Ваши требования неуместны

Когда Тобиас впервые ударил сына, он чувствовал только всепоглощающую ярость — огромную и горячую, как солнечный шар, обжигающий своим жаром мёртвый космос. Когда Тобиас впервые ударил сына, белая пелена перед глазами роилась тысячей осколков, впивающихся в веки. Звенело в ушах. Звенело диким звоном, сводящим с ума, приводящим в неистовство. Поэтому он знал свои ощущения, знал каждое из них, знал, как мгновенно напрягаются все мышцы, стоит первой острой вспышке полоснуть по нервам. Северус стоял около стола и вертел в руках каменную статуэтку — подставку для канцелярии, которую принесла мисс Фоукс. Ещё до момента, когда тот начал говорить, Тобиас понимал, каким будет исход их разговора — очередная попытка вымогательства. Поэтому сделал попытку предотвратить неминуемое. — Убирайся вон, — прошипел он. — Не беспокойся, уйду, и очень скоро, — ответил Северус, и в его голос тут же прокрались язвительные нотки, полные неоправданного высокомерия. — Я только хочу сказать, что мне от тебя больше ничего не нужно. И не понадобится впредь. Ты же этого хотел? Да? Мечтал это услышать столько лет! Северус смотрел на него пустым взглядом, и Тобиас чувствовал, как ладони сжимаются в кулаки. Гнев возвращался стремительно, с каждым вдохом лёгкие загорались пламенем, которое пылало ярче и ярче. — Глупец, — в два быстрых шага Тобиас приблизился к сыну и схватил его за воротник, встряхивая, приподнимая так, что затрещала натянувшаяся ткань. Северус даже не сопротивлялся, хотя его лицо вдруг побелело, всё тело разом напряглось, а в глазах мелькнуло странное растерянное выражение. Где-то далеко, за пределами сознания, хлопнула дверь. — Что здесь происходит? Тобиас проигнорировал вопрос. — Отпусти его! Голос, прорвавшийся сквозь шум крови в ушах, принадлежал Гарри. Его же руки попытались оттолкнуть Тобиаса от Северуса, настойчиво и сильно. Неимоверным усилием воли Тобиас разжал пальцы и замер, как скрученная плотная пружина, готовая выстрелить в любой момент. — Не вовремя, — прорычал он, глядя в бледное лицо Северуса. Тот также не сводил с него взгляд. — Что происходит? Если Гарри пришёл сообщить результаты своего осмысления, на которое ему требовалось время, то он выбрал крайне неудачный момент. Если он хотел поговорить на нейтральной территории Академии, у него было ещё три дня, прежде чем Тобиас оставит свой пост. Тобиас ждал достаточно, оставляя за Гарри право всё обдумать, но он подождёт ещё. — Гарри, оставь нас, пожалуйста, — вдруг мягко сказал Северус. — Мне нужно поговорить с ним. — А разве ты не всё сказал? Нет? — Тобиас покачал головой. — Ничего не нужно от меня, значит так? А позволь спросить, почему? Что заставило тебя явиться сегодня и заявить мне в лицо... Он плавно двинулся к столу и вынул из ящика ножницы. Гарри следил за ним напряжённым взглядом. — А ведь ответы буквально перед глазами, — Тобиас взял сына за руку и рывком поднял рукав рубашки. Рука ожидаемо была замотана в плёнку по локоть. — Стоит лишь посмотреть хорошенько, — процедил Тобиас, пресекая жалкую попытку вырваться. — Так я взгляну? Он резко оттянул край, разрезал плёнку и содрал её с руки, обнажая свежую татуировку на красноватой воспалённой коже. Это было более чем ожидаемо, но всё равно при виде черепа с выползающей змеёй внутренности опалило невероятной яростью, и Тобиас вцепился в руку, выворачивая её и вдавливая пальцы в припухший рисунок с ещё рельефными краями. Северус резко вдохнул и, казалось, побледнел ещё больше, но ни звука не вылетело из его рта. Глупая попытка скрыть свою слабость. — Хороший же ты нашёл выход, блестящее решение! — Тобиас сжал пальцы сильнее, вглядываясь в побледневшее лицо, словно на нём вот-вот должны были проступить следы раскаяния. Но — ничего, там не было совершенно ничего. — Ты не видишь, что ему больно? — Гарри ринулся вперёд, огромными глазами глядя на Тобиаса. — Не вижу, — ответил Тобиас, едва сдерживаясь, чтобы совсем не вырвать