Стерва

Выходные пролетели со скоростью света. Каждый в своей квартире переживал новый спектр эмоций. Воскресный ужин был прекрасен, как и повар, что его готовила. Домашняя, но до жути романтичная обстановка поселила в душе Третьяковой то самое спокойствие, о котором она так долго мечтала. Они лежали в кровати и нежились в объятиях друг друга. Лаура Альбертовна находилась сбоку чуть ниже груди девушки, а ее голова вместо подушки покоилась на животе Третьяковой, рука обнимала талию и указательным пальцем водила вокруг пупка. Маша перебирала и поглаживала густые пряди учительницы. Все так же прекрасно бы и продолжалось, но телевизор и своеобразный светильник вдруг отключились. — Все, кино не будет — электричество кончилось. — в актерской манере сказала Маша. — Думаешь это надолго? — Не знаю, надо проверить, что вообще выключилось. Розетки точно не работают раз телек и лампа выключились. — девушка встала нажать выключатель, — Свет тоже не работает… — Можно предположить, что выбило пробки, но с чего бы это? — Лаура, я пойду на площадку выйду и посмотрю щиток. — А ты в этом понимаешь? — Не знаю, немного. Может кто-то ремонт делает и закоротило… Надо смотреть, в общем. — Хорошо… Маша ушла и оставила открытой входную дверь. Лукина продолжила отдыхать свой выходной, который подходил к концу, в постели. Прошло уже полчаса, а девушки все не было. Это стало немного напрягать, но и выходить из квартиры преподавательница не решалась. Вдруг соседи и правда делали ремонт, а Маша с ними сейчас стоит и разговаривает. Ее появление могло бы создать кучу проблем Третьяковой, когда приедет ее мама. Соседи могли без задней мысли спросить, что за женщина была у ее вояки в квартире. Через такой же промежуток времени стало еще больше не по себе. Лаура Альбертовна начала звонить Маше в надежде, что та захватила с собой телефон. Гудки и еще раз гудки… Ответа не было. Резко включается телевизор и свет! Женщина обрадовалась и поняла, что Третьякова решила эту проблему, но вот где она сама? Прошло еще десять минут, а девушка не появилась. Преподавательница вышла в тамбур и посмотрела в глазок входной двери. На лестничной площадке никого не было и она снова начала набирать Машу. По ту сторону двери и где-то в глубине подъезда было слышно мелодию звонка, которая тут же обрывалась. Лукина заметно напряглась и даже ощутила странное чувство страха… Еще через пять минут она психанула и хотела выйти из квартиры, как дверь открылась и понятно кто это был. — Третьякова!!! Ты нормальная?! — истерично прикрикнула женщина. — Лаура, ты чего? — Маша подпрыгнула от неожиданного тона. — Ты где была?! Я чуть не двинулась от страха, почему на телефон не отвечаешь?! — Тихо, красивая! Успокойся! Ты чего панику подняла? — Тебя не было больше часа, на телефон не отвечаешь, но он звонит в этом чертовом подъезде, свет дали, но тебя нет! Знаешь, как я испугалась?! Уже начала думать неладное! — Лукину прорвало и она слегка ее треснула кулаком в плечо. — Лаура я… — Не надо меня тут успокаивать! — тон стал еще выше. — Так, все ясно с тобой. — Маша поняла, что лучше сейчас просто молчать и делать. Она начала аккуратно заталкивать женщину из тамбура в квартиру, а та продолжала громко читать нотацию. Они переступили порог и дверь закрылась. Третьякова обняла ее за талию и усадила на банкетку в прихожей. Учительница плюхнулась и почувствовала, что ее рот ласкают девичьи губы. Лаура все еще была зла, но закончила свою истерику. — Идиотка… Знаешь, какие ужасы мне уже в голову лезли? — через пять минут тон стал спокойным и учительница смягчилась в скандале. — Красивая, вот напридумываешь себе и сама переживаешь! Кому я нужна? — В первую очередь, мне! Не забывай сколько людей нас ненавидят и желают зла! Сама на меня ругалась, а теперь чего? Маша… Прошу, не делай так больше никогда… — Думала бабка подослала киллеров или Кузнецова, чтобы убить меня в собственном доме? — посмеиваясь, Маша думала, что так еще больше разрядит обстановку. — Все тебе шуточки! Вот все шуточки, Третьякова, вот мне вообще