Ваши требования неуместны

— Самолёт в восемь, — сказал Гарри на всякий случай. Руки до сих пор немного подрагивали, но он был уверен, что это незаметно. — Ты ещё успеешь послушать пару докладов. Возвращайся на конференцию, — Северус хмурился от яркого тёплого солнца, которое светило ему прямо в лицо. Гарри промолчал в ответ. Никуда он не пойдёт. Это было чистое отчаяние, огромный шаг назад, в ту пропасть, из которой он еле выбрался после отъезда Северуса. Солнце светило ярко и тепло. Яркое тёплое солнце. Светлый асфальт, чистое прозрачное небо, синее до самых звёзд. Прекрасная погода для приятной прогулки. Например, с Лили. Но Северус был здесь, сидел на этой самой лавке. И Гарри скорее съел бы свой доклад или подарил его с автографом Тому Риддлу, чем вернулся на конференцию. Кстати, о Риддле… Это ведь из-за него Северус явился. Сразу после доклада вытащил Гарри из коридорной толпы и увёл сюда, чтобы устроить этот допрос, а после отправить обратно. Ну конечно. — Пройдёмся, — вдруг заявил Северус. — Раз уж ты не считаешь для себя полезным послушать об исследованиях в той области, которую собрался изучать. Гарри внимательно посмотрел на резкий, острый, хмурый профиль Северуса. Только сейчас он заметил, что тот зол. В такие моменты Северус был слишком похож на отца. — Если повезёт, успею ещё наслушаться, — спокойно ответил Гарри. — Председатель комиссии назвал мой доклад многообещающим. — Ещё бы, — хмыкнул Северус. Он вдруг остановился, повернулся к Гарри и спросил: — Почему ты выбрал именно этот дом для исследования? Гарри замер. Глаза Северуса были очень близко. Такие чёрные, что не различить зрачков. Гарри чувствовал горькие волны его дыхания. Тёплое яркое солнце будто похолодело, и по спине пробежал озноб. — Луна мне помогала. Она сказала, есть наработки, осталось только кое-что доделать, довести их до ума. — И ты довёл, — Северус был близко, заглядывал Гарри в лицо. — Довёл до ума мои наработки. Похвальная работа, сам председатель комиссии оценил. Гарри чувствовал волны паники — пока ещё слабой, едва уловимой. Он старался не выдать себя ничем — ни жестом, ни дрогнувшим голосом, но ведь долго ему не продержаться! — Я не знал, что они твои. — Теперь знаешь, — бросил Северус и, пнув камень в воду, сел на берегу. — Почему ты не сказал мне вчера? — робко спросил Гарри, усаживаясь рядом. — И разве профессор не был в курсе того, над чем ты работал? Зачем ему передавать мне твою работу? — Ему не было до этого дела, — отмахнулся Северус. — Копия хранилась у Луны, на всякий случай. Без расчётов, конечно… — Есть и расчёты? Северус кивнул. Повисла долгая тишина, колкая и неуютная. Северус о чём-то размышлял и хмурился своим мыслям. Гарри оставалось только гадать, зачем он пришёл сегодня — не из-за темы же, он и вчера мог бы высказать своё недовольство. Тем более что он ушёл учиться в другую сферу — зачем ему теперь реставрация этого дома? И к чему было оставлять копию работы на кафедре? Мог бы предупредить, если бы хотел дальше заниматься ею. Что-то здесь не складывалось, но что именно? — Я правда ничего не знал, — повторил Гарри. Северус хмыкнул. — Лучше бы ты не приезжал сюда, — он мрачно огляделся по сторонам. — Но разве я мог предположить, что вы встретитесь, да ещё и в таких обстоятельствах? Вчера я думал, что всё обойдётся, — ведь ты ничего не сказал мне про Риддла. — Профессор сообщил мне только утром, — Гарри упрямо разглядывал реку. — Но при чём здесь Риддл? — При том, что тебе лучше отказаться от гранта, за который вам с Риддлом предлагают бороться. Вам дали три месяца на составление подробного плана реставрации — месяца через полтора отзови заявку. Сошлись на недостаток опыта, загруженность по учёбе, да на что угодно, но откажись. — Просто так, откажись, и всё? — Гарри не выдержал и повернулся к Северусу. Тот был бледен, напряжён и смотрел на него с какой-то настороженностью. — Даже не собираешься объяснить мне почему? — Нет. — Отлично, — Гарри рывком поднялся на ноги. — Знаешь, я не стану ни от чего отказываться, пусть это и не моя идея, но я уже начал работу и доведу её до конца. — Ты не представляешь, во что ввязался, — глухо отозвался Северус. “Так расскажи мне”, — слова застряли где-то в горле, и Гарри выдохнул. Не захочет — не скажет, это было ясно сразу. Северус ведь всегда делает только то, что хочет. Только то, что ему удобно. Ну, нет так нет. Несмотря на решимость тотчас уйти, Гарри не мог заставить себя пошевелиться. Конечно, он вернулся бы на конференцию, послушал ещё докладов, быть может, узнал бы что-то полезное. Вот только Северус по-прежнему сидел на камнях у берега и молчаливо разглядывал Гарри, будто выжидал. — Хорошо, — скрепя сердце, Гарри вернулся и сел рядом. — Если я откажусь, что я скажу