Люцифер
Музыка: Chris Benstead — Wrath of Man
Зал собраний — мрачная просторная комната овальной формы в которой практически ничего нет, кроме пьедестала с позолоченным троном, предназначенного для отца. А перед пьедесталом шесть кресел, обитых роскошным алым бархатом для пяти Князей Ада и меня вдобавок. Они расположены полукругом, чтобы сидеть друг напротив друга, слушая разглагольствования папаши. Увидеть изнутри это помещение доводилось только отцу и его князьям. Для остальных демонов доступ сюда строго под запретом, даже для охраны. Я стою гордо и прямо. Подле отца, где мне и место, рядом с его троном. А в это время горбатый малыш-тролль перемещает князей одного за другим в помещение. Князья появляются строго минута за минутой с каменными лицами, не выражающими никаких эмоций. Тут же, глядя в пол, кланяются моему отцу затем и мне, как Наследнику, и усаживаются в свое кресло. Любой из них понимает, что собрания не проводят просто так. Что если назначена встреча с самим Сатаной, то грядут большие перемены. И, наверняка, высшие демоны настроены скрывать свои настоящие эмоции, ведь одна осечка — и ты труп. Все потому что искренность у моего папаши не в почёте, ему нужны последователи, слепые марионетки. Каждый из князей олицетворяет один смертных грех во главе со своим Господином. Правитель Преисподней Сатана — гнев. Князь Асмодей — похоть. Князь Левиафан — зависть. Князь Бельфегор — лень. Князь Мамон — алчность. И, наконец, Князь Вельзевул — чревоугодие. Вельзевул появляется последним. Он единственный из всех в добром настроении или, скорее, так хорошо научился скрывать эмоции, что демонстрирует лишь это. Весельчак, как и его сын. Мудрые глаза зелёного цвета обрамляют морщинки от того, как много улыбался в своей жизни. — Господин Сатаниэль, — кротко, но почтительно кланяется папаше, затем переводит взгляд на меня и задерживает его многозначительно. Как и все остальные князья, он не ожидал увидеть меня на собрании, хотя явно приятно удивлён. — Отрадно видеть и вас здесь, Господин Люцифер, — кланяется мне и усаживается в кресло, а я киваю, еле сдерживая усмешку. Фамильярное «Господин Люцифер» вместо его привычного «сынок» — слишком странно слышать. Ну конечно же тебе отрадно, Князь Обжорства. Это ведь именно вы на пару с Адмироном мне покоя не даёте, заставляя втираться в доверие к Сатане. Я сажусь в свое кресло и наблюдаю за происходящим — это все, что мне остается. А князья обмениваются парой нарочито вежливых приветствий друг с другом, когда отец величественно поднимает руку, заставляя всех умолкнуть.Стоп музыки
— Господа, объявляю о начале собрания! — Торжественно произносит он, обращая на себя все внимание, и усаживается в трон, закидывая ногу на ногу. Он не церемонится, выдаёт все сразу. — Первая новость, о которой желаю поведать: с этого момента мой кровный Наследник будет присутствовать на каждом из собраний. — Сатана проводит алым взором по всем присутствующим здесь, будто удостовериваясь, что возражений нет, и продолжает: — Но все мы знаем, что правила требуют присутствия на собраниях лишь князей. В связи с этим, с сегодняшнего дня прошу моего сына считать одним из Князей Ада. Желваки нервозно пульсируют. Ворот черной водолазки сдавливает горло от неприятного напряжения. Я кидаю взгляд на лицо отца, желая убедиться, что это всего лишь дурная шутка и не более. Но Сатана серьезен, как никогда. Подобный поворот вносит явные краски в мою и без того нелегкую жизнь. Моя ладонь тут же слишком импульсивно и протестующе несется вверх. Я собираюсь заявить, что отказываюсь. Не согласен, абсолютно точно против. Едва ли успеваю привлечь внимание отца, когда Вельзевул вмешивается, обрывая мою попытку противостоять: — Славьтесь, Князь Люцифер, — он почтенно преклоняет голову и улыбается добродушно, не оставляя мне шанса возразить. — Невзирая на вашу юность, вы всегда вызывали уважение своими заслугами, мы бесконечно рады принять вас в наши ряды. Слова рыжеволосого Князя Обжорства подхватывают и остальные. Каждый находит обязательным почтенно склонить голову в мою честь, а я гляжу на Вельзевула и проклинаю его. Я бы многое хотел сказать ему сейчас, но лишь одариваю прескверным взглядом. Я должен был втереться в доверие к отцу, что и сделал, как вы и велели! Но о том, что готов стать одним из князей, речи не шло! Свободного времени у меня итак мало, его