Ты спаси мою грешную душу

Вики

Просыпаюсь я там же, где отключилась. Комната окутана утренними лучами солнца, на полу всё те же осколки после разбитой вазы, а на душе облегчение. Облегчение от того, что вчерашний разговор не был сном. Рядом с моей подушкой клочок бумаги с надписью: «Разберусь с делами в аду и сразу вернусь. Оставайся у меня столько, сколько захочешь». Чёрные чернила заметно контрастируют с молочно-белым куском пергамента. Почерк по-истине красив, вот только грубые, размашистые петли и завитки с потрохами выдают импульсивность того, кто их изобразил. Меня тоже выдают: лёгкая улыбка, появившаяся на губах и тепло внизу живота, разрастающееся разноцветными ветвями от осознания того, кто именно оставил подобное послание. Выдают все чувства как на духу. — Привет. Дыхание спирает, пальцы тут же машинально сминают бумажку, словно там написано что-то запретное, крамольное — и к груди, к сердцу, спрятать от посторонних глаз. Я здесь не одна. — Можешь не прятать, я уже давно прочёл. Цербер лежит на диване в противоположном конце комнаты. Нет, не лежит — валяется. Ему до бумажек дела никакого: обе руки за головой, тоскливый взгляд в потолок, лениво свесил одну ногу с дивана и болтает ею туда-сюда. Примерно так обычно выглядят скучающие сорванцы, которых родители посадили под домашний арест. — Привет, ты… — приподнимаюсь на локтях, рассматривая паренька. — Ты что же, спал здесь, всю ночь? Спросонья не так легко понять, что происходит. Вижу, что в ногах Цербера комок белой ткани, которая ночью служила для кого-то одеялом, а под головой подушка. — Звучит чудесно, но нет. Я ошиваюсь здесь всего минут сорок, — разворачивается набок, в мою сторону, подпирая щеку кулаком, и смотрит впритык. — Прислан кое-кем в качестве твоей няньки. Произносит, а сам улыбается с шутливым укором, мол: «Да-да, я здесь из-за тебя, теперь вот терзайся муками совести». Мне тут же хочется расспросить про этого «кое-кого». Узнать, как долго он будет отсутствовать, услышать, почему он попросил беса побыть со мной, каким был его голос в этот момент, каким был взгляд — всё это слишком невероятно, щекотно, горячо, но торможу себя: не хочу докучать пареньку. — Цербер, я уже чувствую себя хорошо, правда. Ты можешь спокойно идти по своим делам. Бес окидывает меня оценивающим взглядом снизу-вверх, важно хмурит брови, снова разворачивается на спину лицом к потолку, руки скрещивает на груди. — Ещё чего? — а нога опять туда-сюда по воздуху, только теперь слегка нервозно. — Ты у нас ходячая катастрофа, и защитничек твой с меня три шкуры сдерёт, если хоть как-то пострадаешь, пока он отсутствует. Так что, хочешь ты или нет, до его возвращения я твой личный секьюрити. Ходячая катастрофа? Точнее и не скажешь… В горле нарастает тошнотный ком, поток беспокойных мыслей, словно стая маленьких паучков, окутывает сознание зловещей пеленой. Потому что, помимо разговора с Люцифером, вспоминаю и всё остальное. — Раз так, — неуверенно перебираю меж пальцев ткань одеяла. — Сходишь со мной кое-куда? Я одна боюсь… Паренёк слишком резко поднимается в сидячее положение: он смотаться из этой комнаты только рад, ему давно наскучило сидеть в четырёх стенах и ждать, когда я проснусь. — Это ведь будет что-то весёлое, да? — сканирующий взгляд свысока из-под растрёпанной пепельно-белой чёлки, касающейся длинных ресниц, голова немного в бок — явные признаки того, что бес заинтригован. — Какой-то бордель или рюмочная? Неловко кривлю губы. Он точно будет недоволен. Уже через полчаса мнусь на месте, беспокойно сжимая подол василькового сарафана на тоненьких бретелях, в который любезный спутник переодел меня своим чудотворным щелчком в пальцы. От смрадного запаха дыма не осталось и следа. Пещера снаружи выглядит так, будто здесь ничего не происходило и только подкоптившаяся трава рядом со входом выдаёт вчерашнее бедствие. Вот он вход, прямо передо мной, только ноги не слушаются, даже шажочка не дают ступить, словно