Только через мой труп

Следующее утро наступило как кошмарное похмелье. Йен открыл глаза, вздрогнув и тяжело дыша после очередного ужасного сновидения. Мутный солнечный свет падал ему на лицо, просачиваясь из-под рваных жалюзи на грязных окнах. Микки сопел у него на руках, приоткрыв рот и пуская слюни ему на плечо. В течение короткого яркого мгновения он не мог вспомнить, что произошло накануне, пытаясь отдышаться от своего сна. Затем память обрушилась на него как волна. Мэнди пошатнулась и упала на землю. Микки издал тот ужасный крик, который, он наверное никогда не забудет. Копаясь голыми руками в сухой, обожженной земле на заброшенной стоянке за офисным зданием, он помогал Игги рыть неглубокую могилу для своей сестры, пока Лип сидел в метре от него, держась за колени и молча раскачиваясь взад и вперед. - Значит, все было по-настоящему, - подумал он про себя. Все по-прежнему было ужасно. Он посмотрел на Микки, обдумывая, что делать. Он не хотел оставлять его в комнате, чтобы тот проснулся один. Но ему нужно было поговорить с Игги и Липом. Медленно и осторожно он отлепил Микки от себя и уложил его на грязный ковер. Йен нашел свою скинутую рубашку и укрыл обнаженную грудь Микки. Тот был в одних трусах. Йен увидел следы и засосы на его шее с прошлой ночи, а собственные колени саднило, как от ожога. Он позволил себе с минуту гляделок. Даже во сне Микки выглядел измученным. Его кожа была такой бледной, что казалась почти прозрачной. Как раз когда он собрался уходить, глаза Микки открылись. Выражение его лица было спокойным. - Привет, - поздоровался Йен. Микки просто смотрел на него, не двигаясь и не реагируя, когда Йен протянул руку, чтобы нежно обнять его за шею. Йен хотел спросить, как он, все ли с ним в порядке, но это звучало невероятно глупо, поэтому взамен он просто выдержал взгляд Микки. Они смотрели друг на друга, на лице Йена было отчаяние, на лице Микки - усталость и пустота, пока Йен не вспомнил о других людях внизу. - Мне нужно поговорить с Игги и Липом, - сказал он. Это было едва заметное движение, но он увидел, как глаза Микки сузились. Он потер напряженные мышцы у его затылка. - Я сейчас вернусь. Просто оставайся здесь. Все в порядке. Микки не казался убежденным, но Йен все равно заставил себя подняться на ноги и направился на этаж ниже, где он оставил Игги и Липа прошлой ночью, прежде чем присоединиться к Микки наверху. На лестнице без окон было темно, как в заднице, и он двигался медленно, чтобы не споткнуться и не сломать шею. Он толкнул дверь пожарного выхода, вестибюль на этом этаже также мягко освещался ранним утренним солнцем и увидел силуэт Игги, неподвижно лежащего в углу. - Игги, - тихо спозвал Йен, подходя и присаживаясь рядом со старшим братом Микки. Игги, вздрогнув, проснулся, одновременно выбрасывая кулак, и Йен припал к полу навзничь, чтобы избежать удара. - Эй, полегче, это всего лишь я. Игги сел, мучительно потирая глаза. Йен мог поклясться, что он плакал. Наконец Игги перевел свои красные глаза на Йена. - Как он? - он указал на этаж выше, дернув подбородком. Йен устало выдохнул. - Ужасно. А ты как? - Тоже ужасно, - ответил Игги. Йен сел у стены рядом с ним, прежде чем огляделся и заметил, что не видит своего брата. - Подожди, а где Лип? - он почувствовал, как в груди поднимается паника, не сломался ли его брат, не потерял ли он его из-за того, что случилось в течение последних двадцати четырех часов. - Я думаю, он снаружи. Он всю ночь не спал и ходил взад и вперед, не думаю, что он вообще присаживался. С ума сходит от горя, - с чувством сказал Игги. Йен просто посмотрел на него. Впервые