Ваши требования неуместны

Смерть всё время ходила где-то рядом, как сосед, который покидает своё жилище слишком рано, возвращается слишком поздно, и порой можно услышать, как он гремит за стеной посудой или стучит молотком. Неприятное безликое существо, изредка нарушающее привычный комфорт. Тобиас никогда не видел мертвецов. Несмотря на то, что буквально в двух шагах от его учебного корпуса в эту субботу обнаружили троих убитых. Несмотря на то, что в Паучьем тупике, куда он переехал совсем недавно, из окон был виден морг. Несмотря на то, что иногда, проходя мимо, он чувствовал запах — тухловато-горький и одновременно отвратительно сладковатый, — который был противен всему его естеству и заставлял ускорить шаг. Тобиас никогда не видел мёртвых лиц с неестественно заострёнными и в то же время немного одутловатыми чертами. Никогда не заглядывал в мутные как грязное стекло глаза мертвецов. Но если бы заглянул, то наверняка бы отметил их сходство с глазами своего странного соседа с собрания в Кабаньей голове. Тобиас никогда не видел мертвецов, но мог сказать — его приятель выглядел в точности как мертвец. Серое лицо с воспалёнными веками, почти белые бескровные губы, запавшие щёки, спутанные волосы, разметавшиеся по плечам и налипшие на влажный, сочащийся мелкими каплями бледный лоб. — Адрес у тебя? — Да, — Тобиас положил на барную стойку копию, снятую со страницы заявления, и приготовился уйти, когда на самое основание его шеи опустилась мелко трясущаяся ладонь. — Пойдёшь со мной. — Благодарю за предложение, но найти адрес — это всё, что я могу сделать, — изогнувшись, Тобиас вылез из-под неприятного прикосновения. — Это не вопрос, — мужчина чуть пошатнулся, глядя на него остекленевшими глазами. — Пойдёшь. Тобиас мотнул головой. Он не знал толком, почему принял решение поддаться на уговоры и отдать адрес ему, а не Гонту. Может, из-за того, что игра Гонта ему нравилась не больше того, что делал Риддл. Может, из любопытства — как из успешного на вид и уверенного в себе человека можно было превратиться в живого мертвеца за несколько месяцев? — Мне нет дела до Лавгуда, — сказал Тобиас. Бармен, меланхолично протиравший грязной тряпкой бокалы, бросил на на них быстрый взгляд. Он никогда не вмешивался в происходящее в баре, но Тобиас отчего-то почувствовал его безмолвную защиту и поддержку. — Я должен знать, что ему известно, — два кулака с грохотом опустились на деревянную столешницу, и стаканы в углу истерично взвизгнули стеклянным звоном. — И ты мне в этом поможешь. — А если не помогу, то... Тобиас на всякий случай отступил на шаг. Кроме них троих, в баре никого не было. Дальние лампы не горели, а те, что висели над барной стойкой, светили так тускло, что буквы на листе бумаги с адресом Лавгуда почти невозможно было различить. Тобиас собрался уйти, и едва ли человек с лицом трупа мог бы его остановить. Точно не сейчас. Он оставил лист бумаги на барной стойке и направился к выходу, ничуть не беспокоясь о судьбе издателя “Придиры”, поскольку точно знал: адреса, который тот указал в полиции, не существовало. Тобиас знал эту улицу с бараками, а дальше был только пустырь. Никто не мог жить на пустыре. Конечно, Римус мог бы подтасовать факты и намеренно выдать ему несуществующий адрес. Но Тобиас решил, что даже в этом случае ему решительно всё равно. Он почти дошёл до перекрёстка, когда услышал за спиной торопливые шаги и почувствовал, как внутри нарастает тревога и раздражение. Меньше всего сейчас ему нужны были неприятности. — Тобиас, — знакомый голос окликнул его, заставив остановиться и развернуться. Если бы рыбы выпрыгнули из реки и разгуливали по набережной, блестя чешуёй в свете луны, это выглядело бы более органично, чем бармен, покинувший свой грязный тёмный бар. Свет от