не смешно! Еще эти твои соревнования! Я каждый день об этом думаю, а с приближением этой даты мне становится до ужаса плохо… — голос железной леди дрогнул и она отвела взгляд. — Эй, учительница… Прекрати, пожалуйста… — Маша сильно чувствовала себя виноватой, — Лаура, посмотри на меня? Мы же уже все обсудили, все будет нормально. — Ладно… Где ты была так долго? — У меня для тебя сюрприз! — тянув улыбку, заявила девушка. — Опять? Третьякова, как ты это делаешь? Теперь понятно в чем было дело! — Ну, не опять, но я спонтанно и буквально, только что придумала его! — Да? Это как же так получилось? — преподавательница обняла ее за шею и смотрела в глаза будто пытала. — Случайно! Увидела одну вещь и сразу подумала, что тебе это может понравиться! — Маш… Ты не перестаешь меня удивлять, но я тебя убью когда-нибудь за такое… — Так ты хочешь посмотреть сюрприз? — А у меня есть выбор? — Нет. — Тогда показывай, хулиганка! — До него надо идти. Надень штаны и кроссовки обязательно. — Мы идем на пробежку? — шутливо подколола женщина. — Нет, я пока не готова к здоровому образу жизни! — Маша смеялась от всей души. — Конечно, ты и не пытайся! Зачем тебе, когда я тебя после сюрприза убью? — Одевайся уже, гроза учеников! — Зараза! — женщина скрылась в комнате, а Маша и сама начала надевать другую обувь. Через пять минут все были готовы и они вышли из квартиры, закрыв дверь на ключ. Маша вызвала лифт, а учительница недоверчиво поглядывала в ее сторону. — Маш, может мне надо было приличнее одеться? В домашней футболке и ты тоже… — Нет, на нас там смотреть некому. Лифт приехал и они зашли. Третьякова нажала семнадцатый этаж и они поехали вверх. Они вышли и двинулись в сторону лестницы на самый верх. В конце ступенек была железная решетка, которая отделяла этаж с квартирами от входа на крышу. Маша тихо потянула на себя решетку и дверь открылась. Лаура Альбертовна не ожидала такого. — Третьякова, ты вот сейчас это серьезно? — Тшшш, громко не разговаривай и заходи скорее! — Маша, ты с ума сошла, а если нас поймают или закроют?! — ругалась шепотом учительница, но все же, она пошла за белокурой хулиганкой. — Не закроют, я замок обратно сейчас повешу будто он так и был, а ключи я сперла пока тут какой-то мужик что-то делал. Он уже уехал, не стал долго искать их. — Точно ненормальная. Господи, Лукина, чему ты вообще удивляешься? Я бы сейчас тебе могла сказать, что догадывалась за кого выхожу, но мы не женаты! — Так, ты подожди, мы это еще исправим. — спокойно сказала девушка, держа ее за руку и вела за собой. — Это еще такой скрытый смысл того, что ты мне предложение делаешь? — коварно интересовалась учительница. — Нет. Ты же еще со свекровью не познакомилась! — Третьякова прикусывала язык, чтобы не заржать на все помещение. — Ах ты… — Тшшш! Хи-хи! — Маша открыла дверь, которая вела уже на саму крышу и в темноте появился свет ночи. Они вышли на крышу где слегка шумел ветер. — Вау! — от восторга сказала учительница. — Лаура, только аккуратно и под ноги смотри, и следи, чтобы за провода не зацепилась. — Угу, я знаю. Третьякова, вот не стыдно тебе? — Мне?! — Конечно! Заставила педагога, да еще и женщину зрелого возраста в вот такое ребячество себя позволить втянуть!!! — Лаура Альбертовна, моя вы зрелая женщина, вот не лукавьте сейчас! Еще скажи, что тебе не нравится? — Котенок, нравится… Очень нравится… Правда, немного страшно, но не прям уж сильно. — Не бойся, уже ночь, воскресенье… Все спать рано ложатся и никому дела нет до этой двери. — Хорошо. Я тебе полностью доверяю и мне с тобой не страшно. Вояка… — учительница со смущением и нежностью наблюдала за серьезной Машей, которая держала все в своих руках, а в том числе и ее саму. Пол крыши был покрыт каким-то шершавым материалом, который напоминал асфальт, но был очень мягким, как резина. Третьякова села на пол и открыла рюкзак, доставая из него большой плед и начала расстилать. — Маша, признавайся, трюк со светом — это было часть твоего плана? — Нет, я же не чародейка, как вы Лаура Альбертовна! Просто в нужный