Ваши требования неуместны

Удушье. Будто разом закончился весь воздух, и оставалось только открывать рот, разлепляя сухие губы в попытке сделать хоть один вдох. Тобиас вцепился обеими ладонями в матрас и широко распахнул глаза, вглядываясь в темноту ночной спальни. Напряжение превращало тело в камень, болезненно пульсировало в висках. И только когда сознание окончательно выпуталось из липких сетей сна, он смог вдохнуть. Жадно — раз, другой, третий, пока кошмар не отпустил его. Тобиас расслабил мышцы, разжал пальцы и, сдёрнув с себя край одеяла, какое-то время лежал так, позволяя холодному воздуху остудить тело и мысли. Он прислушался. Где-то вдали щёлкнул выключатель чайника, стукнула дверца кухонного шкафа и раздался тонкий нежный звон ложки о керамическую чашку. Тобиас медленно повернул голову, словно из последних сил надеялся, что это Гарри проснулся среди ночи, чтобы выпить чай. Но тот спал рядом. Его тело не двигалось, словно под одеялом лежала безжизненная кукла. От этой мысли стало не по себе, поэтому Тобиас поднял руку и осторожно коснулся мягких волос. Гарри не отреагировал, его сон не был чутким, поэтому он не ощутил внезапную малодушную потребность в себе и не проснулся. Далёкий, едва различимый в тишине звук выдвигаемого стула напомнил Тобиасу, что пора принимать гостей. Он медленно поднялся, накинул на плечи халат и, прикрыв за собой дверь, не спеша прошёл на кухню. На столе стояли две круглые чашки на блюдцах — из тех, которые сам он никогда не использовал. Дымок тёк едва заметным облаком вверх от янтарной поверхности и без остатка растворялся в ночной прохладе. Тобиас некстати вспомнил, что согласно чьему-то исследованию, если группу случайных людей попросить нарисовать посуду, из которой они дома пьют чай, большинство изобразит кружку. Высокую кружку с удобной ручкой, с дурной надписью, странным рисунком или логотипом компании, самую простую, дешёвую кружку, подаренную кем-то из коллег или купленную в ближайшем супермаркете. Если же тех же респондентов попросить нарисовать посуду для чая, который они будут пить в присутствии гостей, они нарисуют чашку с блюдцем. Изящество гостеприимства. Шаблонное мышление. Шаблонное мышление не было свойственно Гонту. — Всегда хочется хорошенько выспаться перед дорогой, — тихо начал он, и его лицо, навсегда лишённое эмоций, было обращено к Тобиасу. — К сожалению, это редко получается, потому что перед дорогой нужно сделать множество дел. Собрать вещи, внимательно всё проверить, а это занимает массу времени. Конечно, некоторые предпочитают всё сделать заранее, с вечера. Но если не получится, выход один — проснуться пораньше. — Что тебе нужно? — Ответ на твой вопрос уже прозвучал, — в глазах Гонта блеснул недобрый огонёк. Он поднял чашку с блюдца так, словно желал полюбоваться на плоды своих ночных трудов посреди чужой кухни. Тобиас вдохнул, плотнее запахнул халат и сел за стол напротив. Он прислушивался к себе — сейчас, в этот момент, он должен был что-то чувствовать, что-то важное. Быть может, удивление. Страх. Или отчаяние. Или дурное предчувствие. Тревогу. Тоска острыми когтями должна была впиваться в грудь, переворачивая душу, и он мог бы ощущать это очень ясно. Тобиас сделал осторожный глоток — обжигающе горячая жидкость потекла по горлу, наполняя тело избыточным теплом. Отсутствие страха можно было бы списать на сонное состояние, но голова была кристально ясной. Гонт. Он был способен проходить сквозь запертые двери. Сквозь стены. Никаких границ. И раз он здесь, то дело дрянь. — Ты плохо придумал, Тобиас, — тихо сказал Гонт. Его низкий голос звучал