The Light of Darkness // Свет Тьмы

Черт. Черт. Черт. Этого просто не могло быть, это просто очередная шутка вселенной? Именно сейчас, я пряталась под баром, когда Харон разговаривал с Кронпринцем по ту сторону столешницы. Твою мать. Конечно, я хотела нашей встречи, но не так. Я хотела узнать причины его преследований и мести, но момент был явно неподходящим. Я вся сжалась, поскольку чувствовала негатив и черноту, исходящую по ту сторону стола. Это не было той знакомой и темной ауры, это было нечто страшное, пугающее, заставляющее трепетать в ужасе и желать преклонить голову в повиновении. Черт. Его аура пугала, поскольку ощущалась чужой и враждебно настроенной. Она была точной копией ауры Люцифера: бескислородной материей, перекрывающий дыхание. Однако я продолжала вслушиваться в разговор Харона и его правителя. — По недавнему инциденту? Хм… Какому из, Милорд? — Харон вел себя донельзя спокойно и игриво, впрочем, как и всегда. Но тогда почему помог укрыться от Кронпринца? Он все-таки прочувствовал, что я лгу и за моими словами была совершенно иная правда? Господи, да за что именно сейчас, когда я только смогла возвести какие-либо барьеры, рушащиеся с каждым словом бархатного голоса. — Харон, у меня много работы, и играть в твои угадайки я не намерен, — раздражение сквозило ото всюду, оно сковывало и пугало. — Однако вы здесь, Милорд, в баре. Значит свободное времечко все-таки есть… — Скажем обеденный перерыв. — По столу грубо ударили. От неожиданности я подпрыгнула и снова прижалась к земле источая волны ужаса. — Я про инцидент с Синди. Твой рапорт совсем не внушает доверия, поэтому я пришел поговорить лично, — я узнавала голос Кронпринца по тону, манере тянуть гласные, однако голос был почти чужим. Он был более грубым, более резким в некоторых буквах, и слова произносились с таким напором, словно собеседник должен был оказаться под бетонной плитой. Именно поэтому мне было страшно показаться или вообще дышать. Я не хотела столкнуться лицом к лицу не с тем демоном, что я знала, а с настоящим принцем: суровым, резким и наседающим, как на допросе. — Я уже отчитался перед вышестоящими. Всё, что изложено в моем рапорте — чистейшая правда, — голос Харона стал тише и более низким. Манера приняла серьёзный оттенок, а не привычный игривый. Синди. Вот, что привело сюда самого Кронпринца. Однако, что именно в этом происшествии заставило его явиться лично? — Кто это сделал? — и вот тут я замерла, тихое порыкивание не сулило вообще ничего хорошего. Это была ярость в чистом ее проявлении. Запах костра заполнил пространство… — Я не знаю личности охотника, Милорд. — Столешница заскрипела. Я могла предположить: такой звук дерево издает, когда его режут острыми когтями. — Кого ты покрываешь, Харон? — это уже был не бархатный голос, а суровый и стальной. — Я повторюсь, что личность охотника мне неизвестна… — Лжешь, — резко оборвал Кронпринц. — Послушайте, Милорд. Здесь бывают тысячи охотников, и я не отслеживаю какие листовки с преступниками они выбирают. Тем более, мне они не отчитываются, — Харон опустил ко мне руку, но не перевел взгляд с Кронпринца. Быстро нащупав шейкер у моей головы, он разлил содержимое по рюмкам. Напряжение исходило от него с такой же силой, как и от меня. — Не распугивайте мне клиентов, Вы все-таки в баре, — стражник Ада опрокинул шот, и повел ладонью в сторону второй стопки, словно приглашая выпить и Кронпринца. — Я могу задать встречный вопрос? — Попробуй, — уже спокойно, словно смирившись с позицией бармена, прошептал принц. — Вы будете мстить охотнику, убившему вашу ближнюю? — Уже, — тихий ответ был для меня громом среди ясного неба. Кронпринц мстит за смерть Синди… И похоже эта разрушительная сила направлена на меня. Твою мать, вот она причина. — Значит, личность охотника вам все же известна… — Харон резко засмеялся, меняя настрой. — Это ведь грубо с Вашей стороны спрашивать меня о том, что для Вас не тайна. — Проверяю. Возможно, я ошибаюсь в личности преступника… А моя месть приносит страдание не тому существу. — Вы пришли сюда не затем, чтобы делиться засекреченной информацией. Что Вы скрываете, Милорд? — Харон выпил новый шот, так и не тронутый сыном Люцифера. — Моя месть распространяется не только на охотника, но и тех, кто его покрывает, — голос не был больше наседающим, однако оставался спокойным и властным. — Не думаю, что моя смерть понравится Деннице. Все-таки я один из его ближних ещё со времен Падения… — Харон развел руками, подначивая оппонента к разговору. Он пытался вытянуть информацию. — А ты уверен, что тебе нет замены, Харон? — бармен стрельнул хитрым взглядом в принца. — Уверен, Милорд. И все же почему Вы продолжаете искать преступника, если как Вам кажется, он уже найден и пробует полный спектр возмездия? — Кронпринц сомневался в личности охотника. Таким образом, он мог думать, что моей вины в этом нет. Поэтому позволил спокойно дышать последние полторы