он почувствовал, что действительно видит старшего брата Микки. У него было круглое гладкое лицо и широкий нос, который ассоциировался у Йена с лабрадором. Он был похож на Микки, но его глаза были слишком открытыми, слишком мягкими, чтобы действительно напоминать Йену его парня. Что его поразило, так это то, как легко он мог видеть каждую незамысловатую эмоцию на лице Игги. Может быть, именно поэтому Йен и не замечал этого раньше, потому что Игги был как на ладони, как собака, в чьих глазах видно все. Боль на его лице теперь была такой явной, что на нее было невозможно смотреть. Микки всегда высмеивал Йена за то, что он так легко показывал свои чувства, но Йен не думал, что выразит их так, как сейчас Игги. Он всегда принимал братьев Микки как неизбежное, видя в них неотличимую друг от друга стаю агрессивных гопарей. Но Игги поддержал Микки после того, что случилось с их отцом. Игги смирился с тем, что Микки гей. Даже сейчас Игги беспокоился о своем брате и даже, казалось, беспокоился о Липе. Возможно, Йен ступил, не уделяя ему внимания раньше. Он был так поглощен изучением старшего Милковича, что поначалу не заметил, что Игги произносит своим мягким, тягучим говорком. - Знаешь, я всегда завидовал Микки и Мэнди, - рассказывал Игги. - Они вели себя так, будто ненавидели друг друга, но даже когда они были маленькими, они были просто двумя гребаными горошинами в одном стручке. Микки так злился, когда Мэнди играла с другими детьми в квартале, всегда был ревнивым маленьким ублюдком. Он просто с дракой ее оттаскивал, пока другие дети не начинали скучать и не уходили, так что она была полностью в его распоряжении, мелкого засранца. - Игги фыркнул от смеха, и Йен слегка улыбнулся, потому что он определенно видел, как Микки это проворачивает. - У Мэнди был такой характер, я даже не знаю, замечала ли она, что он отмочил. Когда они заканчивали ссориться, то снова начинали играть, и Мэнди забывала обо всех. Так что, может быть, она действительно знала, что он задумал. - Боль на лице Игги стала такой сильной, что Йену пришлось отвернуться. Игги закашлялся, потирая лицо рукой. – Болтаю, хрен знает о чем. Они погрузились в молчание. Йен ковырял подошвы своих теннисных туфель, которые начали отставать, так что шлепали по земле, когда он шел. Он знал, что ему следовало бы составить план по возвращению домой припасов, которые они нашли. Но все утро он думал о Микки среди людей, которые больше не доверяли ему, с тяжестью того, что он сделал, висящей на нем, как саван. Он убил своего отца. Потерял склад. Больше они ничего не нашли. Он убил свою сестру, что не останется тайной надолго. И по выражению глаз Микки этим утром он понял, что пока тот не может бороться за себя. Скорее всего, он даже не попытается. Йен мгновенно испугался за него, как будто думал о новорожденном цыпленке, а не о бывшем малолетнем правонарушителе, которого он все еще боялся, когда они только начинали трахаться. Они не могли вернуться. Микки не мог вернуться, пока не мог. Он знал это с такой же уверенностью, как и свое собственное имя. - Я думаю, вам с Липом следует вернуться на район без нас, - сказал Йен через некоторое время. Игги начал было протестовать, но Йен перебил его - Временно. Он встал, вытянув руки над головой. Боже, как он устал. Или что такое усталость, когда вы только проснулись, но ваше тело продолжает думать, что лучше снова лечь и спать в течение миллиона лет. Игги неуверенно наблюдал за ним. - Я не уверен, как насчет того, чтобы разделиться, - сказал он. - По-моему, это звучит чертовски глупо. Йен пожал плечами. Он тоже видел фильмы ужасов, и