Ваши требования неуместны

Словно непроницаемый кокон из самых прочных волокон. Гарри лежал, отвернув лицо к стене, и смотрел на ровную серую поверхность. Мыслей не было. Мир вообще будто прекратил своё существование, остался где-то за пределами кокона. Северус нежно водил пальцами по его спине, ничего не говорил и ничего не спрашивал. Его присутствие ощущалось только этими осторожными прикосновениями к влажной коже. Гарри не шевелился очень долго, пока не затекла рука и не заныла шея. И потом его сил хватило только на то, чтобы перевернуться на бок и придвинуться ближе к Северусу, прижимаясь к нему спиной. Прикроватный светильник отбрасывал длинную тень на стену, а за окном колыхался поздний вечер. Северус поцеловал его плечо, и в прикосновении его губ было что-то новое, совсем другое, трепетное. И от этого “другого” заныло сердце. — Останешься завтра? — спросил Гарри, переворачиваясь. — Да. Лицо Северуса было так близко. Странно, но не так уж он и похож был на Тобиаса. Вблизи — нет. Совсем другой человек. Северус говорил, что похож на мать, и Гарри подумал, что никогда не видел её даже на фото и совсем не знает, как она выглядела. — Ты поступаешь правильно, что не возвращаешься на учёбу, — Северус рассеянным движением убрал взмокшие пряди с его щеки. Гарри удивился — он не был готов к этой фразе, так внезапно она прозвучала. Мысли с трудом собирались в форму. — Ситуация такая, что тебе и правда лучше сменить сферу. Я подумал и сделал вывод... — Ты когда-нибудь перестаёшь что-то анализировать и делать выводы? — спросил Гарри. — Бывает, — Северус усмехнулся. — Но ненадолго. Пока сплю. Гарри с трудом поднялся и, разминая затёкшие мышцы, поймал такой горячий взгляд, что внутри будто прокатился горячий лёд. Он поспешно забрал одежду и, пробормотав про душ, спустился вниз. Обычно вода хорошо фокусировала мысли, но сейчас Гарри представлял, что было бы, если бы всё вокруг было из воды. Тогда слабость в ногах не имела бы значения — бери надувной круг и покачивайся на волнах. Северус заказал какой-то еды, говорил что-то про цены на аренду, вовсю строил планы. И они были такими подробными, такими реальными, что можно чертёж нарисовать. — Почему я поступаю правильно? — Гарри бросил пластиковую вилку в пустую коробку и осмотрел кухню в поисках ведра для мусора. Ни одного намёка. Северус забрал коробку и нажал на дверцу под раковиной, из которой как по волшебству выдвинулся ящичек с пакетом. На вопрос он ожидаемо не ответил. — А ты сам? Не хочешь вернуться? У тебя же с Томом Ридлом были какие-то дела? Северус по-прежнему не отвечал, и сквозь спокойствие водной глади пробивались хорошо знакомое чувство тревоги. — У меня с ним больше нет никаких дел и, надеюсь, не будет. Я ошибался. — Значит, Тобиас был прав, когда просил тебя держаться подальше? — Значит, прав, — жёстко ответил Северус. — Жаль, сам не следует своим же советам. Хотя нет, не жаль. Он резко поднялся и выбросил недоеденную лапшу. Резко закрыл дверцу кухонного шкафа и сделал глубокий вдох. — Послушай, Гарри, тебя бы не оставили в покое и не дали бы спокойно доучиваться, тебе пришлось бы работать в этой системе, и там всё… на очень тонкой грани. Точнее, нет там никаких граней. Такой как отец там сможет, а вот ты — сомневаюсь. — Хорошо, — примирительно сказал Гарри. — Я так и думал, в общем-то. С реставрацией официально покончено. Он торжественно отсалютовал Северусу банкой с колой и отпил пару глотков, чуть не подавившись, когда в нос набило пузырьков. Расплата за красивый жест. — Чем планируешь заниматься? — Я неплохо продаю мороженое, — Гарри насладился растерянным выражением на лице Северуса, граничащем с разочарованием. — И вроде как мне удаётся неплохо ладить с людьми. Что-нибудь придумаю. — Похоже, с арендой будут проблемы, — протянул Северус, подходя ближе. — Выберем что-то попроще. Или тебе это не подходит? — Подходит. Чертежи и планы действий таяли в воздухе, сменяясь незатейливыми схемами, и Гарри чувствовал губами улыбку Северуса, когда шептал ему обо всех ужасах их