* «… если первая любовь кажется нам вообще более благородным и, как говорят, более чистым чувством, если она, во всяком случае, более медленно развивается, то причина этому вовсе не чувствительность или робость, как принято считать. Дело в том, что сердце, поражённое чувством, дотоле не изведанным, как бы останавливается на каждом шагу, чтобы насладиться очарованием, которое оно испытывает, и очарование это обладает такой властью над неискушенным сердцем, что оно совершенно поглащает его и заставляет забывать обо всех других радостях…»
ему (уже) 16 лет.
— У тебя колени трясутся, чувак, — как бы между делом говорит Джисон, кивая. Да, спасибо. Чонин в курсе и прекрасно это чувствует. Хёнджин действительно приедет. Это не в очередной раз пропущенный визит домой из-за болезни, важных работ или сессии, а взаправду. И Чонин, пожалуй, не думал, что на самом деле всё получится, потому что подобное уже приравнивается к настоящему чуду; наконец-таки до него дошло. Минули ровно два часа и семнадцать минут с момента отправки заветного сообщения. Вероятнее всего, Хёнджин уже дома, а значит шансы того, что зайдёт к нему в комнату стремительно растут (ведь он может же открыть дверь, оглядеть лениво убранство, и случайно, совсем-совсем не специально зацепиться взглядом за это). Ян Чонин идиот, который в спешке оставил, а если говорить начистоту, то бессовестно бросил свой блокнот на кровать. Хёнджин порой бывает любопытным, и едва ли его можно винить, потому что несчастная бумажная штуковина в плотной обложке ва-ля-ет-ся, захоти он ради интереса посмотреть что там. По сути ничего серьёзного-то нет, но. «Х + Ч = 🖤» Блять-блять-блять. Обидные шутки Хёнджина из детства как нельзя актуальны. Только сопливые мечтательные девчонки делают такое, а не парни. Даже геям, черт возьми, это чуждо. — Это само, я не при чём. — Ага, — неверяще тянет Джисон и продолжает в упор смотреть на ноги друга. — Знаешь, если провести параллель между твоим радостным лицом, когда ты узнал о том, что тебе написал дядя, и тем что ты как чокнутый последние пятнадцать минут постоянно смотришь в телефон, то вырисовывается интересная теория. Слушай, а не на него ли ты запал? Высокий, с тёмными волосами и старше нас — чисто теоретически он может подойти… О-о-о! Хан замирает с выпученными глазами и широко раскрытым ртом. Не трудно себе представить, что творится в его голове, особенно когда дело касается чьей-то потенциальной влюблённости. Наверное, не стоило говорить парню, который читает иногда яойную мангу, что тебе не нравятся девушки; вообще никак не привлекают. — Замолчи. Пожалуйста, Джисон, не смей ничего говорить сейчас. — Нет, я понял! Тут два в одном: ты ловишь на него краш, но боишься реакции, потому что Хёнджин-хён открытый гомофоб. Или же он не гомофоб, но ты всё равно боишься, потому что вы типа семья. А ещё ты как бы сын его сестры, хотя и не родной, но… Абсолютно в точку. Было бы в разы проще, будь Хёнджин соседом или обычным школьником, но эти обстоятельства отвратительны. От них волей-неволей начинаешь думать: «Зачем ты меня забрала? Кто тебя просил?». — Всё не так. Чонин благодарен маме за всё. Его семья просто потрясающая, о такой только мечтать, однако и в этом есть свой камень преткновения. Потому что было бы здоровско встретить Хёнджина где-нибудь на улице или в баре, в гостях у друзей чьих-то друзей или круглосуточном магазине — и тогда был бы шанс на нечто большее. Быть может, тогда старший увидел бы в нём парня, а не мелкого, который с детства чуть ли не ходит за ним по пятам. Сумел бы рассмотреть повнимательнее чужое лицо, которое стало выглядеть острее и мужественнее; по крайней мере, мама и бабушка заметили, как и одноклассники. Джисон тихонько пихает в плечо, немного успокаиваясь и приобнимая друга. — Эй, ну не дуйся. Я же просто шучу, бро. А насчёт дяди не волнуйся. Вы же столько лет вместе, так что ему будет всё равно на то, кто тебе нравится. Хуже для него ты не станешь точно. «Конечно», — думает Ян и упрямо молчит. Потому что Хёнджин давно знает о чониновской ориентации, но вряд ли подозревает, что отчасти именно он стал толчком к осознанию этого. Многое началось с хёна — это замечательно.***
ему 6 лет.