бесцветно, как тонкая бумага для сигарет. — Разве? Гонт усмехнулся. — На этот раз всё не будет так просто. Оставаться на виду не получится, потому что тебя заметят. Уже заметили. Тобиас медлил. Сотня сценариев прокрутилась в голове за минуту, и каждая цепочка вела в тупик, он словно потерял возможность мыслить быстро и точно. Словно потерял возможность дышать. Это было удушье — на сей раз наяву. — О, Тобиас, если ты всё это время думал, что тебе нечего бояться, то это не так, — Гонт покачал головой. Его массивные плечи оставались абсолютно неподвижными, словно были выточены из камня. — Пусть на сей раз ты и не убивал никого… Сердце пропустило удар, и Тобиас медленно втянул в себя воздух, успокаивая молниеносно всколыхнувшиеся нервы. — Что от меня требуется? — прямо спросил он. — Я бы попросил тебя перестать существовать, но боюсь, это слишком большая услуга. Поэтому остановимся на том, что тебе следует раствориться, исчезнуть из поля зрения, не мешать, — низкий голос Гонта расплывался по кухне, отталкиваясь от стен и тяжело отдаваясь пульсом в висках. — Уезжай. Сегодня. Тобиас молчал. Молчание впивалось в щёки, в скулы, в стиснутые зубы. За несколько месяцев тишины он позволил себе слабость верить, что всё обойдётся. Очевидно, это не так. — Он возрождается, Тобиас, восстаёт из пепла, и когда окрепнет, протянет свои руки к тем, кто будет доступен. Кому есть что предложить. Тебе ведь есть что предложить, так? Тобиас поставил чашку на блюдце с тихим неприятным звуком. В глазах Гонта зияла пустота, его лицо оставалось неподвижным, но слова звучали так же веско и ультимативно, как и двадцать лет назад. В них была такая же жажда контроля и такое же ожидание беспрекословного подчинения. — Даже не станешь просить помощи? — Тобиас выпрямил спину. — У тебя было достаточно возможностей её предложить. Раз предложений не последовало, я сделал выводы. Поверь, интуиция редко меня подводит, — резонировал Гонт. Он в несколько глотков выпил весь чай без остатка, словно не чувствовал, какой тот горячий. А может, лёд внутри него был достаточно крепким, чтобы выдержать любой жар. Тобиас молчал, потому что боялся. Его страх выполз бы наружу рыхлыми комками ничтожных слов. Всё, что он мог бы сейчас сказать, прозвучало бы как оправдание, а оправдываться было нельзя. Звякнула чашка, поставленная на блюдце. Гонт поднялся, его массивная фигура с широкими плечами контрастировала с гибкостью движений. — Быть может, ты не знаешь, Тобиас, но ты уже помог. МакГонагалл покинул свой пост, и это упрощает наши задачи. В знак признательности я заберу у тебя эту должность и передам её тому, в чьих услугах мы действительно нуждаемся. Тобиас застыл. Хаотично метавшиеся мысли остановились, словно их приклеили намертво друг к другу. Гонт продолжил: — Тебе действительно повезло. Ведь сейчас ты можешь исчезнуть, и никто не попытается с тобой связаться, никто не попытается ничего разузнать. Никто не попытается навредить тебе. Это очень хорошо. Видишь, я пришёл с миром. Он поднял ладони медленным плавным жестом. Кожа на руках была сухой и сморщенной, как смятый папирус. — Вижу, — ответил Тобиас. Под внимательным взглядом Гонта он чувствовал себя лабораторной мышью, каждое действие которой внимательно анализируется. Только какой бы путь мышь ни выбрала в лабиринте, в конце концов она пойдёт в утиль. Если только не выйдет сбежать, забиться в нору и сидеть, не высовываясь. Пусть даже так. Хотелось верить, что Гонт говорит искренне, что в его словах нет двойного дна. Даже когда Гонт уехал, когда звук мотора бесследно растворился в ночи, Тобиас