воспалённую кожу с уродливым рисунком. — С этого дня я его не вижу! Его больше не существует. Для меня. Он разжал пальцы. — Для тебя меня никогда и не существовало, — Северус старался говорить твёрдо, но его голос отвратительно дрогнул. Он бережно прилаживал плёнку обратно на трясущуюся руку. — Это просто татуировка, — Гарри понятия не имел, о чём говорит. Его присутствие по-прежнему было ошеломляюще неуместным. Тобиас отошёл в сторону, быстро и тщательно обдумывая новую расстановку сил — ему было прекрасно известно значение этого рисунка, и перспективы широкого спектра новых проблем не внушали оптимизма. — Чтобы этого больше не было на твоей руке, — процедил Тобиас. — Перекроешь чёрным. — С чего бы? — на лице Северуса был вызов. Он даже не думал отступать, и Тобиас понял — тот пришёл не за тем, чтобы признать своё поражение и исчезнуть. Северус пришёл поставить ультиматум. * * * Небо за окном медленно гасло, заливая всё небесное пространство тёмно-синим ядом приближающейся ночи. Из белых ламп на потолке горела только одна, отчего по углам пустого кабинета залегали тени. Белый свет экрана падал на лицо Северуса, пока тот не развернул ноутбук к Тобиасу. — Вот эта стипендия. Тобиас быстро прочитал все требования и остановился на сроках подачи. — Так лучше для всех, — ещё раз повторил Северус. — Для всеобщего блага. Тобиас поджал губы, брезгливо перечитывая описание. Северусу нужны были деньги, а ему — отсутствие Северуса в обозримой действительности. Либо стипендия и срочный отъезд, либо поддержка одной из самых неприятных и скользких организаций, в которую сын решил податься — таковы варианты? — Сначала перевод, теперь стипендия, — медленно произнёс он, закрывая ноутбук. — Что будет в следующий раз? — Никакого следующего раза, — ответил Северус. — Сомневаюсь. Эмоции улеглись, и Тобиас рассудил, что такую татуировку можно сделать в любом салоне, если найти воодушевлённого мастера-новичка, который ничего в этом не смыслит. Северус бы не стал идти на крайние меры только для того, чтобы предъявить их здесь, бросить ему в лицо. Или стал бы? Он хорошо всё продумал. — Можешь ничего не делать, — сказал Северус. — Но тогда я останусь здесь. И обещаю, ничего больше не попрошу. Разговор был практически окончен. Но Тобиас не готов был озвучить своё решение, ощущая себя эмоционально выпотрошенным. Словно чувствуя это, Северус поднялся, дошёл до вешалки у входа, снял свою куртку. — Только я, пожалуй, заберу Гарри себе, — он усмехнулся. — Поверь, это будет легко. Ничего не стоит забрать его у тебя. Даже сейчас — выгляни, он ждёт в коридоре и пойдёт со мной туда, куда я скажу. Хочешь убедиться? Мёртвый жар хлестнул по нервам, раздался треск и тихий глухой звук. Тобиас смотрел на собственные побелевшие от напряжения пальцы, сжимающие жёсткие напряжённые плечи Северуса. Раскалённая кровь стучала в висках. Северус дёрнулся, но только снова ударился затылком о стену и затих, тяжело дыша. В его глазах дрожала ненависть — такая чистая, неприкрытая и искренняя, что Тобиас поверил в неё моментально. Он поднял с пола стойку для верхней одежды, перевернул корзину и собрал обратно в коробку раскиданные по полу книги. Когда он закончил, Северуса в кабинете больше не было. * * * — Очень жаль, что в этом году благотворительный бал переносится на Рождество, — Лавгуд картинно вздохнул. — Но всё равно надеюсь, что ты будешь в городе. — Надеюсь, что нет, — Тобиас откинулся на спинку стула и устало потёр виски. Всё чаще по вечерам он работал дома, но сегодня задержался допоздна. Лавгуд улыбнулся одними уголками губ. Улыбка вышла печальной. — Мне никогда не нравился этот кабинет, — сказал он, оглядываясь. — Слишком большой. И эти окна, из них вечно дует. — Тебе всегда дует. — Мой кабинет куда уютнее, хотя и хотелось бы что-нибудь повыше. Знаешь ли, мне важен вид из окна, а решётки его портят, мешают свободному полёту мысли. Но я так рассуждаю: свой кабинет — уже хорошо. Надеюсь, при новом