катастрофически нет. Теперь будет ещё меньше. А вдобавок ко всему, я уже представляю эти поганые слухи, что поползут по школе, да и за её пределами. Отец безразлично дожидается, когда все закончат выражать мне почтение, и продолжает демонстрировать навыки ораторского мастерства. — Перейдём к главному вопросу, ради которого все мы здесь собрались! Каждый из князей замирает, навострив уши до предела. — Вот уже много лет белокрылые занимают лидирующие позиции в нашем мире, — папаша излагает вкрадчиво и умело, поддерживая с каждым из присутствующих зрительный контакт. — Зал суда, верховная власть, даже школа ангелов и демонов находится там, наверху, — Сатана указывает пальцем в потолок, цедя с явным омерзением. — Но кто решил, что кучка мерзких белокрылых, зовущих себя Цитаделью, смеет указывать нам, демонам, что делать? Кто дал им право судить, что есть благо, а что порок? Каждому, находящемуся в этом зале, уже известно к чему клонит Повелитель Ада. Очевидно, что его не устраивает нынешнее положение дел: Сатана может диктовать свои правила лишь на территории Ада, в то время, как Советники Цитадели уполномочены создавать законы для всего нашего мира, являясь самыми приближенными к Шепфа. Но что-то тут не так. Вижу, что хитрит, недоговаривает. Внимательно наблюдаю острым взглядом исподлобья, как Сатана встает с трона, расставив руки в стороны и говорит громче: — Демоны не были и никогда не будут жалкими подстилками для ангелов. Ваши семьи, друзья и близкие не заслуживают того, чтобы об них вытирали ноги какие-то белокрылые выскочки! Речь папаши как обычно направлена на ненависть ко всем ангелам. Он все лепечет и щебечет красивыми фразами, никак не переходя к основной сути дела: что собирается сделать. — До сих пор в Советниках Цитадели нет ни единого демона. Они считают нас ниже, хуже и слабее, чем они сами. — Повелитель Ада усаживается обратно в трон и по-истине дьявольски ухмыляется. — И если они не желают признавать нас добровольно, заставим их сделать это силой. Мои желваки разыгрались уже не на шутку. Большими пальцами давлю на побелевшие костяшки остальных пальцев, сжав руки в кулаки. Я не единственный, кто здесь нервничает. Слышу как Князь Мамон, сидящий справа от меня, нервозно стучит ногой, обутой в дорогую туфлю, по полу. Князь Алчности, в первую очередь, печется о своих землях и имениях на территориях Ада. Поговаривают еще, что у него много торговых лавок наверху, откуда приходит немалый доход. А вот Асмодей громко сглатывает слюну, в предвкушении грядущих событий. Князь Похоти, вероятно, желает свободно позабавиться с парочкой белокрылых девиц, хотя уверен, что ничто не мешает ему и сейчас делать подобное. Я же борюсь с желанием прямо сейчас забраться на пьедестал и заткнуть отцу рот. Запихать меж его зубов грязную половую тряпку и оставить так надолго. Я хочу закричать: Что за бред ты мелешь? Ты неизменно подобен себе во всем! Хочешь заполучить власть силой и чудовищными деяниями? Задумайся хоть на секунду, к чему это приведёт! — Желаете разорвать мирный договор с белокрылыми и повторить войну, мой Повелитель? — С максимальной осторожностью спрашивает Князь Асмодей, облизывая тонкие губы. Всем итак понятно, что да. — Я этого не говорил, — нарочито мягко улыбается Сатана. — Лишь сказал, что продемонстрируем нашу силу. — Он расслабленно откидывается на спинку кресла, и усмехается небрежно. — Ну а если войне и быть, то на нашей стороне самые бравые солдаты: Цербер, Хабарил, мой Наследник Люцифер, а вместе с тем, целая армия демонов и других адских существ. Стоп, стоп, стоп. Не слышу, пропустил. Повтори. Где-то на моменте, когда отец произнёс моё имя, выпадаю из реальности. Он продолжает что-то говорить, а я не могу сконцентрироваться на речи. Все будто погрузилось под воду: в ушах какой-то странный гул, не дающий сосредоточиться, в носу запах то ли костра, то ли еще чего. Премерзкий запах. Щурю глаза, пытаясь сфокусироваться на ком-нибудь из князей, сидящих кругом. Или, хоть, на стене с висящими на ней факелами, горящими приторным зелёным пламенем, но никак. Помоги Какого черта? Меня подрывает оглядываться. Смотрю по сторонам, как обезумевший полудурок: той, кому принадлежит голос, не обнаруживаю. Оборачиваюсь за спину, снова гляжу по сторонам: никого. Послышалось? Встречаю взволнованный взгляд Вельзевула, заметившего во мне неладное. Он