продолжал вглядываться в предутренний сумрак, стоя на крыльце, словно хотел разглядеть в воздухе что-то, невидимое глазу. Мельчайшие трещины, самые крохотные сколы — первые признаки того, что его жизнь скоро рухнет. Тобиас вернулся в дом и закрыл дверь на оба замка, чувствуя внезапно навалившуюся слабость. Нужно было сесть, выдохнуть и постараться осознать происходящее. Его словно вышвырнули из поезда на полном ходу, и он либо упал на мягкую землю и не получил никаких серьёзных повреждений, либо болевой шок скрывал от него истинное положение вещей. В голове звенела пустота. — Тобиас. Он поднял голову. В дверях стоял Гарри. — Это был тот, из архива… Я помню его. Тобиас по инерции кивнул. — Зачем он приходил? Подходящего, правильного ответа не нашлось. Тобиас сделал пару шагов к Гарри, но тот вдруг дёрнулся назад, отходя вглубь коридора. — Он сказал, что ты кого-то убил. Тобиас вопросительно поднял брови. — Точнее, он сказал, что на этот раз ты не убивал никого. Что это значит? То есть, в прошлый раз... Он ведь говорил про те убийства? Про те, которые были в то время как… — Гарри понизил голос, и яростный, отчаянный шёпот выдавал все его эмоции. — Про те, которые пытались скрыть в этом доме? Он об этом говорил? Поэтому ты не хотел, чтобы я знал? Где-то зазвонил телефон, а значит, нужно было пройти мимо Гарри в спальню. Тобиас видел страх на его лице — тот самый, который не смог изобразить на своём, потому что все чувства отключились намертво. Звонил Лавгуд. — Тебе нужно уехать, — его голос звучал непривычно резко. — Я знаю, — спокойно ответил Тобиас. — Как раз принимал гостей. В трубке повисла тяжёлая тишина. — Всё… нормально? — Да, — Тобиас обернулся и посмотрел на Гарри, заходящего в комнату, — я получил тот же совет. — Хорошо, — голос Лавгуда стал тише. — Сделай, что нужно, и не тяни. Уезжай сегодня. Сейчас. В трубке повисла тишина. Тобиас посмотрел на экран — разговор был окончен. Голова вдруг стала тяжёлой, резко навалилась усталость — и Тобиас понял, что напряжение, сковывающее столько времени все его мысли, наконец отпустило. Он мог доверять Лавгуду, его слова означали: “Гонт говорит правду, ты действительно сможешь уехать, это безопасно”. За окном серело небо — до рассвета оставалось несколько часов. Мыслей становилось всё больше, они наваливались, слипались в снежный ком. Гонт сказал, что нужно собрать вещи. Вероятно, только самое необходимое, ровно столько, сколько не вызовет никаких подозрений. — Что происходит? Гарри стоял посреди комнаты. Он смотрел на раскрытый чемодан, лежащий на кровати, на Тобиаса, и явно силился понять и осознать происходящее. Осознать — это очень важно. Было бы проще, если бы этот дом горел и пришлось бы спасаться от пожара. Если бы случилось наводнение и его смыло с лица земли. Если бы в крышу ударила молния. Если бы пришлось прятаться от землетрясения. Если бы в дом ворвались вооружённые грабители, но удалось бы сбежать через окно в кабинете. Но стояла обычная тихая ночь, и ничто не выдавало наступающих перемен. Ничто не помогало осознавать их. — Ты слышал весь разговор? — спросил Тобиас. Он продолжал сборы, не прерываясь. У него не было слишком много времени, но так он мог бы держать панику как можно дальше, на нужном расстоянии. — Почему он сказал, что ты кого-то убил? — Гарри смотрел на него огромными зелёными глазами. Он колебался. Тобиас видел сомнения на его лице, видел страх и недоверие, но не мог предсказать, чем обернётся такая реакция, поэтому методично продолжал наполнять чемодан. — Куда ты? Если хочешь, можешь ответить, что это очередная командировка, только