фонаря падал на его лицо, и Тобиас впервые так чётко и ясно мог рассмотреть его черты, различить цвет глаз и даже первые заметные морщины на лбу. Аберфорт — совсем не старик, едва ли он старше профессора Дамблдора. Это сравнение заставило снова вглядеться в напряжённое лицо с поджатыми губами. Тобиас вдруг подумал, что Аберфорт похож на своего брата, хотя раньше он не замечал никакого сходства между ними, будто свет фонарей высветил что-то новое. — Не хочешь вернуться и помочь мне выставить своего приятеля? — бармен скривился. — Мертвецки пьян. Вырубился, едва ты ушёл, а мне пора бар закрывать. — Оставили бы его спать там, где упал, — Тобиас послушно шёл рядом, разглядывая профиль Аберфорта, но, как назло, таких же ярких фонарей по пути больше не было. — Оставить? Как же, как же. Пусти козла в огород! * * * С самого утра солнце жгло нещадно, будто на кожу сыпали острый перец. Полукруглая веранда на восточной стороне свидетельствовала о том, в какое уныние и запустение окунулся этот дом за самое короткое время. Высокий фикус выглядел подуставшим, земля в горшке уже начала трескаться. Выходя, Тобиас споткнулся о пустую бутылку, и она покатилась по диагонали, чтобы встретить на своём пути ещё одну точно такую. В углу пылились осколки фарфоровой вазы. На самом крупном можно было разглядеть пару засохших тёмно-бордовых капель. Вокруг дома цвели розы, и по выложенной камнем дорожке чинно разгуливал павлин. Тобиас делал вид, что не замечает его, и в ответ павлин делал вид, что не замечает его. Когда прошлой ночью такси привезло их сюда и Тобиас открыл чужой бумажник, чтобы расплатиться — вот с этого момента он и почувствовал себя абсолютно нищим. И в этом роскошном доме он был незваным гостем, чужаком, вором, проникшим в чью-то шикарную жизнь. Первоначально он думал сгрузить тело своего приятеля где-нибудь в прихожей, позаимствовать пару купюр и уехать домой, но этот план не сработал. В бумажнике было столько денег, что хватило бы купить у таксиста его машину. А дом был таким большим и красивым, что в нём никак не мог жить беспробудный пьяница, завсегдатай бара с самой дешёвой выпивкой в городе. А в том, что этот особняк принадлежал ему, не было никаких сомнений: с огромного портрета в гостиной над широченным диваном с пурпурной обивкой на Тобиаса смотрел, высокомерно взёрнув подбородок, тот же самый человек, который прямо в засаленной куртке и ботинках с развязанными шнурками спал на этом диване, источая такой смрад, что понадобилось открыть все окна и дверь на веранду, чтобы хоть как-то здесь проветрить. Конечно, на портрете этот человек выглядел совсем иначе: он ещё не потерял лоска, длинные светлые волосы блестящим полотном падали на плечи и обрамляли лицо, глаза смотрели прямо и дерзко, а чётко очерченный контур бледных губ был чуть искривлён в надменной полуусмешке. Рядом красовалась девушка, причём явно моложе — едва ли ей было больше двадцати. “Семейный портрет. Это жена”, — подумал Тобиас. Возможно, бывшая. Скорее всего, бывшая. Потому что этот огромный дом весь насквозь пропах одиночеством, тоскливым и беспробудным. Пару часов до рассвета Тобиас проспал в одной из комнат на верхнем этаже, которая выглядела как из каталога домашних интерьеров. Вряд ли в ней когда-нибудь кто-то жил. Дальше по коридору была пустая детская с маленькой кроваткой, а из неё дверь вела прямиком в небольшую спальню с расправленной кроватью. В спальне остро пахло виски, на прикроватном столике лежала бутылка, липкая лужа вытекшего пойла уже подсохла. В гардеробе висели женские вещи. В детской лежали игрушки. Жена сбежала, оставив всё, и прихватила ребёнка? Чем дольше Тобиас ходил по пустому дому, тем ощутимее становилось гнетущее чувство тревоги. Дом выглядел так, словно жильцы вышли на