недели? — Синди убили с крайней жестокостью… — я услышала тяжелый, хриплый вздох. Неужели гортань до сих пор не регенерировала? — Вы же знаете: охотники разные бывают, и ангелы, и демоны, — Харон, словно поймав спокойную волну, продолжил возиться за баром, разливая напитки клиентам и натирая бокалы для новых коктейлей. — Поэтому мне и нужна более точная информация о том, кто убил Синди, — Харон хмыкнул. — Поделитесь для каких целей, вам нужен именно этот охотник? — между ними наступила тишина, несмотря на громкие крики и шум в помещении. — Синди убили очень жестоко, я бы сказал по-звериному. Её тело уничтожили, скорее всего сожгли, а голову доставили прямиком в Ад. Тебе не понять, ведь ты не видел обрубок, что остался от неё… — Демон тихо и словно со скорбью рассказывал о подчиненной. Я даже уловила нотки грусти и… сожаления? Харон дернул уголками губ. Ох, он видел её голову всю в запекшейся крови и гниении… — Ангелы весьма жестоки к нашей расе. Поищите среди них. — Смертельную рану нанесли клинком из Преисподние. Может ты знаешь охотников с кинжалами или оружием, у которого очень тонкое лезвие? — Нет, Милорд. Передо мной охотник оружие не обнажают, сами понимаете, как бы это выглядело. — Принц хмыкнул, а Харон усмехнулся в ответ. Возможно, это была локальная шутка, понятная только представителям Ада. — Охотник получит возмездие в полной мере, однако нам он нужен живым. Если это представитель Преисподние, то его можно привлечь к войне, поскольку чтобы убить такого сильного демона, как Синди, нужно быть весьма находчивым, бесстрашным и соответственно сильным. Лишний воин, способный убивать сильнейших, и без колебаний идущий в сражение будет полезен во время войны. Однако если это ангел, то мы будем осведомлены о нем. Ношение Адского оружие светлячку недопустимо, как и убивать с такой жестокостью сородича королевской знати. — Она перестала быть Вашим сородичем, после, присвоенной за её голову, награды, Милорд. — Почему ты не сменил листовку, когда прислали новую с другими целями насчет Синди? — Рука Харона дернулась, опуская бокал на стол. Новую листовку? — А, та бумажка в которой вместо «Живой или мертвой» было «доставить живой в штаб»? Вы об этой части нововведения… — Её прислали за несколько недель до убийства. Почему ты не удосужился её заменить? — Я задохнулась. Так значит её не следовало убивать… И теперь из-за промаха Харона, страдала и я? Мы оба попадали под месть Кронпринца, и это было омерзительно. — Милорд, старую бумажку могли взять намного раньше… — Какие цели ты преследовал, когда нарушил правило? — грубый и властный тон вернулись. Однако такое ощущение, что только я его почувствовала: Харон залился смехом, откидывая голову назад. Его ситуация забавила, когда меня напрягала до чертиков. Ведь по его вине страдала моя семья. — Милорд, моя младшая сестренка была гниющим куском плоти в нашем семейном древе. Ни один я хотел её устранить, а когда появилась такая возможность моя семья ею воспользовалась, — стражник развел руки в стороны, словно это было самой очевидной вещью. Хриплый смешок донесся из-за бара. — Значит убиваешь родню не своими руками… — Я не охотник. И пачкать руки в крови девчонки с дурной аурой и намерениями мне не хотелось. Такой расклад был выгоден и только. Ко всему прочему она совершила что-то поистине ужасное, раз сначала её разрешалось убить без допроса на месте. Такие демоны не должны осквернять своими жалкими грехами родословную. — Ты же можешь попасть под трибунал, за такое признание. Харон, нацепляй иногда намордник, иначе твои слова рано или поздно могут сыграть в противоположную сторону для тебя. — Я не боюсь возмездия, Милорд. И вы прекрасно понимаете меня. Тактический ход по устранению нежеланных и испорченных. Как представитель своей династии я должен был принять меры, пусть и оказались они весьма жестокими. — До моего слуха дошел хриплое и тихое посмеивание. Вся ситуация не казалась мне ничуть забавной, зато демоны, словно на своей волне, усмехались и веселились. — Как идёт подготовка к войне? — Обычно бармены просто слушают, а не вытягивают информацию. — Вы пришли ко мне с допросом, почему и я не могу отплатить той же монетой, Милорд? Тем более Вы угрожали мне местью, это весьма жестоко… — Не забывайся. Я не обычный клиент, Харон, — стражник усмехнулся и произнес под нос «да-да». Он снова налил шоты, жестами предлагая Кронпринцу выпить. И судя по недовольному лицу, сын Денницы отказался. — Поделитесь со мной информацией, Милорд. Без стоящих новостей в этом мире весьма скучно… — демон, словно позабыв кто сидит напротив него, выгнулся всем телом, ложась грудью на столешницу и по всей видимости, заглядывая в глаза Кронпринцу. Сын Дьявола громко цокнул, и по еле уловимому скрипу ножек об пола, поняла: тот приблизился в ответ. Готова поспорить он нависал над барменом, показывая свою власть. И моя догадка была верна, поскольку Харон сменил позу, немного приподнимая