Ваши требования неуместны

Густой маслянистый запах был по-своему уютным и тёплым. Несмотря на пасмурный день, все окна оказались открытыми, и Тобиас подумал — это сделано только для того, чтобы избавиться от духоты и немного разбавить запах сыра и томатной пасты воздухом пасмурных улиц. Сообщение пришло вчера. Ещё утром, но добрался до него Тобиас только поздним вечером. А Поттер, по всей видимости, не добрался вовсе. Потому что сейчас он, увлечённо разрезая ножом пиццу на куски, рассказывал, что никогда не праздновал день рождения. Про родственников, которые забыли о самом существовании этой даты, про друзей, которых летом собрать сложно, потому что они все разъезжаются. Слова легко слетали с его губ, и Тобиас понял, что день рождения не был больной темой для Поттера, хоть тот и пытался обрисовать ситуацию в драматичных тонах. Если за словами не стоят чувства, их всегда легко произносить. Сообщение пришло вчера, и в нём подтверждалось размещение Поттера в общежитии до конца летних каникул. Стоило выделить для него завтра выходной, чтобы он мог собрать вещи, получить ключ с новым пропуском и переехать. А заодно и немного отдохнуть, потому что эффективность его работы за последние дни заметно снизилась, и причиной тому Тобиас видел измотанность Поттера. В стекло окна рядом с их столиком ударили первые капли дождя, оставляя на поверхности тонкие росчерки, раздробленные на десятки мелких точек. Подошла официантка, чтобы закрыть окно, и росчерков стало ещё больше, они быстро и точно покрыли всё стекло, а картинка за ним окончательно потеряла свои очертания. Тобиас вспомнил, как в прошлый раз они сидели здесь, а за окном бушевала стихия — ливень был столь сильным, что передвигаться по дорогам не оставалось никакой возможности. Поттер тогда тоже рассказывал что-то про детство и свою семью, улыбался и смотрел своими невозможными зелёными глазами. Тобиас вспомнил и то неловкое чувство потери, тяжёлое и бурное, которое пришлось скрыть в самой глубине тревожных снов. Он никогда не пытался сказать себе о том, что именно упускал. Потому что легко говорить лишь те слова, за которыми — пустота. Пицца была порезана, и Тобиас положил кусок себе на тарелку. — Вы неплохо справляетесь со своим проектом, — сказал он. — Иногда я думаю, что это не так, — с лица Поттера исчезла улыбка, и оно сразу стало серьёзным и сосредоточенным. — Все делают ошибки. При этом ваш прогресс очевиден. Меньше отвлекайтесь на незначительное, сосредоточьтесь на результате, и отставания в графике не будет. Поттер кивнул, с глубокомысленным видом жуя пиццу. — Со следующей недели вы по большей части будете работать самостоятельно, — продолжил Тобиас. — Почему? — Поттер поднял голову. В его глазах отражался жёлтый свет ламп, отчего их оттенок казался светлее. — В институте закончили ремонт? — Закончили. Пора возвращаться, — Тобиас коротко усмехнулся. Дождь чуть слышно барабанил в окно, сплошь покрытое крупными круглыми каплями. — Уверен, что вы справитесь самостоятельно. Если будете следовать утверждённому плану работ, — Тобиас серьёзно посмотрел на Поттера. — В последнее время вы слишком часто позволяете себе вольные трактовки плана. Я допускаю, что это делается с целью экономии времени или по каким-то другим соображениям, но предупреждать меня обо всех изменениях обязательно. Через неделю планируется повторная проверка, и неприятных сюрпризов мне не нужно. Тобиас смотрел на напряжённое лицо Поттера и жалел, что нельзя откинуть в сторону все проекты, планы и проверки и найти более приятную тему для разговора. — Я прорабатываю другие варианты, — сказал Поттер. — Для второго этажа есть более подходящее решение, поэтому пока там ничего не делаю — только на первом. — Позвольте мне решать, где делать что-то, а где нет. Поттер бросил на него короткий взгляд, полный негодования. — Я не хотел говорить, пока не буду уверен в каком-то конкретном решении. По правде, это разработки Северуса, он передал мне всё, и я пытаюсь соединить их с готовым планом. Поттер умолк и принялся за пиццу, словно давая ему время высказаться или обдумать эти слова, но Тобиас только следил, как на окне мелкие капли ползут друг