Клуб Настоящих

      Утром я просыпаюсь в одиночестве. На телефоне во всю глотку орёт «Anthrax». Какого чёрта, Мэйсон? Мне что, вчерашнего мало?       Устало пытаюсь привести себя в порядок, как вдруг ко мне врывается Лена. Мы десять секунд тупо смотрим друг на друга, пока она не прерывает это кратким:  — Чего уставился?  — Это, на секундочку, мой домик, — намекаю я.  — Ваш с Мэйсоном, — парирует она. — И я тут по делу.  — По какому же?  — Домашка. Передай Мэйсону, что кое-что лежит в бункере, за аптечкой.  — Это всё?  — Нет. Теперь дело лично к тебе, — Лена садится на кровать Мэйсона, положив ногу на ногу. То, что я переодеваюсь, её вообще не смущает. — Да не стесняйся ты! Чего я там не видела.  — Ко мне-то что?  — Ты парень Мэйсона, — она закатывает глаза с видом «как же меня достала твоя тупость». — Короче, Семён, будь с ними поласковее. У Мэйсона сейчас стресс, так что не грузи их, окей? Никаких выяснений отношений, ревностей, феерических расстановок точек и прочего. Они в плане чувств очень скрытные, но тебе точно доверяют. Даже если это так, лёгкий роман, имей уважение к ним и их чувствам. Позаботься о них, — вздыхает она. — Всё понял?  — Конечно, — улыбаюсь я.  — Ты мне не лыбься тут. Я серьёзно пришла, а он мне тут лыбу давит. Дурня кусок. И что они в тебе нашли вообще?  — К тебе-то это какое отношение имеет?  — Я их лучший друг. В лейтенанты Клуба кого угодно не берут, — она хлопает дверью. Уходя, добавляет. — И их бывшая.       С Леной всегда были проблемы. Странная она, Лена. Но по-своему классная. С такой и по радиоактивным пустошам пойти не страшно.       Впрочем, что там с завтраком? На завтрак я опоздал безбожно. Поэтому мне достаются какие-то остатки. Булочки, кефир. Как в первый день, когда Мэйсон припёрлись на автобусную остановку. Оказалось в итоге, что они не чудик, а самое настоящее чудо. Моё чудо с мягкими волосами цвета фундука, тёмными глазами, длиннющим носом и самыми нежными на свете губами.       На площади меня застают развалившиеся на нашей скамейке Мэйсон. На их ногах сегодня белые длинные носки с радужным принтом.  — Чего в бомжа играешь? — кричу я.  — Присоединяйся, — Мэйсон лениво машет рукой и садится нормально. — Смотри, какой Мортал Комбат!       И впрямь, это невероятное зрелище. Лена учит Электроника драться. Ставит удар, помогает отработать. Это даже не кажется дракой, а больше походит на хорошо поставленный танец. Технично, грациозно как тренировка. Вот только когда доходит до практики, Эл безбожно сливает. Лена повторяет одно и то же раз за разом, но стальные нотки раздражения слышны всем нам. Если бы она не ставила себе цель чему-то научить Серёгу, она бы «выбила из него всё дерьмо», выражаясь переводами фильмов моего детства.       Так продолжается долго, пока нас не застаёт Славя. Она ахает, подбегает к Электронику с Леной и кричит:  — Серёжа, как ты смеешь бить девочку! А ну быстро извинись перед Леной!  — Не лезь не в своё дело, блондиночка, — ухмыляется Лена. — Это не драка, а спарринг. Всё по науке. Чисто спортивно. Никто никому не причиняет вреда.  — И всё равно, Лена, девушки не должны драться!  — Знаешь что? — Лена вскипает не на шутку. Её нервы на взводе и даже появление Мэйсона как примиряющей стороны не спасает. Лена хватает Славю за косу и кричит. — А ты не должна мне указывать! Пошла отсюда, дура белобрысая!  — Лена, Ленок… — Мэйсон тихонько обнимает её за плечи. — Ну ты чего, красотка? Все мы на взводе, все. Понимаю. Это нелёгкий день для всех. Нет, я тебя не виню. Со всеми бывает. Да, боты что-то заподозрят, но мы разберёмся с этим. Всё будет в порядке.  — Я опять наломала дров, — она опускает руки и тихонько всхлипывает. — Мэйсон, чувак, прости. Я не хотела! Знаете… Эл, тренировка окончена. Если что, я к Жене в лес… Отойду.  — С ней ведь всё будет в порядке? — спрашиваем мы с Электроником.  — Отстаньте от Лены, ладно? — рявкает Мэйсон. — Ей просто нужно прийти в себя и успокоиться. Оставьте её. Серый, займись уже автобусом! Рассчитай, когда он прибывает. Поищи о том, как им управлять. Неужто мне всем надо указывать, что им делать?  — Как скажешь, — Электроник пожимает плечами.  — А мы с тобой, — Мэйсон берёт меня за плечо и шепчет на ухо, — идём в радиорубку. Нам нужна паника и дезинформация. Отключаем горн. Вместо типичных лагерных мелодий врубаем что-то нешаблонное.       Мы с Мэйсоном сидим в радиорубке. Они перебирают диски и вздыхают от тоски. «Жаль, я не диджей. Можно было бы что-нибудь замутить. А так…». Я тем временем обшариваю всю рубку и нахожу AUX-кабель. Мэйсон тут же включает для начала «House Of The Rising Sun», американскую народную песню в исполнении ирландской группы «The Animals». Мэйсон увлечённо рассказывает:  — Это что-то вроде нашего блатняка. Про тюрьму и тяжелую жизнь парниши из Нового Орлеана. Если поёт женщина, то про дивчину и бордель. Изначально Дом Восходящего Солнца — это таки бордель, скорее всего.       Первый вариант песни был записан в 17 веке. Пелась она совсем не так, как здесь. Нет, это не потому что язык изменился. Её адаптировали.       Например, изначально там было побольше о том, что надо было слушать мать, и пьяным попрошайкой был возлюбленный лирической героини, а не её отец. Ещё здесь поётся: «Мама, скажи своим детям, чтоб не шли по моим стопам». В оригинале звучало: «Мама, скажи моей младшей сестрёнке, чтоб не повторяла моих ошибок».       Версии очень разнятся. Также была вариация, что для мужчины Дом Восходящего Солнца вовсе не тюрьма, а кабак или игорный дом. А то и вовсе о женской тюрьме в Новом Орлеане в начале 20 века. Об этом говорил сам Боб Дилан.  — Откуда ты столько знаешь? — восхищаюсь я.  — Если тебе что-то интересно, то ты будешь всюду искать и запоминать информацию об этом.  — Ты играешь на музыкальном инструменте? Пением занимаешься?  — Не-а. В детстве мамка в хор таскала, конечно. Но мне там не понравилось. Обязаловка коллективная. Я музыку больше слушать люблю. Ну, и танцевать иногда. Но это только под настроение. И если песни хорошие.  — Я знаю, — треплю их по макушке.  — Пользуешься преимуществом в росте? — Мэйсон садится со мной на один стул и упирается спиной мне в грудь. Я почти могу положить голову им на макушку.  — Пользуюсь, хоббит. Тебе ведь это нравится?  — Ещё как! Я помню, так начинался один фанфик по «Бойцовскому клубу». Рассказчик с Тайлером оказались вдвоём в узкой каморке близ кинопроектора. Ты ведь знаешь, почему Тайлеру нравилось работать в кинотеатре?  — У него появлялась возможность вставлять порнографические картинки в детские мультфильмы наподобие двадцать пятого кадра. Зачем?  — Чисто по приколу. Ты битард, должен понимать, что значит простое «для лулзов».  — Но ведь это видели дети!  — Это была пощёчина общественному мнению и вкусу. А ещё вызов детоцентричному массовому сознанию. «Ребёнок — высшая ценность». Ни черта. Всегда можно нарожать новых. Или найти тех, кто родит. Но это только моё мнение. Тайлер же просто развлекался. Делал для лулзов. Как ты. Разве ты задумывался, занимаясь троллингом на имиджборде, что твой собеседник может оказаться школьником? Или то, что ты мог шокировать его девственную детскую психику фотографиями дерьма, испражняющихся лоли или гомонигр?  — Нет, — прошептал я шокированно.  — Вот и не трынди.  — Но это же другое.  — Типичное оправдание двойных стандартов.  — Как насчёт горна?  — Ах да, горн. Нам надо либо в столовую, либо на площадь, либо в кибернетику.  — Звать Электроника?  — Разумеется да!       Мы с Мэйсоном выскакиваем из клуба, держась за руки. Точь-в-точь как в той сцене, где Тайлер спасал Марлу от самоубийства. Затем разделяемся. Мэйсон бежит на площадь и в столовую, а я — к Электронику.       