сделались деревянными или окаменели. Ну а Цербер — сама непосредственность. Покачивается на носках с руками по карманам и насвистывает что-то, разглядывая горизонт. И ещё нарочито громко вздыхает. Уже в третий раз. Всеми силами демонстрирует, что не понимает цели нашего нахождения здесь. — Куколка, тебя здесь кто-то ждёт? — спустя пять минут бездействия всё же решает тактично разузнать. — Если хочешь побыть на природе, мне известны и более живописные места. — Не ждёт, — дрожащий выдох и желание заключить в объятия саму себя, что и делаю. — Больше не ждёт. Паренёк поворачивается на меня и замечает влажные следы на щеках, отчего слегка теряется. — Не реви, с ума сошла? — взглядом окидывает вход в пещеру, затем меня, затем снова пещеру, его настигает тень догадки. — Из-за дракона что ли слёзы льёшь? — Он не просто дракон. — Ага, а кто же он? — скептическая ухмылка, как бы говорящая: «не дури меня». — Друг. Пара недоумевающих хлопков светлыми ресницами, Цербер негодует. — Значит, другом может быть кто угодно, даже пень? Я поворачиваюсь на беса, чтобы проверить серьёзен ли он. Тот совсем не шутит, смотрит и смотрит, даже на носках качаться перестал. Ожидает ответ на вопрос. — Нет… Наверное, нет, — запинаюсь, пытаюсь подобрать правильные слова. — Другом может быть тот, с кем тебе хорошо и кто поступает с тобой хорошо. — Что хорошего сделал этот дракон? — Пожертвовал собой, защищая меня, — шёпот срывается с губ, ведь мне так стыдно. Стыдно, что не могу набраться смелости и войти в пещеру, чтобы проститься с Фыром. За этим ведь сюда и пришла. Затянувшаяся тишина означает мыслительные процессы в голове моего спутника. — Почему он сделал это? — чуть тише спрашивает Цербер. — Для чего жертвовать собой? Сейчас он искренен, без притворств. Сейчас он также вдумчиво глядит на вход в пещеру, как я, и задаёт вопрос не из желания оспорить, а в попытке понять что-то новое. Словно ребёнок, который всё ещё не обучился простым истинам, хотя живёт так долго. — Потому что хороший друг, — я вытираю льющиеся солёные дорожки тыльной стороной ладоней. — Поэтому. Цербер пропускает пару морганий и кивает сам себе: этот урок усвоен. — Тогда не плачь, с тобой-то всё в порядке, — пытливый ум не оставляет стараний расшифровать причину моих слёз. — Говоришь так, будто сам никогда не плакал, — моя скромная догадка. — Никогда, — бес пожимает плечами. Кажется начинаю понимать: Цербер почти всю свою жизнь провел под рукой у Владыки Ада, там, где подобным эмоциям не место. И, хотя он способен ощущать чувства окружающих по одному лишь запаху, истоки этих чувств ему не всегда ясны. Как можно освоить что-то, если самому не довелось испытать, и никто вокруг не научил? — Я плачу, потому что Фыра больше нет, — объясняю терпеливо, со всем уважением, какое может быть к такому собеседнику. — Мне грустно, что больше с ним не побуду. Зрачки Цербера застывают на какой-то момент, будто из последней фразы он точно вобрал что-то для себя, что-то ему знакомое и родное. Такое ему известно, такой опыт у него уже был. — Говоришь, что его больше нет, — вдруг выдаёт негромко, но невероятно проницательно, а потом кротко вдыхает воздух. — Но его душой пахнет до сих пор, особенно, когда ты о нём думаешь. Мурашки одолевают меня с головы до пят. Такая простая вещь, а мне, оказывается, нужно было услышать её от прислужника Сатаны с непомерно развитым обонянием, чтобы вспомнить: душа не умирает, она бессмертна. — Так что ты просто не забывай его, — Цербер поднимает задумчивый взгляд в небо и, наверное, даже сам не понимает, какие правильные вещи твердит. — И никуда он от тебя не денется. Будто в подтверждение словам, лёгкий, ласковый ветерок раздаётся по округе и заботливо треплет паренька по белым-белым, как снег, волосам. Если бы Цербер знал, каким светлым созданием сейчас выглядит, он бы никогда больше не посчитал себя злодеем. Если бы знал, что именно таким я его и вижу с самого первого дня нашей встречи: любопытным, вечно стремящимся понять что-то новое, умеющим не только слушать, но и слышать. А ещё одиноким. Всегда в нём есть эта одинокая печаль, которая кроется под вечной маской клоуна-весельчака. Не удивительно, что именно он нашёл правильные слова. Ведь умело утешает тот, у кого есть собственное горе. — Я такая трусиха… Не знаю, как войти в пещеру, — почти шёпотом делюсь секретом, о котором хотела бы умолчать. — Нужно попрощаться как подобает, но не могу, никак. Дракон слишком большой, его тело не переместить для похорон, а самое главное: я боюсь. До трясучки боюсь увидеть, что с ним стало после пожара. — «Как подобает» — это… — бес задумчиво хмурит брови, вспоминая обычаи пару секунд, затем щёлкает в пальцы. — Что-то вроде такого? Огромный, гладкий булыжник, идеально подходящий по размеру, теперь заслоняет вход в пещеру и превращает её в подобие склепа: не зайти, не выйти. Перед булыжником на земле лежит букет из диких роз алого цвета, перевязанных чёрной тканевой лентой. На каменной поверхности булыжника выгравирована лишь одна небольшая надпись: «Не просто дракон, а друг». Сперва цепенею. — Я не спец в захоронении драконов, — паренёк зачем-то оправдывается, почёсывая свою макушку. Видимо со стороны я выгляжу недовольной, но это совсем не так. Фыр непременно бы обрадовался, что о нём позаботились. И теперь я смогу его навещать. Меня разрывает странный диссонанс: радость и печаль одновременно, и мой эмоциональный диапазон не находит решения лучше, чем издать счастливый смешок. Сквозь боль и влажные от слёз глаза, настолько, насколько это допустимо, когда стоишь перед могилой погибшего существа. Слова излишни, я только благодарно кладу голову на плечо беса и осторожно приобнимаю его за локоть, приглашая побыть здесь ещё немного в знак прощания, а Цербер всё схватывает на лету. Так и стоим, молчим, слушаем ветер. Потом Цербер долго перечит и брюзжит, когда уговариваю переместить нас в школу. Говорит, что ещё вчера я была одной ногой в Небытие, а сегодня уже думаю об уроках. Называет зубрилой, букварём и ботаником. Цербер, вообще, на обзывательства довольно щедр, правда в его исполнении это совсем не обидно. А я ссылаюсь всё на ту же дружбу. На двух забавных парней и одну девушку: Ади, Сэми и Мими. Рассказываю, что когда была на грани жизни и смерти, вспоминала их. Что они меня, должно быть, потеряли и, что нужно скорее показаться. Приправляю сказанное парочкой смешных случаев, произошедших с нами. Недавно мне довелось узнать тех, до кого невозможно достучаться даже самой жалобной и слёзной мольбой. Два обычных молодых демона были ослеплены жестокостью настолько, что походили на чудовищ. Много ли нужно, чтобы достучаться до одного из темнейших созданий: беса, созданного самим Владыкой Ада? Оказалось, всего несколько каламбурных рассказов. Может быть, это и есть главный признак доброго сердца, неотъемлемая часть гуманности — простота? Цербер ворчит, важничает, прячет улыбку, чтобы выглядеть суровым. А в итоге простодушное: «Ладно-ладно, уговорила, отправляемся в твою школу тухнуть со скуки». Со скукой он, конечно, просчитался. Ведь стоит только перейти порог класса, как нас встречает банда сорвиголов. — Ребята, это Вики! — тонкий, но такой звонкий голосок Мими заставляет Сэми и Ади, усадившего свой зад возле возлюбленного, точнее: на парту перед ним, обернуться в мою сторону. — Разрази меня гром, — рыжеволосый демон облегчённо кладёт ладонь на свою грудь. — Мы уже думали расклеивать объявления о пропаже. — Вики, где ты была? — пока я устраиваюсь рядом с Мими, Сэми не отрывает от меня взгляда. Сканирует состояние. — Тебя вчера нигде не было, мы думали что-то случилось. Конечно, мне не хочется умалчивать, вот только если расскажу о том, что меня похитили с целью передать в лапы Сатаны, лишу беднягу Сэми спокойного сна на всю жизнь вперёд. — Я плохо себя чувствовала, — будь уверенней, не тушуйся. — Но теперь намного лучше. Я обязательно расскажу им