***
— Сестра у меня чокнулась, — равнодушно бросает Хёнджин, отвечая на вопрос друга, почему такой смурной. Новый день встречает свежестью, пением птиц, которые не давали спать с пяти утра, а ещё послевкусием вчерашнего скандала. Все тихо и (почти) мирно разошлись на работу, а он пока не научился умению так быстро игнорировать всякую хрень. — В смысле? — Решила завести себе приёмыша. Делать ей больше нечего, как брать чужих детей. Хёнджин пинает мелкий камешек и шаркает подошвой обуви. Идти в школу совсем не хочется, но что поделать. Ещё больше не хочется представлять, что будет дальше, если всё-таки старшая выполнит свою угрозу-желание. Хван нутром ощущает, что от этого будут одни проблемы и ничего кроме. Слава Богу, что предупредила, а не привела сразу в дом — на те вам, знакомьтесь. И насколько Хёнджин понял, она пока что не определилась с тем, кого именно хочет и какого возраста. Уж лучше пусть находится в раздумьях ещё парочку лет. — Это… — чуть помедлив, Феликс аккуратно продолжает. — Благородно. Только человек с большим сердцем может подарить дом сироте. Разве нет? Отчасти, конечно, да. Но ведь суть-то совсем в другом! Зачем ещё молодой Йерин без мужа взваливать на себя такую ношу? Могла бы, в конце концов, найти вдовца с ребёнком или на суррогатную мать заработать — это будет твоё, практически родное, а не непонятно что и от кого. Хёнджин не дурак. Он нарочно сел за компьютер после этой обескураживающей новости и прочитал несколько статей о том, как передаются гены, каковы риски и так далее. И выводы сделал отнюдь не утешительные; мама права в своем мнении. Хёнджин совсем не против детдомовских детей, но от них постарался бы держаться подальше. Ему их не понять, как и им его, потому что абсолютно разные — как небо и земля, солнце и луна. Он по-настоящему желает каждому такому ребёнку найти семью, обрести счастье и вырасти достойными людьми, но только не в том доме, где живёт он. Пожалуйста, только не так. — Ну, может. — Ты не одобряешь, — младший слишком проницателен. Иногда Хёнджин ненавидит это. В хёнджиновской позиции всё ещё есть эгоизм. Крупица или же вагон и целая тележка, но присутствует. Он принимает, когда не три, а четыре, но когда становится пять нежданно-негаданно, а это самое «пять» как неизученная планета или пришелец, — нет. — С какой стати я должен одобрять? Её дело. Но ребёнок — не собака и не кошка, а большая ответственность. Что там с его психикой, наследственностью? Если вырастит уголовником или наркоманом, то что будет чувствовать сестра, зная, что отчасти в этом и её вина? Феликс пихает в бок локтем. Больно, однако. — Такое ощущение, будто бы ты специально готовил эту речь. — Не осуждай, а, — он фактически признает своё поражение, отмахиваясь, и натягивает рукав сползшей кофты обратно на плечо; пора бы начать носить рюкзак по-нормальному, а не на одной лямке. — Я и не осуждаю, ты знаешь. Я всего лишь на стороне твоей сестры, потому что считаю, что это хорошая идея.***
Хёнджин смотрит в окно, пока Йерин еле слышно беседует с директором. Ему практически не интересен разговор, потому что из-за слов мамы он тоже начал думать, что сестра в последний момент передумает. Струсит, но никто из них за это её осуждать точно не будет, мол, здравый смысл всё-таки победил. Господи, лишь бы так и случилось. Хван практически не раздумывая согласился поехать с сестрой в детский дом, чтобы тупо слинять с учёбы. Это ещё никто из родителей не знает, что он фактически «перешёл на вражескую сторону», но от вопросов учителя удалось отделаться глупой отмазкой в стиле: «По семейным обстоятельствам. Завтра точно приду». Снаружи на детской площадке, краска с которой уже слезла почти полностью, людей не так много: пару взрослых, около пятнадцати детей разного возраста. В основном малышня ещё — лет пять-шесть. Многие ковыряются в песке, очередь на качели небольшая — двое всего, а остальные играют то ли в догонялки, то ли вообще дерутся. Едва ли за ними по-настоящему присматривают. — Вот тут у нас личные дела. Посмотрите, — по этой женщине сразу видно, что старается как можно корректнее прорекламировать каждого ребёнка. Она легко улыбается и пододвигает к сестре за один раз побольше папок. Хёнджин был прав, когда шутил, что едут в магазин игрушек. Тут также: выбирай по имени, возрасту, цвету волос и даже глаз. Не хочешь смуглого мальчика? Возьми девочку с фарфоровой кожей, но она станет совсем уж некрасивой, когда подрастёт. Чон Чимин, Ли Сиён, Ли Мёнсу, Квон Итык, Хам Совон и так далее. Имена и фамилии на корешках плотных папок словно бирки на задержанных в тюрьмах. Есть в этом что-то отталкивающее и в каком-то смысле аморальное. Хёнджин морщится, представив всего на секунду вместо обычных детей преступников в соответствующей форме. Сестра действительно читает все десять (или даже больше) личных дел. Тратит на каждое минут по пять, и Хёнджину уже выть хочется от такой медлительности и от всего в целом. Лучше бы вернулся в школу и отсидел там все семь уроков, а не вот это вот всё. Но Хван по-настоящему удивляется, что некоторые она откладывает в сторону; хорошо или плохо? — Сейчас некоторые дети на улице, а некоторые ещё на занятиях. Мы можем сходить и туда, и туда, чтобы вы посмотрели на них. И других ребят