молчаливо спрашивает: «Что с тобой?». Отрицательно мотаю головой в сторону один раз и возвращаюсь в прежнее положение, глядя прямо перед собой. Я совсем спятил? Рехнулся. Я мало кого могу опознать по голосу, но ее голосок узнал бы из тысячи. Это был он. Мягкий, заплаканный, едва ли живой. Грудь отчего-то нагревается будто из нее вот-вот полыхнет пламя. Мне неймется. Сердце оголтело стучит, отнимая весь кислород в лёгких, заражая пульсацией виски. Да я практически задыхаюсь, сейчас коньки прямо здесь, в гребаном зале собраний, отброшу. На глазах у Сатаны и его князей. Звучит как дурацкий анекдот. Прикладываю ладонь к центру груди, откуда берут свое начало все эти диковинные симптомы, будто убеждаясь, что все это взаправду, что не кажется, и делаю глубокий выдох, плотно сомкнув губы. Помоги Снова в ушах заветный голос. Ее голос. Почти шёпот, но он заставляет все внутри меня переворачиваться и щемить. А дальше еще страннее. В одну секунду мое тело пронзает жгучая, омерзительная боль, по силе сравнимая с той, которую испытывают мученики, жарясь в адском котле. Не слабее уж точно. А меня, как припадочного, срывает с кресла прямо на пол. Я падаю на колени, скрючившись в три погибели, где-то в ногах у ошарашенных князей. Ошарашенных — мягко сказано. Да я и сам удивлён, неподдельно растерян. — Что еще за дерьмо?! — рычу сам себе куда-то в воздух, морща нос от боли и совершенно позабыв, где и с кем нахожусь. Я совсем запутался, потерялся в пространстве и времени. Что за, мать её, адская боль? Одной рукой упираюсь в холодный мрамор, а второй продолжаю держаться за грудь, будто ответы на все мои вопросы скрываются именно там, под ребрами. Там, внутри, сердце уже не просто стучит, оно отбивает отменную чечетку и кричит: что-то не так! Что-то не так. Единственное, что точно ощущаю где-то подсознательно, на интуитивном уровне: я ей нужен. Нужен Непризнанной прямо сейчас, в эту минуту. Это чувство настолько ярое и сильное, что все остальное, происходящее в данный момент, теряет смысл и блекнет. Когда боль слегка приглушается, и шестеренки в моей ненормальной голове начинают вновь крутиться, медленно поднимаю лицо, встречая на себе шесть удивленных пар глаз. Я ей нужен. Первым делом оцениваю реакцию Сатаны, который свирепо сверлит меня алым взором, вгрызаясь ногтями в подлокотники от трона. Он буквально трясётся от злости. Обещал ему быть тише воды, ниже травы на этом собрании и то, что вытворяю сейчас не вписывается ни в какие рамки. Он готов меня прикончить здесь и сейчас. А меня уже не печёт судьба собрания, как и то, о чем дальше будет вести свои речи прогнивший донельзя папаша. Меня волнует лишь одно. Я ей нужен. Догадка, что ей в данный момент так же невыносимо больно, как было больно мне минуту назад, срывает крышу к чёртовой матери. Потому что эта девушка такое чувствовать не должна и точка. Эта девушка такой боли не заслужила, подобная боль не должна её коснуться. Я ей нужен. Все мое нутро тянет прочь отсюда: убедиться, проверить. Упираюсь обеими ладонями в пол, просчитывая в голове действия, которые могу совершить далее. Я знаю, чем кончится каждое из них, и все же выбираю самое безумное. Молниеносно переключаю взгляд на Вельзевула, ища совета или, может, одобрения в его встревоженных глазах, почти по-отечески изучающих меня сейчас. Но на что я надеюсь, он же не читает мысли. А если бы и читал, точно не поддержал бы то, что собираюсь сделать. Пускай я спятил, потерял голову, сбрендил! Пускай по мне плачет психбольница! Нужно скорее найти ее, своими глазами увидеть, что с ней все в порядке. — Люцифер, — ледяной, озлобленный голос отца, заставляет меня вновь повернуть голову в его сторону. Он даже слегка привстал с трона от возмущения. — Немедленно сядь обратно в кресло! По последней фразе и тому, как она произнесена понятно: ослушаюсь — и я труп. Если бы это хоть немного волновало меня сейчас, может и сделал бы, как он велит. Если бы это тревожило меня хотя бы на один процент, я непременно бы послушался. Умоляю, кто-нибудь Кто угодно Помоги — Иду, — выдавливаю еле слышно и зачем-то вслух, сам себе или Непризнанной, будто от этих слов, слепо брошенных в воздух, ей станет легче. — Уже иду. — Люцифер! — Сатана не выдерживает, вскакивает с трона, видя бездействие на его приказ. Он все чувствует, знает по моим сосредоточенным глазам, что задумал слинять. Но его