позднее. Честное слово. — Тебя тут искал кое-кто, — Ади вдруг смотрит многозначительно, звучит загадочно, недоговаривает. — Он… Тебя нашёл? Я сразу понимаю о ком речь, разве могу не понять? Есть всего одна конкретная персона, которая может так интересовать нашего Ади. Зато остальные не в курсе, судя по их растерянным лицам. — Нашёл, — киваю кротко и открываю учебник: пытаюсь отвлечься, чтобы не краснеть. — На какой теме мы остановились? В глазах демона чистое любопытство. В глазах демона, конечно, куда больше вопросов, но их он решает удержать при себе. — Погоди-ка, — Ади произносит максимально подозрительным тоном, а потом указательным пальцем тычет вбок. — А этот хмырь здесь что забыл?! Вбок — это в сторону Цербера, который вальяжно развалился на заднем ряду. На глазах солнцезащитные очки в круглой оправе, всем весом облокотился о спинку стула, ноги скрестил на парте и лежит, покачивается, будто загорает. — Как будто я находиться здесь рад, Веснушка, — бурчит небрежно в ответ. — Он ведь даже не ученик, — Ади переходит на шёпот, усаживается за парту к Сэми и заговорчески наклоняется к нам, чтобы другие не слышали. — Пришёл из Ада шпионить за нами? — Точно. Я его боюсь, — поддерживает Сэми. — Наверное, планирует что-то жуткое. Не понимаю, как объяснить, что Цербер вовсе не засланный шпион, а всего лишь слишком исполнительный добряк, жертвующий своим временем, чтобы присмотреть за «ходячей катастрофой». Понятно лишь одно: у окружающих до удивительного неверное представление о том, какой он на самом деле. — Цербер совсем не такой, — с мягкой улыбкой наблюдаю за тем, как бес удерживает баланс на двух задних ножках стула, едва ли не падая, и отворачиваюсь. Уж лучше не видеть, не хочу стать свидетелем несчастного случая. — Пожалуйста, будьте помягче. — Тогда зачем напялил очки, если не шпионит за нами? Выглядит, как клоун, — а Ади всё никак не уймётся: горячая кровь, мятежный дух. — Сказал парень в разных носках, — остроумно подмечает Мими. — Ты на чьей стороне вообще, а? — рыжеволосый на зло всем закидывает ноги на парту, демонстрируя торчащие из-под черных джинс разноцветные носки: на левой ноге горчичного цвета, на правой — тыквенного. — В разных, потому что опаздывал с утра. Мими, как чертёнок, высовывает язык. Она ни на чьей стороне, ей просто выдался лишний случай подколоть Ади. Она крайне смешлива и любит похихикать. В этот момент в класс входит преподаватель, придерживая пару учебников рукой. Суровый взгляд, внушительный стан, ни единого приветственного слова — всё как обычно. — Учитель Геральд? Разве у нас не урок зельеварения? — негодует одна из учениц, слегка привставая со своего места, чтобы привлечь внимание. Геральд хмурит брови, будто эта тема ему неприятна. — Учитель Фенцио будет отсутствовать какое-то время. На замену: урок демонологии со мной. Слышу, как Сэми начинает нервозно стучать ногой по паркету, а преподаватель проводит оценивающим взглядом по классу и замечает неладное, творящееся на задних рядах. — Цербер, объяснись, — скрещивает руки на груди и облокачивается поясницей об учительский стол. — Тебе заняться нечем? Взгляд серых глаз волевой, норовистый, по нему ясно: с преподавателем лучше не шутить. Ясно всем, кроме Цербера. — Да вот, решил подтянуть свои знания, вы разве против, учитель Геральд? — верещит паренёк, особое ударение делая на нарочито вежливое обращение, которое скопировал за ученицей, что говорила до него. Звучит настолько неправдоподобно, что даже идиоту будет ясно: прислужник Сатаны здесь по иным причинам. Я намереваюсь поднять руку, чтобы заступиться. Нужно сказать, что это я попросила его посетить урок, придумать какую-то небылицу, что угодно, чтобы прикрыть, хоть в таком и не сильна. — Подтянуть знания, значит, — мужчина становится вдумчивым, взглядом незаметно мелькает в мою сторону. Затем, неожиданно спокойно усаживается за стол и открывает учебник. — Не против. Учись. — Что?! — рыжеволосый борец за