Ваши требования неуместны

До самого горизонта тревожно чернело небо. Свет едва пробивался сквозь тёмные-тёмные тучи, образуя неяркую полоску. Отсюда она была похожа на хребет, на позвоночник сгорбившегося младенца. Младенец истошно кричал, и его крик, будто свет сквозь тучи, пробивался через тяжёлую завесу тишины. Стучало сердце. Сердце, похожее на массивный завод в самом сером, грязном и запылённом районе города, выстукивало невзрачные промышленные пейзажи. Куда ярче дневного света было белое нервное сияние ламп, вечерний свет в окнах и уличных фонарях. Вечер дарил воздух, который можно вдохнуть в лёгкие и не поперхнуться. Вечер дарил равномерный мрак на небе. В распахнутом пальто на ледяном, продуваемом всеми ветрами мосту было свежо и свободно. Ветер перебирал волосы и суматошно тормошил воротник. Плохое предчувствие было визитной карточкой вечера, и от напряжения леденели руки. Девять тридцать. Самое время. Холодный полумрак набережной, в отличие от помоста, был в тени. Тобиас тихо дышал, разглядывая одинокую фигуру у моста. Он высматривал, взвешивал, оценивал, измерял, таился в своей тени. На набережной Гарри кутался в куртку и топтался на месте, глядя на зыбь воды в реке. Казалось, его взгляд был совершенно неподвижен, лишён жизни, но издали невозможно было определить наверняка. Гарри смотрел в одну точку и почти не шевелился, только кутался плотнее в шарф. Ветер гнал невидимые тёмные облака высоко вверху, в нечитаемой темноте неба. Каждый раз, когда Тобиас видел Гарри здесь, у моста, он закрывал глаза и считал до трёх. Раз. Мысль о том, как нелепо могут складываться обстоятельства, пришлось сразу удалить из головы, как жалкий рудимент. Тобиас знал — достаточно протянуть руку, но руки вмёрзли в перила. Два. Железная выдержка, а мысли робкие, как луна сквозь дымку туч. Тобиас знал — одного шага достаточно, но ноги вросли в бетон. Три. Достаточно подойти, взять его за руку, и он обернётся. Посмотрит на него и очень испугается встречного взгляда. Тобиас вяло смотрит на удаляющуюся фигуру и молчит даже внутри. Он готов опуститься на колени, наклониться, зачерпнуть холодную грязную воду реки и плеснуть себе в горящее лицо, лишь бы мысли стали чище и теплее. Тобиас опускается на колени, наклоняется и легко входит в воду. Быстро и верно он опускается ко дну и ложится всем телом на чёрную скользкую грязь. И только необходимость сделать вдох тянет его назад — к поверхности, к сухому холодному воздуху пробуждения. Утро. Из окна на тёплый пол лился прозрачный прохладный свет. Если бы Тобиас посмотрел сквозь стекло вверх, то заметил бы, насколько пронзительна синева утреннего неба. Если бы всё всегда происходило так, как задумано, ночной сон длился бы дольше. Нельзя было сказать, что Тобиас совсем не спал. Но он прекрасно слышал, как поздним вечером с тихим шуршанием открылась и вновь закрылась дверь соседнего номера. И ранним утром — дверь номера напротив, где поселилась Луна. Прохладный душ освежал, но вполне оправданная тревога, которую давно уже не приходилось испытывать Тобиасу, делала плохое утро ещё хуже. Он никогда не любил сюрпризов, и неожиданный поворот событий был неприятен. Хуже всего то, что всё вышло из-под контроля. Тобиас ясно понимал, что оказался не в самом выигрышном положении. Да, стоило признать: изначально он не собирался претендовать на что бы то ни было. Поттер… подавал надежды — но очень слабые, едва наметившиеся. Поттер не был настолько хорош. Нет. На экране ноутбука длинную и весьма слаженно изготовленную статью украшала фотография юноши с холодными светлыми глазами, лёгкой улыбкой — дань требованиям к фото в подобного рода статьях — и безупречным с виду резюме. Поттер далеко не был настолько хорош. Поттер ставил под угрозу его авторитет, и пока честолюбие Тобиаса было задето, небо за тонким стеклом синело пусть и пронзительно, но совершенно напрасно. Солнечные лучи, подбиравшиеся к перилам балкона, точно так же остались без малейшего внимания. Гнев — слишком высокопарное, слишком благородное определение для того, что чувствовал Тобиас. Гнев испытывают свысока, с позиции условного победителя. Гнев носят в себе с достоинством. Нет, Тобиас не был разгневан. Он был зол. Зол и раздосадован. Кто же знал, что