Ваши требования неуместны

Тобиас лежал, плотно закрыв глаза, и слушал тишину. Где-то вдали, на грани слышимости, всхлипывал запертый в скалистые берега океан — словно оплакивал собственную беспомощность. Слишком сырой воздух, непривычно жёсткая кровать, маленькая неудобная подушка — всё это мешало заснуть. А может, всему виной была эта тишина. Тобиас долго ждал хлопка двери, шагов, шорохов в соседней комнате, но так и не дождался — а значит, Поттер и не думает возвращаться. День был мучительно долгим и оставил после себя пульсирующую тянущую боль в висках и тяжесть на душе. Если раньше Тобиас думал, что готов к худшему, на самом деле оказалось, что это вовсе не так. Месяц. Он не видел Дамблдора всего один чёртов месяц — слишком маленький срок, чтобы болезнь продвинулась так далеко. Тобиас тяжело вздохнул и перевернулся на бок, ворочаясь на неудобном матрасе. Утренний разговор всё не выходил из головы, затмевая все прочие мысли. * * * Дамблдор возвращался с утренней пробежки — Тобиас уже четверть часа ждал его на широкой веранде, по всему периметру заставленной прямоугольными ящиками с цветущей лавандой. Пахло словно в старом пыльном шкафу. — Как же всё-таки жаль, что вы не согласились бегать со мной, — лишь слегка запыхавшись, Дамблдор благодарно принял стакан воды и сразу начал пить крупными глотками, чуть запрокинув голову. Вены страшно чернели на больной руке. — От этого есть какое-то лекарство? Дамблдор поморщился и поставил стакан на высокий деревянный стол. — Спорт бодрит тело и дух. — А что насчёт лечения? — Поверь, я делаю всё, что возможно в моём случае, — словно одним махом постарев лет на двадцать, Дамблдор тяжело опустился на скамью напротив Тобиаса. — Но у меня не самая выигрышная позиция. И не так много вариантов. Честно говоря, их нет совсем. Он поднял руку и посмотрел на неё так, словно это был какой-то чуждый, посторонний для него предмет, по чистой случайности приросший к его телу. Тобиас не знал, что сказать. Горло сдавило, и он слегка прокашлялся, выпрямил спину и твёрдо посмотрел на Дамблдора, желая высказать тому всё, что думает о подобном подходе, самодиагностике и отсутствии врачебного контроля. — Завтра я еду в больницу, — вдруг сказал тот, словно угадав его мысли. — Плановое обследование, не более. Несмотря на лёгкий, небрежный тон, Тобиас мог бы поклясться, что Дамблдор что-то недоговаривает. — Альбус, — он прямо посмотрел ему в глаза, — ты же прекрасно знаешь, что так просто оттуда тебя не отпустят, и плановым осмотром дело не ограничится. — О, это бесспорно, — тонкие бескровные губы растянулись в улыбке. — Более того, я абсолютно уверен в том, что обратно дороги уже не будет. Тобиас нахмурился. — Впечатляющий оптимизм. — У меня есть к тебе просьба, — лёгким тоном, словно речь шла о чашке чая, начал Дамблдор, — деликатного характера. — Слушаю, — ни этот взгляд, ни эти интонации никогда не предвещали ничего хорошего, и Тобиас мысленно приготовился отражать атаку. — Каким бы ни было лечение, и сколько бы оно не продлилось, однажды все усилия врачей станут бессмысленны, — Дамблдор с живым интересом наблюдал за ползущей по столу мухой. — В этот момент мне и понадобится твоя помощь, Тобиас. — Мне стоит записаться на экстренные курсы медицинской помощи? — иронично спросил он. — Как я сказал, медицинская помощь мне уже не будет требоваться, — терпеливо ответил Дамблдор, снова переведя взгляд на руку. — А с учётом моего прогресса это может произойти довольно скоро. Поэтому я хотел бы заручиться твоей поддержкой уже сейчас. — И в чём она заключается? — холодно спросил Тобиас. — Моя поддержка? — Наступит день, когда от меня уже мало что останется, бесполезный кусок плоти, не более, — Дамблдор небрежно усмехнулся. — Но силами медицины и в этой плоти может поддерживаться жизнь — ненастоящая, искусственная, бесполезная. Я не хотел бы допустить этого. Кто-то должен будет подписать отключение от жизнеобеспечения, и я хочу, чтобы это был ты. Тобиас отвернулся, не в силах больше выдержать этот выворачивающий душу взгляд. — Почему бы вашему брату не сделать это? — зло процедил он. — Я боюсь, что в самый ответственный момент его рука дрогнет. — Альбус, а моя рука не дрогнет? — Тобиас резко поднялся, но замер на месте, остановленный внимательным взглядом Дамблдора. Синие глаза смотрели на него так, словно пронизывали насквозь, заглядывая в самые дальние, потаённые уголки души. — Мне кажется, тебе хватит мужества помочь старику избежать превращения в живой труп, — тихо, но неожиданно жёстко сказал Дамблдор. — Я знаю, это большая услуга, Тобиас, но мне некого больше о ней просить. Моя смерть — только вопрос времени, и я хочу, чтобы это время совпадало с тем, когда я перестану мыслить, чувствовать, двигаться, дышать самостоятельно. Я хочу сам решить, когда уйти. Повисла тишина — тяжёлая и невыносимо горькая, застревающая в горле, заставляющая дрожать воздух в лёгких. — Прошу тебя, — мягче добавил Дамблдор. Тобиас коротко кивнул, чувствуя, как от этого небольшого движения словно что-то