Ваши требования неуместны

— Почему бы нам не выпить какао и не съесть по шарику мороженого? Гарри поднял голову, рассматривая разноцветную витрину кафе “У Фортескью”, а потом повернулся и посмотрел на Римуса — по лицу того не было понятно, шутит он или нет. — Кто вообще ест мороженое в такую холодину? — Судя по всему, есть желающие, — Римус обошёл Гарри и остановился напротив крупной вывески с меню, где курсивом были расписаны десерты на любой вкус. — Как видишь, внутри очень даже оживлённо. Нам стоило бы заглянуть на минутку. Он говорил мягко, но не вкрадчиво, а как-то спокойно и рассудительно, и нелепость его слов меркла в разноцветных огнях вывески. Гарри не понимал, почему соглашается — но возвращаться означало позволить этому непрошенному гостю находиться рядом с Тобиасом ещё один вечер. Внутри было ненамного теплее, из окна сквозило, и Римус даже не снял своё пальто, садясь на белый железный стул с витиеватым узором на спинке. Гарри расстегнул куртку и оглянулся по сторонам — почти все столики заняты, надо же — глубоко вдохнул терпкий сладковатый воздух и решился наконец посмотреть Римусу в лицо. Оно выглядело слегка помятым, осунувшимся, уставшим. Светлые глаза непонятного цвета — будто пожухлую траву выполоскали в грязи. Рыжеватая щетина с проседью. Жёлтые зубы как у заядлого курильщика. Римус сутулился, когда сидел. Нервные пальцы с криво подстриженными ногтями. Множество неприглядных деталей разом, собранные в одном человеке. Как такой мог привлекать Тобиаса? — Говори, что хотел, я слушаю, — сказал Римус. Гарри вдруг стало тесно в собственной куртке, жёсткий стул стал ещё более неудобным, некуда было девать руки — а как всегда спокойный тон Римуса не придавал храбрости. Не о чем было говорить, и в кафе заходить незачем. Но раз есть возможность задавать вопросы... Гарри тихо вздохнул и придвинулся на полдюйма ближе к столу. — Тот человек, м-м-м, директор школы, о чём он просил тебя подумать? Что за предложение? — Предложение остаться, — сразу, без какой-либо театральной паузы ответил Римус. — В школе открыта вакансия психолога, а у меня подходящая квалификация и опыт работы более чем релевантный. Гарри почувствовал, как внутри всё похолодело, будто он проглотил разом всё мороженое, что нашлось бы в кафе. Естественно — там полиция, здесь подростки с криминальными наклонностями… — И ты отказался? — он понизил голос и заставил себя выдавить: — Почему? — Тобиас не просил меня оставаться, — ответил Римус и поднял руку, подзывая официанта. — Боюсь, нам придётся сделать заказ, тот старичок за прилавком, мистер Фортескью, если не ошибаюсь, недобро на нас посматривает. К ним подлетел официант с ярко-розовыми волосами. Он был явно старше Гарри, но вряд ли намного. Поставил на стол коробку салфеток и, едва не задев рукавом лицо Римуса, вытащил планшет, чтобы принять заказ. — Шарик ванильного и какао, пожалуйста, — Римус вежливо улыбнулся официанту, и щёки того моментально вспыхнули в цвет волосам. — Ты что будешь, Гарри? — Ничего. — Тогда то же самое, спасибо. От второй улыбки официант сбежал так быстро и неуклюже, что салфетница оказалась на полу. Римус невозмутимо поднял её и поставил на место. — Значит, он не просил, — тихо повторил Гарри. — А если бы попросил? Римус вдруг откинулся на неудобную железную спинку стула так, будто та была мягкой подушкой. — Билет на поезд куплен, и завтра я уеду, как ты и хотел, Гарри, — сказал он и, чуть поправив салфетки в салфетнице, добавил: — Я понимаю, чего ты так боишься. Тебе не следует винить себя за страх. Страх — это естественная реакция. Гарри плотнее стиснул зубы. — У меня есть возможность остаться, но я искренне полагаю, что на этот раз лучше бы мне вернуться. — На этот раз? Другого раза не будет, — уверенно сказал Гарри. — Ты так думаешь? — Римус забрал у официанта вазочки с мороженым и обе чашки и ловким движением локтя отодвинул салфетницу на дальний край. — Смело. Какао было вязким и сладко пахло шоколадом. Из крошечных круглых колонок под потолком играла простая и незатейливая мелодия, как на детских каруселях. Гарри вслушивался в неё какое-то время, рассеянно