объективно, возможно, это была глупая идея, но теперь, когда он сказал это вслух, все прозвучало идеально. Он начинал понимать напряженное, зудящее чувство, которое заставляет человека понять, что ему или ей будет лучше на минуту остаться одному. Он направился к лестнице, чтобы выйти на улицу и найти Липа, оставив Игги с обеспокоенным видом позади себя. Снаружи солнце припекало землю. Йен сразу же вспотел и заметил, что от него начинает ощутимо вонять. Он направился за здание на пустырь, где они похоронили Мэнди. От этой мысли у него закружилась голова. Это было по-настоящему. Это происходило на самом деле. Это случилось, и теперь они застряли в продолжающемся кошмаре наяву. После. Как он и ожидал, Лип сидел у прибитой горки земли, которой они накрыли тело Мэнди. Он обхватил руками колени и больше не раскачивался, а сидел так неподвижно, что Йен подумал, что, может быть, он спит. - Эй, - тихо позвал Йен. Лип не обернулся. Когда Йен опустился рядом с ним на колени, он увидел, что глаза Липа закрыты, но был уверен, что тот не спит. Он выглядел больным. Йену хотелось утешить брата. Смотреть на него сейчас было все равно, что смотреть на оболочку человека. Накануне он был так потрясен, что у Йена промелькнуло, как бы он не причинил себе вреда. Теперь он, казалось, ушел в себя. Йену хотелось утешить его, но он уже чувствовал, как его тянет вернуться к Микки, защитить Микки, тем сильнее, чем дольше он отсутствовал. Вместо этого Йен подождал, пока Лип наконец откроет глаза. Он не смотрел на Йена, не отрывая взгляда от земли перед собой, но этого было достаточно. - Вы с Игги должны вернуться, - сказал Йен. - Возьми еду, которую мы нашли. Мы с Микки будем продолжать искать еще. Он услышал, как его голос стал жестче. - Постарайся дать Фионе и детям, а также Кеву и Ви как можно больше. Я не думаю, что там достаточно, чтобы всем хватило надолго. Он знал, что это было хреново - активно выражать свое желание спасти людей, которых он любил, а не всех в районе, который он помогал защищать вместе с Микки, но ожесточился. - Ты не пойдешь со мной? - спросил Лип мертвым голосом. - Я останусь с Микки, - сказал Йен. - Так вот в чем дело. Ты, блядь, загорелся мгновенно спасти Фиону и ребят от какого-то таинственного предчувствия, о котором ты никому из нас не можешь рассказать, а теперь просто: "Пошли вы нахер, ребята, я иду играть в семью со своим парнем?" - отрапортовал Лип. Его голос звучал так, словно он пытался возмутиться, но забыл, как это делается, голос был ровным, а глаза не отрывались от могилы Мэнди перед ним. При имени Фионы сердце Йена дрогнуло. Он все еще паниковал из-за нее. Он снова видел ее во сне прошлой ночью, босую, одетую в рваную, окровавленную одежду, зажимающую рукой рану на лице и смотрящую на Йена через железнодорожные пути. "Йен, вернись домой", - сказала она как раз перед тем, как в нее врезался поезд. Потом он проснулся, тяжело дыша, вспоминая все, что было с Мэнди вчера. - Я беспокоюсь о Фионе, - осторожно произнес Йен. - Я думаю, что-то может быть не так. Вот почему я считаю, что вам с Игги лучше вернуться сейчас, а не нам всем оставаться здесь дольше, чтобы найти еду. - Это чушь собачья, и ты это знаешь, - сказал Лип. Йен закашлялся, неловко потирая нос. Солнце жгло ему затылок, и он знал, что к концу дня сгорит дотла. - Я не понимаю, что ты имеешь в виду. - Это не стратегия, ты просто хочешь остаться с Микки, - сказал Лип, слегка скривив губы. Хотя сначала Йен открыл рот, чтобы возразить, он снова закрыл его. Лип был прав. Лип всегда был умнее него. Если Йен наткнется на еду, это будет бонусом и