верхнюю часть тела. — Подготовка почти завершена. Несмотря на то, что большая часть штабов и дворец были разрушены, мы смогли распределить силы для восстановления порядка в армии: призвали охотников с границ и стражу из этого мира. В этой войне у нас преимущество и победа очевидна. — Что насчет ангелов, Милорд. Как продвигаются дела по заключении временного союза? — Харон завилял длинным хвостом, который ранее обвивал ногу. Его забавило вытягивать информацию из своих собеседников. — Следующий вопрос. — Кронпринц растянул гласные, словно гипнотизировал бармена. На вопрос про ангелов он не хотел отвечать, но почему? Потому что союза могло вовсе и не быть, или информация была слишком ценной для обсуждения её в баре с множеством демонов вокруг? — Вы хотя бы знаете их силы, Господин? — Послышался самодовольный смешок. — У нас есть лазутчик, если ты об этом. И от военного совета не скроется никакая мелочь… — Кронпринц начал рассказывать про их вооружение, возможную тактику и построение армии, используя слишком заумные термины. Лазутчиком по всей видимости до сих пор был Аст. Однако я думала, что после воскрешения Высших он быстренько уберётся из ненавистного ему светлого мира. Судя по монологу сына Дьявола, донёс Аст весьма много информации, которая могла послужить для чего-то большего, чем обычный союз. Так они всё-таки собирались предать серафимов или же просто умно использовали донесения? Однако ни Аст тогда, ни Кронпринц сейчас не делились такого рода информацией. Что же задумал их Отец? — А что насчет Света Тьмы, Милорд? За какую армию будет сражаться юный воин? — Я застыла. Поскольку тишина резко обрушилась на собеседников. Харон залез туда, куда по всей видимости не следовало, поскольку пол снова скрипнул: принц отстранился от бармена и хрипло хмыкнул вперемешку с рыком. — Свет Тьмы говоришь. Отец рассказал? — резко отчеканил принц. Ему явно было неприятны упоминания обо мне. Ведь если подумать: сын Дьявола мстил мне за убийство Синди, чья смерть приводила его в ярость. — Ничего, что могло бы указывать на персону нового воина. Мне просто любопытно, что лично Вы думаете об этом создании, Милорд. — Харон завилял хвостом, как собака, выжидая нового потока информации. И я неожиданно задалась вопросом: спрашивал он такие вещи для себя или меня, сидящей под баром и прячущейся от демона, пытавшегося убить моих близких? — Всего лишь пешка. Этого воина нельзя даже так назвать. Слабый и неспособный выжить в фатальном сражении. Не думаю, что дальше первой линии врага он сможет продвинуться живым. Если, конечно, ангелы не подсуетятся и не приставят к нему личную охрану. От Света Тьмы нет ни выгоды, ни убытка… Обычное расходное мясо. — Я зажала губы ладонью, поскольку его слова сильно ранили, они почти убивали. Хах. Так значит такого мнения Кронпринц был обо мне всё время, что мы провели вместе… В грош не ставил мои старания. Неужели, донесения Аста, если тот вообще обо мне рассказывал братцу, были скудными, и с таким же мнением, как и у Кронпринца. Значит для всех я оставалось пушечным мясом, которое просто должно присутствовать на войне, где ему уготовано судьбой и предсказанием. Я закусила пальцы, чувствуя кровь, проступающую из ран от клыков. Боль заполнила до краев, вперемешку с отчаянием и горьким разочарованием. Ведь мне казалось, что хотя бы дьявольские братья были на моей стороне… Сожаление в собственной немощности заставляли разум перегонять моменты прошлого, когда, как оказалось, мне лгали в лицо. И в том, что они были правы, я даже не сомневалась. Я не могла сравниться с любым демоном-воином, как и серафимами и ангелами, поскольку к войне мне приходилось готовиться самой и в кратчайшие сроки. Неужели Кронпринц засомневался в том, убила ли я Синди, и прекратил преследование и месть, задумываясь о моей силе, а точнее её отсутствии. — Как грубо… А слухи ходили, что этот воин непобедим… — Харон осмотрел ногти, словно его вообще не заботили слова демона. Его хвост резко дернулся, как и владелец, неожиданно быстро перегибающегося в вертикальное положение. В меня прилетела тканевая салфетка. Тогда я поняла, насколько сильно прокусила пальцы, потому что кровь начинала стекать по руке. И по всей видимости источала ненужный запах. Быстро обернула пальцы в ткань, надеясь, что кроме бармена запаха никто не учуял. — Слухи, есть слухи. В них не бывает настоящей правды. — Повисло молчание. Либо Харон не знал, что ещё спросить у Принца, либо оба о чем-то размышляли. — Так кто убил Синди, Харон? — Господин, я не знаю личности преступника. Пусть я и подсобил в её смерти, не заменив листовку, однако убийцу я и вправду не знаю, как и причину, по которой мою сестрицу объявили врагом народа. — Хорошо, не хочешь говорить сейчас, не надо. Однако после войны мы обязательно вернёмся к этому вопросу, и уже таким милым я не буду. — Да вы сама доброта, Милорд. Ох, уберите фамильяра со стола, это барная стойка, а не ковровая