так выйдет? Кто знал, что Каркаров, этот дилетант блефа, припасёт в рукаве такой козырь? Мало того что его выпускник претендовал на грант (и, судя по биографии и резюме, имел все шансы его получить), так он ещё и приехал на конференцию с той же темой, что и Поттер. Нет, не темой — с объектом исследований, которые длились почти год. Год против недельной, наспех набросанной работы! Видимо, в комиссии решили, что будет забавно поставить выступления первокурсника и этого улыбчивого мистера Вселенная в одно время, чтобы “с разных сторон посмотреть на одну и ту же проблему, так актуальную в современном обществе”. На фоне Поттера студент Каркарова будет блистать — и грант поплывёт к нему в руки, как корабль по волнам. Известие пришло вечером, и Тобиас готов был съесть весь воздух вокруг себя от негодования, но вечер плавно перетекал в ночь, а негодование плавно перетекало в досаду. Вначале он даже подумывал предложить Поттеру отказаться от участия, но это было лишь секундное замешательство. Замешательство плавно перетекало в раздражение. Тобиас открыл балконную дверь, впуская в номер свежесть прохладного утра. Невольно он вспомнил вчерашнюю выходку Поттера, которая была совершенно неуместной. Чёртов сон путал мысли, бросая в очаг злобы новые сухие поленья, ещё немного, и они обдадут его снопом жарких искр. Тобиас понимал, что нужно было отреагировать спокойнее и действовать более взвешенно. Но если рассматривать случившееся как урок для Поттера, то он имел все шансы быть хорошо усвоенным. Завтрак. Континентальный завтрак включал в себя кофе. Континентальный завтрак плавно перетекал в безрадостный путь до конференц-центра. Тобиас размышлял. С одной стороны, можно было воздержался от каких-либо указаний по поводу предстоящего доклада: не стоило усугублять положение, ведь волнение не самым лучшим образом могло сказаться на качестве выступления студента. С другой стороны, Поттер должен понимать, в какой ситуации оказался, ведь одна неудача в самом начале пути может повлиять на всю дальнейшую научную деятельность. Пропустив сонную и бледную Луну вперёд, Тобиас обернулся к Поттеру. — Задержитесь, мне нужно сказать вам пару слов. В глазах того мелькнуло что-то слишком похожее на панику, он напряжённо посмотрел на Тобиаса, но послушно отошёл в сторону. — Как вы знаете, расписание изменилось. Формат вашего выступления скорректировали, вам придётся делать совместный доклад вместе с другим студентом со схожей темой исследования. Плечи Поттера чуть опустились, но взгляд моментально стал более сосредоточенным. Хорошая реакция. — Говорите уверенно и только то, в чём вы разобрались лучше всего, — Тобиас понизил голос, хотя перед конференц-центром никого не было. — И не бойтесь спорить, это у вас выходит превосходно. — У меня есть только то, что мы успели за неделю. Не уверен, что там хватит на серьёзный спор, — Поттер нахмурился и сделал короткий шаг назад, увеличивая расстояние между ними. Тобиас мрачно посмотрел на небо, пронзительно синевшее высоко вверху. Яркое бледно-жёлтое солнце медленно нагревало воздух. Нагреется ли он к полудню достаточно, чтобы пообедать в открытом кафе напротив? Никаких идей. Сможет ли Поттер выступить достойно? Никаких идей. — У вас будет серьёзный оппонент, — Тобиас говорил ровно, стараясь сохранить тон нейтральным. — Постарайтесь понять одну вещь. Важно не то, чем ваши с ним исследования схожи, а то, чем они различаются. Поймите, что это за различие, и используйте его, чтобы перестроить свой доклад. Сделайте акцент именно на собственной позиции. Поттер кивнул. — Всё уяснили? Тогда вперёд. * * * Двухэтажное здание смешанного стиля ютилось на крошечной площади Годрика в одном из пригородов — в исторически значимом, но малоперспективном районе. Недостатком здания была глубокая трещина на каменной резьбе фасада, проломленная крыша и безнадёжно испорченные сыростью внутренние перегородки. А вот главным достоинством Тобиас бы назвал наличие исходных чертежей в свободном доступе и отсутствие въедливых соседей, которые устраивали бы митинги и забастовки против реставрационных работ, против шума, против правительства и кто знает против чего ещё. Здесь, на площади Годрика, лет восемнадцать назад массовое убийство не только