сюрпризом, потому что он не собирался искать ничего, кроме того, что им с Микки может понадобиться для выживания. Прямо сейчас он так отчаянно беспокоился о Микки, что все, чего он хотел, это спрятаться с ним где-нибудь и обнимать его, пока ... пока... Он не был уверен, до каких пор. Но импульс был настолько силен, что он знал, что последует ему, даже несмотря на желание вернуться домой и убедиться, что с его семьей все в порядке. Это была отрезвляющая мысль, от которой его слегка тряхнуло. Лип был прав, все это чушь собачья. Как он мог подумать о том, чтобы не идти домой? Может быть, он тоже помешался от горя вчера? Он закатил глаза, потому что, конечно, это было не так, у него просто не было времени на размышления. Ему нужно было держать себя в руках. Ему нужно было быть спокойным, в спокойствии нуждались все прямо сейчас, или, по крайней мере, в нем нуждался Микки. - Прости, Лип, - сказал Йен. - Он не может вернуться прямо сейчас, а я не могу оставить его. - Хорошо, - ответил Лип. - Я и не хочу видеть вас там. Я не хочу вас рядом. Йен попытался урезонить его, в его голосе прозвучала боль. - Лип, ты же знаешь, что это был несчастный случай. Микки не хотел. Это мог быть любой из нас. Это был несчастный случай, - повторил он. Впервые Лип повернулся так, чтобы посмотреть на Йена, и Йен увидел, что его глаза пылают гневом даже сквозь слезы. - Ты, блядь, думаешь…Я знаю, что это был гребаный несчастный случай. Ты думаешь, я, блядь… пошел ты. Просто, пошел ты, Йен. Йен был так смущен. Он протянул руку, чтобы коснуться Липа, чтобы попытаться как-то успокоить своего старшего брата, которому было очень больно, но Лип отдернул плечо и поднялся на ноги. Йен тоже встал, настороженно наблюдая за Липом. - Я не хочу, я не могу быть рядом с тобой, - сказал Лип. Его слова начали терять свои омертвевшие границы. - Я не могу… Я не могу смотреть на вас вместе. Я видеть вас не могу, - он слегка задыхался, беспокойно расхаживая по комнате. - Я не могу видеть вас двоих, смотреть на вас вместе и знать, что Мэнди... знать, что она... боже, черт. Блядь, блядь. Черт возьми, - Лип обхватил голову руками и начал плакать уже всерьез, присев на корточки так низко, что казался свернувшимся калачиком на земле. Йен почувствовал влагу на щеках, но не понял, что плачет. Он вспомнил, как Лип сказал, что на самом деле завидовал Йену и Микки, и как удивился Йен, услышав это признание. Теперь он просто оцепенел. Машинально он снова потянулся, чтобы прикоснуться к брату, но Лип резко встал. Он отчаянно потер глаза и лицо. - Я схожу за Игги. Мы уберемся отсюда, как только сможем, - сказал Лип. Он вошел в здание, протиснувшись мимо Йена с такой силой, что тот потерял равновесие и споткнулся. Йен смотрел ему вслед, размышляя о том, что Лип, похоже, больше злится на него, чем на Микки. Как будто он винит Йена в том, о чем понятия не имеет. Прежде чем последовать за Липом внутрь, он обернулся, чтобы посмотреть вниз, где была похоронена Мэнди. Он хотел, чтобы комфорт нереальности происходящего снизошел на него. Он думал, что было бы намного легче, если бы все казалось сюрреалистичным, похожим на сон, но этого не произошло. Все виделось сокрушительно ясно, пронзительно и интенсивно, как будто в высоком разрешении. Он прощался с лучшим другом, который у него когда-либо был. Он подумал о Мэнди, предлагающей стать его бородой в школе. О том, как она рассказала ему о своем отце и о том, что этот монстр сделал с ней. Он думал о Мэнди, слушающей, как он тоскует по ее брату, не зная, что это ее брат, терпеливо позволяя Йену снова и снова анализировать каждый аспект их