дорожка. — Господи, если Фьюри увидит меня, то и Кронпринц тоже. Я вжалась в пол, почти полностью пригибаясь к нему. Сын дьявола хмыкнул, скрипя ножками стула об паркет. Медленные твердые шаги стали отдаляться от бара. Я уже думала, что спаслась, если бы Харон не окликнул Кронпринца. — Господин, а кто объявил Синди в розыск и дал указания на её смерть? — я напрягла слух, надеясь услышать слова сына Дьявола среди грохочущей музыки и шума толпы. — Я. Дверь хлопнула, а я, наконец отпуская напряжение, лужей растеклась по полу. Кронпринц был тем, кто дал указания на поимку Синди? Значит она навредила лично ему… Возможно, эта новость заставила меня хотеть ещё больше смерти Синди ранее… Однако сейчас, я сожалела, что повелась на такую глупость. Из-за которой мне мстили жизнями родных. Что же ты совершила такого, за что тебя осудили на смерть, а потом помилование, которое так и не спасло тебя, дорогая? — Живая? — Харон присел на корточки, скрываясь за баром вместе со мной. Меня потрепали по голове, и страж начал подниматься. Схватила того за руку, пытаясь сформулировать вопрос, мучавший меня с самого начала. — Почему ты скрыл мое присутствие, Харон? — демон оглянулся, медленно рассматривая помещение. — Не думаю, что ваши разборки здание бы выдержало. — С неким трепетом демон провел кончиками когтей по столу, снова осматривая присутствующих. — Ты ведь любила его, и не думаю, что, получив отказ, ваше расставание было как фильмах, грустным и тяжелым. Оно было феерично убивающим. И искры ненависти, что вы начнете пускать, встретив друг друга, мне и моему бару не к чему. Значит раскусил меня… Какими бы словами не прикрывалась, но для проницательного демона я оставалась открытой книгой. — Ты ведь специально не сказал мне, что Синди нельзя убивать, — с негодованием и начинающей разгораться яростью прошипела на демона. — Конечно. Мне её смерть была на руку… — А ты подумал обо мне? Может ты ещё переживёшь месть Кронпринца, но я нет. — Ты ведь сама слышала, у него нет причины убивать охотника… — А мои близкие. Они заслужили таких страданий? — я готова была подскочить и врезать наглому стражу. Гнев закипал, рождая бурю негативных эмоций следом. Как он мог… Моя мама, Фил и бог знает кто следующий, могли умереть! — Ты на поле битвы, дорогуша. И ко всему прочему якшаешься с демонами… Тебе изначально стоило отказаться от семьи, чтобы уберечь их. Это только твой промах. — Харон выдернул руку, отходя в другой угол, возвращаясь к совей работе и бессмысленному трепу с клиентами. Я поднялась с пола, понимая: спорить с демоном смысла не было. Он эгоистично шел к своей цели, а получив охотника вообще не задумывался о последствиях. Демон, есть демон. Это их природа, их первый инстинкт, ему нет дела до чужих жизней. И ведь он был прав… Я знала как опасен мир, в который сама себя втянула, но продолжала делать вещи, за которые меня и моих близких могли попросту казнить. К чему все в итоге и привело. Я была идиоткой, надеясь на снисхождение и спасение, но как оказалось даже высшие силы были против меня, помощи было ждать неоткуда, а мои силы равняли с грязью. Поскольку противостоять казням, кроме как сбегать, я не могла. Черт. Вся ситуация становилась хуже и отвратительнее с каждой минутой. А мне оставалось либо сбежать и обрезать концы, либо пытаться бороться в неравной битве. *** Дверь громко хлопнула. Квартира Фила поприветствовала меня тьмой. На негнущихся ногах я прошла в глубь, даже не потрудившись нормально снять верхнюю одежду. Куртка была отброшена в сторону дивана, а ботинки, снятые на скорую руку, валялись посреди коридора. Я хотела в душ. Она меня разило спиртным, да так сильно, что люди, проходившие меня за несколько метров, чувствовали запах. Мне было противно от самой себя, от ситуации, в которую я влипла, и от ощущения себя никчемной марионеткой. Харон удачно подергал за ниточки, и я убила Синди. Кронпринц, поступая также, добился воскрешения брата. Серафимы через меня установили контакт с демонами. И в этой всей куче событий чужие итоги были по моей инициативе, но без моей личной выгоды. Кусок мяса, жалкая марионетка… Меня использовали, не раз и не два, как средство для достижения собственных целей. Конечно, мне помогали, спасали и залечивали раны, но лишь для того, чтобы использовать в дальнейшем. — Альф, — я медленно и устало обернулась на темную фигуру. Парень, облокотившись поясницей на стол, смотрел из темноты на меня. — Почему свет не включил? — самый, наверное, тупой вопрос, что я смогла придумать. Легкий смешок отразился от стен в гнетущей тишине. — Я только вернулся. Выглядишь измотанной… — Была в баре у знакомого. Немного устала от его трепа… — я уже двинулась дальше, направляясь точно в ванну. — У знакомого… — и резко остановилась. Только не сейчас. Ревность и собственничество меньшее, что я хотела увидеть по приезде в временное жилище. Его загоны последнее время становились не редкостью. Особенно