твоему отцу? Северус поморщился, — видно, нейтральное упоминание “профессора” было больше ему по душе. — Что я скажу профессору, — поправился Гарри. — Ему я тоже буду объяснять, как не справляюсь? Сегодня перед началом выступлений он давал мне советы, как обернуть ситуацию в свою пользу. Не думаю, что он будет рад, если я сдамся и отступлю. — Скажи, что я запретил развивать моё исследование. — И этого будет достаточно? — Нет, — покачал головой Северус. — Но лучше, чем ничего. “Не лучше”, — подумал Гарри, но промолчал. Солнце припекало, и Северус закатал рукава по локоть. Гарри закусил щёку изнутри — он знал, бело-розовые полосы на правой и бордовые росчерки на левой руке были подарком старого аэропорта. На какую-то секунду он связал то нападение и таинственного Тома Риддла, но затем вспомнил о Джеймсе. Нет, конечно же, нет, там совсем другая история. Тонкие руки Северуса не были лишены изящества, узкие кисти с длинными пальцами можно было бы назвать красивыми… Гарри тихонько вздохнул. Через несколько часов он сядет в самолёт и улетит достаточно далеко, чтобы ни о чём не жалеть. Вокруг не было ни души. Внизу плескалась река, унося свои воды прочь, а сверху тепло и тихо светило солнце. Даже ветер унялся, и воздух замер, словно ожидая чего-то. Гарри дотронулся до руки Северуса, провёл пальцами по ладони, коснулся подушечек его пальцев. — Мозоли от инструментов прошли, — тихо сказал он, глядя Северусу в глаза. — Да, — ответил он, не отводя взгляда. — Прошли. — А шрамы — нет, — Гарри осторожно провёл пальцами по краям бордовых полосок, следам зубов и когтей. Предательский озноб катился от поясницы до самого затылка. — Такие проходят нескоро, — Северус усмехнулся. Гарри смущённо убрал руку. Стайка мурашек всё ещё бродила где-то между лопаток. Северус ни малейшим движением, ни взглядом не выдал своё замешательство или неудобство — будто всё так и должно быть, будто Гарри всякий раз при встрече скользит руками по его коже, гладит пальцы, изучает шрамы. — Или не проходят никогда. — Или никогда, — Северус вдруг придвинулся ближе, взял Гарри за руку, переплетая пальцы, и сказал: — Пообещай мне, что откажешься от исследования. Замерев, застыв каменной статуей, Гарри прислушивался к своим ощущениям, подавляя вновь поднявшуюся панику. Когда Северус догадался? А ведь он наверняка догадался, наверняка с самого начала всё понял — понял, что Гарри испытывает к нему… не совсем дружеские чувства. Или нет? Или это какая-то ошибка? Но прохладные сухие губы на губах Гарри доказывали обратное. Северус целовал его. Совершенно точно — целовал, здесь не могло быть двойного смысла или недомолвок. Гарри касался носом его щеки, чувствовал на затылке его ладонь, внутри всё сжалось от напряжения и неясного предвкушения. Он боялся ответить на поцелуй, боялся подвоха, всё казалось слишком реальным, слишком далёким от его фантазий. А здесь, в реальности, Северус никак не мог его целовать. — Ну же, — в шёпоте Северуса была досада. — Разве не этого ты хотел, когда ходил за мной везде и всюду? Гарри сглотнул, отводя взгляд. В конце концов, самолёт в восемь. В конце концов, через несколько часов он улетит достаточно далеко, чтобы ни о чём не жалеть. И Гарри решился. Теперь он сам потянулся к губам Северуса и получил мягкий, настороженный, изучающий поцелуй, будто Северус размышлял, нравится ему или нет. Похоже, Гарри прошёл тест, потому что следующий поцелуй — острый, яростный, жалящий — выбил из лёгких воздух и смял в ком все мысли. * * * Самолёт стремительно набирал высоту. На экране, вмонтированном в спинку кресла впереди, показывали, как стремительно падает температура за бортом. Гарри следил за показаниями. В голове была пустота, вата, белые клубы пара — точь-в-точь как за стеклом иллюминатора. На высоте становилось холодно, и чем выше — тем холоднее. Отсюда не было видно солнца, не было видно ни небесной синевы, ни чётких квадратиков земли, — самолёт пересекал облака, и белые тучи плотно набивались в голову Гарри, вытесняя даже самые простые и понятные мысли. Табло “пристегните ремни” светилось красным. Ремень плотно пристёгивал Гарри к креслу. Соседние кресла пустовали — профессор Снейп и Луна сидели позади, и Гарри был рад полёту в одиночестве. Ему нужно время, чтобы прийти в себя. Чтобы сказать себе — у Северуса есть Лили, и они помирятся. Чтобы сказать себе — это всё ничего не значит. Чтобы сказать себе — всё это одна большая, просто чудовищная ошибка. Может, ещё не поздно всё исправить? Бросить исследования, бросить реставрацию, перевестись во Францию, к Северусу? Гарри смотрел вниз на белый пух неба и думал, достаточно ли далеко он улетит, чтобы ни о чём не жалеть. В голове было пусто, но почему-то эта пустота тяжёлым грузом лежала у него на душе.