не молчи. Пожалуйста, — Гарри выглядел жалко. — Нет, это не командировка, — севшим голосом ответил Тобиас. — Мне придётся уехать. — Надолго? И куда? — Гарри смотрел на него с выражением полного отчаяния на лице. Тобиас вздохнул и отошёл к окну, физически ощущая, как теряет драгоценное время — минуты ускользали, скатывались по его телу как ледяные капли дождя, и неизвестно, сколько у него было в запасе. В конце концов, Гарри видел все документы. Даже те, которые не читал — Гонт был уверен, что у него всё это время были сведения как минимум о двух годах существования организации, в том числе про тот последний год без Риддла. Гарри должен был видеть всё, включая выпуски “Придиры”, копии которых Тобиас уничтожил в первый же день, когда обнаружил пополнение в серой папке. — Послушай, — тихо сказал он. — Двадцать лет назад я по ошибке передал Риддлу сведения об одном человеке, из-за которых тот был убит. Потребовалось несколько бесценных минут, чтобы обрисовать ситуацию, и Тобиас сделал это очень осторожно и в то же время с необходимыми подробностями, чтобы у Гарри сложилось впечатление, что информация максимально полная. — И теперь этот человек шантажирует тебя? — спросил Гарри. — Что он хочет? Чтобы ты отказался от своей должности? Тобиас покачал головой. — Но… я не понимаю, — Гарри поднялся на ноги и подошёл ближе. — Вариантов развития событий не так много. Сейчас нужно уехать. Тобиас подумал, что Гонт всегда предпочитал личную встречу любым звонкам или письмам. Он любил визуальные эффекты. — Столько лет прошло, тем более, какая в этом твоя вина? Думаешь, он сообщит полиции, если ты не сделаешь, как он просит? — Не совсем. — Объясни… — Сейчас не время для объяснений, Гарри. Я смогу узнать наверняка, что от меня нужно, только на личной встрече, — Тобиас усмехнулся, но усмешка не задержалась на губах и моментально сползла, оставив после себя лишь слабое напряжение в уголках рта. — Этой встречи нельзя допустить. Поэтому придётся на какое-то время исчезнуть. Драгоценные минуты скользили по воздуху, падали на ковёр и разбивались в пыль. — Мне жаль, — сказал Тобиас. Это было правдой. Гарри походил на жертву кораблекрушения, на глазах которого только что затонул огромный корабль, оставив его бултыхаться в открытом океане, цепляясь за скользкие доски. — Я… я могу поехать с тобой? — спросил он, хватая Тобиаса за рукав, словно надеялся, что тот вытянет его на спасительный плот своего натужного спокойствия. Нужно было сказать “нет”. Или “да”. Тобиас не сказал ничего и ушёл в кабинет, чтобы забрать оттуда необходимые документы и ноутбук. Он понимал, что Гарри не мог здесь оставаться, это казалось небезопасным и абсурдным. Поэтому нужно было использовать какие-то доводы, каким угодно образом повлиять на его решение и убедить уехать сегодня с ним, но Тобиас почему-то чувствовал невероятное опустошение внутри и не мог произнести самые простые слова — даже те, которые раньше легко слетали с его губ. Если бы дом горел, он бы спас Гарри из пламени. Но дом не горел, горел сам Тобиас. Когда он вернулся и открыл ноутбук, чтобы купить билет на ближайший утренний рейс, Гарри складывал свою одежду. Он выглядел таким надломленным и печальным, будто все тревоги разом навалились на него. Не поворачивая головы, он тихо сказал: — Я поеду с тобой. — Хорошо, — ответил Тобиас, не чувствуя ни малейшего облегчения от моментально упростившейся задачи. Он увеличил количество пассажиров до двух, щёлкнув на плюс вверху таблицы поиска на сайте. — Свой чемодан оставь, возьми дорожную сумку, сверху в ящике. Собирай только самое необходимое.