момент просекла фишку и придумала вот такой сюрприз. — А плед у тебя откуда тогда? — Ты пока переодевалась, я быстро сняла его в ванной с лески и положила с собой. Лаура, не смотри так на меня и садись. — улыбаясь самой себе, просила девушка. — Ох, Третьякова… Преподавательница села на зеленый большой плед и Маша к ней присоединилась. Огни из окон спального района переливались разным цветом за счет множества оттенка штор. Фонари освещали пустые весенние улицы, а ночной запах весенних и цветущих деревьев создавал какую-то отдельную атмосферу. Третьякова сидела рядом, согнув колени и обнимала ее за талию. Не нужно было слов, хотелось просто молчать и наблюдать за красотой с высоты многоэтажки, но лишь бы она была рядом. Только с ней все приобретало цвета и краски, вся жизнь перестала быть черно-белой… Учительница в наслаждении прикрывала голубые глаза, когда ей в лицо дул свежий ветер и развивал ее волосы. Мягкая тишина незаметно для преподавательского взора сменилась на звук музыки и легкого пения Третьяковой. — Жил был художник один… Домик имел и холсты-ы-ы-ы… Но… Он актрису любил — Маша посмотрела направо в ее сторону и уловила взгляд с приподнятыми бровями, — Ту-у-у-у, что люби-и-и-ла цветы… — из ни откуда Третьякова достает цветочек красной розы с коротким стеблем и протягивает ей в руку. — Маша… — Лаура удивленно умилялась такому внезапному жесту и приняла цветок. — Он тогда продал свой дом, продал картины и кров… И на все деньги купил. Целое море цветов… — девушка с улыбкой, но очень умиротворенно продолжала петь, — Миллионы, миллионы, миллион алых роз… Из окна, из окна, из окна видишь ты… Лаура Альбертовна чувствовала безумный трепет в груди от этой песни. Из телефона она немного отличалась от оригинала, но это было не важным. Все ее внимание было приковано к Маше, что снова с неким сумасшествием выражала ей свои чувства. — Кто влюблен, кто влюблен, кто влюблен и всерьез… Свою жизнь для тебя превратит в цветы… — Третьякова указала на нее пальцем и встала с пледа. Девушка пела и начала слегка покачиваться в разные стороны, как бы танцуя. Лауру это забавляло, но так грело все внутри. Хотелось и плакать, и смеяться от переполнения эмоций. — Утро-о-о-ом ты встанешь у окна… Может сошла ты с ума? Как продолжение сна… Площа-а-адь цветами полна… Так холодеет душа… Что за богач здесь чудит? А под окном чуть дыша, бедны-ы-ы-ый худо-о-о-ожник стоит… Лукина только сейчас поняла смысл этой песни и почему Маша ее напевает… В голове стали всплывать всех их хорошие и не очень моменты. Портрет, который ей подложила тогда Третьякова, заставил ее заново прийти в восторг от этих воспоминаний… Воспоминания: Она взяла в руки тот самый учебник, чтобы посмотреть темы на будущее. Она заметила, что из-под страниц внутри торчит какой-то кусочек бумажки. Женщина вытянула листочек в клеточку и замерла… На нем был ее маленький портрет. Сомнений в том, кто это сделал у нее не было, но на долю секунды в следующие пять минут она засомневалась. Лист не был подписан. Ей было очень приятно, что у нее есть поклонники или поклонник. — Или поклонница… — прошептала себе под нос. Никогда в жизни ее никто не рисовал, в сердце поселилось тепло, которое переплеталось с горем… Точно так же, как и ее художница перед этим, учительница легонько провела по листику своими изящными пальцами и погрустнела. — Да, ты рисуешь, когда слишком плохо или слишком хорошо… — прошептала в легкой улыбке преподавательница и продолжила любоваться такой влюбленной ученицей. — Миллионы, миллионы, миллион алых роз! Из окна, из окна, из окна видишь ты… Кто влюблен, кто влюблен, кто влюблен и всерьез… — она снова очарованно посмотрела на учительницу, — Свою жизнь для тебя превратит в цветы… — рука на этих словах прижималась в сердцу и показывала в сторону преподавательницы указательным пальцем, как бы говоря о том, что ее сердце принадлежит только ей и она хочет ради нее всем пожертвовать и все отдать, лишь бы та была самой счастливой на свете. Учительница прижимала пальцами к груди красный цветочек