участились после нападения на нас. И вот опять, я упускала возможность нормально поговорить, не пытаясь ему помочь избавиться о гнетущего сердце чувства, а уходила разбираться со своими проблемами. Я отвратительная, эгоистичная сука. Ни достойным воином не стала, ни обычным человеком, полностью отдающего себя своему любимому. Мерзкое подобие девушки, мерзкое подобие воина, просто мерзкая личность… — Я устала, Фил. И доказывать свои чувства тебе… — сердце ёкнуло от хриплого смешка. — Я ничего еще не сказал… — Но собирался. — Развернувшись лицом к парню, я всё-таки удосужилась включить свет на кухне. Фил был уставшим не меньше моего. Темные круги от недосыпа расстилались под глазами, радужки не блестели, а были мутными. И сама поза, говорила о том, что ему тяжело стоять на ногах. — Прости, от меня несет алкоголем. Официант пролил. Мне нужно в душ, а потом… — я запнулась, словно собиралась попросить о чем-то невероятном для исполнения. — Не поедешь со мной к маме? Фил натянуло улыбнулся, и слегка сдвинулся в мою сторону, но затормозил, опираясь уже рукой на спинку стула. Ох, было крайне отвратительно просить о таком уставшего до смерти человека. — Конечно, — тихо шепнул и снова улыбнулся. Я кивнула, позабыв сказать слова благодарности. И направилась в душ, холодной водой которого хотела смыть весь сегодняшний день к чертовой матери. *** В полной тишине мы ехали в машине. Парень совершенно недавно обзавелся другом с мотором. Я немного опешила в начале, когда узнала о такой дорогой покупке студента второго курса, однако Фил задорно смеясь объяснил: старая машина отца, поскольку тот купил новую. Старая говорит… Ну если Ferrari, стоимостью 780 тысяч долларов это старьё, то может мне его отец дом новый купит? Веселье, весельем, однако родители Фила и вправду собирались это сделать. Я была очень близка с ними, и также, как Фил воспринимал мою маму в качестве родной тети, так и я его. И все же, чужие поблажки могли дорого стоить потом. Как бы я не хотела задумываться, однако Харон был прав. Я знала во что ввязывалась, я прекрасно знала, что имею врага, изначально покусившегося на Свет Тьмы, и обретаю ещё таковых среди демонов, и мне стоило отказаться от семьи, чтобы сберечь их. И подставлять родителей Фила было бы самым низким жестом с моей стороны в ответ на их помощь и поддержку. — Почему ты ревнуешь меня? — наверное стоило начать этот разговор. Если не сейчас, то потом я окончательно упущу возможность поговорить начистоту со своим парнем. — Разве на это нужны причины? — устало ответил Фил. Честно я не хотела пускать парня за руль из-за его состояния. Не то чтобы я боялась умереть в аварии, однако опасалась за жизнь покалеченного из-за моих ошибок Фила. Я промолчала на его заявление, ожидая полноценного ответа. Как же я ненавидела копировать манеры поведения Кронпринца, однако продолжала использовать его «фишки». — Ты постоянно куда-то уходишь, словно тебе в тягость находиться со мной и поделиться своими мыслями. Отношения строят двое, однако в нашем случае складывается ощущения, что я совершенно один. — Сделал паузу и устало перевел дыхание. — И я также знаю, что у тебя нет подруг. С Кирой вы перестали общаться, а других то и не было. А потом… — Снова тяжелый вздох. Фил говорил тихо, размеренно обнажал свою душу и боль. — Появляется како-то Эдди. Твоя мама, конечно, много рассказывала о нем и его успехах на работе, а я видел, как ты восхищалась. Потом пожар, и ты, вместо того чтобы попытаться принять мою помощь, проводишь время с ним… Говоришь, обнимаешь, будто я какая-то пешка, а он — твой парень. Сегодня ты была у неизвестного мне знакомого… И знаешь, — Фил резко замолчал. А я пыталась найти слова оправдания, ведь не понимала, как я выгляжу со стороны. Да, мы проводили много времени вместе, но я также убегала и закрывалась в себе, рассказывая больше другим, чем ему. — И знаешь, когда твоя любимая приходит домой, а от неё за километр несет алкоголем, невольно задаешься вопросом «что же за знакомы такой, с кем она выпивает, и приходя домой, выглядит измотанной». Твою мать. Я правда так выглядела? Точнее я понимала, что отвратительная девушка, но… Хотя, кого я пытаюсь обмануть, разве что саму себя. Я любила его, но разве этого достаточно? Я не уделяла внимание в самые что ни на есть ужасные моменты наших жизней, а сбегал, плакалась на плечах других, иногда даже избегала, а первое что сделала в больнице — это нагрубила. Я была такой мерзкой… такой эгоистичной по отношению к близкому. — Ты появилась словно из неоткуда и извиняясь, заявила, что я тебе не безразличен. И знаешь, я не ожидал о тебя такой прыти и настойчивости, после… него. Его сжирала ситуация, которую я смогла переступить. А переступила ли до конца, вот что его волновало. Ведь после недель, проведённых на Небесах, я многое осознала, после возвращения в свой мир, я еще остерегалась парня, однако продолжала проводить с ним много времени, а