к другу, соединяясь в более крупные, чтобы затем быстро и резко соскользнуть вниз. Нужно было бы посмотреть эти разработки, но такая необходимость не была самой важной в списке ближайших дел. — Хорошо, постарайтесь закончить с этим к концу недели и обязательно покажите мне итоговый результат, прежде чем брать в работу. Тобиас подумал, что не взял зонт — машина стояла недалеко, но всё равно мокнуть не хотелось. Кто же знал, что именно сегодня эта серость выльется мелким назойливым дождём? По внутренней раме, куда не падали злосчастные капли, полз небольшой чёрный жук, который, вероятно, залетел ещё тогда, когда окно было открыто. Матовый чёрный панцирь не блестел, отчего жук больше был похож на дыру в раме. — Постараюсь успеть, — ответил Поттер. В прошлый раз, когда они сидели здесь, был ливень, а сейчас дождь закончился, и где-то между туч проглянуло робкое предвечернее солнце, бросая бледно-жёлтые блики на заоконные капли. Такие же бледно-жёлтые блики отражались в глазах Поттера, и Тобиас не мог не признать, что это было красиво. Он испытывал странное, тонкое, ускользающее ощущение, которое не поддавалось присвоению более специфических характеристик. Поттер был рядом — даже жил в его доме, и Тобиас понимал, что стоит приложить немного усилий, и желаемое станет возможным, но в то же время знал, что далеко не каждое желание стоит воплощения в реальность. Этим летом Тобиас хотел уехать в отпуск — куда-нибудь к морю, чтобы солнце грело побережье, утренние улицы пустовали, а вечером всегда можно было найти подходящую компанию для подобающей ночи. Куда-нибудь, где можно было сидеть на прогретом песке, смотреть на колышущуюся воду и искать, где заканчивается одна волна и начинается другая, сминающая предыдущую и сводящая на нет все её усилия достичь берега. Из тысячи волн только одна может широко лизнуть плоскую кромку влажного песка на берегу, оставив после себя клочья белой пены. Жук всё ещё полз по подоконнику, передвигаясь так медленно, словно его панцирь невыносимой тяжестью давил на хрупкое тельце. Что-то зажужжало, и Тобиас, задумавшись, не сразу понял, в чём дело. — Ваш телефон звонит, — прояснил ситуацию Поттер. Тобиас мельком взглянул на экран и отключил вибрацию. Вызов продолжал поступать, бесшумно и безответно. — Подождёт. — Он такой терпеливый? — Поттер уткнулся в свою тарелку. Вопрос прозвучал слишком резко, чтобы показаться случайным, и его контекст несколько напрягал. — Скажем так, — ровно произнёс Тобиас, — он совершенно нетерпелив. И если сейчас ответить, то это растянется на целый вечер. Поттер хмыкнул, по-прежнему не поднимая взгляд, и Тобиас с интересом наблюдал за его лицом, гадая, что происходит сейчас в этой лохматой голове. — Но если это важно, может, вам нужно ответить? — Всё, что касается звонков во внерабочее время от Альбуса Дамблдора, — чрезвычайно важно, — серьёзно сказал Тобиас. — Но если есть возможность поговорить с ним позже, то ей непременно следует воспользоваться. Поттер явно смутился, и это было даже забавно. С одной стороны, Тобиас никогда не терпел подобной бестактности в общении со студентами, а с другой — вне рамок учебного процесса требования соблюдать субординацию не действовали. Вечер угасал. Пицца была съедена, капли на стекле высохли, а на лице Поттера теперь отражалась вся усталость последних дней. Когда Тобиас попросил счёт, то понял, что так и не сказал ни слова о переселении в общежитие. Момент был самый подходящий, но он никак не мог открыть рот и сказать, что документы оформлены. В конце концов, Поттер сам скоро всё узнает — как только доберётся до своей почты. Торопиться некуда. В прошлый раз, когда они вышли из пиццерии, Поттер уехал в свой кампус на автобусе, и Тобиас с какой-то затаённой тоской подумал, что история повторяется. — Напоминаю, что завтра — выходной, займитесь восстановлением сил, — сказал он и добавил, кивая на пустую автобусную остановку: — А сегодня доберётесь до дома самостоятельно. На лице Поттера мелькнуло разочарование и сразу за ним — обречённое понимание. Видеть это было неприятно, и в то же время Тобиас чувствовал удовлетворение, которое он даже не пытался себе объяснить.