Серёга тут же понимает, что к чему. Говорит, что система где-то около столовой. Вот только отключается она уж больно хитро. Берём инструменты, я достаю у площади стремянку и замечаю на крыше Мэйсона. Они уже разобрались, как всё работает, поэтому Электроник подаёт инструменты, а я страхую обоих. Разобрались чисто и незаметно.       Вот только Мэйсон, спускаясь, чуть не падает. Я пытаюсь поймать их, но это оказывается не нужно. Мимо столовой вот-вот пройдёт Ольга. «Сколько же от тебя шуму, дурень!» — шиплю я. Мэйсон прячется в кусты, мы с Электроником уходим за столовую. Потом перебегаем к складу. Ищем там что-нибудь об автобусе.       Спустя какое-то время Мэйсон залезает к Ленивовне. Электроник тем временем бежит в спортзал. Вскоре возвращается со словами: «Облом». Мэйсон ещё у Ольги. Чёрт побери, как бы Эл всё не запорол!       Впрочем, всё обходится спокойно, ведь Ольга на пляже. К тому же, надо было предварительно взять ключи у Слави. Словом, ничего мы не нашли. Тем временем мы с Мэйсоном возвращаемся в радиорубку.       Пить после такой беготни хочется страшно. Отдыхиваемся, приходим в себя. Бегу за бутылкой воды, пока моя любовь снова что-то включает. На этот раз они выбирают «Behind Blue Eyes» «Limp Bizkit».       Снова развалившись рядом со мной, Мэйсон рассказывает: «Изначально это американский кавер на песню британской рок-группы «The Who», но адаптация затмила оригинал. Если оригинал был мелодичным и, как бы сказать, британским, то кавер получился пафосным и более разнообразным в плане звучания. Именно версию «Limp Bizkit» вставляют в саундтреки различной кинопродукции. Пафосный — в значении надрывный; так это слово понимали древние греки. В современном понимании это слово лучше заменить на «помпезный».       Тем не менее, обе версии по-своему хороши. А ещё у «Limp Bizkit» три куплета, а не два, как в оригинале».       Не понимаю, как им не надоедает рассказывать об этом всём. Всякий раз восхищаюсь. Мэйсон невероятны. Я обнимаю их и легонько прижимаю к себе. Горячее тело под тонкой рубашкой и шортами пахнет хозяйственным мылом и сигаретами. Нет, ничего такого! Всё равно Мэйсон сейчас заворчит и скажет, что не время, нас застанут и всё такое прочее. Так что я довольствуюсь малым, а Мэйсон тем временем просто включает свой плейлист. Просто какие-то странные электронные мелодии, которые кажутся на удивление знакомыми. Оказалось, это саундтрек игры «Hotline Miami».       Врываемся в столовую под «Goin’ Out West» Тома Уэйтса. Совсем как в фильме Финчера, в том самом моменте, когда Тайлер с Джеком заходят в бар, где теперь базируется первый Бойцовский Клуб. Мы выглядим круто, точно рок-звёзды. В столовой почти никого нет. Разве что самые пунктуальные и Лена. Мэйсон идёт медленно, нагло улыбаясь. Лена уже принесла нам порции заранее. Она уныло глядит на нас, а потом вяло бросает:  — Ну, как там дезинформация?  — Как? Да потрясающе, — улыбается Мэйсон. — Я уже знаю, что ты домашку выполнила. Доказательство в бункере.  — Я совсем забыл тебе сказать, — лепечу я.  — Тебе и не надо было. Я Лену давно знаю. К тому же, она сама всё мне сказала.  — Лена, у меня тогда к тебе вопрос: зачем надо было врываться, когда я переодеваюсь? — я выхожу из себя.  — Так-так, это уже интересно, — хмыкает Мэйсон и поворачивается к Лене. — Твоя версия?  — Я просто пришла и сказала про домашку, раз уж тебя не оказалось. Потом встала и ушла.  — Ладно уж, не буду ревновать. Но если ты ещё раз, — меня тут же бесцеремонно хватают за колено, — убью негодника!  — Отелло, блин, — бурчу я. — Кто бы тебе изменил ещё…  — Вот-вот. Даже и не думай. И чтоб никаких мне скомпроментированностей. Как там Женя?  — Нормально всё. Проекция вздумала было попросить о поднятии платы, но Женя её так грамотно развела. Прямо вот хоть на видео записывай. И троллит, и недоговаривает. Жаль, у меня телефона с собой не было, я бы показала.  — Ты-то чем занималась?  — Наблюдала за Женей, вестимо! — смеётся Лена. Ласково и по-доброму. Аж удивительно, что эта железная леди может смеяться. — Ну, ещё медитировала. Потом в лагерь пошла и кое-кого зарисовала.  — Показывай, — Мэйсон явно заинтересованы.       Лена достаёт из тонкой папки несколько рисунков. Очень красивых и детальных. Удивительно, как простой карандаш в её руках может показать такую разную глубину цвета. Здесь много разных сюжетов: вот Ольга Дмитриевна на линейке, вот Женя с проекцией (на этой картинке Женя выглядит, точно какой-то трикстер), вот Электроник что-то читает. Наконец она с лукавой улыбкой протягивает последний рисунок из папки.       На нём изображены мы с Мэйсоном. В радиорубке. Сидящие на одном стуле. И Мэйсон говорит о песнях с восторженным видом. Я думал, что это только наше, личное. Спросил Лену.       Она сказала, что просто проходила мимо и зарисовала у себя в домике. С этими словами она дарит нам эту самую картину.       Потом мы уходим на тихий час. Я, как обычно, пытаюсь уснуть. Мэйсон вертится и тяжело вздыхает. Нервничает. В глазах черти пляшут. Так дело не пойдёт. Не пойдёт!  — Как насчёт расслабиться? — бросаю я.  — В смысле расслабиться? Нельзя расслабляться, — устало бурчит Мэйсон.       Оставляю их спать и ложусь сам. Это единственный тихий час за весь цикл, когда я сплю. Просыпаюсь от звука горна, зовущего на полдник. Горн уже починили? Это плохо.       Мы с Мэйсоном занимаем для клуба стол. Первой приходит Женя и с гордостью рассказывает Мэйсону о своём договоре с проекцией. Она буквально светится от счастья. Радуется, что знания из любимых сказок ей пригодились. Говорит, что это было очень сложно. И что вообще различные договоры с нечеловеческими существами — очень опасная штука из-за того, что их психология отлична от нашей. Всегда поражался действительно чем-то увлечённым людям.       Затем приходит Электроник и рассказывает, что ничего не нашёл. Сказал, что надо заниматься этим завтра, когда автобус подъедет. То есть ждать этот самый автобус часов примерно с двенадцати. И уезжать на нём. Ключ зажигания скорее всего будет вставлен, а если нет, то можно будет соединить провода. Он одно время механиком подрабатывал, пока в Москву не уехал, так что сообразит по ходу.       Лена заявляется последней. Почти всё пропустила и жалеет об этом. Мы чокаемся компотом за нас. За дело, за дружбу. Потом за Женю — героиню дня. Женя краснеет от смущения. Лена целует её в щеку и говорит, что смущаться нечего, а надо гордиться.       Сегодня вечером дискотека, так что лучше спрятаться, пока Ленивовна со Славей к чему-нибудь не припахали. Мы быстро уходим из столовой, не обращая на них внимания. В домике, когда я переодеваюсь в ту же рубашку с брюками, Мэйсон из-за дверцы шкафа замечает:  — Саныча целый день нет. Это не к добру.  — Это ещё почему? Вы ведь друг друга не переносите, так что плохого в том, что его нет? — недоумеваю я.  — Дубина ты, Сём, стоеросовая. Так нельзя просчитать его следующий шаг, — нервно бросают они.  — Может, в спортзале?  — Иди поищи его. Всё равно домашки у тебя как таковой нет.       Эх, подглядел за своей любовью, называется… Впрочем, в отношениях с Мэйсоном мне придётся смириться, что я никогда не буду у них на первом месте. Может, на третьем или на четвёртом. Чего я ною? Меня же сразу предупреждали, что клуб для них — главное. Обидно немножко, конечно. Да, я эгоист, и хотел бы, чтоб я был главным для своей любви. Но Мэйсон — это вам не Славя. Коллективизм и всё такое — не про них. Мэйсон — человек с типично западной философией: я и мой комфорт на первом месте. Хотя, и это не очень-то подходит им. У них на первом месте клуб, а на втором — они сами. Потом уже либо я, либо Лена.       