будущей совсем не амбициозной совместной жизни. * * * Тьма раскололась на тысячи мелких осколков и осыпалась сверху, обжигая лицо холодным огнём ярких вспышек. По окну в крыше тихо стучал дождь, капли с глухим звуком падали на стекло, журчал водосток. Гарри сидел на постели, прислушиваясь к раскатам грома. В блеске молний особенно отчётливо выделялась картина на стене — огромные лилии. Гроза не усиливалась, но и не ослабевала. Заснуть не получалось — слишком громко, шумно и страшно. Гарри подумывал о том, чтобы спуститься вниз, включить свет, заварить себе чай, но вместо этого сидел на постели, завернувшись в свой край одеяла, и всматривался в картину, очертания которой можно было различить в проблесках молний. Северус лежал неподвижно, его дыхание было размеренным — он спал. Невозможно было обвинить его в этом, но спящий Северус был совершенно безразличен к тревогам Гарри. Сейчас его ничего не волновало, он не испытывал сомнений, холодная пустота не теснилась в его груди. Снаружи лил дождь, грохотал гром, небо разрезали яркие вспышки. Воздух в спальне казался печальным, измождённым. Куда уютнее было бы сидеть в тёплой светлой кухне внизу, но не хотелось покидать Северуса — даже такого безразличного и спящего. Хотелось быть рядом. Гарри думал о том, что он ничего не теряет. И ничем не рискует. Даже если Северус вернётся к Лили — ну и что? Больнее уже вряд ли будет, и хуже, чем было — тоже. Пренебрежения Тобиаса хватило, чтобы превратить его чувства в холодную пустоту, которая ничего не значила. Тобиас никогда не был с ним откровенным. Всегда держал дистанцию, и в последнее время она увеличилась настолько, что Гарри окончательно потерял его из виду, а однажды решил, что легче разорвать всё насовсем, чем ждать, когда ему снова позволят приблизиться. Северус же стирал дистанцию мгновенно. Может, оттого, что он мог в любой момент заслониться от Гарри своей Лили? В любой момент. Завтра, через месяц, через год — неважно, они же связаны навсегда. Гарри повернулся к Северусу и коснулся его тёплой ладони, лежащей поверх одеяла. Шорох движений утонул в очередном раскате грома, звук завибрировал в воздухе. Сверкнула молния, вырвав из темноты бледное лицо с открытыми глазами. — Снова снятся кошмары? — тихим и неожиданно ясным, без сонной хрипотцы, голосом спросил Северус. Когда они ночевали в одной комнате у Луны, Гарри снились кошмары. Но теперь — нет, теперь ему ничего не снилось. Теперь он попросту не мог заснуть, потому что худшие кошмары поджидали наяву. Гарри покачал головой, хотя Северус, наверно, не мог этого видеть. Как сказать Северусу, насколько он важен? Насколько он нужен? Стоит ли вообще говорить такое, должно ли быть место для таких мыслей, или они лишние, бессмысленные порождения глухой грозовой ночи, не имеющие права на существование? Камни, тянущие на дно слишком долго, рано или поздно становятся якорем. Удерживают. — Давно грохочет? — Может, час, — Гарри переждал очередной раскат грома и добавил: — Когда я проснулся, уже сверкало. — Не люблю грозы. Гарри не знал, что ответить. Теперь, когда Северус не спал, всё стало ещё хуже. Все тревоги, лежащие на дне, поднялись ближе к поверхности. Все бледные, призрачные мысли казались теперь Гарри до абсурда реалистичными. Он молчал и боялся даже думать. Будто Северус мог каким-то образом услышать его мысли. “Что если ничего не получится?” Гарри долго крутил эту фразу на самом краю сознания, а потом вдруг произнёс вслух. Дождь по стеклу окна на крыше забарабанил ещё усерднее, особенно резкий порыв ветра заколотил по стене ветками деревьев. Ладонь Северуса под его рукой зашевелилась и высвободилась, и сам он откинул одеяло, сел на кровати, подобрался ближе, длинными тёплыми пальцами взял Гарри за подбородок, поворачивая его лицо к себе. — Не люблю грозу, — повторил он. — В грозу всегда кажется, что всё хуже, чем есть. Гарри тихо хмыкнул, глядя туда, где предположительно должны быть глаза Северуса. Всё тело будто сковало стальным панцирем, от подбородка к скулам, к вискам, даже к затылку