ковыряя ложкой в мороженом, а потом решился: — Как долго вы с Тобиасом были вместе? Ответ вновь прозвучал моментально: — Почти двадцать лет. Гарри ткнул ложку слишком сильно, и вазочка упала на бок, мороженое вывалилось на белоснежную скатерть. Он молча смотрел, как оно подтаивает, образовывая лужицу, которая с каждым мгновением становилась чуточку больше, и в голове была такая пустота, что даже навязчивые звуки простой мелодии не достигали мыслей. Официант подбежал с тряпкой, но пятно на скатерти стало лишь больше, и в итоге с негромким ворчанием к ним направился тот самый старичок — судя по бейджу, это действительно был сам Фортескью — чтобы сменить скатерть. — Прошу прощения, наш работник сегодня особенно рассеян, — лучезарно улыбнулся он. — Он будет рад угостить вас двойной порцией за счёт заведения. — Всё в порядке. Не стоит, мистер Фортескью, это наша вина, — сказал Римус. Розововолосый парень кинул на старика злобный взгляд и удалился в подсобку. — Если что-то понадобится, обращайтесь, — сладко проворковал Фортескью и засеменил следом. — Двадцать лет? — тихо переспросил Гарри. — То есть, всё время, пока он был женат? А как же… — Тобиас не всегда был женат, да и после его женитьбы в наших отношениях мало что поменялось, — Римус смотрел на него своими усталыми выцветшими глазами. — Но о них никто не знал? — А кто должен был? — Северус, — Гарри посмотрел на круглую чашку в своих ладонях. — Он говорил, у Тобиаса было много романов... — Долгое время — только один. Гарри нахмурился. Ответы Римуса были такими безыскусными, прямолинейными, и сам он был слишком плоским, простым, скучным в этом замызганном пальто. Двадцать лет с таким? — Но этого не может быть, — Гарри покачал головой. — А как же Ник? И Тобиас сам говорил, что никогда не станет вступать в новые отношения, пока не поставлена точка в старых. — Он так сказал? Гарри не был уверен. Но формулировка не важна, важен смысл — Тобиас ведь это имел в виду? Или нет? — Всегда есть кто-то лучше, — голос Римуса звучал чуть с хрипотцой. — Появляется кто-то интереснее, кто-то моложе, но длится это недолго, потому что у всего есть предел. Возможно, однажды никого лучше не найдётся. Вот и всё. Под столом Гарри медленно сжал ладони в кулаки. — Ты можешь настаивать, чтобы я уехал, — продолжал Римус, — чтобы сел на другое сиденье в его машине, можешь давить на него, указывать, куда поставить диван, кто поедет за покупками и во сколько ему возвращаться по вечерам, и чем больше ты будешь требовать, тем быстрее будет поставлена ваша точка. В этом мире всё закономерно, Гарри. Всё имеет свои причины и следствия, начало и конец. Гарри хотел было возразить, хотел ответить что-то едкое, но Римус сделал небольшой глоток из своей чашки и вдруг добавил: — Я объясню тебе. Когда твой дед тайно продал акции, чтобы распорядиться капиталом по своему усмотрению, Тобиас был одним из первых, кто узнал об этом. Я знаю точно, потому что узнал он это от меня. Да, именно от меня. Он говорил вполголоса, своим спокойным рассудительным тоном, словно речь шла о чём-то незначительном, об обиходных мелочах, но, слушая его, Гарри чувствовал, как покалывает в кончиках пальцев, а ноги становятся ватными — простые тихие слова будто подрезали нервы под корень, и всё тело немело. Римус говорил, что все деньги его деда ушли в фонд Риддла, а сейчас этот фонд возрождается и — оказывается, можно спустя столько лет признать спонсирование фонда незаконным, можно аннулировать переводы, вернуть деньги. Гарри никогда не слышал о таком, да и его тётка наверняка бы знала, будь всё правдой. Она же тоже наследница… Это нешуточный капитал... — Время покажет, — глубокомысленно закончил Римус. — В любом случае, несколько лет можно и переждать, прежде чем ввязываться. И тебе бы, конечно, тоже лучше пока не маячить на горизонте. Может быть, тебе вернут деньги, может быть, передадут фонд, а может, и ничего — я слышал, что недавно откуда-то появился сын Риддла и гнёт свою линию. В любом случае, Тобиас сделал свою ставку, а у тебя есть время подумать, что ты будешь делать в случае его победы или проигрыша. И повторюсь, я