И всё же я люблю их такими, какие они есть. Люблю бесшабашными, уверенными в себе, помешанными на музыке и «Бойцовском клубе», болтливыми, смешливыми. И собранными их люблю, люблю строгими, серьёзными, приказывающими или завораживающими своими речами. Просто люблю. Меня даже уже не интересует, какого они пола. Что это изменит? Ничего.       В спортзале физрука нет. Ни на спортплощадках, ни на матах, где он обычно спит. У Ольги Дмитриевны тоже. На пляже его нет. В медпункте нет. На площади нет. В столовой тоже. Возвращаюсь на площадь, ведь скоро начнётся дискотека. Это не к добру. Не к добру! Внезапно физрук бесшумно подходит в мою сторону.  — Искал меня, дрищ? — рычит он.  — Да, искал, Борис Александрович, — спокойно отвечаю я. Он тем временем поравнялся со мной и смотрит мне в глаза.  — Зачем?  — Меня Ольга Дмитриевна послала, — отвечаю сходу. Ненавижу врать вот таким вот амбалам. Сразу вычисляют страх. Как животные. Смотрю в глаза и отвечаю. Спокойно.  — Почему?  — Сказала, что танцы мероприятие коллективное. Ещё и посмотрела так… Ну, вы понимаете. Она такое кому попало не поручает. Вы ведь будете с ней сегодня танцевать?  — Это дело вожатых.  — Просто это очень важно для неё.  — Врёшь ты мне, дрищ. Врёшь и не краснеешь. Я с вашим братом двадцать лет работаю, — ухмыляется он. — Зачем ты меня искал на самом деле?  — Это уже моё дело.  — Твоё ли? Я начинаю подозревать, что это связано с темой вчерашнего разговора.  — Про тех пионеров, что в бункере шляются? — чёрт побери, он мог нас вычислить! Второе правило. Четвёртое правило. Кулаки невольно сжимаются. — Как вы думаете, кто бы это мог быть?  — Я знаю, кто это. Я знаю, что ты знаешь, дрищ. И гомик твой знает.  — Что знаю? Что знаете? Хорош строить тут теорию заговора! — я начинаю злиться. Зарядить бы в эту самодовольную рожу.  — Я ведь вижу, что злишься. Давай, ударь меня. Покажи, на что способен. Покажи, что ты настоящий мужик.  — Мне это не нужно. И ваше «настоящий мужик» вовсе не то, кем я себя вижу, — задрало это агрессивное быдло, которое считает «настоящим мужиком» только агрессивных и наглых парней. Я уже давно не поддаюсь на такие провокации.  — Фу, лоха кусок. Испортил тебя твой гомик.       Прихожу на площадь первым. Саныч уже тут как тут. Рассказываю всё Электронику. Он передаёт Мэйсону спустя какое-то время. До танцев ещё есть время, и мы с Мэйсоном садимся на нашу скамеечку. Они разваливаются и вытягивают ноги в ярких штанах с низкой посадкой. Обнимают меня за плечо одной рукой и принимают самый что ни на есть расслабленный вид. Замечаю, что им безумно идёт эта полурасстёгнутая рубашка с анимешными девочками и красная кожанка.       Чувствую, как Мэйсон нервничает. Это почти незаметно, но я-то знаю точно. Шепчет мне на ухо, что Саныч может быть главной угрозой. И правда, он стоит на площади прямо напротив нас. Сбежать получится только в разгар дискотеки и поодиночке. Максимум — парами. Поэтому со мной будет Женя, с Электроником — Лена. Уходим к старому лагерю и оттуда в бункер. Разными путями. Как правило, окольными. Но мимо сцены, чтоб не попасться на глаза Алисе. Сбегаем после медляков. Лена с Серёгой после первого, мы с Женей после второго. Мэйсон сами разберутся и будут нас всех ждать.       Лена приходит в синем коктейльном платье с пайетками. Оно очень подчёркивает её красивую грудь и длинные ноги. Всё те же туфли на платформе, так же завиты волосы. Глаза подведены светло-голубыми тенями. Женя сегодня в пастельно-жёлтом платье с птицами. Оно выше лодыжек и с длинными рукавами. Волосы убраны во французскую косу. Подхожу к ней и говорю, что ей оно невероятно идёт. Она смущается, и в этот самый момент шепчу ей на ушко сегодняшний план.       