ползли колючие мурашки. Медленно, плавно, постепенно сердце учащало ритм, будто пробуждаясь от холодного сна, возвращаясь к жизни. Кровь прилила к лицу, разливалась жаром по щекам. Молния осветила лицо Северуса — хмурое, сосредоточенное. Его пальцы скользнули на шею, мягко перебрались на затылок. Гарри замер — словно боялся неверным движением всё разрушить, спугнуть происходящее. Пульс разогнался почти до максимума — за мгновение до момента, когда Северус поцеловал его. Всё внутри сводило горячей истомой, это было невероятно — по-прежнему невероятно, точно так же, как в первый раз, как во второй, как в любой. — Всё хорошо, — прошептал Северус, мягко опрокидывая его на спину и нависая сверху, волосы щекотали шею и плечи Гарри. — Доверься себе… Чего ты хочешь? Гарри закрыл глаза — пульс так сильно отдавался в животе, что даже Северус должен был чувствовать это. — Тебя, — Гарри усмехнулся. — Ты знаешь. — Знаю, — Северус стянул с него футболку и провёл ладонями по животу, по груди, легонько царапнул ногтями соски. По бокам поползли мурашки, но все эти движения были скорее задумчивыми, чем распаляющими. — Скажи мне… есть что-то, что для тебя неприемлемо? Я имею в виду в сексе? — Конечно, — Гарри от удивления открыл глаза. — И что же? — Многое. Наверно. — Например? — руки Северуса продолжали ласкать его тело, и это сильно затрудняло мыслительный процесс. Слова вязли во рту, сформулированные фразы путались, сбивались, Гарри кусал губы, тянул с ответом. Конечно, существовало много всего, чего бы он никогда не хотел даже пробовать — но рядом был Северус, и рассудок поначалу отказывался называть хоть что-то неприемлемым, но потом выдал ему образ, от которого моментально бросило в холодный пот. — Например, Лили, — выдохнул Гарри, и Северус замер. Его руки застыли, и всё тело на пару мгновений будто окаменело. — Что? — Или кто угодно ещё. Втроём, или больше — точно нет, ни в каком виде. Ещё эксгибиционистские штуки не нравятся, и когда кто-то смотрит. Специально смотрит, ты знаешь, есть такое… Неприемлемым было всё, где придётся с кем-то делить Северуса. Гарри замотал головой и стиснул зубы, отгоняя непрошенные видения. — Хорошо. А вдвоём? Со мной, сейчас? — голос Северуса стал глуше, он снова плавно опустился сверху и поцеловал Гарри. Мысли на секунду потеряли чёткие очертания. — И давай не будем говорить о Лили, когда… Будто яркая белая молния сверкнула прямо в голове. Гарри резко отпрянул и вывернулся набок. — Ты спросил — я ответил. Не ставь мне условия, о чём говорить, а о чём молчать! Он выпутался из объятий окончательно и сбежал на край кровати. Северус тихо лежал рядом, глубоко дыша. Злость, накатившая внезапной волной, так же быстро схлынула, и Гарри почувствовал себя глупо. Он и сам не понимал, зачем сказал про Лили, но это первое, что пришло в голову. Потому что она до сих пор была где-то близко. За тёмными промокшими стенами, в паре часов езды. Она была досягаемой. — Извини. — Это была просьба, а не условие и не запрет, — спокойно сказал Северус. — Ничего такого. Гарри не знал, почему он больше не готов ни к каким условиям, почему не готов к новым правилам и ограничениям — ни в качестве просьб, ни в качестве безусловных требований. Тишина и темнота — гроза наконец ушла в сторону, даже дождь почти затих. Только гром изредка едва слышно рокотал где-то вдали. Гарри потянулся и включил маленький прикроватный светильник. Бледная лампа едва-едва освещала комнату, лестница в дверном проёме вовсе тонула в сумраке. Он посмотрел на Северуса — тот лежал, положив голову на согнутую руку, и о чём-то думал, поджав тонкие губы. — Я спросил, потому что нужно сразу во всём разобраться. Не хотел сделать что-то не так, — усмешка, — но вот уже сделал. — В чём ты хочешь разобраться? — Гарри выдержал долгий пристальный взгляд. Лицо Северуса ничего не выражало. Он притянул Гарри обратно, его тело по-прежнему было горячим, хотя он давно лежал без одеяла. — Хочу знать, что тебе не нравится. Хочу знать заранее, а не когда ты отшвыриваешь меня от