справедливость не верит своим ушам. — Вы что, вот так просто разрешите ему учиться с нами? — Ади, — холодно кидает Геральд, не поднимая сосредоточенных глаз от учебника. — Убери ноги со стола. — А этому почему можно так сидеть? — парень возмущённо продолжает тыкать пальцем в Цербера. — Ему вы ничего не сказали! Сэми тихонько пихает в бок свою вторую половинку, призывая угомониться. Серьёзно, иногда мне кажется, что в Ади живёт великий бунтарь. — Он безнадёжен, а на тебя слабая надежда имеется. Пока что. Волна смешков проходит по классу, благодаря последней фразе Геральда. Демон при этом сохраняет абсолютно грозный вид. Это он здорово умеет. — Выкуси, Веснушка, — победоносно ухмыляется Цербер. — Слушайся учителя и будь паинькой. — Пошёл ты, — еле слышно фыркает рыжий демонёнок, недовольно убирая ноги со стола. Ади не на шутку бесится, он ненавидит проигрывать кому-либо. — Цапаются, как кот с собакой, — смеётся Мими, прикрывая рот ладошкой. Действительно, откуда только взялась эта вражда? Что именно они не поделили? И, если роль собаки явно достаётся Церберу, выходит, что Ади — кот? — Так, шумная троица, если ничего полезнее, чем болтать на моём уроке, в планах у вас нет, лучше сходите в библиотеку за учебниками для всех, — Геральд обрывает попытки нарушать дисциплину на корню, строго глядит на Ади, Мими и Цербера. — Я бы рад, но мне не дозволено, учитель, — бес поднимает солнцезащитные очки, делая из них некий ободок для волос. Смотрит на Геральда намекающе и слишком выразительно. — Я сегодня хвостик. Не дозволено отходить от меня? — Я могла бы сходить с ними, помогу донести книги, — нахожу решение, пока никто в классе не успел задаться вопросом, что именно имел ввиду Цербер, говоря «хвостик», и почему из-за этого с него снимается наказание. А вот Геральд уже давно разгадал значение этого слова. Правда, моя инициатива ему не нравится, он впадает в серьёзные раздумья. — Только без приключений, туда и мигом обратно. — Да что может случиться в библиотеке? — риторический вопрос от Мими, прежде, чем она щёлкает в пальцы, перемещая нас. Случиться может. Например, неправильная телепортация. — Ой-ёй, — демонесса неловко жмурит нос и оглядывается по сторонам, обнаруживая, что мы не там, где должны быть. От слова совсем. Каменная дорога по бокам от которой простирается бурлящая раскалённая лава. Тёмно-алый, кроваво-алый, огненно-алый — всё вокруг кишит этими оттенками и наводит жути. Мы будто в подземелье, видимо среди подвальных этажей замка. Пахнет копотью, и, с недавних пор, это мой самый нелюбимый запах. Цербер хохочет, хлопая в ладоши. Ему не на шутку весело: — Десять баллов, солнышко, прекрасное перемещение. — Такое случается, когда я голодная, — девушка прислоняет ладонь к своему плоскому животику, торчащему из-под короткой чёрной майки. Который, наверняка, урчит, просто нам не слышно. Я неосознанно становлюсь за плечо Цербера. — Где это мы? — мне здесь неуютно, хочется поскорее уйти. — Не там, где должны быть, но и не так уж далеко, — Мими умело лавирует словами, хотя очевидно, что сама не знает ответа. — Тогда давайте поскорее отсюда… — Эй, народ, вы должны это увидеть! — голос Ади раздаётся чуть поодаль от нас и не даёт мне договорить. Оборачиваемся и замечаем, что наш друг находится возле неестественно огромной двери. К ней и ведёт дорога, на которой стоим. Дверь заперта проржавевшим железным замком, с выгравированными на нём зловещими черепами и змеями. — Как думаете, что за этой дверью? — интересуется демонёнок. Он в кураже. И сейчас чувствует любопытство вперемешку с адреналином. Если это так — мы тут надолго. — Точно ничего хорошего, — говорит Мими, а я обнимаю себя за плечи. Был бы здесь Сэми — уже неслись бы с ним отсюда со всех ног. — Наверное, тюрьма для заключённых, — Ади строит догадки. — Или камера пыток. Игра в детектива — его любимая игра. — Холодно, Веснушка, — Цербер довольствуется ситуацией, в которой знает то, чего не знает Ади. — Твой