оборвалось внутри. — Спасибо, — Дамблдор тоже поднялся на ноги, давая понять, что разговор окончен, и решение обжалованию не подлежит. — Я перешлю тебе необходимые документы. * * * Больше всего Тобиас хотел, чтобы весь этот разговор оказался дурным сном, чтобы страшная болезнь оказалась дурным сном, потому что сейчас, находясь в нескольких сотнях метров от пока ещё живого Дамблдора, он вдруг почувствовал до боли резкое одиночество. Сев на кровати, он несколько секунд вглядывался в темноту, а затем всё-таки встал, чтобы выйти наружу и вдохнуть свежего воздуха, словно этот воздух мог развеять тошные затхлые мысли. Порывистый ветер был холодным. Поттер сидел в кресле и не обернулся на звук открывшейся двери. Высоко вверху россыпями горели звёзды — мелкие, бледные, они не давали достаточно света, чтобы увидеть лицо Поттера. — Завтра будет тёплый день, — сказал Тобиас, прислоняясь спиной к двери. — Чем холоднее здесь ночь, тем теплее будет день. — И что это значит? — голос Поттера звучал хрипловато. — Можно будет сплавать в пещеры, если вам это ещё интересно. Тобиас смотрел вперёд, туда, откуда с ветром прилетали таинственные звуки ночного моря, и вдруг захотел спуститься к воде — прямо сейчас. — А если пловец из меня тоже хуже среднего? — Думаю, это не так. Поттер замолчал — то ли не впечатлился таким ответом, то ли посчитал вопрос решённым, и Тобиас не хотел дожидаться, пока тот очнётся от своих глубоких размышлений. — Я спущусь на пляж, — предупредил он и, немного помедлив, на всякий случай добавил. — Один. Ему нужно было побыть одному — и не в тесном душном домике, а там, где его горести казались бы ничтожными рядом с мощными стенаниями моря. Ему нужно было увидеть, отражаются ли крошечные звёзды в огромной бескрайней морской воде, и блестит ли пена в этих отражениях. Ему нужно было деть куда-то эту слабость, эту беспомощность, избавиться от ощущения, что он снова стал двадцатипятилетним мальчишкой, в талант и способности которого не верил никто, кроме профессора Дамблдора. Он был обязан Дамблдору всем — достижениями, успехами, всей своей карьерой и даже решением бросить, наконец, Эйлин, прекратить эту ложь и начать жить для себя — жить так, как хочется самому. И теперь он снова оставался один. Тобиас спускался медленно и осторожно, стараясь придерживаться знакомой тропы, потому что обходить по основному спуску он не хотел. Внизу было ещё холоднее и ветер дул сильнее. Галька тихо перекатывалась под ногами, а море шумело, выплёскивая на берег раз за разом всю накопившуюся за долгий день усталость. Тобиас стоял, вглядываясь в горизонт, словно именно там могли в любой момент появиться все ответы на его вопросы, но горизонт был чёрным, пустым и размытым, и никакой определённости не давал. Шаги позади послышались совсем скоро, и бледный свет с неба не нужен был, чтобы понять, кому они принадлежат. Тобиас от досады сжал ладони в кулаки — он ведь ясно выразил своё желание побыть в одиночестве, — но тут же ощутил тёплое прикосновение к замёрзшим пальцам. — Вы не слышали, что я сказал? — обратился он к Поттеру. — Слышал, — ответил тот. — Но мне кажется, здесь может быть опасно. Здесь раньше умирали люди. — Люди умирают постоянно, — резко ответил Тобиас. — Здесь или нет — но умирают. — Я знаю, — тихо ответил Поттер. Так тихо, что голос легко мог затеряться в звуках моря. Это было нелепо, и Тобиас едва удержался от того, чтобы рассмеяться в голос — откуда Поттер мог знать? Откуда? Да, он потерял родителей, но они умерли тогда, когда он не был способен осознать смерть, не мог прочувствовать её холодное, пробирающее до костей дыхание, не мог захлебнуться её отравляющей гнилостной горечью одиночества. Тобиас сделал глубокий вдох, быстро успокаиваясь и приходя в себя. Не хотелось больше ничего говорить, губы словно онемели, замерли, и всё внутри замерло, остановилось, мысли бесследно исчезли, уступая место абсолютной пустоте. И только спустя несколько бесконечно долгих минут он понял, что всё ещё чувствует тепло ладоней Поттера, и медленно разжал стиснутые кулаки, ощущая, как уходит из пальцев напряжение. Теперь, чтобы снова посмотреть на чёрный невидимый горизонт, нужно было заставить Поттера исчезнуть, но тот стоял прямо перед ним и никуда исчезать не собирался. От него пахло солью — едва уловимо, потому что солью пахло всё вокруг, и Тобиас осторожно освободил одну руку, чтобы провести пальцами по волосам Поттера. Так и есть — на пальцах чувствовались мельчайшие частицы соли от морской воды. И если попробовать на вкус кожу на его шее или за ушами, та тоже окажется горьковато-солёной. Тобиас на мгновение прикрыл глаза, борясь с искушением, но в черноте под веками его поджидали прежние тревоги. Нужно было вернуться, но казалось, что смерть, идущая по пятам, стоит на тропинке позади и ждёт его возвращения, чтобы окутать его своим сырым дыханием. — Я вернусь через четверть часа. Идите в дом, — сказал Тобиас Поттеру, но ощущение, что на самом деле у его слов совсем другой слушатель, усилилось многократно.