себя, — прошептал он. Гарри стиснул зубы. — Я не лабораторная работа, и у меня нет инструкции по технике безопасности! Для тебя всё это — эксперимент? Хочешь посмотреть, нравится тебе или нет, до сих пор сомневаешься, так ли всё хорошо, стоит ли того? — Гарри сглотнул и сделал глубокий вдох, чтобы продолжить, но вдруг передумал. Фразы, гневно звучащие в голове, оборвались и затихли. Рука Северуса уверенно обнимала его за плечи, на его лице по-прежнему не выражалось никаких эмоций, дыхание было ровным, он контролировал себя. Это состояние было слишком хорошо знакомо Гарри. Ничего хорошего оно не предвещало. — Я доверяю тебе, — мягче сказал Гарри. — Больше, чем кому-то ещё. — Не очень-то похоже, — Северус фыркнул. — Но это так. Если Северус не знал, как принять всё то, что с ним происходило, насколько его желания допустимы, если пытался нащупать границы, то ему всего-навсего нужна была помощь. По телу пробежала дрожь, сладко потянуло внизу — Гарри закрыл глаза и ткнулся губами в шею Северуса, провёл языком по коже, укусил за подбородок и, добравшись до губ, впился в них поцелуем, жадно раздвигая, проникая языком глубже — он действовал отважно, будто шёл на бой с мистическим чудовищем, которое притаилось в темноте смутных тревог и едва осязаемых страхов. Провёл ладонями по животу вниз, ощущая, как вздрагивает под пальцами горячая кожа, как напрягаются мышцы, и остановился, наткнувшись на резинку пижамных штанов. Северус взял с собой пижамные штаны — а Гарри даже не подумал о чём-то таком. Ему едва пришло в голову захватить запасное бельё. У Северуса был большой опыт разъездов, он часто ездил куда-то от Лили, чтобы наладить для них идеальную в его представлении жизнь, с кем-то договориться, что-то узнать, что-то сделать. Похоже, сейчас его снова беспокоят недостижимые идеалы и заранее просчитанные вероятности, заранее исправленные ошибки. — Что насчёт тебя? — спросил Гарри. — Что для тебя неприемлемо? Резкий толчок в грудь — и Гарри опрокинулся на спину, подмятый усмехающимся Северусом. — Пока ничего не приходит на ум, — склонившись, он провёл носом по виску Гарри. — Это меня и пугает. Взгляд Северуса изменился, вместо холодной пустоты — жгучее нетерпение, на таком спокойном обычно лице застыло болезненное выражение. — А меня — нет, не пугает, — тихо сказал Гарри. — Уверен, не такой уж ты и бесстрашный, — Северус прижался теснее и сухо прикусил мочку уха. Он плавно поднялся и разделся — штаны полетели на пол. Гарри отчего-то ожидал, что он аккуратно сложит их и определит на прикроватный столик. Всегда так будет или только сейчас? Мурашки острые, как стекло, потекли по ногам, по телу, собрались в паху горячей россыпью. Северус перевернул Гарри на живот. Не самая любимая поза. Гарри всегда избегал её, но сейчас все действия Северуса казались такими решительными, что он был заинтригован. Торопливые и короткие поцелуи — плечи, спина, поясница — они вынуждали отвлекаться, путали мысли, и в конце концов Гарри закрыл глаза и сконцентрировался на ощущении ладоней, ласкающих шею, гладящих бока, сминающих зад. Он слушал сбившееся дыхание Северуса и прятал улыбку. Покусывал губы и нетерпеливо вскидывал бёдра. Была глубокая ночь, которая заостряла все чувства, делала их рельефными, почти осязаемыми. Гарри задыхался от желания, от нетерпения, он так хотел ощутить Северуса внутри, что совершенно пропустил момент, когда нежную кожу опалило горячее дыхание, а промежность царапнула лёгкая щетина на подбородке. Цепкие пальцы Северуса раздвинули его ягодицы в стороны, и входа коснулось что-то влажное, прохладное — ощущения были такими острыми, что Гарри дёрнулся, пытаясь вырваться из крепкой хватки. Но Северус не пустил. Он продолжал ласкать его языком, протискиваясь внутрь, а Гарри беспомощно лежал и чувствовал, как жар заливает лицо, шею и даже грудь. Он вцепился в подушку, оцепенело прислушиваясь к себе, дышал кое-как, рвано хватая ртом воздух, тихонько постанывая, насаживаясь сильнее и тут же ускользая. Невозможно было принять эти ощущения, Гарри не понимал