отец — князь Ада, а ты не в курсе, что за этой дверью? — Кончай звать меня так, — рыжеволосого раздражает придуманная для него кличка. — Не нравится прозвище? — бес кривляется, ему эти словесные перепалки только в радость. В условиях конфликта он как рыба в воде. — Тогда, может, звать тебя Конопушка? — Отвали, придурок, — Ади мнётся с ноги на ногу, поправляет воротник рубашки, торчащей из-под тёмно-зелёного джемпера. Он прикладывает немало усилий, чтобы звучать вежливей. — Лучше скажи, что там за дверью? — Так я и разболтал, — Цербер важно упирается кулаками в свои бока. — Я вам не экскурсовод. Недовольное цоканье ртом. — Тогда толку от тебя ноль, — демон задумчиво прикладывает указательный палец к нижней губе. — Может стоит спросить у Люцифера, замок же принадлежит ему? — Может. Низкий бархатный голос, сеющий те самые разноцветные ветви в моём животе. В мире существует миллиард голосов, но узнать этот мне всё равно легче всего. Этот активирует рой мурашек на теле и в теле, а принадлежит он хозяину замка. Тому, который младший. Люцифер пугающей тенью стоит прямо позади нас, и совершенно неизвестно, как давно он здесь. — Или, может, вам стоит убраться отсюда? — он видит среди присутствующих меня, и это хуже всего. Затем мрачный алый взгляд, не предвещающий ничего хорошего, на Цербера. — Здесь закрытая территория. Скажите «спасибо», что вас не обнаружила стража. Тон — ледяные скалы, само недружелюбие в чистом виде. Кошмар. А глазами продолжает плавить Цербера, как виновника всего произошедшего, ответственное лицо, не справившееся с задачей. — Я тут не причём, все вопросы к гению телепортации, — бес поднимает руки в жесте: «сдаюсь». Намекает на Мими. — Я ведь случайно! — а она защищается. Стоит только Сыну Сатаны появиться на горизонте, как голос нашего рыжеволосого детектива делается взрослым и серьёзным: — Это должна была быть библиотека, — Ади пытается объяснить произошедшее. — Мы не туда переместились, а потом я задержал всех здесь, они не причём. Вот он — истиный лидер, глава преступной группировки. Всю ответственность — на себя, благородно и смело. Люцифер внимательно выслушивает каждого, затем щёлкает в пальцы. В этот раз успешно, в этот раз мы находимся у входа в библиотеку, где и должны были оказаться в прошлый. — Вам туда, — он говорит это Ади с Мими и головой указывает на вход, затем осуждающе смотрит на меня и Цербера. — А вы двое — за мной. Если у строгости существует живое воплощение, то перед нами сейчас стоит именно оно. Люцифер отвёл нас в небольшую комнатушку, что чуть дальше по коридору и даже запер дверь, чтобы никто не побеспокоил. Стены терракотового цвета, расписные ковры. А ещё небольшой диван, камин, пара книжных стеллажей — что-то вроде комнаты отдыха. Наверняка, в замке таких пруд пруди. Мы с Цербером разместились у стены, как два провинившихся ребёнка, а Люцифер — напротив. Стоит молча, скрестил руки на груди и смотрит. Думает, как лучше поступить. Наконец, он находит правильные слова и обращается к бесу: — Как долго ты собираешься испытывать моё терпение? — Ты о чём это? Слышал же, что в подземелье нас переместила та голодная девчонка, а не я. Мускулы, обтянутые рукавами чёрной футболки, опасно подрагивают на скрещённых руках, что покрыты татуировками. — Действительно не понимаешь? — тон отчитывающий, взрослый, сохраняющий терпимость, но лишь потому что Цербер не единственный присутствующий здесь. — Куколка жива-здорова, — бес показывает на меня обеими ладонями, демонстрируя истинную невиновность. — Всё как договаривались. Раздражённый выдох в сторону. Люцифер хотел бы сказать куда больше, но не может. Сейчас не может. — Лучше исчезни, — имеется ввиду: «с глаз моих долой, пока не сорвался». — С тобой потом поговорим. Как много проблем для Цербера предвещает это «потом поговорим» ясно по одному лишь звучанию. — Он ведь правда совсем не виноват, — я встреваю ласково и мягко, пытаюсь помочь, как могу, хоть и не до конца