прогулку или выехали за город, но на безупречной картинке чёрными кляксами виднелись следы большого горя. “Они мертвы”, — подумал Тобиас, и внутри как-то странно похолодело. Совсем некстати он вспомнил про Римуса, к которому так и не попал прошлой ночью, хотя обещал прийти. На мгновение Тобиас представил себе, как тот ходит из угла в угол в своей крошечной комнатке и винит себя за то, что выдал ложный адрес. Пусть думает, что хочет. В другой момент Тобиас подумал, что было бы, если бы самого Римуса не стало. Крошечная комнатка в его воображении вдруг опустела, а по спине поползли мурашки. Это лето обещало быть особенно тёплым — судя по тому, что уже через час солнце разошлось не на шутку, и на веранде стало жарко, как в аду. Когда дело подошло к полудню, а владелец особняка так и не подал признаков пробуждения, Тобиас решил ему помочь, вылив на голову стакан холодной воды. — Что ты здесь делаешь? — вопреки ожиданием, голос был твёрд, а взгляд, пригвоздивший Тобиаса к месту, казался абсолютно трезвым. — А ты? — ответа лучше не придумалось. — Где-то там есть портрет, — с дивана поднялась рука и указала на портрет, висевший на стене. — Видишь? Это я. И это мой дом. Тобиас хмыкнул. — Плевать. Адрес Лавгуда у тебя? Поехали. — Ты как проигрыватель, который выключили на ночь и потом включили на том же моменте, — хмыкнул Тобиас. — Хотя бы душ прими. — К чёрту душ. — Я никуда не поеду с тем, от кого так воняет. Спасибо, хватило вчерашнего, — Тобиас игнорировал чувство опасности, давящее на горло, и заставлял себя смотреть прямо в хмурое лицо с острым как нож взглядом. — Сходи помойся, переоденься, я сделаю кофе. — Чай. — Как прикажете, ваше сиятельство, — Тобиас усмехнулся, чуть наклонив голову. Серые губы поджались, в глазах мелькнуло замешательство. Казалось, гроза прошла мимо. Тобиас с облегчением выдохнул, когда остался один в гостиной. Он вдруг почувствовал себя точно так же, как в кабинете Риддла в самый первый день — беспомощным и ничего не понимающим, но не имеющим права ни на первое, ни на второе. Нужно было держать лицо и делать вид, что он знает намного больше, чем может себе позволить. Тобиас понятия не имел, зачем он остался здесь. Побоялся брать денег на такси из кошелька, набитого купюрами? Не хотел, чтобы его искали наутро, не хотел вообще, чтобы его видели рядом с этим странным человеком? На полке над столом стояла фоторамка — его новый знакомый приобнимал юную девушку. Оба выглядели чуть моложе, чем на портрете, и куда менее напыщенно. Может, этот тип сам и убил жену с ребёнком, а их деньги отдал Риддлу? — Её зовут Нарцисса. Тобиас, заваривающий чай, вздрогнул и обернулся. — Точнее, звали. Нарцисса. — И что с ней стало? — спросил Тобиас. — Погибла. И наш сын. Они сидели на заднем сиденье, а потом… В затянувшейся паузе Тобиас вытащил из пальцев своего приятеля полупустую бутылку, которая как по волшебству нашлась по пути из ванной на кухню, и демонстративно вылил содержимое в раковину. — Что потом? — холодно спросил он, наполняя чашку чаем из старомодного чайника. — На каком заднем сиденье? — На заднем сиденье моего “Вольво”. Самая надёжная машина, лучший выбор для семьи. Так и написали в рекламном проспекте. Тобиас был не рад, что затеял этот допрос, потому что его собеседник выглядел жалко, и голос, которым он рассказывал о чудовищной аварии, звучал жалко, и его грязная одежда, всклоченные волосы и недельная щетина на распухшем от беспробудного пьянства лице были жалкими. Тобиасу хотелось вырвать из стены в коридоре огромное зеркало в полный рост, принести сюда и наглядно продемонстрировать, в какое ничтожество превратился блистательный человек с портрета. Но не было никакой гарантии, что после этих слов его не выставят вон отсюда, и он помалкивал. * * * — Всё, этот