руководстве так и останется, а то перемены всегда не к добру. Жаль только, что не с кем теперь будет поговорить по-дружески. — У МакГонагалла есть дочь, — подсказал Тобиас. — И он души в ней не чает. Сможете обсуждать тему отцовства сколько угодно. — А что тут обсуждать, — Лавгуд всплеснул руками. — Да убери ты уже свой ноутбук, я тебе что, студент на приёме? И не говори, что много работы. Думаешь, я не знаю, почему ты сидишь здесь до этих пор? Он встал и скрылся в соседнем помещении, а через пару минут вернулся, неся перед собой две чашки с чаем и локтём прижимая к груди блюдца. — Мисс Фоукс уже ушла домой, — объяснил он, поставив всё на стол. — И немудрено, видел, который час? Тобиас уже закончил упаковку всех своих вещей в коробки, но в стеллажах хранились документы, поэтому кабинет не выглядел опустевшим, хотя и имел чересчур официальный, безликий вид. Это задевало Лавгуда, его взгляд бесцельно плыл по пространству и не мог ни за что зацепиться. — Только вчера мы размышляли с мадам Пинс о том, какой безвкусный нам закупают чай. И кто закупает? Отдел закупок! Говорят, невозможно сменить поставщика, заключён долгосрочный контракт. Спрашивается, где в этом контракте прописано, что я должен пить эту гадость? — Пробовал пригласить мадам Пинс куда-нибудь, где чай получше? — спросил Тобиас. Он действительно убрал в сторону ноутбук, потому что Ксенофилиус в порыве жестикуляции уже пролил немного чая на стол. — Да зачем это мне, — отмахнулся Лавгуд, с грохотом ставя чашку на блюдце. — А ты сам как, пробовал? — Что именно? Пригласить мадам Пинс? Тобиас сделал глоток — обычный чай. — Да зачем Пинс? Ей такие как ты неинтересны, она больше по гетеросексуальным, знаешь ли. Ну прислушайся — гетеросексуальный, как звучит! Будто бы сексуальный, очень впечатляюще. Вот натурал — странно и вообще не сексуально. Ирма увлекается семантикой... и слышал бы ты как она рассуждает! Моё имя разобрала по косточкам. Лав-гуд, хорошо звучит, любовно! Лавгуд сделал паузу и посмотрел ему в глаза. Тобиас никогда не понимал этот взгляд. Будто из нутра этого взбалмошного и суматошного человека выглядывал кто-то другой, строгий и печальный. — Я, право, не знаю, как у вас там всё заведено… — Лавгуд замялся. — У нас? — Гомосексуальных. Ох ты, нет-нет, теперь я чувствую себя неловко, будто бы назвал тебя сексуальным. В общем, ты понял. Тех, кому кажется, что женщины — не тот сорт чая, — Лавгуд сделал акцент на “кажется”. — Ксенофилиус, ты знаешь меня много лет, — усмехнулся Тобиас. — И у тебя почти каждое воскресенье кофе-брейк с Ником. — Только когда он на смене. У Луны там художественная школа через дорогу, и мне же нужно её отвезти? А пока жду, почему бы нам с Ником не выпить кофе? Он отличный парень. А его новый друг… — И тем не менее ты заявляешь, что не знаешь, как всё устроено “у нас”? — Конечно! — удивился Лавгуд. — Я не знаю, ведь это нужно чувствовать, всё идёт от сердца. Но я не об этом. Ты приглашаешь куда-нибудь своего Гарри? Не знаю, как бы тебе сказать поделикатнее… — Ты всегда необычайно деликатен, — Тобиас сцепил пальцы в замок. — Мне совсем не нравится, что происходит. Понимаешь, о чём я? — Теряюсь в догадках. Разговор начинал утомлять, и Тобиас надеялся, что Ксенофилиус не станет переступать черту. — Гарри — отличный мальчик, мне он сразу понравился. И когда он у нас в гостях, я спокоен за Луну, хотя ты же знаешь, я и так всегда ей доверяю, но всё-таки… ладно, не об этом, — Лавгуд отпил из своей чашки и скривился. — Тобиас, мой друг, я ведь никогда не понимал твоих увлечений, но и не вмешивался, потому что в дружбе необходима чуткость, а я очень ценю твоё общество. Но сейчас… он очень молод, он младше Луны. Он младше моей дочки. Прежде, чем Тобиас успел сказать то, что думает обо всём этом, Ксенофилиус поднял руку в воздух, останавливая его. — Послушай меня, пожалуйста, это очень важно, — нервно дрожащей рукой он поставил чашку мимо блюдца прямо на стол. — Гарри очень молод