и то поглядывая в сторону девушки мило смущалась, то краснела и отводила слегка в сторону глаза. Ее губы расплывались в счастливой улыбке, а глаза светились будто у ребенка, который верит в сказки. Она и сама сейчас думала о том, что она находится в какой-то сказке. Ни разу в жизни ни от кого и ни у кого она не видела такой искренней и чистой любви, что дарила ей эта безбашенная, но такая только рядом с ней мягкая и добрая девушка… Третьякова продолжала напевать и начала показывать какие-то безумные трюки будто она какой-то артист из цирка. — Миллионы, миллионы, миллион алых роз!!! — голос стал петь громче и она сделала солнышко. — Тише ты, сумасшедшая!!! — смеялась учительница. — Да кому мы тут нужны? Все спят давно! Из окна, из окна, из окна видишь ты-самая любимая и прекрасная, Лаура-а-а-а Альбе-е-ертовна!!! Свою жизнь для тебя превращу в цветы!!! — Маша напевала еще громче и сделала сальто, а после напрыгнула на учительницу. Та плюхнулась спиной назад и громко смеялась! — Ха-ха-ха! Маша Третьякова!!! Вы больная на всю голову!!! — Ммм! Как тут можно быть в себе, когда такая красавица сидит и смотрит своими обворожительными глазами? — девушка взяла у нее из руки цветок и положила в сторону. Поцелуи усыпали лицо женщины, а она продолжала радостно смеяться и слушать эту песню, что доносилась буквально возле уха сбоку от нее. — Ха-ха-ха! Уймись, бешеная! Третьякова!!! Ха-ха-ха! На нас сейчас полицию вызовут! — Пускай! Я им потом тоже вызову машину. На скорой покатаются! — Маша шутила с серьезным лицом, от чего задорный смех учительницы стал еще громче. — Маша!!! Как тебе не стыдно?! Бесстыжая!!! Мммм… — ее губы слились с ее губами в страстном поцелуе. Еще некоторое время улыбаясь сквозь сладкие девичьи губы, шутки закончились и она поддалась другому чувству. Сердце в груди жадно отстукивало свой ритм, а дышать спокойно было почти невозможно. Девичьи руки, как и она сама бесстыдно пробрались под футболку и начали ласкать учительское тело. — Третьякова… Мммм… — Лаура задыхаясь, пыталась договорить предложение. Язык преподавательницы чувствовал вкус страсти. Маша сама будто обезумела и с крайней нежностью дарила ласку стерве-учительнице ее сердца. Губы оторвались от губ и сместились на всю поверхность лица. Щеки пылали огнем от влажных прикосновений к их коже. Учительница обнимала ее руками и ногами, заключая талию в кольцо между своих бедер. Лаура Альбертовна уже рефлекторно начала прижиматься к ней тем самым местом и двигалась вверх и вниз. Третьякова быстро отстранилась, чтобы снять с нее и с себя футболку. Маша стянула ее с преподавательницы и тут же, неожиданно для Лукиной, быстро приподняла женщину под попу и стянула черные спортивные брюки. Лаура Альбертовна обхватила руками ее шею и ложась обратно на мягкую поверхность, потянула девушку за собой. Маша целовала ключицы и вбирала губами кожу на шее, оставляя легкие красные пятнышки. Лаура извивалась под ее телом и блуждала нежными ладошками по поверхности спины, иногда поцарапывая в порыве чувств. Замочек бюстгальтера щелкнул и вещь покинула хозяйку. Девичьи губы оставляли на ее груди мокрые следы, а руки гладили и сминали ее пальцами. Лаура поняла, что она сама сейчас дойдет вместе со своей ученицей до полного безумия. Она приподняла ее лицо за подбородок и притянула к своему лицу. Преподавательница тяжело дыша, подарила ей очередной поцелуй полный чувств… — Котенок, ты ненормальная, знаешь об этом? — Конечно. Мммм… — девушка продолжила поцелуй, проникая языком в рот учительницы. — Машенька, мы прям здесь… Ммм… Третьякова… Остановись, не доводи до греха… — задыхаясь сквозь поцелуи, молила Лаура Альбертовна. — Не могу… — руки вернулись обратно на грудь учительницы и с новым порывом любви продолжили ласкать ее. Лукина прижималась к ней так сильно, будто хотела слиться в единое целое с юным телом. Математичка страстно посасывала ее язык и облизывала поочередно пухлые губы. Женщина забыла обо всем на свете и отдалась без остатка порыву чувств, что переполняли ее. Бедра сами