последний, — Тобиас указал на покосившийся дом, вытянутый и узкий, с перекошенными ртами окон. — Отсюда жильцов переселили лет пять назад. — Это номер тридцать. Нужен тридцать первый. — И где я тебе его возьму? — Тобиас ткнул в лицо копию из дела, где чётко и разборчиво был написан адрес. — Нет такого. — Должен быть. Пошли дальше. От бегства Тобиаса остановила неожиданно сильная ладонь, крепко сжавшая плечо и подтолкнувшая вперёд. Едва они вышли на холм, как налетевший ветер принялся трепать одежду и волосы. Вдаль вела узкая тропинка — единственный шанс на то, что их затея не напрасна. Ведь протоптанная дорожка означала, что по ней было кому ходить. Здесь, на холодном ветру, с его спутника окончательно слетел хмель, и глаза прояснились, а на лицо вернулось высокомерное выражение. От него исходило ощущение силы, опасности и уверенности, и Тобиас нехотя признал, что ему куда больше по душе такая компания, чем скучный выходной в обществе Римуса. — Смотри туда. Тобиас послушно повернул голову и заметил за следующим холмом строение цилиндрической формы, напоминающее то ли контейнер-резервуар, то ли водонапорную башню. Оно было выкрашено в чёрный цвет и ничем не напоминало жилой дом. Прибавили шагу. Чем ближе было здание, тем понятнее становилось — внутри всё-таки кто-то жил. В верхней части располагалось узкое окно с самодельными ставнями. Над окном был нарисован белый месяц. Засмотревшись на него, Тобиас едва не налетел на своего спутника и скривился, когда растрёпанные светлые волосы хлестнули его по лицу. — Вот и дом номер тридцать один. В землю был вбит столб с металлическим кривым почтовым ящиком с табличкой, на которой был адрес и приписка: “Кс. Лавгуд, главный редактор “Придиры”. — Точно, — отозвался Тобиас. — Значит, здесь. И значит, Римус вовсе не пытался его запутать и честно передал копию из дела. Впрочем, ничего удивительного, едва ли он был способен подставить его. Едва ли он был способен на ложь. На малейшую интригу. Тобиас досадливо поморщился. Лучше бы Римус подделал документ и вручил ему несуществующий адрес, потому что наносить визит чудаку на отшибе совершенно не хотелось. У самого входа в дом росла низкая яблоня, с которой, несмотря на середину лета, уже облетели почти все листья. — Даже не думай сбежать. Идёшь со мной. — Зачем? Это у тебя какое-то дело к Лавгуду, а не у меня, — Тобиас выдержал пронизывающий взгляд бесцветных глаз. — Хоть объясни причину, мне нужно понимать, в чём цель визита. — Не будь идиотом. Вот и весь ответ. Они поднялись по шатким ступенькам на высокое крыльцо и трижды постучали в дверь. Та отворилась почти сразу же. Ксенофилиус Лавгуд выглядел именно так, как должен выглядеть псих, распространяющий по городу безумные листовки и живущий в водонапорной башне. На нём была длинная бесформенная старомодная сорочка, какие носили разве что старухи, поверх неё — длинная жёлтая жилетка. Босые грязные ступни, руки в серых чернилах и всклоченные светлые волосы — давно не мытые и не расчёсываемые. Безумный взгляд бегающих глаз. “Все признаки”, — подумал Тобиас. — Что такое? Что вам нужно? — он переводил взгляд с одного на другого. — Кто вы такие? Вы за подпиской на “Придиру”? Так не готово ещё, не готово! — Добрый день, мистер Лавгуд. Позволите зайти? Мы не отвлечём вас надолго. В тягучих интонациях сквозила опасность, Тобиас снова почувствовал её, она отдавалась странным волнением в груди и покалыванием в ладонях. Лавгуд никак не отреагировал на вопрос, но задавший его и не ждал ответа, оттолкнул чудака, и шагнул внутрь. Тобиас тоже зашёл и закрыл за собой дверь. В полукруглой комнате было столько хлама, словно сюда перенесли всё, что было на какой-нибудь городской свалке. В центре, прямо за горой мусора, располагалась винтовая