***
Вешаю одежду на дверцу шкафа, вытираюсь полотенцем. Наконец-то оно пригодилось. Не посмотрев ни разу в зеркало, натягиваю форму. Тугой хвост из мокрых волос, мокрое лицо, мокрые от накатывающих слез глаза. Я сдерживаю все свои эмоции и выхожу в зал. Начать сказали с него, но мне хотя бы не надо беспокоиться, что кто-то из Драконов зайдет. Я видела, как Хилл уходит к своим, и парни садятся на байки. Немая сцена прощания, в которой еще можно было что-то изменить. Это был мой шанс, и я приняла решение его упустить. Приняла решение не страдать, если уже выбрала свой путь, если уже сказала «прощаю, все хорошо». Мне пора брать ответственность и за свои слова, и за свои ошибки. Я самоотверженно берусь за швабру. Пока в ведро набирается вода, делаю несколько циклов дыхания и успокаиваюсь. Люблю работу за то, что на ней ты думаешь только о своих обязанностях. А когда выходишь спустя семь часов ни мыслей, ни сил на их поиск не остается. Именно поэтому я здесь. Поэтому и терплю унижения и холод. Я полюбила чувство пустоты больше, чем любую другую эмоцию. Темно зеленая махровая тряпка падает в воду, и я выхожу в зал. Играет тихая ретро музыка. Здесь спокойно. По большим окнам стекают длинные полоски дождя. Он все не останавливается, но стал реже. Кожа от ляшек до щиколоток покрывается мурашками. Это окончательно возвращает меня в реальность. Я подхожу к крайнему столу. Выжимаю тряпку. Вытираю столешницу. Так и пройдет еще одна ночь. Я встречу алый осенний рассвет и вернусь домой, не желая знать, что будет дальше. Первый стол блестит, буквально сияет. Прямо как неоновая вывеска, на которую выходят окна. Я поднимаю голову и хочу перейти к следующему месту, но происходит ужасное. Мое сердце предательски екает на силуэт, что освещает глупая фиолетово-голубая надпись «Goody Goody Diner». Я хочу уйти, но вместо этого пальцы сжимают тряпку все сильнее и сильнее, а вода течет на поло, на юбку, на пол с белой плиткой. Я смотрю на Вишню и проклинаю причину, по которой он все еще здесь. Он стоит боком возле байка, между зубов сигарета. Ну, конечно. В ладонях вспыхивает и потухает желтая искорка зажигалки. Мокрые кудрявые волосы совсем растрепались. Он убирает их с лица, но пряди все равно падают на грубые скулы. — Идиот. Под дождем же — я уже не пытаюсь скрыть от себя, что просто пялюсь на Вишню вместо работы, вместо того, чтобы ненавидеть его, вместо того, чтобы иметь достоинство и мозги. А зажигалка все вспыхивает и вспыхивает. Вишня яростно пытается поджечь сигарету, от которой скоро ничего не останется под напором дождевых капель. Я сажусь на край дивана не в силах оторвать глаз. Он бросает размокшую папиросу и достает новую, закрывает ее руками и наконец поджигает. Первая длинная тяга. Вишня обеими руками заглаживает волосы назад и выдыхает облако дыма. Либо у меня обостряется зрение, либо я собираю в голове его лицо по частицам, по мелким крупицам. Вот морщины в уголках глаз. Вот тонкие губы с трещинами. Вот щеки с высокой линией скул. Хмурые брови. Устремленные в одну точку глаза. Мокрое лицо. Мокрые глаза. Мокрые руки, мокрая кожанка. Везде дождь. Стена из дождя. Стена между нами. Глухая, непробиваемая брешь. Интересно, он видел меня? Конечно, видел. Почему не уехал с остальными? Я никого не вижу кроме него. Черт… Он ждет, пока я выйду. Вероятно это так, потому что закуривает уже третью сигарету, а я помыла только один стол. Неужели Вишня рискнул бы со мной заговорить? Я не хочу в это верить. Не хочу. Не хочу. Не хочу. Пусть он будет жутким собственником, сталкером, кем угодно, лишь бы не подходил ко мне. Лишь бы не слышать его голос, лишь бы не видеть глаз. Я ненавижу его. Ты ненавидишь его, Сара О’Нил. Ненавидишь, поняла? Это его