для тебя. Ты прекрасный человек, но, как бы сказать, характер у тебя не самый простой. Категоричный, требовательный. И… твоему визави... нужна опора, чтобы держаться. Понимаешь? Внутренняя опора, чтобы держаться самому и держать ещё и тебя. Ох, я будто какую-то позу описываю, какой кошмар. Лицо Ксенофилиуса покрылось розовыми пятнами. — Мне явно нужно умерить общение с Ирмой, а то ведь я и правда начинаю задумываться над всем, что говорю, точнее, над поверхностным смыслом, а не над теми глубокими мыслями, которые стараюсь донести, — Лавгуд затряс головой. — В общем, опора. Думается мне, у Гарри она есть, только ты ломаешь её. И его ломаешь. Лавгуд смотрел на него, не улыбаясь, и на его серьёзном лице впервые за много лет ясно читалось осуждение. — И я не знаю, как всё устроено, может быть, тебе это именно и надо, только возьми кого-то, кто посильнее и выдержит. Что скажешь? — Скажу, что мои отношения с кем бы то ни было тебя не касаются. — Как же не касаются? — удивление было настолько искренним, что Лавгуд чуть не уронил свою чашку на пол. — Луна расстраивается, что у вас всё так плохо. Конечно, меня это касается. Я ведь помню, каким был Гарри прошлой осенью, а сейчас что? На кого он стал похож? В его возрасте юноши жизнерадостные и полные энергии, а он, мне кажется, вообще перестал улыбаться. И похудел как. Это всё нервы! Ты не можешь о нём позаботиться и он не может позаботиться о себе сам. Не говори ничего, да, он уже взрослый, но он по-другому взрослый, не так, как я или ты. Вот, к примеру, я привык вставать утром рано и выпивать сырое яйцо, для красоты голоса это очень полезно. А Ирма ненавидит сырые яйца и говорит, в них водятся черви, но что она понимает? И не переубедишь ведь, потому что всё уже сформировано, закреплено, это как пытаться надеть штаны через голову. Я, кстати, пытался, потому что привык к ночным сорочкам, а тут понадобилось надеть пижаму, потому что кое-кто считает, что мужские ночные сорочки — это прошлый век… Так вот, о чём я. Конечно же, с юными особами проще, они ещё ни в чём толком не убеждены, сегодня — одно, завтра — другое, их можно подстроить под свой лад. — Достаточно, Ксенофилиус, на этом хватит, — сказал Тобиас, но тот лишь замотал головой. — Не хватит, мой друг, не хватит. Вот видишь, тебе всё время нужно противостоять, — тихо добавил он. — Это как грести против течения, иначе унесёт в водоворот. Тобиас, мальчишка уже в водовороте. Он там выбился из сил и тонет, а ты ничего не делаешь. Тобиас молчал, стиснув зубы. — Мне всё-таки стоило купить фляжку, — вздохнул Лавгуд. — Вот сейчас бы пригодилась, потому что этот разговор не для омерзительного чая, совсем не то. Может, у тебя есть виски? — У мисс Фоукс в столе может быть что-то, — выдавил Тобиас. Ксенофилиус ушёл и вскоре вернулся — из его чашки теперь разило ромом. Он смотрел в черноту окна и вряд ли различал там что-то в этот час. Было ясно, что уходить он не собирается — удобно расположившись на кресле и чуть спустив сиденье вниз, Лавгуд пару минут думал о чём-то тревожном. — Мне кажется, ты сам понимаешь, что что-то не так, — заявил он. — Раз сидишь здесь допоздна. У Гарри ведь нет никаких дополнительных занятий, как у Луны, по вечерам. — Гарри решил, что ему нужно во всём разобраться. Он снял комнату в центре. — Вот как, — Лавгуд не выглядел удивлённым. — Пытается научиться плавать с цепями на ногах? В чём он собрался разбираться на съёмной комнате? Разбираться ему нужно с тобой, а ты — здесь сидишь. Тобиас хмыкнул и опустил подбородок на сцепленные ладони. — Я и правда не понимаю, как у вас там всё происходит, но это удивительно, как при своих высоких требованиях ты каждый раз так быстро находишь замену, или для гомосексуальности это нормально… Ох, опять эта сексуальность ни к месту, — Лавгуд сделал крупный глоток, поморщился и продолжил: — И как легко ты меняешь одно на другое. Не помню, чтобы ты когда-нибудь думал и разбирался и уже тем более не припомню