чугунная лестница, которая вела на верхний этаж. Потолки были такими низкими, что, казалось, вот-вот придавят их. — Расскажете нам, когда выйдет следующий номер? С нетерпением жду момента, когда смогу прочитать свежие новости в вашем исполнении. — Скоро. Сказал — не готово! — рассердился Лавгуд. — Мы подождём. А это и есть издательство? Как насчёт небольшой экскурсии? — Какой ещё экскурсии? — Лавгуд растерянно смотрел на них. Он выглядел встревоженным и нервно поглядывал на молчавшего Тобиаса. С верхнего этажа доносились звуки, похожие на шум мотора, скрип колёс и стрекотание. Изредка к ним добавлялся шорох и шуршание, как от неработающей радиостанции. — Постойте! Куда же вы, мистер! Не смейте подниматься наверх! Под лестницей лежали, связанные в пачки, копии “Придиры”. Тобиас, проследив за подпрыгивающем по лестнице Лавгудом, вытащил одну и развернул. Весь внутренний разворот занимали имена. Они струились одно за другим, разделённые прочерками. Неслушающимися пальцами Тобиас развернул листы пошире и разложил на ближайшей поверхности. “Вот полный список тех, кто был причастен к преступной деятельности Риддла и заслуживает самого сурового порицания”, — прочитал он. Лавгуд играл с огнём. Нет, даже не так, он не играл — он поливал керосином бочку с порохом, на которой сидел. Зачем ему это? Какой у него интерес? Тобиас пытался прислушаться к голосам сверху, но слова проплывали мимо его сознания. Он заставил себя внимательно вчитаться в прыгающие кривые строчки. Этот перечень имел структуру: помимо имён, периодически в нём появлялись примечания, иногда адреса, иногда вообще что-то немыслимое вроде “фонд кино”, а некоторые имена стояли словно обособленно и были подчёркнуты. Очевидно, списки составлялись в спешке: опечатки встречались тут и там. Тобиас начал с самого начала, и когда дошёл почти до самого низа первой страницы, его сердце пропустило удар. Подчёркнутое имя — Флимонт Поттер. Третье за ним в списке через прочерк — Тобиас Снейп. Его имя. Чем дольше он читал, тем вероятнее становилась догадка: это была схема человеческих путей, построенных Риддлом на пути к поиску финансирования, получению необходимых разрешений и устранению всех препятствий для своего фонда. Может быть, даже что-то большее, чем схема. Захватив газету, Тобиас поднялся по лестнице. Комната на верхнем этаже была похожа на мастерскую радиолюбителя. Повизгивающие, позвякивающие, шипящие и шуршащие устройства покрывали почти все доступные поверхности: лежали на разномастных столах и стульях, на старинном пузатом комоде и кое-где на полу, среди многочисленных коробок. Лавгуд стоял под круглым окном с пыльным стеклом и растерянно оглядывался, словно забыл, как здесь очутился. В руках он сжимал край своего жилета. — Что это за списки? — Тобиас ткнул ему в лицо газету. — Откуда все эти имена? — Подожди с именами. Мы с ним ещё не договорили. Так что найди чем заняться, осмотри всё внизу. — Нечего там осматривать! — Лавгуд засуетился и всплеснул руками. — Так, давай посмотрим, что тут у нас. Так это же свежий выпуск! — Мы не договорили, — голос его приятеля звучал тихо и зловеще. — К чёрту выпуск, найди мне эти записи! Всё, что тебе известно об аварии. Лавгуд выронил газету, которую успел забрать у Тобиаса, и выдвинул средний ящик комода. Тот доверху был набит маленькими кассетами. Только сейчас к Тобиасу пришло озарение. Прослушка — вот чем занимался Лавгуд. И сейчас он суетливыми движениями перебирал записи на кассетах, помеченных ему одному понятными каракулями и бубнил что-то себе под нос. Его приятель стоял каменной статуей и не подавал признаков жизни — только его глаза пристально следили за психом. Поиски затягивались, поэтому Тобиас незаметно спустился вниз, обошёл лестницу и заметил узкую железную