потом и впрямь достаточно резко и неожиданно заявила о своих чувствах. И они были настоящими. Любовь, что я испытывала не была жгучей, пламенной, она была нежной и трепетной. Однако… Наверное только сейчас я осознала, что так настойчиво искала себе человека, пытаясь забыться, пытаясь избавиться от другой тягостной любви. Чувств, направленных не к Филу. — Мы не затрагивали эту тему, да и я не хотел причинить тебе боль. Но думаю, что я заслуживаю знать причину вашего расставания. — Меня окатило градом, молнией и всеми другими ненастьями природы, которые вызывают ужас и остолбенение. — Причину? — заикаясь прошептала я, до сих пор не веря, что разговор принял оборонительный поворот. — Обычно нужен повод для расставания, не находишь? — спокойно шепнул Фил. Он не смотрел на меня, полностью сконцентрировав внимание на дороге. Его пальцы так крепко сжимали руль, что пластик готов был треснуть. Я замолчала. Повисла оглушающая тишина. Меня выворачивало наружу, а раны, зажившие и расковырянные сегодня вновь, расходились дальше. — Ну… Мы так-то и не состояли в отношениях. — Ох, черт. Все моменты, который я так отчаянно пыталась забыть, запереть под замок выползали наружу, мельтеша перед глазами. Я сильно прикрыла веки, пытаясь отстраниться от болезненных воспоминаний. — Просто мне достаточно грубо отказали… — И после этого, спустя каких-то пару недель, ты признаешься в чувствах мне. Разве можно оправиться от невзаимной любви за такой короткий срок? — уже более разражено проговорил Фил и цокнул в конце. Он повысил голос. Я приводила его в ярость. — Это была не любовь, а привязанность… — А разве это важно? Любовь по своему существу и есть привязанность… — усталость и отчаяние так сильно засквозили в голосе, что я страшилась сказать что-то ещё, боясь задеть парня. — Я не пыталась заменить его тобой. — наперед предугадывая вопрос, прошептал Филу в извиняющейся манере. И я оправдывалась пред ними, пытаясь вбить эту мысль и себе. Но как бы мне не хотелось осознавать: я лгала. Ох, я пыталась найти замену тем сжигающим наповал чувствам, я не хотела быть одинокой, я хотела дать себе шанс на нормальную жизнь и хотела, чтобы старый друг, почувствовал счастье. Но я приносила одну лишь боль… — О, да? Выглядит именно так, Альф. — Мне зарядили эфемерную оплеуху. Я вжалась в сидение, словно так могла спастись от ужаса, пронзающего душу. — Прости. — Это всё, что ты можешь сказать? Слова сожаления? — ядовитая усмешка застыла противным звуком в воздухе. — Ох, а может этими словами ты хочешь оборвать наши отношения? — Фил завелся. Продолжая поднимать громкость голоса, капая ядом из града усмешек на меня. — Нет, я не… — я подскочила, вцепляясь пальцами в рукав чужой куртки. Ледяной взгляд, что мимолетно оторвался от дороги, заставил сердце сжаться, а меня замереть в страхе. Он был таким суровым, жестоким и морозящим душу, что я невольно разжала ткань. Я боялась этого взгляда, и меньше всего хотела, чтобы он был направлен на меня. — Я никогда не пыталась устраивать ревностные допросы, не спрашивал тебя о твоих вечных пропаданиях, о том парне… Я давал тебе свободу, и вот к чему эта свобода привела. Ты была отстранённой, но после начал наших отношений отдалилась совсем. И мне страшно, понимаешь? — Фил выплюнул слова, а лицо скривилось в отвращении. — Мне страшно потерять тебя, и одновременно с тем я боюсь этих отношений, который не к чему не ведут. Как мы можем строить будущее, если в любой тяжелый момент ты бежишь обсуждать это не со мной, а своими знакомыми… — Я тонула в отвращении к себе. И, наверное, стоило, закончить наши отношения сейчас, стоило отказаться и сбежать в страхе. Стоило предупредить о надвигающейся войне и попытаться спасти парня, но всё, что я делала это удерживала его рядом с собой. Мне было одиноко, так одиноко, что дискомфорт превратился в тягучую боль. — Мне тоже страшно, Фил. Я боюсь тебя потерять, боюсь, что прошлые ошибки просто отрежут пути в нормальное будущее. Мне так страшно… Я думала, что достойна взаимной любви с ним. Но меня бросили, выкинули, как бесполезную вещь. Я боюсь быть одной, боюсь быть ненужной и… одновременно с этим, боюсь подпускать к себе людей. Это замкнутый круг моего страха. — Но ты ведь знаешь, что нужна мне… — Фил устало потер глаза, но взгляда не перевел. — Тогда почему, черт возьми, продолжаешь отдаляться, если тебе страшно остаться одной? Ты сама ставишь себя в тупик, сама отрезаешь себе пути, прикрываясь страхом перед прошлым. В таком случае, тебе нужна психологическая помощь, а не любящий тебя парень. Тебе просто всё равно кому высказаться, но почему-то тебя пугает возможность рассказать всю правду мне и поделиться болью. Я не мозгоправ, но даже я понимаю: ты боишься своих собственных чувств, которые ещё не прошли. Я ведь прекрасно осознаю, что изначально ты использовала меня, как отвлечение от боли из-за невзаимности. И пойми меня также, я надеялся, что со временем это