отношений. Он подумал о ее смехе, резком, заразительном и иногда немного пугающем. Он подумал о том, как счастливо, с какой надеждой она заставляла его глядеть в будущее, пусть даже всего на день. Он подумал о ее глазах, о ее улыбке. Ее неистовая преданность, ее бесстрашие и ее уязвимость, которые всегда разрывали его сердце из-за нее в лучшем смысле. Внезапно ему показалось невероятно важным прокрутить в голове каждое воспоминание о ней. - Я люблю тебя, - подумал он, - и я обещаю, что позабочусь о Микки, - отправив сообщение во Вселенную, надеясь, что Мэнди каким-то образом его получит, он повернулся и вошел в дом вслед за Липом. Добравшись до второго этажа, он увидел Микки, сидящего рядом с Игги, оба у стены с расстоянием в полметра между ними. Они не разговаривали. Лип взволнованно расхаживал по комнате. Йен подошел и опустился на колени перед Микки, положив руки ему на плечи. - Микки, - позвал он. Микки посмотрел на плечо Йена, затем в его глаза. - Галлагер, - эхом отозвался Микки. Он был не похож на себя, но Йена это не удивило. - Игги и Лип возвращаются. Мы с тобой останемся. Обычно Йен мог ожидать долгой, напряженной дискуссии, которая переросла бы в спор, превратившийся в крик, потому что отстранение казалось последней вероятной реакцией Микки. Но сегодня тот пожал плечами. - Хорошо, - ответил он. Игги еще немного попытался отговорить Йена. Это было небезопасно для них двоих, сказал он. Возможно, им понадобится их помощь. Как они сообщат им, если дома действительно что-то пошло не так? Йен уклонился от разговора, потому что у него не было контраргументов. Вместо этого он мог только пообещать, что они вернутся домой через неделю. Игги смягчился лишь тогда, когда посмотрел и увидел, как Микки завис рядом с Йеном, в основном молча, его взгляд скользил по пейзажу. Он казался таким уязвимым, таким непохожим на себя. Йен был поражен тем, как Мэнди, вероятно, хотела бы сделать то же самое, спрятаться, чтобы защитить своего брата. Ее всегда тянуло защищать испуганных и сломленных. Он не мог знать наверняка, но решил, что, возможно, Игги думает о том же. - Позаботься о нем, - наконец сказал Игги себе под нос, однако Йен был уверен, что Микки услышал. Они нашли тачку с полуотвалившейся ручкой на стоянке в одном квартале и погрузили в нее припасы, найденные в подвале, оставив один мешок риса, хлеба и консервов для Йена и Микки, а остальное накрыли заплесневелым брезентом. Лип даже не взглянул на Йена, прежде чем уйти, все еще сдерживая свой сбивающий с толку, жгучий гнев на Йена, но он некоторое время постоял перед Микки, как будто пытался что-то сказать. В конце концов, они с Микки секунду смотрели друг другу в глаза, а затем Лип повернулся, чтобы уйти. Было ужасно печально видеть, как два парня уходят, таща тачку за собой. Йен понял, что чувствовал Микки в самом начале, когда сама мысль о людях, разбегающихся через баррикаду, казалось, наполняла его стрессом. Когда Игги и Лип отошли в сторону, Йена охватило чувство бессилия. Ему пришлось напомнить себе, что у Игги и Липа есть оружие, они могут позаботиться о себе. Он увидит их через неделю. А до тех пор они смогут позаботиться о соседях. Он повернулся к Микки, который наблюдал за ним. - Спасибо, что не стал заставлять меня вернуться, - наконец сказал Микки. - Я не знаю… Я не смогу. Никогда. - Конечно сможешь, - сказал Йен. - Просто еще не сейчас. Микки не стал спорить с поправкой, Йен воспринял это как хороший знак. Он дал Микки немного уединения на парковке, где была похоронена Мэнди. Микки вернулся через десять минут с перекошенным лицом, но Йен не стал задавать ему