дверь, за которой в крошечной каморке обнаружился широкий печатный станок. В нос ударил резкий запах краски. Стены были обклеены разворотами — здесь были все последние выпуски, даже тот, который пылился под лестницей. И несколько новых, которых никто ещё не видел. Лавгуд распечатал их заранее? “Том Риддл пригрел змею”, — гласил заголовок на всю страницу. Газета двухмесячной давности — как раз тогда начали связывать Риддла с Пожирателями. Тобиас думал. Если в последнем выпуске есть его имя, значит, оно звучит и на одной из тех кассет. Как и множество других имён. Почему же до Лавгуда ещё никто не добрался? Его адрес не был секретом. Его газеты были расклеены по стенам города. Как он может вести свои безумные шпионские игры из водонапорной башни так активно и так долго? Кто оберегает его? Кто стоит за ним? Тобиас вышел из каморки, взял газету из кипы и развернул список ещё раз, положив его на груду шин в углу. Он медленно и внимательно изучал имена — одно за другим, чтобы не пропустить ни одного. Снова встретив себя, он плотнее стиснул зубы и ускорил поиски. — Гонт, Гонт, Гонт, ну давай же, ты должен быть здесь, — прошептал он одними губами и вдруг замер. “Альбус Дамблдор”. Снизу было подчёркнуто: “основание фонда”. Тобиас перечитал ещё раз, даже проверил по буквам — всё сходилось. Но этого не могло быть! Он взбежал по лестнице вверх и, не обращая внимание на предостерегающий взгляд приятеля, оторвал Лавгуда, перерывающего нижний ящик комода, от его занятия. — Чушь! — выдохнул он ему в лицо. — О чём это вы, молодой человек? — в круглых глазах Лавгуда было искреннее изумление. — Если вы из тех, кто сомневается в пользе алюминиевой фольги от радиационного излучения, то уверяю вас, всё давно проверено и доказано, внизу статьи есть ссылки на мои ранние исследования. Тобиас нахмурился. — Вот, поглядите, — Лавгуд ткнул в газетный лист своим длинным пальцем в серых разводах. — Алюминий — мощнейшее средство! Тобиас заметил, что сложил газету пополам — перед Лавгудом была самая последняя страница, где, как и раньше, публиковались бредовые советы. Видимо, сменив курс, он не желал полностью отказываться от наработанной славы психа. — Альбус Дамблдор, — сказал Тобиас, переворачивая страницу, — не имеет никакого отношения к Тому Риддлу. — Ошибаетесь, голубчик. Вот, эта запись у меня как раз под рукой. Он ловко достал из-под стола металлическую коробку с кассетами и выдвинул на себя проигрыватель. — Профессор Дамблдор? Я могу войти? — Конечно, Том, присаживайтесь, — это был голос Дамблдора, Тобиас узнал его моментально. Лавгуд перемотал немного и ловким движением фокусника снова включил воспроизведение. — Чтобы основать свой собственный фонд, нужна квота. К сожалению, свободных на этот год уже ничего нет, но как известно, в следующем году Берта Джоркинс собирается отойти от дел, и, возможно, появится шанс. Но предстоит трудная работа, Том, и в нашей сфере деятельности всегда ощущался недостаток финансирования… — Так что же, мне ждать, пока Джоркинс уйдёт на покой? — Я совсем ничего не знаю о её планах, к сожалению. Но если это в твоих интересах, ты мог бы убедить её освободить тебе место. Не каждый пойдёт тебе на уступки так, как я. Ещё немного, и ты потеряешь лицензию. Будь осторожен. — Я вас понял, профессор. Лавгуд щёлкнул кнопкой. — Вот видишь, — сказал он. — Дамблдор с ним в сговоре с самого начала! — Нет, — отрезал Тобиас. — Берту Джоркинс нашли мёртвой через две недели после этого разговора. Сердечный приступ, но разве станут заводить при сердечном приступе расследование? А они завели. — Лавгуд вытащил другую кассету, но ставить её не стал. — Полиция разберётся, а пока она разбирается, Дамблдор будет отстранён. Видите, как всё просто, когда есть доказательства! С алюминием то