приподнимались и опускались, руки поглаживали голую спину, на которой уже тоже не было части нижнего белья. Нежные пальцы бегали между лопаток и вдоль по позвоночнику вниз, а после ладони проникли под пояс ремня брюк и сжали ягодицы, оставляя красные полоски на коже от ногтей. Одна рука снизу пробралась к ширинке штанов и начала ее расстегивать, перед этим подцепив ловко пуговицу. Третьякова не стала медлить пока они дарили друг другу поцелуи и скользнула рукой между ног учительницы. Пальцы чувствовали горячее тепло за тканью ее трусиков. Лаура терлась об ее палец и начала тихонечко постанывать в губы девушки. Учительница проникла рукой под брюки и наконец прикоснулась к до безобразия мокрому нижнему белью Третьяковой. Она испытала некий восторг и простонала от этого ей в лицо. — Какая же ты там… — прошептала учительница, а после спустила ее брюки ниже уровня ягодиц. Маша от нее отстранилась и быстро сняла вместе с трусиками. Приподняв на плечи ноги учительницы, она стянула с нее тот же элемент одежды… Вернувшись в объятия женщины, она вбирала губами язык стервы и посасывала его, проводя своим языком по его поверхности. Лаура Альбертовна широко раздвинула ноги, освобождая пространство и Маша перекинула одну ногу в сторону, а вторую согнула в колено и просунула по ее бедро. Горячее место девушки прижалось к такому же пылающему и мокрому месту преподавательницы. Они соединились будто в какой-то единый паззл, где детали без затруднения подходили друг другу… Третьякова покусывала, выпирающую на шее учительницы венку и двигала тазом, скользя мокрыми половыми губами по бутону женщины. Движения были плавными и нерезкими, что дарило большее наслаждение запомнить это кружащее голову ощущение единения с прекрасной преподавательницей точных наук. Лаура Альбертовна двигалась в такт Третьяковой и с каким-то трепетом начала целовать ее лицо, сгибаясь в спине и зажмуривая глаза. Клитор терся о ее такой же твердый и горячий. Маша ускорила свои движения и голова учительницы стала подергиваться от толчков в ее сторону. С каждым движением вперед был слышен новый стон из ее прекрасных уст. Телефон продолжал напевать эту символичную песню, а красный цветок покорно покоился рядом с ним. — Встреча была коротка… В ночь ее поезд увез, но в ее жизни была песня безумная роз… Прожил художник один, много он бед перенес… Но в его жизни была… Целая площадь цветов… — Ммм… Да… Машенька, пожалуйста, быстрее… — Не могу без тебя, ты моя самая дорогая мечта… — шептала девушка и начала двигаться еще сильнее, а Лукина ее в этом поддержала. — Лаура, да! Ммм-да!!! — Маша! Я… Я… Аа-ах! А!!! Люблю тебя, моя девочка… — преподавательница задыхалась и прильнула к ее губам, — Третьякова, еще, пожалуйста… — Моя красивая… — Маша сходила с ума от ее стонов и ускорилась еще немного. Между ног все скользило и становилось еще более мокрым. — Да-да-да!!! Маша!!! Ах! Вот… Вот-вот-вот!!! — Лаура Альбертовна!!! Я!!! Ааааааа!!! — Машенька!!! Даааа!!! Они кончили практически одновременно с разрывом в несколько секунд. Третьякова согнулась над телом математички и упиралась ей головой в грудную клетку, а та поглаживала ее голову сквозь белокурые волосы, которые были разбросаны во все стороны. — Миллионы, миллионы, миллионы алых роз… — финальные строчки раздавались из динамика, нарушая эту романтичную тишину сквозь тяжелые вздохи, — Из окна, из окна, из окна видишь ты… Кто влюблен, кто влюблен, кто влюблен и всерьез… Свою жизнь для тебя превратит в цветы. Учительница повернула голову влево и увидела цветок. Женщина взяла его в руку и поднесла к лицу, вдыхая аромат. Она с улыбкой разглядывала и вертела в разные стороны. Маша пришла в себя и прилегла на нее сверху так, что их груди соприкоснулись. Учительница растянула губы в улыбке, оголяя белые зубы. Ее прическа была взъерошена, что Маше очень сильно нравилось. — Третьякова, скажите, вам хоть иногда бывает стыдно? — с шутливой серьезностью Лаура начала их разговор. — Ну… Не знаю, когда-то иногда бывает! — Когда-то иногда? Интересно… — А чем вы опять