пройдет, но ты словно продолжаешь меня использовать, как удобный случай, дабы заполнить твоё предательское сердце счастливыми моментами… Мне больно, что ты до сих пор не попыталась разобраться с этой частью себя. — Я не использовала тебя… — Ложь. — Пусть изначально всё было натянутым, и возможно неловким, но я действительно люблю тебя… — Ложь ли это? Мои мысли так запутались, я не могла найти начало и конец, чтобы связать их в единую прямую цепочку. Кого я любила? Образ, старого друга или возможность нормальной жизни. Любила ли я Фила, также сильно, как когда-то любила Кронпринца? Любила ли я вообще? Я запнулась. Что я чувствовала… что я ощущала к парню рядом со мной. Нежность, трепет, желание и привязанность. Была ли это привязанность такой же сильной как к… — Приехали. — Фил грубо отчеканил фразу, вместе с тем обрывая мой поток мыслей. Я так запуталась во всем происходящем, что на секунду забыла место нашего назначения. Оглянувшись в окно, увидела больницу, в которой лежала мама… Фил грубо хлопнул дверцей, обходя автомобиль и задерживаясь у капота, чтобы дождаться меня. И я вышла под сильный снегопад, который жестко врезался в кожу, принося физический дискомфорт, отвлекающий на мгновения от боли внутри. *** И снова, второй раз за день, я приближалась к ненавистной мне палате. Я хотела видеть маму здоровой, в нашем доме, а не в окружении бесчисленных аппаратов, поддерживающих жизнь. Ранее у ординатуры меня окликнул лечащий врач. Новость, что её отключили от пары-тройки аппаратов, была весьма позитивной, и это означало, что ее организм восстанавливается, и мама идет на поправку. Я пожала руку доктору, счастливо улыбаясь, однако мужчина, отнекиваясь от благодарности, всё ещё продолжал говорить об угрозе. Но я его не слушала. Мама, дорогая мамочка, наконец-то могла проснуться, могла поговорить со мной… Это могло случиться сегодня, завтра или в ближайшие сроки, и надежда подогревала меня изнутри, почти приглушая осадок от отвратительного разговора в машине. Я почти вприпрыжку побежала к лифту… И сейчас медленно дойдя до палаты, моё счастье всё-таки перекрылось омерзительным чувством стыда и боли. Как ни крути, однако я была виновницей сие «торжества». Элиза, которую я никак не ожидала увидеть в столь поздний час, сидела на лавке у двери. Я резко затормозила, и посмотрела на настенные часы, пытаясь сориентироваться во времени. Ранее днем, лечащий врач отправил мне сообщение с расписанием, пересоставленным по просьбе тети. И время, которое было сейчас, принадлежало только мне. Я окинула взглядом Элизу, ожидая услышать новый поток мерзости из её рта. Она завидела меня позже, медленно поднимая усталый взгляд. — Я дождусь результатов анализов и уеду, — ни приветствия, ни оскорблений, а спокойные слова в мой адрес. Это было что-то новеньким. Я кивнула и зашла в палату, под тяжёлый взгляд тети, который буравил не меня, а Фила, следующего за мной. Аппаратов, поддерживающих жизнь и впрямь поубавилось. Трубку, помогающую маме дышать, вынули изо рта, убрали некоторые капельницы… И теперь мама выглядела так, словно спала. Всё ещё перебинтованная с ног до головы, она тихо лежала. Вздымающаяся теперь самостоятельно грудь, все также была прикрыта одеялом. Я присела на стул, рассматривая более детально маму, Фил встал позади, не издавая ни звука. С рук до локтей убрали бинты, кожа была сморщенной и немного другого оттенка… Конечно, последствия ожогов сложно убрать, и маме придется жить с ними оставшуюся жизнь. С шеи также убрали повязки, выставляя на показ такую же израненную кожу. Все медленно заживало, но главное, что вообще регенерировало. Прошло так много времени, с тех пор, как я брала маму за руку… И теперь я могла спокойно переплести наши пальцы, не боясь задеть иголки от капельниц. Ей кожа, была мягкой и нежной, в некоторых местах рубцеватой, но все такой же бархатной, как я и помнила. Слезы сами проступили в уголках глаз. Я была счастлива вот так просто коснуться мамы, знать, что ее организм борется, что идет на поправку… Меня потрепали по голове в поддерживающей манере. Сколько бы боли я не принесла окружающими, но почему то они продолжали оставаться рядом. А мне было стыдно и омерзительно от самой себя. Я не хотела говорить, сидя в спокойной тишине, слушая писк аппарата, транслирующего мамино сердцебиение. И пожалуй это был самый приятный звук, за последние недели. Пальцы дрогнули. Я резко оторвалась от маминого лица, переводя взгляд на наши сжатые ладони. И движение повторилось… но более крепкое, более уверенное. О, Господи… Я окликнула парня, когда мамины глаза слегка подрагивая открылись, а пальцы полностью переплелись с моими. Я неожиданно вскочила, нажимая кнопку вызова врача, продолжая смотреть в голубовато-серые радужки. — Мама, — прошептала с таким благоговением, с несказанной радостью… Родные и уже почти позабытые глаза смотрели на меня. Зрачки дергались, словно картинка была размытая и сквозь