Дискотека тянется до неприличия медленно. Удовольствия от неё почти никакого. И так-то было не ахти, а тут ещё и Мэйсон сбегает. Я скучаю и танцую лишь для виду. Точнее, просто кривляюсь. Я вообще танцевать не люблю, честно говоря. Это только с Мэйсоном мне нравится, а так не особо.       Первый медляк. Женя приглашает меня, и я аккуратно веду её. Так, чтобы не тискать, и чтоб ей нравилось. Лена то и дело кокетничает с Электроником для виду. Женя пытается повторять за ней, но в итоге мы просто стоим, прижавшись друг к другу.       Потом Лена с Электроником растворяются в толпе. Убегают куда-то в сторону нашего домика, а дальше окольными тропами. Мы с Женей переводим дух.  — В таком платье будет неудобно бежать, — замечаю я.  — Тогда ты меня понесёшь, напарничек! — смеётся она.  — Главное — сторониться Саныча. Ольга Дмитриевна сама развлекается, а этот медведь будет за нами следить. Он знает о клубе.  — Знает?!  — Возможно. Но судя по его поведению, да.  — Как мы с ним разберёмся?  — Главное для нас сейчас — не попасться ему на глаза. Кстати, у тебя есть булавки?  — Зачем?  — Подол платья приподнять, чтоб бегать было легче.  — Нет.  — Жаль.  — Пошли танцевать?  — Идём, а то нас хватятся, — улыбаюсь я и веду её на танцпол.       Мы начинаем получать от этого какой-никакой, но кайф. Кривляемся, смеёмся. Производим вид развлекающейся парочки. Вот только всё это будто прикрытие. Точно мы парочка секретных агентов, как в каком-то американском фильме. Каком? Я уже не помню. Ну, да и плевать.       Второй белый танец. Я приглашаю Женю. Веду её под какую-то попсовую песенку. Ричард Маркс поёт, вроде бы. Аккуратно прижимаю её к себе и веду в танце. Это будто объятия с шагами. Шаг вперёд, два назад. Мы улыбаемся друг другу и кладём головы друг другу на шею. Высматриваем вожатую и Саныча. Спустя минуты три от начала танца я замечаю возможный выход.       Так мы и сбегаем. Просто бежим мимо танцующих в сень деревьев. Потом уходим, Женя ведёт меня к библиотеке. Закалывает подол платья, берёт аптечку и ведёт меня в лес. Даже в лесу ещё слышится звук с дискотеки.       Странно, как такая неуклюжая, казалось бы, девушка, прекрасно ориентируется в лесу? Возможно, внешность обманчива. От полноватой библиотекарши в очках меньше всего ожидаешь такой прыти.  — Часто тут ходишь? — спрашиваю.  — Нет. Лена показала, — бросает она. — У меня почти абсолютная память. Помню почти всё, что когда-либо видела, слышала, чувствовала, представляла.  — В учёбе полезно, наверняка?  — Ага. Но мусора в башке… Боже упаси, правда. Слишком много всего в активной памяти. Постоянно то песни какие-то приедаются, то картинки какие-то. Приходится быть куда более избирательной в выборе контента.  — Любая способность — и дар, и проклятие.  — Типа того.  — Вы с Леной много времени вместе проводите.  — Да, а что? Она милая. И рисует очень красиво. Мне бы очень хотелось издать свою книгу с её иллюстрациями.  — О чём бы была эта книга?  — Это был бы сборник сказок. Или волшебная повесть о чуде в нашей обычной жизни.  — Почему сказки?  — Я люблю сказки. К тому же, я лучше всего знакома именно с этим жанром. Ещё знаешь, в нашей жизни так мало волшебства. Это вовсе не значит, что наша жизнь не прекрасна. Просто сказки как бы преломляют эту жизнь, показывая всё самое лучшее.  — Какая твоя любимая сказка?  — Ах, их много! Всех не перечислишь. В детстве обожала мультик «Алиса в Зазеркалье», советский ещё. Больше всего мне запомнился добрый Белый Рыцарь. Я до сих пор наизусть знаю его песню. А ты любишь сказки? Или любил в детстве?  — Как-то не очень жаловал. В школе, класса до пятого, тащился от комиксов. Потом зачитывался фантастикой. Всякой разной. Но как-то фанатом не был. Вот аниме мне нравится. Ещё иногда манга. Но редко.  — Манга — это ведь японские комиксы?  — Типа того. Ещё их читают по-другому. У нас книга открывается с правой стороны, а манга — с левой. Будто задом наперёд читаешь.  — Манга ведь только детская бывает?  — Взрослая тоже. У японцев вообще возрастные рейтинги куда более размыты. Не то, что в Америке или у нас. Там больше упор на целевую аудиторию. По ней и ставится рейтинг.  — Вот это мне знакомо. Я одно время в издательстве работала. Тогда только ввели закон о маркировке возрастных рейтингов печатной продукции. Работы тогда было выше крыши. А зарплату никто не поднимал. Ужас, короче. Целыми днями там торчала. Зато наедине с книгами. В принципе, не так уж и плохо было.  — Тебе нравилось там работать?  — Не очень. Мало платили. И ещё контора была маленькая, поэтому на всём экономили. Всё в пыли. Я была рада, когда ушла оттуда.       Вскоре мы доходим до старого лагеря, и Женя держит подол на уровне колена. Тут постоянно мокро и трава высокая. Старый лагерь, как и любое заброшенное здание, меня особо не пугает. Да, ощущение заброшенности места щекочет нервы, конечно, но страшного ничего нет.       Вот только мы забыли фонарик. Оба. Напрочь забыли взять фонарик. Я помогаю Жене спуститься под лагерь, но забываю закрыть люк. Мы просто идём вперёд до самого бункера.       Мэйсон и Электроник открывают нам, и мы с Женей пару минут приходим в себя от ослепительно яркого света. Бункер закрывается, и мы просто сидим впятером некоторое время. Мы рассказываем, как добрались. Затем я спрашиваю, почему мы сидим в бункере.       Мэйсон залезает на верхнюю кровать и отвечает просто: «Во-первых, мы всегда вместе и на виду друг у друга. Во-вторых, здесь всё приготовлено для побега из лагеря. В-третьих, здесь нас не достанут боты». Здесь мы и проведём сегодняшнюю ночь.       Слово за слово, спать не хочется, и мы болтаем о всякой чепухе. То рассказываем истории из жизни, то травим анекдоты, то поём. Знаете, то самое товарищество, которого мне так не хватало в той жизни. Простое человеческое общение. Когда ты просто говоришь и не думаешь о том, что окружающие могут тебя засмеять. Впрочем, окружающих тут нет есть. Есть друзья.       Лафа внезапно прерывается, когда в дверь бункера кто-то ломится. Мэйсон бросается вперёд, за ними Лена. Семён просит меня удержать её. Правило номер четыре всё ещё в силе, но для начала попробуем договориться.       Мэйсон заряжает пистолет, оглядывает нас всех и велит не высовываться. Их глаза сверкают, а фигура предельно вытянута. Они явно готовятся к бою. Электроник успокаивает девочек, а я стою на стрёме. Внезапно Лена подскакивает рядом со мной и достаёт нож из-под складки платья.       Мы стоим и слушаем, что происходит за прикрытой дверью бункера. Там Саныч рычит и сопит. Мэйсон ведёт себя спокойно. Это в чём-то похоже на корриду, вот только тореадор совсем юный и вряд ли умеет стрелять.  — У меня есть полномочия сюда входить, — рявкает Саныч. — А ну пропусти!  — Какие такие полномочия? Вы просто физкультурный руководитель в пионерском лагере, — отвечает Мэйсон.  — Вот тут-то ты не угадало, — я могу только представить ухмылку Саныча. Слышу звук снимаемого с предохранителя оружия — Я тебя заставлю открыть бункер.  — Вы педагог, права в меня стрелять не имеете.  — Это лишь прикрытие, — «физрук» бряцает оружием. — А ну открывай быстро.  — У Клуба есть правило на этот счёт. Если Клубу кто-то угрожает, члены Клуба могут и должны применить насилие, — я подхожу ближе к щели около двери и вижу, что Мэйсон собирается стрелять.       Мэйсон колеблется. Дрожит. Руки на курок нажать не могут. Саныч тем временем просто ударяет их прикладом по голове и выбивает из рук пистолет. Мэйсон тихо сползают на землю. Похоже, удар был слишком сильным.       