недовольны, прекрасная учительница? — Как чем? Вы затащили меня на крышу жилого дома, что уже противозаконно, так еще и нахальным образом соблазнили своей романтикой, а после и вовсе, развратили меня тут! — Ха-ха-ха! Лау-у-ура! — Между прочим, Альбертовна, Третьякова! Не забывайтесь! — Лаура Альбертовна… Я тащусь от вашего имени… — Я заметила… Иди сюда… — учительница слегка приподнялась и подвинулась вместе с Машей, заметив, как плечи девушки покрываются мурашками от ветра. Плед был большим, они лежали на одной половине, а второй половиной Лукина накрыла их поверх лежащей на ней Маши. — Так не холодно? — Нет, спасибо… — девушка поцеловала ее чуть выше брови, — А тебе? — Мне совсем не холодно, ты же на мне лежишь! Закрываешь меня! Как и всегда… — на последнем слове преподавательница будто грустно улыбнулась. — Что такое? — Маш… Спасибо тебе… — Лаура, если ты про это, так я это спонтанно, тут не за что спасибо говорить! Я вообще могла бы и подготовиться, там свечи взять и все такое, но соблазн попасть сюда скорее не дал мне этого сделать и вообще… — на девичьи губы лег женский палец. — Просто спасибо… За все тебе спасибо, Третьякова… У меня никогда в жизни ничего подобного не было, я о таких чувствах в том числе… Маше до безумия было приятно слышать эти искренние слова и видеть даже в темноте, светящиеся от любви глаза преподавательницы. Третьякова поцеловала ее в щечку, а учительница потерлась носом об ее нос, поглаживая щеку и начала свое любимое дело. Она водила пальцем по лицу и изучала черты лица своей хулиганистой ученицы. — Значит «миллион алых роз»? — Да… Есть одна тема с этой песней и она связана с тобой… Учительница продолжала водить пальцем и смотрела на нее с особым вниманием. — В общем… Ты настолько красива, что я реально могу тебя сравнить с актрисой… Даже лучше, но ты самая красивая актриса и фильм, который бы снимали с тобой — мог бы меньше чем за сутки набрать миллионы просмотров только, потому что ты там. Когда ты мне сказала, что очень любишь цветочки… Мне захотелось подарить тебе все цветы этого мира, как художник в этой песне. Ну, а про художника… Мне очень нравится тебя рисовать… Тот рисунок, что я подсунула тебе в книжку, я его рисовала, слушая эту песню. Для меня будет счастьем продать все на свете и остаться без всего, чтобы купить на эти деньги целое море цветов… Ладонь учительницы была одарена нежным прикосновением девичьих губ, а сама она положила вторую руку на обнаженное плечо и начала поглаживать. Лаура Альбертовна снова не могла поверить во все, что с ней происходит. Она была королевой в этой сказке, но уже не снежной, а самой обычной и с теплым сердцем, что обливалось кровью от слов ее Третьяковой… — Я так и поняла, Маша… Сегодня и поняла… А ты с натуры умеешь рисовать? — Не знаю, не пробовала, но можем попробовать. — Я тебя очень люблю, Третьякова… — сладкий полушепот из уст преподавательницы. Он был самой главной наградой для девушки, которую она мечтала получить. Они обе легли на спину и смотрели на ночное небо Москвы. Ветер прекратил шуметь и щекотать кожу своей прохладой. Черное покрывало над городом открыло вид на звезды… — Не думала, что в Москве можно увидеть такое красивое и чистое небо, а уж тем более, звезды. — заявила математичка. — Облака ушли и в городе стало меньше света. Вообще, чтобы увидеть хорошо звезды-нужно погасить все фонари и огни. — Тут так красиво… Давно такого не видела… — Они такие же, как и ты… Дотянись рукой-нельзя. Вот так и протягиваешь руку, кажется, что прям близко и можно потрогать, поймать звезду и загадать, чтобы сбылась мечта, а они недосягаемы, как и эта мечта… — Но теперь же все иначе? — Да, но до этого я именно так все и ощущала. Ты была моей мечтой и сейчас мечта, но уже сбывшаяся… — Ох, Третьякова… Да ты прям романтик, я все больше и больше в этом убеждаюсь… — А ты актриса… Актриса моих снов… — Миллионы, миллионы, миллионы алых роз… Из окна, из окна, из окна видишь ты… Кто влюблен, кто влюблен, кто влюблен и всерьез… Свою жизнь для тебя превратит в цветы...