Мо. Так что, Вэй Ину не нужно было врать про слабое золотое ядро своего нового тела и можно было с чистой совестью взгромоздиться на спину взятого во временное пользование (читай, украденного) ослика и наслаждаться путешествием, тогда как Лань Ванцзи, сохраняя царственную осанку, с гордо поднятой головой вышагивала рядом, погружённая в свои мысли. Как же хорошо было сейчас просто смотреть на зелень лесов и небесную лазурь, вертя в руках флейту, щуриться яркому солнышку, ощущая его ласковые прикосновения к своей коже, наслаждаться вкусом вина, и смотреть на Лань Ванцзи (последнее он мог бы делать бесконечно). Просто жить, а не выживать, как происходило с ним со времён той проклятой пещеры с черепахой, на съедение которой их оставил Вэнь Чао, чтоб ему в Диюе тыщу лет собственные кишки глодать! И ведь не было после сожжения Пристани Лотосов ни одного дня, когда бы Вэй Ин мог по-настоящему радоваться жизни. Потому что он всё время чувствовал, что что-то кому-то должен, но, больше всего, должен скрывать свою слабость — отсутствие золотого ядра даже от самых близких людей. Усянь не хотел, чтобы его жалели, но в глубине его души всё ещё жил перепуганный маленький мальчик, отчаянно нуждавшийся в любви и заботе и заглушавший эту тоску по нормальной человеческой жизни алкоголем и бахвальством, дескать, хоть я и инвалид без золотого ядра, но всё равно намного круче всех остальных заклинателей. Однако пустоту внутри не заполнить алкоголем и не излечить нарочито беззаботным смехом. Но природа не любит пустоты, и вскоре на месте вырезанного золотого ядра поселилась тьма, подталкивавшая Вэй Ина на то, что он вряд ли сотворил бы, владей по-прежнему собой в полной мере. Сейчас этой клокочущей пустоты внутри него не было. Лишь незначительные отголоски тёмной ци, не способные погасить тёплое сияние слабенького золотого ядра, доставшегося ему в наследство вместе с пожертвованным телом. Довольно слабым в сравнении с его прежним телом, но, к счастью, довольно симпатичным. Вот бы ещё рост оказался чуток повыше, чтобы не приходилось задирать голову, глядя в глаза Лань Чжань. Но, что поделаешь, дарёному коню в зубы не смотрят… Как и дарёным кроликам под их пушистые хвостики. Лань Чжань тогда вроде и не заглядывала под хвосты его живым подаркам, но всё-таки разглядела, что оба кроля были самцами. О! Кстати, ещё один вопрос в общую копилку: как они умудрились в таком случае размножиться, что заполонили целую поляну, и почему их продолжают там держать и даже кормить, несмотря на правило, запрещающее заводить в Облачных Глубинах домашних питомцев? Лань Чжань ведь могла просто выпустить их в лесу неподалёку от Облачных Глубин, но вместо этого сохранила и приумножила кроличье поголовье. Интересно, что она собиралась делать со своим пушным зверьём, вычёсывать их и ткать из шерсти теплые плащи на зиму? А что, белые шерстяные плащи как нельзя лучше подошли бы Нефритам. Вэй Ин рассмеялся собственным выводам и снова поймал на себе неодобрительный взгляд Лань Чжань. Видок у неё сейчас был примерно такой же, как в пещере черепахи-губительницы, перед тем, как Лань Чжань ни за что ни про что укусила его. Хотя, нет, было за что. За трёп про Мянь-Мянь. Это ж надо было ляпнуть, что одной девушке нравится другая… Но кто знал… Вэй Ин и сейчас мало что знал о том, как и чем жила все эти годы Лань Чжань и что происходило в её хорошенькой головке. Потому что она по-прежнему оставалась крайне немногословной. Пожалуй, с беседами у неё сейчас дела обстояли ещё хуже, чем в юности. Словно все эти тринадцать лет она ни с кем не разговаривала. Но этого не может быть, у неё же были ученики (Вэй Ин сам видел, как они пытались с ней общаться), с которыми следовало говорить по долгу учителя, если, конечно, она не задавала им разделы из книг на самопроработку и не устраивала потом письменные контрольные работы по пройденному материалу. В конце концов, у Лань Ванцзи были дядя и старший брат, с которыми, хочешь-не хочешь, приходилось общаться вербально. Хотя с этим старым занудой даже Вэй Усянь предпочёл бы лучше в рот воды набрать. А Лань Сичэнь, за долгие годы тренировок, похоже, в совершенстве освоил искусство невербального общения с Лань Ванцзи. Интересно, а этим двум святошам не жмёт многолетняя ложь касательно настоящего пола второго Нефрита? Интересно, сколько человек вообще в курсе? Вэй Усянь посмотрел на Лань Ванцзи, скорчил страдальческую рожицу и схватился руками за горло. На его собственном невербальном языке это означало, что он до смерти хочет вина и чтобы Лань Чжань проявила снисхождение и сняла с него заклинание молчания. Заклинание ледяная дева не сняла, но за вином сходить соизволила.