случая, когда бы разбирался не ты. — Слишком много сексуальности за этот вечер, — Тобиас покачал головой. — Тебе явно нужно пригласить куда-то мисс Пинс. — Мадам Пинс, — поправил его Лавгуд, — и не переводи, пожалуйста тему, я не куплюсь на твой поддельный интерес к моей личной жизни, и не надейся. — Давать непрошеные советы — твоя прерогатива? — Именно так. Реши всё сам, либо заканчивай это и найди кого-то покрепче, либо разберись с собой и не дави на мальчишку. Начни делать то, что нравится ему, а не требуй то, что нравится только тебе, а ему причиняет дискомфорт, — Ксенофилиус замолк, и на его щеках снова налился румянец. — Опять это звучит совершенно ужасно! Я не это имел в виду, то есть… о боже. Тобиас, думай о высоком! Лавгуд говорил слишком много, волновался, нервно покусывал подушечки пальцев и в конце концов, совершенно сбился с мысли и растерянно смотрел на Тобиаса, будто проснулся от насыщенного нездоровыми событиями сна и пытался осознать, что на самом деле происходит. — Кажется, тебе пора идти, — сказал Тобиас. Лавгуд допил свой ром и тихо вздохнул. Он ещё раз посоветовал отнестись к его словам с вниманием и, наконец, исчез за дверью. Настроение работать пропало совершенно, буквы и цифры на мониторе не складывались ни в какие разумные последовательности, и Тобиас рассердился сам на себя. Тишина, воцарившаяся в кабинете после ухода Лавгуда, осуждающе звенела в ушах. Почти неделю после отъезда Северуса от Гарри не было никаких вестей. “Я заберу Гарри себе”. “Это будет легко”. Голову от затылка до надбровных дуг обдало жаром, и Тобиас парой глотков допил кисловатый остывший чай и поднялся. Он сделал всё возможное для скорейшего отъезда Северуса и надеялся, что тому хватит денег не возвращаться как можно дольше. В идеале — никогда. Тоска, впившаяся своими когтями в грудь и не отпускавшая всё это время ни на мгновение, давила в этот вечер сильнее обычного. Если бы Лавгуд знал, он бы гордился им, потому что Тобиас не давил. Он ждал, терпеливо ждал, потому что не собирался искать никакой замены. Притихший онемевший кабинет, пустой стол и коробки у выхода навевали тоску. Казалось, все тягостные мысли, до которых раньше Тобиасу не было никакого дела, после этого бессмысленного разговора с Лавгудом вернулись и скользкими ужами крутились в голове. Нужно было собираться и идти домой. * * * “Ты спишь?” Тобиас оторвал взгляд от экрана ноутбука и недоверчиво посмотрел на свой телефон. Внутри что-то дрогнуло, и сердце участило ритм — сообщение было от Гарри. “Нет”. “Работаешь?” Часы показывали половину третьего ночи. “Что-то случилось?” — набрал Тобиас, чтобы сразу прояснить ситуацию, но не отправил. Это слишком — чуть что, подозревать худшее. Пока он размышлял, пришло новое сообщение. “Не могу уснуть”. “Ты ужинал?” — набрал Тобиас и удалил, злясь на себя — разговоры с Лавгудом не доведут до добра. “Хочешь пиццу?” — это было лучше. Гарри прислал ему значок пиццы. Это означало “да”? “Я знаю одну пиццерию, которая работает круглосуточно”, — отправил Тобиас. Гарри что-то печатал, но ничего не приходило, и его сомнения просачивались через экран. Он наверняка набирал и стирал набранное. Не знал, что ответить. “Там есть ночная доставка. Если хочешь, закажу, через час привезут”, — Тобиас прикусил губу, чувствуя странное, совершенно нетипичное волнение. “Долго”. “Быстрее только приехать самим”, — Тобиас секунду колебался, но всё же нажал “отправить”. Сообщение улетело вверх. Гарри ничего отвечал, ничего не печатал, прошла целая минута, и Тобиас положил телефон на стол и выдохнул. Что бы ни говорил Лавгуд, он не собирался давить на Гарри. Существовало много других элементов пазла, которые Лавгуд не видел — он смотрел только туда, куда ему хотелось смотреть, и видел то, что хотел видеть. С его стороны опрометчиво делать какие бы то ни было выводы. В тот самый момент, когда Тобиас собрался было вернуться к работе, телефон снова подал сигнал. “Поедем?” — написал ему Гарри.