Саныч наступает им на руку. Резко, смачно. Возможно, у них ломается кость. И рычит: «Теперь пропустишь?» Мэйсон пытается нащупать пистолет, за что получает пулю под грудь. По рубашке растекается кровавое пятно. Всё зашло слишком далеко. Так больше не может продолжаться! Не может быть, чтобы это жизнерадостное, казалось бы, место стало погибелью для одного из нас! Нет, нет, не может быть! Наверное, это не Мэйсон, и мне всё кажется. Это точно кошмар, а я сейчас проснусь около компа в своей квартире.       Чёрт побери, это всё же не сон! Это реальность. Где пахнет кровью и страхом. Где в эту минуту тварь, которую я считал просто ленивым физруком, собирается убить мою любовь! Несмотря на крики Лены и увещевания Жени с Электроником, я выхожу из бункера. Я — слепая ярость Семёна Персунова.       Хватаю пистолет и рявкаю: «Не смей угрожать Клубу Настоящих!». Просто хватаю, целюсь и нажимаю на курок. Авось выстрелю. Раз, два, три. Три пули в череп существа, звавшего себя Санычем, а ныне просто дохлой туши.       Электроник помогает мне донести Мэйсона до кровати. К счастью, Женя умеет оказывать первую помощь. Нас с Леной как самых эмоциональных она просит не лезть. Я прижимаю к груди плачущую Лену, а она обнимает меня обмякшими руками. Я только и шепчу ей, что всё будет в порядке, а сам носом хлюпаю.       Она обнимает меня сильнее и говорит, что я тоже могу выплакаться. Вытираю красные глаза рукавом и кое-как пытаюсь успокоиться. Всё равно от нас с Леной уже ничего не зависит. Электроник тем временем закрывает бункер.       Женя отходит, и Мэйсон устало зовёт нас с Леной. Просит сесть рядышком. Ласково улыбаясь, говорит, что всё теперь будет в порядке. Что Женя их подлатала. Вот только в бункере теперь придётся остаться ещё и по этой причине. Затем просит меня лечь рядышком. Лена уходит, потрепав их по волосам.       Разуваюсь и ложусь на бок, чтоб как можно меньше тревожить Мэйсона. «Под одеяло давай, а то мне холодно», — хитро улыбаются они. Приоткрываю одеяло и понимаю, что передо мной лежит весьма симпатичный худощавый парень. Бледный, утончённый парень. Будто древнегреческий красавец или бисёнэн из какого-нибудь аниме.       Меня это немного шокирует, но я стараюсь не подать виду. Честно говоря, такой исход был предсказуем, но меня жизнь к нему вовсе не готовила. Вернее, я просто не хотел о нём думать.  — Сём, я ведь вижу, что тебя всего аж передёрнуло. Ничего не хочешь мне сказать? — произносит он (то есть, они).  — Мэйсон, — я ложусь рядом и аккуратно обнимаю свою любовь. — Так ты, оказывается… парень?  — Биологически да. Но вообще, Сём, я небинарный человек. То есть я не воспринимаю себя ни мужчиной, ни женщиной. Я что-то посередине.  — Так мне всё ещё обращаться к тебе во множественном числе?  — Да, если тебе несложно, — Мэйсон прижимается ко мне чуть сильнее, и я чувствую, насколько у них горячее тело. Дрожит, нервничает. Потом с тревогой глядит мне в глаза. — Это ведь не проблема?  — Знаешь, Мэйсон, — аккуратно поглаживаю их кончиками пальцев. — Мне плевать, солнце моё ясное. Плевать, какого ты на самом деле пола. Я люблю тебя. Люблю такими, какие ты есть. Я полюбил в первую очередь личность и душу, а не твоё тело. Если ты захочешь, мы займёмся любовью. Так, как ты хочешь. Но не сейчас. Спи, чудо ты моё непутёвое.  — Напугал, идиота кусок. Мог бы и поласковее сказать. А то: «плевать». Я, на секундочку, пули за вас всех ловлю, — Мэйсон кладёт голову мне на грудь.  — Два придурка, ё-моё, — ворчит Женя. — Устраивают тут выяснения отношений. Ну какая вам разница, если вы друг друга любите? Мэйсон, тебе вообще сейчас волноваться вредно. Мы постепенно укладываемся спать. Сверху от нас с Мэйсоном устраивается Лена. Женя сверху, Электроник снизу на кровати напротив. Укрываю покрепче свою любовь и ласково держу в объятиях. Лишь бы наутро всё обошлось.