говорю это лишь для того, чтобы ты был в курсе. — Неужели? — Гарри отодвинул от себя чашку с недопитым остывшим какао. Римус доел мороженое и бросил ложку в пустую вазочку. — Время покажет, — повторил он и, допив свой напиток, печально посмотрел на пустую чашку. Гарри не знал, что ответить. Римус не был убедительным, да что там — он наверняка сам и придумал всё это. Но горло почему-то предательски сдавливало, и Гарри не мог произнести ни звука. — В твоём возрасте я верил, что мы с ним всегда будем вместе, несмотря ни на что, — говорил Римус. — А теперь… Рядом раздался грохот, и Гарри вздрогнул всем телом. — Тонкс! — старик выбежал из-за прилавка с совком и метлой, вручил их розововолосому официанту и принялся любезно извиняться перед гостями, которых теперь оставалось не так уж много — время близилось к закрытию. Официант неловко подмёл осколки, развязал фартук, и, кинув прямо на холодильник с мороженым, скрылся из вида. Счёт им принёс старик — серьёзный и растерявший львиную долю своих слащавых улыбочек. Обратно ехали в напряжённом молчании. Римус вглядывался в дорогу впереди, подавшись вперёд всем телом, и ехал слишком медленно. Свернув с шоссе, они оказались на тёмной дороге без единого фонаря — только свет фар освещал тёмный от дождя асфальт. Гарри казалось, что Римус специально едет так медленно, чтобы позлить его своим присутствием как можно дольше, но он не решался поторопить — в конце концов, рано или поздно они доедут. Тем более что Римус не казался хорошим водителем и заметно нервничал за рулём. Деревья так близко росли к дороге, что ветки царапали по стёклам. Узкая однополосная дорога — Гарри не помнил, чтобы они ехали по такой. По затылку пробежал озноб. — Ты уверен, что мы правильно едем? — Я свернул сразу за указателем, — невозмутимо ответил Римус. Тьма обступала. Серо-чёрное задёрнутое тучами небо не давало ни единого намёка на лунный свет, дорога становилась хуже, машину изрядно потряхивало, и Гарри, глядя вперёд, ощущал всё возрастающую тревогу. Потому что что-то было не так. Слишком темно впереди, дорога будто ныряла в черноту и невозможно было выцепить из неё хоть что-то. Кромешная, непроглядная чернота. — Остановись! Стой! Римус резко нажал на тормоз. Гарри открыл дверь и, отводя в сторону ветки кустов, выбрался из машины на холодный сырой воздух. Это совершенно точно была не та дорога, по которой они выезжали вечером, потому что под ногами не было асфальта — только тёмная грязь. Обойдя машину, Гарри внимательно смотрел под ноги, пытаясь понять, почему фары не могут осветить дорогу впереди, а затем понял — её просто нет! В двух шагах от машины впереди был обрыв. — Возможно, я свернул не за тем указателем, — рассудительно заявил Римус, подходя к самому краю. — Эта дорога не достроена. Придётся теперь задом ехать, тут не развернуться. Гарри на мгновение прикрыл глаза — как?! Как Тобиас мог быть с таким как Римус, что могло его привлечь? Как это возможно? Нелепый, беспомощный, да он даже не понял, что они могли свалиться непонятно куда посреди леса? А если обрыв глубокий, если это вообще какой-то карьер? Страх — это нормально, так, может, он сам ненормальный, раз ничего не боится? Гарри стоял, сжав кулаки, и смотрел в черноту — если бы можно было силой мысли переместиться к Тобиасу и запереть двери, не пуская посторонних! Разве мог такой как Римус быть ему дорог? Если ситуацию с Лили у Северуса ещё как-то можно было понять, то это? Этот?! Нет. Неужели всё дело в том, что Римус полезен — настолько полезен, что единственный способен помочь в самой сложной ситуации? Неужели Тобиас стал бы терпеть его столько лет ради пользы? Неужели всё, что ему важно — это перечень того, что он может получить от человека, а не сам человек? Не хотелось верить, что Тобиас — такой. Холодная грязь, в которую он наступал, пока шёл следом за машиной, медленно сдающей назад, — вот что было и на душе. Но в чужом и полным неприятных сюрпризов ночном лесу ничего другого не оставалось, кроме как продолжать идти по этой липкой вязкой грязи. * * * Утро встретило промозглой серостью, окнами, залепленными тонкими каплями дождя