вина. Это все его вина. Происходящее похоже на яркую вспышку безумия. Мысли спорят, перебивая друг друга, и громче всех кричат те, что молят лишь об одном: чтобы дурацкий ненавистный мне Вишня открыл дверь и закончил мою пытку. Он бы смог. Он бы нашел слова. Другие слова. Не те холодные и сдержанные, что чеканит при наших редких встречах. Другие. Те, что всегда были у Вишни для меня, а у меня — для него. В любой день. В дождь, в жару, в снежную бурю у нас были слова друг для друга. Честные. Любящие слова. Я стараюсь с ним не пересекаться. Стараюсь забыть, что он называл меня нежно, со всей любовью и страстью «Принцесса». Временами это слово какой-то жестокий черт ставит на повтор в голове, и, словно заедающая магнитола, теплый и томный голос Вишни сводит меня с ума. Шепчет в шею, напоминая о прошлом. В последнюю ссору с Майклом, я чувствовала это особенно остро. Переворошила в памяти абсолютно все слова Вишни. Не нашла ни одного грубого или жестокого. Только нежность. Только искреннее желание узнать, поглотить меня всю, за которым я не всегда поспевала. Но даже тогда знала, что могу быть собой. Знала и верила — а потом он это отнял, так и не успев оправдаться. Мы ведь даже не объяснились друг перед другом. И не объяснимся никогда. Все, точка. А так ли мне было больно, что я перечеркнула все и сразу, не оставив и шанса? Да, Сара. Тебе было очень больно. Больнее, чем сейчас в тысячу раз. Именно поэтому ты позволила втоптать себя в грязь Тернеру, а не ему. Только не ему. Только не после всех его слов. Меня злят собственные мысли. Слишком много правды. Встаю через силу и иду к следующему столу. Ноги обдает холодом, слезы текут по щекам, а я, как дура, чувствую на них его руки. Теплые и родные. С потертыми наколками на пальцах левой руки. Шершавые и большие ладони вытирают мое лицо, пальцы гладят веки. Он не прерывал моих слез. Никогда не пытался остановить и молчал часто. И от этого мне хотелось не отпускать его. Хотелось прижаться к родным рукам и плакать в них. Хотелось, чтобы он прямо сейчас сделал тоже самое. Протяни Вишня пальцы — я бы упала в них без раздумий. Еще хоть раз в жизни. Прошу. Я поспешно вытирала второй и третий стол, глотая всхлипы. Свет неона тогда все еще освещал его фигуру. Вишня несколько раз смотрел вверх, прямо на надпись, но потом возвращал взгляд в точку, что выбрал в начале, и не двигался. А потом он уехал. С громким звуком мотора сорвался с места, расплескал лужи и уехал. Это произошло, когда я была уже на пятом столе. А потом в кафе зашел посетитель. Я кинулась к нему, будто он был спасательным кругом. — Вы уже выбрали, что будете заказывать? — Вы плачете? С вами все хорошо? Я обнаружила себя в раздевалке лишь в шесть утра. Дождь шел всю ночь. Не помню, как пролетела эта смена. Помню только вывеску и силуэт под ней, освещенный ярким кислотным светом. Парень, заглаживающий назад мокрые волосы, в которые я так любила запускать пальцы. Прошлой ночью я думала только о тебе, Вишня. Я разбита и опустошена, но знаю, что боль совсем скоро уйдет. Этот год закончится — и моя история здесь тоже. Я уеду и внутри останется пустота. Приятное мне одиночество, общество самой себя, лживой и гордой девчонки О’Нил, которая потеряла всех, кто понимал ее с одного взгляда. Аарона можно вычеркнуть из списка друзей уже сегодня, ведь в истории его звонков за вчера нет моего имени.Flashback