никаких вопросов. Вместо этого он пошел впереди, направляясь на восток, к воде. Йен особенно нервничал, прогуливаясь по городу сейчас, после того, как их преследовал тот косяк зомби накануне, поэтому держал их в тени, ныряя в переулки каждые несколько кварталов и петляя вверх и вниз по перекресткам в попытке сделать их как можно более трудной для преследования целью. Они никого не видели, ни живого, ни мертвого, но Йен не был уверен, было ли это из-за осторожности, с которой он следил за их маршрутом, или из-за чего-то еще. Микки молча следовал за ним, его лицо ничего не выражало. Он отказался носить оружие, поэтому у Йена было четыре штурмовых винтовки, висевших на шее, и два пистолета, засунутых за пояс. Они были чертовски тяжелыми, и нейлоновые ремни раздражали кожу, но он не жаловался. Он хотел нести любую ношу, которую ему даст Микки, даже если это будет просто оружие. Пока они шли, Йен не мог не думать о том, что начинало казаться провальным планом. Всего неделя. Недели было недостаточно, чтобы пережить трагедию. Недели было недостаточно даже для того, чтобы пережить внезапную смерть любимого персонажа в телешоу, поэтому Йен не настолько заблуждался, чтобы думать, что исцеляет Микки, давая ему семь дней наедине с собой. Ну, с собой и Йеном. Но он не знал, что еще делать, и когда он смотрел на Микки, все, что он видел, была большая, открытая рана. Поэтому он решил, что, по крайней мере, может дать ему немного времени... Он нашел кондоминиум с видом на озеро Мичиган. Однажды он был там на вечеринке с Недом, он помнил, что это было гламурно и весело, но больше всего то, что в кондоминиумах были прочные двери и окна, выходящие на пляж. Ему пришлось выбить стекло во входной двери вестибюля, но оно все равно было наполовину разбито, и, оказавшись внутри, он решил, что кто-то или даже много кто уже обыскали это место. Они перешагнули через разбитое стекло и обломки, чтобы добраться до лестницы. И снова Йена поразило, насколько везде было пусто. Он хотел знать, где остальные люди. Неужели все, кто выжил, просто сбежали из города? Почему осталось так мало людей? Он подумал, что, возможно, они прячутся в других квартирах, но он не слышал никаких звуков жизни, когда они шли по коридорам. На третьем этаже Йен наконец нашел квартиру с открытой дверью. Внутри никого не было, мебель была частично разрушена. В спальне оказался только пружинный матрас, ненадежно свисающий с рамы кровати. Он провел Микки внутрь и закрыл дверь, сделав бутерброды с арахисовым маслом на сухом черством хлебе для них двоих, которые Микки съел, позволив Йену обнять его. В течение следующей недели Йен дал Микки возможность задавать темп. Микки почти не разговаривал, но немногословно отвечал, когда Йен задавал ему вопросы. Они не говорили ни о Мэнди, ни о соседях. На второй день они отправились на пляж и поплавали в холодной озерной воде, оба вымылись с гелем для тела с персиковым ароматом, который нашли в кондоминиуме. На третий день Йен обнаружил коробку черствых хлопьев "Капитан Кранч" в круглосуточном магазине под зданием кондоминиума, и Микки почти улыбнулся, когда они съели ее. Они занимались сексом каждую ночь, бездумно тратя смазку, которую нашли в клубе, оба слишком отчаялись, чтобы как-то распределить ее. Микки был необычно молчалив, когда они трахались теперь, так напряженно, как будто он каждый раз хотел потеряться внутри Йена. Йену приходилось быть осторожным, чтобы не обнимать Микки слишком крепко, не давить слишком сильно, в отчаянии пытаясь его поглотить. Это было похоже на неделю вне времени, и на этот раз Йен был впечатлен их удачей. Он