же самое, я вас уверяю! — Бред, — Тобиас чувствовал, как под кожей разгораются первые горячие искры, и дыхание тяжелеет. — Я как раз готовлю большую статью про Дамблдора. Кто бы мог подумать, сколько у него недоброжелателей, готовых поделиться своими мыслями вслух, особенно когда думают, что их никто не слышит. А ведь дыма без огня не бывает! Не бывает дыма без огня… — Только попробуй, — Тобиас оттолкнул Лавгуда от проигрывателя, и тот чуть не сбил табуретку своими длинными ногами. — Не трожь! — взвизгнул он. — Оставь Дамблдора в покое, — Тобиас пнул коробку подальше. Дамблдор был единственным человеком, поддержавшим его, единственным, кто поверил в него. Когда Тобиас понял, что нужно отказаться от стажировки у Риддла, не было ни времени на переоформление, ни мест в более-менее приличных компаниях, и Дамблдор предложил ему помощь. Отстранение Дамблдора — это проваленная стажировка, штраф в полторы годовых оплаты и бесценное время, потерянное впустую. Лавгуд смотрел на него и улыбался мерзкой улыбочкой, растянув свои тонкие губы так, что, казалось, кожа на них вот-вот треснет. Он явно был доволен проделанной работой. Обида, досада и ярость бились крупным пульсом в теле, и Тобиас почувствовал опаляющую нервы ненависть к этому ничтожному человеку, такую сильную, словно в нём были сосредоточены все его промахи и проблемы, накопившиеся за последние месяцы. — Каждый получит по заслугам, — веско произнёс Лавгуд. — Я сказал, оставь его в покое, — Тобиас навис над моментально съежившимся психом, который пытался спрятать кассету в нагрудном кармане. Ладони сами собой сжались в кулаки. — Тобиас, — предостерегающий окрик. — А, знакомое имя! Тобиас Снейп? Не тот ли ты Тобиас Снейп, который за место в команде Дамблдора был готов начисто вылизать ему зад, — Лавгуд смерил его презрительным взглядом. — Ха, уверен, тебе бы это понравилось, попросил бы добавки! И Тобиас ударил. Это произошло моментально: клокочущая огненная ярость, заполнившая всё его сознание, острая яркая вспышка под веками, и в следующую секунду — тупая тянущая боль в кулаке. Шум рухнувшего тела, раскиданных приборов, и снова боль — она едва достигала сознания, а вскоре исчезла вовсе. Был только жар под кожей, под костями, в висках, грохот пульса и сводящий с ума звон. — Довольно! Из разбитого носа Лавгуда сочилась кровь, её разбрызгало по лицу, а на впадинке между плотно сжатыми губами натекла целая лужица. В его глазах застыло всё то же удивлённое и растерянное выражение. Тобиас дёрнулся, пытаясь высвободиться из плотного кольца рук, оттаскивающих его в сторону, и вскоре наконец получил свободу. Треснувшую кожу на костяшках саднило. Молчание было долгим — казалось, оно длилось целую вечность. В этой вечности время текло очень медленно и также медленно увеличивалось тёмное пятно на грязном полу. Оно всё росло и росло, пока не коснулось края газетного листа, и он окрасился по дуге в тёмно-бордовый цвет. — Это плохо. Тобиас обернулся и посмотрел на сосредоточенное лицо своего приятеля, на котором не было ни ужаса, ни отвращения, и сам он был так же спокоен, как и раньше, рассматривая мёртвого Лавгуда так, словно тот был очередным нелепым предметом мебели в этом странном доме. Тобиаса затрясло. Он обхватил себя руками и сделал глубокий вдох, но это не помогло. — Потребуется помощь. Внизу есть телефон. Есть кто-то, кому ты доверяешь? — Профессор Дамблдор, — Тобиас слышал свой голос, словно тот доносился издалека, со дна колодца, из-под плотного слоя ледяной воды. — Звони Дамблдору. Тобиас спускался по лестнице с чувством, что вот-вот произойдёт нечто ужасное. Это ощущение не покидало его и всё то время, пока он искал телефон. Он ещё не успел набрать номер, когда из-за стены послышался оглушительно громкий детский плач.