крики — без толку. Мой большой палец уже уткнулся в средний, я делаю щелчок и перемещаюсь прочь с зала собраний. Я заведомо знаю, что папаша не кинется за мной и не пошлёт слуг. Сперва закончит начатое, таков уж он. Сейчас его задача завершить собрание во что бы то ни стало. Разборки со мной он оставит на десерт. Думать приходится на ходу, хотя голова готова треснуть на две части в данный момент. Первым делом заявляюсь в ее комнату. Как всегда чистая, убранная, вся — олицетворение ее. Воздух пропитан ее сладкой энергией, и этот воздух я вдыхаю сильнее прежнего. По идеальному порядку сложно понять как давно она была здесь. Ну почему нельзя было оставить хоть какую-то деталь, хотя бы крохотный знак для меня?! Мечусь из точки в точку по комнате, проверяю ванную, снова возвращаюсь в спальню: ничто не вызывает подозрения. Да и что могло случиться, на ней ведь мой медальон. Почему тогда, черт побери, так неспокойно?! Думай. Щелчок. Школьный коридор, как раз закончился последний урок. Я не вижу никого и ничего вокруг, не осознаю как выгляжу, когда расталкиваю вот так всех на своем пути. Стремительным шагом топаю сквозь молодые крылатые тела, ориентируясь на знакомую взбалмошную энергию, которая где-то рядом. Чутье меня не подводит. — Ади! — В миг оказываюсь рядом с рыжеволосым и бесцеремонно тяну его за локоть в сторону. Не хочу, чтобы нас слышала дочь Мамона, которая болтала с ним в этот момент. Серо-зелёные глаза, которые до боли напоминают те, что уже видел недавно на собрании, ошарашенно разглядывают меня с блеском и искренним удивлением. Когда такое было, чтобы я первый подходил к нему и говорил что-то, уже и не помню. Поэтому сын Князя Обжорства так растерян сейчас. — Л-люцифер? — Ади заикается от моего неожиданного появления и опускает взгляд на мои пальцы, которыми все ещё мертвой хваткой сжимаю его локоть. — Ты чего это? Убираю руку, требовательно сверлю взглядом, не желая тратить время на объяснения. — Где Непризнанная? — Вот идиот, дёргаю головой в опровержение своим же словам, не звать же её так! Исправляюсь: — Вики Уокер. — Вики? — переспрашивает с невинным видом и щурит нос, почесывая затылок. Затем оценивающе глядит на меня, мол: «А вы с каких пор знакомы?». — Почему интересуешься? — Не спрашивай, просто ответь. — Я нетерпелив, потому что чувствую, будто куда-то опаздываю. Я хочу скорее успокоиться, узнать, что все в порядке и сделать вывод, что просто тронулся умом. Мои нервы ― натянутая струна. Скажи, что она где-то здесь. Скажи, что видел ее недавно, что она по-привычному улыбалась и у нее все хорошо, и вы разошлись всего пару минут назад. Скажи, что все как обычно. — Не знаю, она пропустила урок, — рыжеволосый заново хмурится. — Вообще-то странно, на неё это не похоже. Ади не подозревает, что убивает меня и мою нелепую надежду каждым произнесенным словом. Он не знает, что от его слов, органы под моими ребрами разрываются на ошметки, а эти ошметки ещё сильнее — на мелкие кусочки. — Когда ты видел ее в последний раз? — Я требую, во мне кипит то ли страх, то ли злоба. — Утром, — сын Вельзевула вспоминает, прогружает хронику событий в уме. — Она рванула куда-то во время обеда, сказала должна навестить кого-то. Навестить? Мои нервы ― тоненькая нить, которую безжалостно накручивают с обеих сторон, желая разорвать надвое. Кого она могла навестить? Какие-то друзья, приятели? Кого она может знать за пределами школы? Думай. Соображай. Я и сам видел ее тоже утром. Убегала от меня, а потом не желала на меня смотреть. Вцепилась в свою сумку и разглядывала то и дело свои коленки, будто они ей милее, чем моё лицо! В памяти всплывают её намокшие от слез глаза. Моя заслуга. Снова довёл её, плакала из-за такого как я. Собирала яблоки с пола, а потом посмотрела на меня этими глазами, полными обиды, заставляя проклинать себя за все сказанное. Собирала яблоки. Меня прошибает. Словно током от головы до пят, и я даже не замечаю, что твержу вслух: — Дракон, — раздраженно закидываю голову назад, догадавшись, наконец, и в то же время проклиная глупость всего этого. — Она побежала кормить дракона. — Что? — Ади не понимает в чем дело, но видит, что я сам не свой. — Что случилось? Позже. Я не удосуживаюсь даже дать ответ, слишком спешу, пальцы щелкают на взбешенных рефлексах. Может быть когда-нибудь я смогу все объяснить тебе, сын Вельзевула, но точно не сейчас.