заодно увидите. — А можно?.. Было бы просто замечательно. Йерин словно оживляется, поднимается с места и жестом просит следовать за директором. Хёнджин недовольно цокает, но всё-таки послушно идёт — убеждён, что ни к чему хорошему не приведёт. Тут в разы просторнее, чем кажется на первый взгляд. Хван понятия не имеет, как здесь можно не заблудиться, потому что количество поворотов и лестничных пролетов превышает лимит, исходя из которого Хёнджин мог бы опровергнуть это. Тут не то что ребёнок, взрослый к чертям потеряется и больше не найдётся, если ему не помогут. Помещение похоже чем-то на группу в детском саду. Хёнджин садится на мягкий диванчик рядом со шкафчиками и лениво достаёт телефон, чтобы поиграть в змейку. Дети тут, судя по всему, не старше семи лет, потому что слишком уж аляпистые обои, картинки, приклеенные к каждому шкафчику, да и вообще вся атмосфера сопливая. Такая неприятная, что в глазах рябит и голова начинает болеть. Хёнджин на всякий случай осматривает место, на котором сидит, чтобы не оказалось так, что какой-то ребёнок оставил свой платок здесь. В противном случае Хван выльет дома на себя тонну геля для душа и больше никогда не наденет сегодняшнюю одежду. Прикасаться к чьим-то соплям или слюням мерзко. — Здорово, — думает Хван, когда две девочки и один совсем уж худенький мальчик подходят к сестре с таким наивным вопросом: «Вы за мной приехали, да?». Зря тянул шею, чтобы посмотреть, а что там происходит. Ответ Йерин он не слушает нарочно, бубня себе под нос прилипчивую песенку. Не хватало ещё проникнуться сожалением, а потом чувствовать себя виноватым из-за того, чего не совершал и что от него никак не зависело. Зря всё-таки сестра затеяла это. Очень и очень зря, потому что с её эмоциональностью (которую она уже успела показать дома во всей красе) к подобным местам даже близко подходить нельзя, не что окунуться в них с головой. Когда Йерин появляется в дверном проёме, то незаметно старается утереть слёзы. Обеспеченная женщина с идеальной укладкой, в новом костюме и выражением лица стервы (которое получается само, а не потому что сестра действительно такая) — вряд ли кто-то подумает, что она может плакать из-за этого. Хёнджин встаёт с места и на полном серьёзе готовится стартовать в сторону выхода с территории детского дома. Побыстрее бы сесть в такси и уехать отсюда, чтобы никогда и ни при каких обстоятельствах не возвращаться. Впрочем, его планы рушатся, когда сестра тихо бросает в спину: — Пойдём на улицу, — а потом обращается к директору, оборачиваясь через плечо. — Нам же ещё можно, да? Мне хотя бы издалека посмотреть. — Конечно-конечно!.. Сейчас я вам всех покажу. Хёнджину почему-то в голову приходит мысль о том, что эту женщину можно сравнить с курицей-наседкой. Он закусывает губу, чтобы не расхохотаться, и даже забывает про недовольство, возникшее несколько секунд назад из-за перспективы проторчать тут ещё полчаса как минимум. Снаружи мелкие дети, похожие на букашек глухих расцветок, повсюду бегают. Их будто бы рассыпали по всей территории, и Хёнджин понимает, что здорово ошибался , когда думал, что тут мало воспитанников. Их много. И это не на шутку пугает. Хван держится неподалёку от сестры и директора, но даже в этом случае ему успевает перебежать дорогу парочка парней (младше него самого года на три-четыре). Хёнджину приходится затормозить и сделать шаг в сторону, чтоб в него никто не врезался с разбега. Высокий в конце концов догоняет первого и, схватив за шкирку, валит с ног, чтобы прижать к земле и хорошенько ему врезать. Директор, заметив это, грозно кричит, обещая устроить «профилактическую беседу и дать задание в качестве наказания», но заканчивается потасовка не сразу. Дети будто бы из жалости отцепляются друг от друга и расходятся по разным сторонам. Хочется в который раз за сегодня сказать «здорово». Радует, что сестра в самом деле не подходит слишком близко и не говорит ни с кем из них. Несколько детей смотрят на неё в ответ, изучая, а какая-то девочка в полосатой кофте подходит к воспитательнице и довольно громко спрашивает: «Это мама?». Ответ, конечно, отрицательный. — Я уже знаю, кого хочу забрать. Хёнджин недоверчиво косится на её затылок и строит рожицу; благо сестра сидит на переднем сидении рядом с водителем. Ага, вот так вот просто съездила один разок на смотрины и тут же выбрала, подписав себе смертный приговор. Она даже не поговорила с этим ребёнком, а просто увидела один раз живьём и прочитала сухое досье, в котором от правды всего процентов пятьдесят (и то если повезёт). Мужчина очень тактично молчит, но точно слушает всё, о чем они говорят, — музыка стала тише. — Каким образом тебе, незамужней, отдадут ребёнка? — Сперва я пообщаюсь с ребёнком наедине, то есть в присутствии кого-то из работников детдома, чтобы нам никто не помешал. Потом со мной проведут собеседование, чтобы проверить, смогу ли я быть достойным претендентом. Волнуюсь, но думаю, что моя работа сыграет положительную роль в решении комиссии. Я же смогу обеспечить ребёнка, — неловко пожимает плечами она и так же улыбается. Хёнджин не хочет спрашивать, на кого именно сестра положила глаз. Он-то и лицо этого ребёнка не вспомнит, потому что детей не рассматривал совсем. Всё равно ему на этих кукол.