наблюдал за горизонтом из окна кондоминиума, и время от времени видел зомби, мечущихся как птицы по улицам внизу. Он никогда не замечал людей. Если он позволял себе забыть обо всем на мгновение, казалось, что они с Микки были единственными живыми существами на земле. Он почти мог притвориться, что они живут в этой квартире, что у них нормальная жизнь, а весь мир не является полностью разрушенным. Вечером шестого дня они сидели во внутреннем дворике кондоминиума, Микки тихо слушал болтовню Йена. Тот был на грани, размышляя о том, как Фиона подбадривала всех детей, когда они были маленькими. Он посмотрел на лицо Микки и поймал себя на мысли - вот бы быть столь же успешным в утешении поникших духом, как Фиона, несмотря на то, что она зачастую сама была самым грустным человеком, как думал Йен. - Когда я грустил в детстве, она всегда позволяла мне смотреть "Звуки Музыки", помнишь тот мюзикл с няней, австрийскими детьми и нацистами? - Йен почувствовал, как уголок его рта приподнялся при воспоминании. - Черт возьми, она умела подбодрить меня, но этот фильм был ее величайшим трюком. Это всегда делало все лучше, несомненно. Он был ошеломлен тем, как сильно ему вдруг стало не хватать Фионы. Того, чтобы Фиона была главной. Он хотел, чтобы она была здесь и помогла исправить эту невозможную ситуацию, как она всегда делала в прошлом. Возможно, проблемы Йена никогда не были такими сложными, когда он был маленьким, но способность Фионы делать его счастливым в самые грустные времена, превращало ее в его небольшое божество. Если у него был плохой день в школе, если Лип слишком сильно дразнил его, или когда Моника или Фрэнк откалывали что-то умопомрачительно бесстыжее в качестве родителей, что у Йена возникало ощущение, будто у него вышибло дух, Фиона сажала его перед старым телевизором и включала видеозапись "Звуков Музыки". Он обожал весь фильм, от начала до конца, но его самой любимой частью была сцена, когда Джули Эндрюс пела, чтобы заставить всех этих австрийских детей успокоиться во время грозы. Иногда, когда гостиная была в его распоряжении, он останавливался и перематывал сцену снова и снова, пока не начинало казаться, что он живет в этом фильме, как сам фон Трапп. - Я думаю, что смотрел этот фильм каждый раз, когда был расстроен, пока не стал слишком взрослым для этого. В последний раз было.... - Он прищурился, пытаясь вспомнить. - Черт. Восьмой класс. Как жаль, что мы не можем посмотреть его прямо сейчас. Он замолчал, погрузившись в собственные мысли, и не заметил, что поет эту песню няни себе под нос, пока не попытался взять высокую ноту, и его голос немного дал петуха, поэтому он переключился на припев. Когда Микки заговорил по своей собственной воле, Йен был так поражен, что чуть не подавился словами, которые напевал, и в конце концов слегка закашлялся. - Это, - медленно произнес Микки, его голос был хриплым и глубоким от долгого молчания, - возможно, самая веселая вещь, которую я когда-либо слышал. Йен настороженно наблюдал за ним. Поначалу лицо Микки ничего не выражало, но Йен видел, как эмоции медленно перемещаются по уголкам его глаз, носа и рта, как альпинисты, взбирающиеся на вершину. Он не был уверен, что видит, пока плечи Микки не задрожали. Он подумал, что, может быть, Микки плачет, но потом смех начал срываться с его губ, громкий и неконтролируемый. Йен тоже ухмыльнулся, а затем начал хихикать, поскольку Микки не ошибся, это определенно было одно из его наиболее забавных признаний. Через некоторое время смех перешел во вздохи, а они превратились в рыдания, и на этот раз он действительно плакал и позволил