— Хён, пойдём! — Не-а. — Пошли! Там солнце и тепло. — Что мне твоё тепло, неблагодарный раб? Хёнджин валяется на диване и совсем немного наслаждается попытками малыша стянуть его за ногу. Весовая категория Чонину, конечно, нипочём. Как и сила, возраст и прочие составляющие, при которых он всё равно останется проигравшим. Весенние каникулы выпадают на середину марта. И Йерин, разумеется, не была бы хорошей матерью, если бы не отпросила своего сыночка ровно на неделю из детского сада. Воспитательница и рада бы; меньше детей — меньше забот. Хотя Чонин сам по себе спокойный, и уж с чтением или вырезанием всякой хрени ножницами у него проблем нет. Вы посмотрите-ка, какой идеальный приёмыш получается. И читать-то он в свои шесть может, и писать немножко, и вообще умница и мамина гордость — чудо, а не ребёнок. — Я гулять хочу. — Я тебе уже говорил про твоё «хочу». Не наглей. Лучше принеси мне воды, а потом посмотрим на твоё поведение. Топот. Хёнджин приоткрывает один глаз — взаправду бежит на кухню за стаканом. До чего упертый и целеустремленный ребёнок. Впрочем, другие в детских домах вряд ли способны выжить. — Вот, на, — младший налил столько воды, что она вот-вот разольется. Стоит такой довольный, жутко гордый за самого себя, потому что больше не приходится использовать табуретку, чтобы достать до графина. Хван пьёт нехотя, смотря на Чонина в упор и до сих пор лелея надежду, что тот попросит посмотреть телевизор. — Тебе очень надо, да? Прямо невтерпеж? — быстро-быстро кивает, забавно поджимая губы. — Ладно, так уж и быть. Надевай парадные колготки — и выдвигаемся, только… — Спасибо! Временами у Хёнджина напрочь из головы вылетает то, что Чонин, оказывается, чрезмерно тактильный. Ему нравится обниматься с бабушкой и получать поцелуи в обе щеки (хотя Хвану в своё время это не доставляло большого удовольствия), нравится держать маму за руку на улице. Но это уже ни в какие рамки. Чонин не толстый, даже не пухлый ребёнок — он с виду вообще не прибавил в весе после обретения семьи — однако его тельце, лежащее на груди старшего, очень ощутимо. А его руки, которые крепко обвивают шею, похожи на удавку, не иначе. — Я сейчас помру. Мелкий, сваливай по-быстрому одеваться, иначе ты рискуешь куковать дома до возвращения бабушки. Серьёзно. Не настал ещё тот день, когда ты можешь свободно липнуть ко мне. Ян дуется не слишком сильно, и стремительно бежит вверх по лестнице. Если очень сильно повезёт, то старший ещё согласится поиграть с ним в догонялки.***
Чонин открывает дверь своими ключами. Успевает разочарованно вздохнуть, потому что думает, что старшего нет, однако натыкается взглядом на мужские ботинки в углу. Явно не дедушкины — слишком «новьё». О, Боже. — Привет?.. Хёнджин, это ты? Шарканье тапочек по полу — раз. Только он так ходит, когда лень что-либо делать и даже говорить. Мужской голос в телевизоре рассказывает о каких-то секретных разработках правительства и новом оружии, которое способно в корне изменить перевес сил во время военных действий, — два. Только его папа и он смотрят такие программы, но дед отметается сразу же. Чонин задерживает дыхание, на ватных ногах направляясь вглубь дома. Кажется, что нос начинает щипать, и это далеко не хороший знак, потому что в свой день рождения не плачут. — Что-то ты рановато, малыш, — три. Старший появляется из-за угла, хитро стреляя глазами. Такой домашний, с немного спутанными волосами, но до укола в сердце родной. Чонину кажется, что они не виделись по-настоящему целую вечность. Однако Хёнджин словно никуда не уходил — то же обращение, которое с годами заменило ненавистное «сопляк» или «приёмыш». Уйти с географии не смертельно. Учитель добрый, одноклассники не сдадут, а мама всё равно не узнает. — Сам же написал, что я уже не малыш, — бурчит Чонин наигранно, а самого чуть-чуть потряхивает. Он скучал гораздо больше, чем мог это в полной мере прочувствовать; желание обнять достигает запредельной отметки, но если сделает, то не уверен в том, что не зайдет дальше. Пахнет яичницей с беконом и сыром. Хёнджин не умеет готовить, поэтому все его блюда до невозможности просты: лапша быстрого приготовления, бутерброды и тому подобное. — Ну-ну, не дуйся, Чонин-и. Для меня ты навсегда останешься младшеньким. Даже если перерастешь меня, здоровяк. — Смейся, хён. Вот только когда мне исполнится девятнадцать, то ты будешь со мной считаться. — Я учту, — Хёнджин легко похлопывает пару раз ладонью по его груди и отходит к плите, будто бы в этом нет ничего такого. «Ту-дум». Сердце падает, остаётся где-то в пятках или, быть может, трясущихся коленках. Чонин буквально чувствует, как оно закатывается в пыльный угол как ненужный старый мяч. —…Конечно-конечно, — продолжает он. И ведь ни капли согласия, лишь усталая поддевка, — ты не петушись только. Между прочим, знаешь ли, добираться сюда на автобусе было проблематично. Дороги замело, а рядом со мной сидела весьма назойливая дамочка в возрасте, которая рассказывала о своей молодости и непутевых племянниках, поэтому… Чонин резко обнимает его со спины и утыкается лбом в чужой затылок, крепко зажмуриваясь. От старшего пахнет иначе, зато ничего не меняется в нём — мимика, жесты, слова. Хёнджин вроде бы стал совсем чужим после переезда, а вроде и настолько близким, что уже не страшно протянуть к нему обе руки. — Ты тоже скучал, да? — собственный голос со стороны кажется непривычно низким и хриплым. Чонин сглатывает сухой ком в горле, чтобы не заплакать. — Зачем спрашиваешь, если и так знаешь ответ? Есть-то хоть будешь или так и не отцепишься от меня? Надежда вспыхивает как сухая старая бумага. От неё коптит, пахнет отвратительной гарью, но она всё ещё есть; и была. Хёнджин раз за разом подбрасывает то, что позволяет ей гореть, а Чонин, наверное, изо всех сил будет поддерживать этот огонь до конца жизни. Звучит жутко. Как синоним к «навсегда», которое нереально. Но ему плевать, потому что на кого бы он ни смотрел, то видит старшего, сравнивает с ним. — Ты обещал меня поздравить, хён. — Ты родился в четыре тридцать восемь вечера, так что формально ещё рановато. Обещаю, что тебе понравится подарок. Отпустишь уже, а? — Угу. И не отпускает. К черту аттракционы, шоколадные торты, кинотеатры и MP3-плеер. Если загадывать, то что-то по-настоящему важное и нужное.