Томительный август. Блики на воде слепят даже через очки. Такое пекло, что все плывет в глазах, а когда закрываешь их, видишь перед собой яркий калейдоскоп, как в детстве. Лежа на полотенце, я устремляю взгляд к солнцу, щурюсь и улыбаюсь. Вчера заметила, что к концу лета у меня на щеках появились веснушки. Хочу еще больше. Все тело печет. Больше всего жар чувствуется на животе. Я переворачиваюсь на бок, закрываю глаза. Прямо передо мной огромная живая прохладная река. Шумит и бурлит наперебой с шелестом листвы. Тихо и спокойно. Как же я счастлива быть здесь сейчас. Громкий всплеск воды. Открываю глаза и улыбаюсь иссохшими от жары губами. Вишня выходит из воды, и я не скрываю, что мой взгляд сейчас больше сосредоточен на его мокром торсе, нежели на таком же мокром лице. Он улыбается, убирает непослушные кудри назад и идет ко мне. Я с наслаждением наблюдаю за ним, за тем, как четкие темные линии татуировки блестят на свету, как его улыбка становится шире, а в серых глазах зажигаются искры. Сажусь. Вишня оглядывается по сторонам, когда я протягиваю ему полотенце. — А где все? — его хитрая улыбка прямо-таки кричит о том, что ему совершенно плевать, где пропадают остальные ребята. И я понимаю это также ясно, как Аарон понимает то, что теперь между мной и Вишней завертелась та самая химия, которую он пророчил и хотел видеть. Так хотел видеть, что оставил одних посреди пляжа разгоряченных и молодых. Настоящий друг, в общем. — Ушли курить — я с радостью принимаю его флирт, потому что это делает меня счастливой. Делает меня — мной. Я не узнаю ни себя, ни Вишню. Мы совсем не похожи на наши версии пару месяцев назад. Потому что мы вместе и все встало на свои места? Возможно. Никто не делал громких официальных заявлений, но я видела, что он тоже счастлив со мной. Знала и верила, что Вишня — мой. А он знал, что я с ним. Радовался и смеялся этому факту, как ребенок. Он итак не был старым, но теперь и вовсе походил на школьника подстать мне. Помолодел душой. Я ощущала наши отношения, как свежий морской бриз. Я полюбила океан, так же, как Вишню. Точнее, признала, что люблю его. Любила. Много месяцев. И я хочу, чтобы впереди было столько же. — Неужели не пойдешь? — Дракон садится рядом, все не может управиться со своими волосами. Я беру из его рук полотенце, вытираю плечи, шею. Его кожа — с ровным загаром, отдающая холодком от воды, совсем скоро станет такой же раскаленной, как и моя. Вишня следит за каждым движением, не пытаясь сдержать улыбки. Смотрит в упор, лишь мимолетно позволяя себе опускать взгляд ниже. Мне становится невыносимо жарко. Хочется прижаться к прохладному сильному телу, и я не скрываю ни в мыслях, ни во взгляде, что сделаю это уже через пару мгновений. — А я решил бросить — самодовольно выдает Вишня, и меня бросает в смех. Поднимаюсь перед ним на колени, оставляя полотенце на плечах. — Ты? — я обхватываю руками горячую шею, но больше не успеваю ничего сказать — Боже, Вишня! А-а-а! — взвизгиваю от того, что холодные руки проходятся по телу, придвигая ближе — Ну, хватит! Вишня! — ледяные пальцы щекочут живот, а потом замирают на талии. Смеюсь, опустив голову ему на плечо. Пытаюсь отдышаться, закрыв глаза. Как же приятно больше ничего не скрывать друг от друга. — Не веришь в меня? — Вишня тоже смеется. Выдыхает слова мне в шею, оставив губы на коже. Его пальцы, крепко зацепившиеся за талию, уже не кажутся холодными. Теперь мне нужно больше. Больше его. — Ты даже свои волосы привести в порядок не можешь — отрываясь, опускаю руки ниже. Полотенце заканчивается, и я оставляю ладони на груди у Вишни. Заглядываю ему в глаза. Дракон молчит — улыбаясь и жмурясь, а его пальцы все сильнее и сильнее притягиваю меня ближе. Еще чуть-чуть — и дыхание совершенно собьется! Приподнимаясь, я цепляю на его черную кудрявую челку заколку со своих волос. Вишня смотрит на меня снизу вверх, не собираясь сбавлять напор. И я таю. Смотрю в его глаза и вижу в отражении радужки до безумия влюбленную Сару О’Нил. — Спасибо, Принцесса — заговорщицки шепчет Вишня, улыбается до явных морщинок в