Йену крепко обнять себя за плечи. - Черт возьми, - пробормотал Микки через некоторое время, всхлипывая. Йен почувствовал невероятную волну облегчения, нахлынувшую на него при этом звуке. По крайней мере, он снова казался самим собой, хотя и невероятно грустным. - Ты когда-нибудь видел "Звуки Музыки"? - спросил Йен, пытаясь его разговорить. Микки вздохнул, расслабляясь рядом с Йеном. - Ответ отрицательный. - Ты упустил нечто, позволь заметить. Это просто фишка семьи Галлагеров, примерно с 1996 по 2004 год или что-то в этом роде. - Чушь собачья, что ты в последний раз смотрел его в восьмом классе, - сказал Микки после паузы. Йен улыбнулся в волосы знакомому насмешливому тону. - Ладно, карты на стол. Кажется, я смотрел его с Дебби в апреле. Хотя в восьмом классе я в последний раз смотрел его сам. После этого мне оставалось только слоняться вокруг, ожидая, когда младшие дети засунут кассету в видик. Микки посмотрел на него торжествующе, как будто Йен признался в чем-то потрясающем, а не в том, что его любимым фильмом был ебучий мюзикл, и Йен наклонился вперед и нежно поцеловал его. Микки подвинулся так, что оказался почти на коленях у Йена, и тот обнял его, притянув так близко, что грудь прижалась к груди. Они целовались, пока у Йена не перехватило дыхание, пока Микки не застонал, но очень тихо. Они целовались до захода солнца, и Йен, наконец, отстранился, чтобы уткнуться головой в голову Микки. - Я люблю тебя, - прошептал Йен. Микки не ответил, но Йену это было и не нужно. Он просто позволил Микки прижаться к нему поближе. Они просто сидели, удобно устроившись в тишине. Йен надеялся, что он помогает, надеялся, что каким-то образом он сможет заглушить ужас того дня в подвале. Но большая часть его знала, что на самом деле он ничего не мог сделать. Он знал, что потеря - это то, с чем долго трудно справиться, если вообще возможно. Это просто сидит внутри тебя, поэтому каждый день ты сталкиваешься с этим, со знанием в твоем сердце, что человек ушел, что ты становишься старше, а он навсегда останется в том же возрасте, удаляясь от тебя на полюсах времени. Микки никогда не переживет этого, так же, как и Йен тоже не переживет, но у Микки был дополнительный вес его собственной мучительной вины. Йен не мог себе представить, на что это похоже. Все, что знал Йен - он был полон неистовой потребности защитить Микки. Он сделает все, чтобы Микки снова был в порядке. Он усилил объятья, его руки слегка дрожали, когда он пытался не сжимать их слишком сильно. Утром седьмого дня Йен проснулся от другого кошмара. На этот раз он едва мог его вспомнить, задыхаясь, сидя на пружинном матрасе, за исключением того, что сон был более жестоким, чем другие, и что на этот раз к Фионе присоединились Карл и Дебби. Эти ночные кошмары выходили из-под контроля, и он также не мог избавиться от напряженного чувства паники, которое оставалось после них. - Йен? - спросил Микки рядом с ним, разбуженный резким движением. Йен взглянул на Микки. Микки свернулся калачиком вокруг бедра Йена, его глаза затуманились со сна. Йен не хотел спрашивать, но он знал, что они не могут больше ждать. - Как думаешь, ты готов вернуться? Микки, казалось, задумался. - Я не считаю, что когда-нибудь буду готов, так что мы могли бы просто, блядь, покончить с этим, - ответил он, и Йен ухмыльнулся, потому что это был подлинный ответ в стиле Микки. Он был не в порядке, но и не потерял себя, и Йен подумал, что это все, о чем он действительно мог просить. Что было по-своему благословением, предположил он, потому что они больше не могли откладывать. Сегодня они собирались отправиться домой.