толщу тумана пытались разглядеть присутствующих. Я снова позвала маму, как маленький ребенок, жаждущий её внимания. Слезы брызнули на щеки. Аппарат сердцебиение резко запищал быстрее, одновременно с тем, как родной взгляд сфокусировался на моем лице. Едва дрогнувшая полуулыбка озарила некогда спокойное лицо. — Дочка… — хриплый голос, он не был таким в обычной жизни. Однако он всё ещё был родным… — Я так… г-горжусь тобой… — Сейчас врачи придут, не трать силы, — я пыталась шептать громче, чем умею, боясь, что мама не услышит. — Фил, позови врачей! — Я обернулась, столкнувшись с парнем, стоявшим в ступоре и удивлении от происходящего. — Фил! Его взгляд резко переключился на меня, выводя из транса, и он снова посмотрел на маму. Я обернулась обратно. Голубовато-серый взгляд рассматривал парня позади меня. Это был взгляд растерянности. Фил пулей выскочил в коридор, зовя медсестер. Мама проследила взглядом. Элиза влетела в палату, почти снося все аппараты по другую сторону от кровати. Она также схватила маму за руку. — Эмма! Господи, Эмма… — Аппарат сердцебиения затрещал. Однако мама продолжала смотреть на открытую дверь. — А-альф… — Нет, не говори. Потерпи, береги силы, мамочка! — Тараторила я, перебивая маму, Элизу. Я услышала шаги в коридоре. Врачи были близко. Серый взгляд неожиданно быстро перевелся на меня, заставляя замереть. — О-он… — Эмма! Я так счастлива! — О-он… — Эмма… Эмма… — бли… — Эмма! — Отойди от пациентки! — Все аппараты разом запиликали сильнее, словно готовы были взорваться. — …бли-и-зко… Рука, сжимающая мои пальцы, резко опала. Пронзительный монотонный писк отразился от стен. Меня отшвырнули в противоположную сторону. Ступор заглотил мышцы, сковал цепями и ледяным ужасом. Писк в ушах, писк в помещении, как сирена, не прекращающийся и монотонный… Сердце, мамино сердце… Опомнившись, я ринулась вперед, но меня, как и вопящую тетку оттащили в коридор. Врачи оббегали нас, залетая в палату. Они кричали, медсестры бегали и суетились… А я стояла и наблюдала поистине жуткую картину. Я не слышала других звуков, кроме звонкого писка, громких воплей и скрип сердца, которое разорвалось внутри. Нет. Нет, мать его! Я не была готова, я не смирилась с таким исходом. Зрение поплыло, а картинка словно завалилась вниз. Я упала на колени. Элиза кричала и вопила, её оттаскивали от палаты, уносили прочь от меня. Я сидела и смотрела в одиночестве, как врачи борются за жизнь мамы. И я знала, что это конец. Финал, который нельзя переписать… Руки затряслись, мозг вообще перестал контролировать тело. Волны истерики поднимались и накатывали с новым ударом разнося осколки сердца в разные стороны. Я согнулась пополам, чувствуя боль, исходящую из таких глубин души, из таких участков организма, словно это я умирала заживо. А я умирала. «Альфия, прекрати! Остановись! Альф!» звонкий голос пытался достучаться до мыслей, а я продолжала падать в глубины пустоты. Нефть уже пожирала тело, пытаясь добраться до души. — Альф! «Альфия… Не делай этого! Не здесь!» — Альф… боже! Тело подняли в вертикальное положение. Оно тряслось как у эпилептика. Изнутри меня заглатывала пустота и сжирающий огонь. Картинка размылась настолько, что я видела всё пятнами света и тьмы. «Альф! Остановись, прошу! Пожалуйста! Господи… Господи, не сейчас!» Меня выворачивало изнутри. Словно что-то менялось, словно я была проглочена огнем и подстать маме и людям, сгорала живьем. Мои кости горели… моя спина готова была разорваться, мышцы натягивались, а легкие и сердце боролись за ненужную мне жизнь. — Альф, посмотри на меня, — мое лицо грубо повернули. Фил… Точно, Фил. Голубые глаза напугано смотрели в мои. И меня снова звали отовсюду. «Альф, прекрати. Пожалуйста! Мне больно!» — Все хорошо, боль — это нормально. «Альфия, ты сожжешь меня! Альф, пожалуйста…» Я смотрела в голубые глаза. И видеть их не желала. Я вообще не желала ничего видеть, слышать… Я хотела умереть. «Альф… Альф…» истеричное, болезненное хныканье. — Альф… Альф… — тихий, дрожащий голос. Лоб заболел как от удара. Боль расплылась, доставая до самого мозга, выворачивая тот наизнанку. Я оглянулась за плечо Фила. «Альф, больно! Черт возьми… Господи!» Вдалеке мельтешил светлый, яркий силуэт. Как мощный источник света, бьющий по зрению, даже с такого расстояния. Что-то просвистело, и боль во лбу повторилась. Кровь брызнула из носа и рта одновременно. Её было так много, и она была такой горячей, как магма… Похоже я умирала. — Врача! «Альфия, А-альфия…» Новый поток алой жидкости попал на лицо парня, пряча от меня голубой, испуганный взгляд. Тело онемело и расслабилось. А сознание выталкивало из полыхающей огнем пустоты. Ноги подкосились, одновременно с потерей зрения. Отдалённо я чувствовала, как тело подхватили. Последнее, что я видела, перед полной темнотой, на секунду восстановленным зрением — несущуюся в мою голову белую стрелу. Череп словно разорвало, и тьма полностью завладела сознанием.