понимаю, отчего так злится Люцифер. — Мы оказались на закрытой территории случайно. — Куколка дело говорит, — ухмыляется Цербер. В ответ получает немилостливый алый взгляд, говорящий: «Проваливай». Понимающий кивок беловолосой головы, лёгкий реверанс в знак прощания и щелчок в пальцы. Что теперь? А теперь мы наедине. Осторожно сканирую твои эмоции: смотришь, не моргая, плечи и грудная клетка тоже застыли, лицо до ужаса серьёзное и настолько же привлекательное. Чутьё подсказывает, что ты всё ещё злишься. Что мне сделать, чтобы ты перестал так смотреть? Если нужно оправдываться, то могу сколько угодно, ты только будь спокоен, не терзай свою душу. — Это произошло случайно, — повторяюсь, пытаясь звучать уверенней. — На уроке учитель Геральд послал нас в библиотеку, Мими щёлкнула в пальцы и… Чутьё ошиблось, просчиталось. Спутало злость с кое-чем иным, ведь я резко ощущаю тебя на своих губах. В чувственном, изголодавшемся порыве, ты начинаешь целовать меня, не дав до конца вдохнуть воздух или опомниться. Корпусом давишь, стесняешь, заставляешь врезаться в стену позади и целуешь. Обе ладони на моём лице: направляешь и удерживаешь. Губы мягкие, но совсем не осторожные: изливаешь, что накопилось, забираешь своё. Я позволяю, даюсь, прикрываю глаза. Разноцветные ветви во мне, должно быть, уже разрослись до масштабов леса. Там цветов и оттенков столько же, сколько у меня чувств от всего, что ты делаешь. Дышать совсем тяжело, пульс совсем не в норме. Совсем. От нехватки кислорода наружу рвётся странный стон, а пальцы сжимают ткань твоей одежды. Мне нужна помощь. Демон всё понимает: увеличивает расстояние между нашими губами, позволяет громко выдохнуть и так же громко набрать долгожданного воздуха. — И? — произносишь томно, где то у моего уха, будто я могу вымолвить сейчас хоть что-то. Затем тёплыми поцелуями по шее. А ладони медленно под юбку сарафана, прямо на бёдра. — Продолжай говорить. Не приказываешь, а просишь. Иногда мне кажется, что эти крупные горячие ладони — истинные хозяева моего тела: притягивают, координируют, подсказывают. А я льну к ним в ответ, плавлюсь под ними. Знаешь, мне ведь хочется ощущать тебя не только на губах, а везде. Касаться, прижиматься, чувствовать на себе, возле себя, так близко, насколько возможно. Скажи мне, Люцифер, как это называется? Что это такое? И сейчас мне мерещится, что это безымянное чувство возникло уже с первой встречи, с первого взгляда. Ещё тогда, в каморке, когда я испугалась и убежала. На самом деле, это был не испуг, это было оно. — И мы оказались у этой страшной двери… — шепчу еле как, подстраиваюсь под просьбу, а глаза всё ещё не могу открыть. Мне слишком хорошо. — Что было дальше? — ты продолжаешь покрывать меня поцелуями и вести этот жутко неуместный диалог. В чём его цель? — Ади хотел узнать что там за дверью…- я руками окольцовываю твою шею, тазом подаюсь вперёд, к… К тебе. — Страшной дверью, — поправляешь на сказанное мной ранее. Значит, всё-таки слушаешь, хотя звучишь по-иному, звучишь странно, с придыханием. — Да, страшной…- я дышу настолько обрывисто, что можно подумать, будто бы у меня гипервентиляция лёгких. Но причина тому просто ты и твои прикосновения. Всегда ты. — Ты… Расскажешь что там за ней? — Твари моего отца, — кидаешь быстро и кротко, пока твои ладони так и норовят двигаться выше под платьем, по голой коже наверх: к заду, к талии, но вместо этого лишь сильнее сжимаешь мои бёдра. Хищным алым взглядом вниз сверяешь наше положение тел. Глядишь на то, как я жмусь низом к твоему паху. Инстинктивно и необдуманно. Мне это непонятно, для меня это неизведанно и даже пугающе. Но, когда ты вот так терзаешь, не давая дышать, я иначе не могу: оно само. — Вики, я сейчас изо всех сил пытаюсь отвлечься и не зайти дальше, — признаёшься вынужденно. — Но ты не особо сотрудничаешь. Я достаточно общалась с Ади и Мими, чтобы понять суть демона. Я знаю, что похоть вам совсем не чужда. Для вас это что-то