и болью в пояснице — Гарри спал на самом неудобном матрасе, какой можно было себе представить. Матрас впивался пружинами в бока и, казалось, всерьёз рассчитывал за ночь выдавить из него позвоночник. Выйдя на веранду, Гарри заметил Римуса — полностью одетого, готового к отъезду. Его саквояж стоял у двери. До поезда оставалось несколько часов, но было ясно — всё решено, и это решение никто уже не станет пересматривать. Судя по разочарованному выражению на лице Римуса, тот ожидал увидеть вовсе не его. — Не дашь нам попрощаться? — он слабо усмехнулся, будто на полноценную усмешку не было сил. — Считаешь, это что-то изменит? — У вас два дня было на все прощания, — Гарри прислонился лбом к холодному стеклу, пытаясь рассмотреть пейзаж за мокрым окном. — Ты плохо его знаешь… Гарри собирался сказать что-то вроде: “Вот теперь-то надеюсь узнать получше”, но промолчал. За завтраком кусок в горло не лез — Гарри смотрел на хмурое лицо Тобиаса, на печальную щетину уже дня три не бритого Римуса, и хотелось взять и пальцами прокрутить стрелки настенных часов, чтобы настало уже время выезжать на вокзал. Гарри не знал, что сейчас чувствует Тобиас. Он надеялся, что не сожаление. Двадцать лет — это огромный срок, и чтобы он прервался, должно было что-то произойти. Гарри хотел и в то же время не хотел знать причины. Вчерашняя суматоха в кафе и дурацкое дорожное происшествие помешали им с Римусом закончить разговор, а новый вряд ли случится когда-нибудь. Время — как туман. — Нет. Останься в машине, — сказал Гарри, когда они приехали на вокзал, и Тобиас поднял воротник пальто, собираясь выйти под дождь. — Я сам. Сам провожу. Он смотрел, как Римус открывает зонт — одна спица погнулась и бессильно свисала, изламывая правильную форму купола. — С какой целью? — Убедиться, что уехал, — бросил Гарри и вышел, с силой толкнув дверь. Настроение было ни к чёрту. Он надеялся, что безвольный Римус не будет возражать против его компании, и тот оправдал надежды, молча забрав свой потрёпанный саквояж из багажника. Под мелким холодным дождём они зашагали к перрону. Поезд уже стоял на рельсах — всего два вагона. Гарри прошёл внутрь вслед за Римусом до нужного купе. Два длинных красных сиденья одно напротив другого, крошечный столик — вот и всё убранство. Пахло мазутом и каким-то особым запахом поезда. — Будешь сидеть здесь до самого отправления? — Римус сел и, сняв пальто, накинул его на плечи. — Не стоит. Поверь, я не спрыгну на рельсы в последний момент. — Надеюсь. — Или это нездоровое желание всё контролировать? Что ж, если проблема усугубится — звони, здесь ты вряд ли найдёшь специалиста, — казалось, Римус вот-вот протянет ему свою визитку. — Обойдусь, — буркнул Гарри, повернулся было к выходу и чуть не налетел на нового пассажира. — Простите! — Перед ними стоял тот самый официант из кафе Фортескью. Теперь его волосы были коротко подстрижены, но светлые корни всё равно чуть отдавали в розовый. — Можно? — Конечно, какое у вас место? — поинтересовался Римус. — На самом деле, у меня другое купе, но весь вагон пустой, а ехать одному как-то не хочется. Я не помешаю? Меня зовут Тонкс. — Тонкс? А имя? — Просто Тонкс. — Хорошо, — Римус улыбнулся, и парень снова покрылся розовыми пятнами, как вчера в кафе, и задвинул под сиденье свой чемодан, облепленный разноцветными наклейками. Гарри поспешил на выход — поезд скоро тронется, и не хватало ещё самому выпрыгивать на ходу. Оставшиеся минуты до отправления он смотрел сквозь мутноватое стекло вагона, как Тонкс жестикулирует, что-то увлечённо рассказывая — а Римус будто полностью растворился в сером полумраке купе. “Думаешь, Тобиас надеется когда-нибудь вернуться, и в этом рассчитывает на моё содействие или деньги или что-то ещё от Фонда? Думаешь, за этим я ему нужен?” — спрашивал Гарри у невидимого Римуса. Ответа не было. “Тогда почему он не слишком-то настаивал, чтобы я приезжал сюда? Наверно, дело пропащее и мало шансов?” Римус так и сидел в глубине купе, не пытаясь дать ни одного намёка на правду. Когда поезд скрылся из видимости, Гарри всё ещё стоял на перроне, не находя в себе силы вернуться в машину.