заметно сократило число местных жителей, но и существенно снизило рентабельность недвижимости. — Восстановление одного дома даст толчок к развитию всего района, вдохнёт новую жизнь в площадь Годрика и привлечёт новые инвестиции, — старательно объяснял студент Каркарова, глядя в глаза председателю комиссии. — Это стратегический объект, значение которого прежде недооценивалось. Помимо чертежей, Тобиас назвал бы достоинством здания и тот факт, что на него восемнадцать лет никто не обращал ни малейшего внимания. — Через два года здание поставят в очередь на снос, — студент Каркарова сделал эффектную паузу, обводя аудиторию тревожным взглядом. Солнце просачивалось сквозь тонкие бежевые жалюзи, острыми жёлтыми лучами скользило по лицам слушателей. — Мой проект реставрации разработан под руководством профессора Каркарова. Он включает в себя три этапа. Я кратко опишу основные моменты, начиная с определения бюджета… — Благодарю вас, мистер Риддл, — Роберт МакГонагалл поднял руку, останавливая докладчика. — Мы знаем, что вы способны разработать подобный проект, и познакомимся с ним позже. А сейчас нам хотелось бы послушать мистера Поттера. Тобиас следил за тем, как бледный Поттер поднимается с места и идёт ко второй кафедре, как убирает волосы со лба, кладёт перед собой распечатки. Солнце за окном погасло, и острые жёлтые лучи исчезли. Несмотря на то, что все до единой лампы на потолке исправно светили, в аудитории стало заметно темнее. Каркаров сидел мрачнее тучи и сверлил взглядом паркетный пол перед своим креслом. Двухэтажное здание смешанного стиля, которое ютилось на крошечной площади Годрика в одном из пригородов — исторически значимом, но мало перспективном районе, имело существенный недостаток. Глубокая трещина вот уже восемнадцать лет красовалась на стене фасада. Здание, интерес к которому угас почти на два десятилетия, получило сразу два шанса на новую жизнь. — Позвольте мне резюмировать ваши доклады и определить тот вопрос, который нам предстоит решить в формате дискуссии, — в обычно спокойном голосе МакГонагалла звучало неподдельное любопытство, и Тобиас решил, что того забавляет вся эта ситуация. — Вы, мистер Риддл, на основе исходных чертежей предлагаете выполнить реставрацию с использованием натурального камня. Вы допускаете, что не располагаете всеми необходимыми сведениями для восстановления здания, и при этом убеждаете нас в том, что ваши разработки помогут вам определить верный порядок действий. — Я обладаю всеми необходимыми расчётами, — холодно отозвался студент Каркарова. — И это ваше преимущество. Безусловно, работа мистера Поттера над проектом находится в начальной стадии, но уже сейчас она выглядит многообещающей, — продолжил МакГонагалл. — Вы, мистер Поттер, предлагаете инновационный подход к реставрации, который заключается в применении современных материалов — в том числе так называемого искусственного камня. — Искусственный камень перечёркивает всю значимость, весь смысл, всю суть реставрационных работ. Он для новоделов, — Риддл говорил медленно и вкрадчиво, так, будто объяснял детям, почему нельзя выстроить дом из морской воды и песка. — Применять искусственный камень в данном случае недопустимо. — Позвольте решить это нам, — отозвался МакГонагалл. — И сейчас мы хотели бы послушать, что нам скажет мистер Поттер. — Использование искусственного камня необходимо для облегчения конструкции при сохранении характеристик прочности и износоустойчивости, — начал объяснять Поттер. Он не смотрел ни на Риддла, ни на слушателей, а, казалось, обращался к одному только председателю комиссии, будто сидел у того в кабинете. Каркаров хмурился и смотрел в окно. Острые полосы жёлтого солнечного света вернулись и теперь медленно ползли по аудитории, словно старались как можно ближе подобраться к докладчикам. Тобиас знал, что если бы Каркарову были нужны деньги, он согласился бы реставрировать и пластилином, лишь бы получить грант на восстановительные работы. И означало это только одно: чьи бы интересы ни представлял сейчас за кафедрой юноша с холодными светлыми глазами и дежурной вежливой полуулыбкой, они принадлежали отнюдь не Каркарову. “Кто же ты такой, Том Риддл?” — подумал Тобиас, совсем позабыв о своих утренних тревогах.