близкое, простое, обыденное. Ты очень странный демон, если пытаешься не зайти дальше в такой момент. Ты опекаешь. Тебе известно, каким я тебя вижу? Каменной крепостью, надёжной и нерушимой стеной, защищающей от всего на свете. Ты так явно транслируешь это отношение ко мне, даже просто одним своим взглядом. Знаешь, как сильно мне это заметно? И как я тебе благодарна. Сотрудничаю: слегка отстраняюсь, головой прислоняюсь к стене и разглядываю, запоминаю черты, дышу. — Твои глаза горят красным, ты злишься? — пытаюсь говорить, отвлекать, а заодно привести свои мысли в порядок. Где-то за запертой дверью слышатся голоса, разговоры: посетители замка снуют туда-сюда, не подозревая, о происходящем за стеной. Тебе мой вопрос явно нравится, ты доволен. — Другое, — пристальный, выразительный взгляд, а затем откровение: — Я возбуждён. Только ты можешь заставить меня пожалеть о заданном вопросе одной лишь фразой. Наверное, на моём лице читается что-то вроде испуга и смятения. Ты это, конечно, замечаешь. — Не красней, — долго держать дистанцию не получается, ты вновь губами подбираешься к моим. Целуешь несколько раз, только теперь осторожно, а затем взглядом проверяешь реакцию. — Краснеешь от любой ерунды. Открою тебе один секрет: если не хочешь вводить кого-то в краску, не нужно говорить такие вещи таким вот голосом. Зато теперь я знаю, что твои глаза умеют вспыхивать не только от ярости. — Прости, что пробрались в запретное место, мы не хотели нарушать дисциплину. Видимо, это что-то важное, раз он так отреагировал ранее. — Дело не в дисциплине, — Люцифер устало вздыхает, серьёзнеет, слегка наклоняя голову в бок. — А в том, что ты, какого-то чёрта, ошиваешься в замке, пока мой отец охотится за тобой. О таком я не подумала. Этого не ожидала. Я виновато опускаю глаза в пол. — Тогда ругай меня, а не Цербера, — мне не даёт покоя тот факт, что кому-то из-за меня может влететь. — Это я уговорила его пойти на урок, поэтому всё так обернулось. Улыбаешься глазами, наблюдая за тем, как защищаю беса. — Уговорила его пойти на урок? — поправляешь на место задравшуюся юбку моего сарафана, приводишь в порядок, мягко целуешь в плечо. — Такое возможно? Звучит забавно, и я тихонько смеюсь. Пальцами ненавязчиво играюсь с круглым воротом твоей чёрной футболки, заправленной в брюки. А ты на это смотришь. Жадно, не упуская ни одной детали. Тебе известно, что ты делаешь с моей душой? Там слишком тепло, когда ты возле меня. Там всё кричит о том, что рядом своё, безопасное и близкое. Особенно когда пытаешься шутить вот так, чтобы поднять настроение. Ведь на тебя это совсем не похоже, Сын Сатаны. На того, каким тебя знают остальные. С коридора доносятся непрекращающиеся шаги и суета. Как много существ сейчас гуляет по замку? Как много дверей и комнат здесь? Мне неважно, мне хорошо в любой из них, если будем там вдвоём. Вспоминаю кое-что интересующее с самого утра и немного мешкаюсь. Нужно набраться недюжинной смелости, чтобы задать этот вопрос. — Почему ты спал не со мной? — говорю и замираю. — Я видела постельное бельё на диване. Заметно долго молчишь: не ожидал, что спрошу подобное. Взглядом мелькаешь мне за спину, будто обдумываешь, как лучше сказать, чтобы не напугать. — Боялся, что буду брыкаться во сне? — благородно решаю помочь, когда ответа не дожидаюсь. Пытаться вот так острить, пока в моей груди всё пылает — едва ли можно назвать хорошей затеей. — Боялся, что съем тебя. А теперь пылают ещё и щёки. — Не красней, — повторяешь сказанное ранее, любуясь результатом своих слов на моём лице. — Я всего лишь ответил на вопрос. Как будто по одному только указу, можно перестать испытывать смущение и стыд. Кажется, ты каким-то образом догадываешься, что тема интимной близости слегка меня пугает. Возможно даже знаешь, что опыта в таких делах у меня не было. Поэтому так понимающе улыбаешься, когда видишь, как зажимаюсь от услышанного, целуешь в щёку и бережно касаешься руки. — Пошли, вернём тебя на урок.