уголках глаз. Утыкается в мою шею, опаляет дыханием кожу — Теперь мне ничего не мешает… — короткий поцелуй. И еще один. Дразнит — Зацеловать тебя до смерти! — наши глаза снова встречаются, а уже через секунду сильным и точным движением Вишня прижимает меня к себе. Я хватаюсь за его спину, еле устояв на коленях. Чувствую кожей, как Вишня обрывисто дышит. Теперь я к нему так близко, как и хотела. Как мы оба хотели. Вдруг его беспечный, затуманенный поцелуями взгляд сменяется осознанным. Вишня убирает с лица широкую улыбку во все тридцать два. — Ты чего? — кладу ладони на обе его щеки. Расставляю ноги шире, приседая к лицу, чтобы он мог сказать мне совсем тихо. Чтобы быть с ним одним целым. — Вспомнил, как мы впервые поцеловались в Балтиморе — совершенно серьезно отвечает он. Не двигается, замерев в моих руках — Ты помнишь? — я убираю с лица улыбку, но переигрываю, потому что в серых любящих глазах вмиг проскальзывает недоумение, а из ладоней пропадает настойчивость. — Не пугай меня, Принцесса — Вишня совсем мягко, невесомо поглаживает живот и поясницу — Что? — непонимающая улыбка и глаза — совсем добрые. Юные. Снова вспышка смеха. Такой серьезный, кошмар. Еще и эта заколка! — Конечно, помню! — смеясь, расставляю ноги еще шире. Сажусь к нему на колени, чувствуя, как в мужские ладони снова возвращается крепкая хватка — Слава богу, я тогда была в сознании, Вишня! — Какая же ты дурочка, О’Нил! — не успеваю ничего ответить, да мне и нечего. Правда, дурочка. Твоя, Вишня. Мы целуемся. От прохладной кожи не остается и следа. Ужасно жарко, но у нас не возникает мыслей отодвинуться друг от друга. Мы итак слишком долго бегали. Я запускаю пальцы в мокрые волосы Вишни, тяну его на себя, и становится так хорошо. — Да у тебя веснушки! — он целует мои щеки в каком-то беспамятстве, до сих пор не веря в происходящее. Держит лицо родными мне ладонями — Какая же ты красивая, Принцесса…End flashback
Стягиваю поло. Не осталось никаких сил даже на то, чтобы аккуратно сложить форму. Ты снова выбил меня из колеи. Лучше бы ты просто исчез. Я переживу все хорошие воспоминания, всплывающие время от времени, если ты не будешь их ворошить своим присутствием, черт возьми. Просто хочу спать. Просто уснуть и не возвращаться в эту ночь никогда. Отвлекаюсь на мелодию звонка. Удивленно смотрю на экран. Майкл так рано проснулся, или еще не ложился после вечеринки? — Ты уже закончила? Могу тебя подвезти? — Ты разве не пил сегодня ночью? — Нет, с чего бы? — его голос бодрый и четкий. Не врет. — Аарон сказал, у вас сегодня вечеринка. Ты был там? — Конечно. Но я трезв, как стеклышко, милая. Я бы не повез тебя пьяным. Да и не проснулся бы так рано. Не знаю, что там произошло такого особенного, что Тернер и капли в рот не взял, но я рада. Мне нужно заново привыкать к нему, а не бегать. И пусть я пока не готова освободить все свободное время для него, я поверила, что он исправится и должна быть верна своему выбору. Он подъезжает на отцовской машине. Остатки рассвета разлиты по серому небу, как красное вино по старой скатерти. Воздух холодный и влажный. Толстовка не успела высохнуть, поэтому выхожу в одной футболке. Майкл стоит, облокотившись о капот, улыбается и протягивает руки, пока я иду к нему. Позади него гаснущая неоновая вывеска. Хозяин включает ее только когда начинает темнеть. Экономия электричества. — Ты как кусок льда! Садись скорее в машину. Мы целуемся. Злосчастная неоновая вывеска тухнет. Я чувствую тепло его тела, которое по-своему дорого мне. Кладу голову на плечо, смотря на пустую парковку. Может, я действительно простила его измену не зря? Майкл обнимает меня, гладит по голове, растирает руками спину. А я смотрю вниз. На три бычка и одну размякшую сигарету.