их и никак не мог привыкнуть, было хорошо, и стыдно, и — совершенно невероятно, мурашки пронизывали кожу, немели скулы. Неумолимый язык Северуса то широко лизал, то узко просачивался внутрь, то короткими движениями бил по входу, то спускался к нежному местечку ниже и надавливал, отчего томление внутри усиливалось многократно. — Хочу тебя, — прошипел Гарри, облизывая искусанные губы и подбрасывая бёдра вверх, чтобы налившийся, горячо пульсирующий член и напряжённые яйца не касались подушки, которую Северус затолкал под него. Воздух вибрировал, жёлтый свет лампы дрожал, неравномерно бросаясь в глаза тусклыми пятнами. В голове был плотный, непроницаемый туман, абсолютный, кромешный, заслоняющий собой все мысли, не оставляющий место ни для каких сомнений или тревог. Внутри оказались пальцы, двигались мокро, сильно, и наконец их сменил член. Гарри встречал его как героя, ликующим стоном, который сразу перешёл в восторженное поскуливание, настолько сильно всё ощущалось. Короткие, густые волны удовольствия пронизывали живот, отдавались по всему телу, покалывали в кончиках пальцев. Слишком много, слишком сильно — Северус словно сам это понял, выскальзывая и переворачивая Гарри на спину, разводя его ноги шире и снова толкаясь внутрь. Он почти не сбился с темпа, когда наклонился, чтобы жадно и влажно поцеловать Гарри. Мысль о том, где совсем недавно был его язык, мелькнула и померкла. Гарри ничего не соображал. Он вцепился в простынь, комкая её в кулаки, и двигался навстречу, внутри сладко разливалось чистое бескомпромиссное удовольствие, всё тело била дрожь, дыхание то и дело срывалось на стоны. Когда Гарри был готов к финальному рывку, Северус выпрямился, замедлился, развёл его колени шире, поднимая их вверх, и потянул одну ногу на себя. Гарри удивлённо распахнул глаза и жалел, что не может разобрать выражение его лица, только нечёткие контуры. А потом все ощущения усилились многократно, перекатились по телу, член болезненно запульсировал — Северус ласкал губами нежную кожу между пальцев, целовал свод стопы, ласкал языком выступающую косточку на щиколотке. Гарри замер и затих, и теперь были слышны только влажные шлепки — Северус не пожалел смазки, и внутри всё непристойно хлюпало. Было до ужаса странно — мурашки бегали даже по голове, пламенели щёки, а внутри снова росла непонятная тоска. Всё, что сейчас делал Северус, было невероятно чувственным, пронизанным жаждой прикосновений и таким откровенным желанием, от которого становилось не по себе. Гарри закрыл глаза, ощущая, как Северус целует его колени, опускается к нему, ласкает шею, прижимается вплотную. Кружилась голова. Северус сменил темп так внезапно, что изо рта Гарри против воли вырвался стон, бёдра вскинулись вверх, а сам он железной хваткой вцепился в острые бледные плечи. Желание сдавливало, связывало его жёсткими путами, вытягивающими все силы. Гарри изгибался, стараясь стать ещё ближе, получить больше, тело вспыхивало пронзительным огнём, которого было слишком мало — нетерпение копилось под рёбрами, пульсировало, сводило пальцы ног болезненной судорогой, сдавливало горло в спазме. — Сильнее, — прошептал Гарри пересохшими губами и громко вскрикнул, когда Северус моментально выполнил его просьбу. Теперь каждое его новое движение внутри почти отправляло Гарри за грань, вырывая из груди бессвязные стоны. Плечи под ладонями напряглись, Северус ускорился, окончательно сбиваясь с ритма, жарко выдыхая сквозь зубы. Звуки, которые он издавал, сводили с ума, его бесконтрольный жар проникал, казалось, до самого сердца. Гарри застыл в этом мгновении, удивлённо смотрел в смазанное, нечёткое лицо Северуса, молча слушал хаос в своём теле, разрываемом судорогами — одной за другой, пульсирующими, горячими, несущими освобождение такой силы, что Гарри казался себе рыбой, выброшенной на берег и выпотрошенной. Он смог вернуться в реальность только после того как Северус замер на нём, несколько раз дёрнулся, глухо рыча и пуская по его пустому, почти бесчувственному телу новые волны острых мурашек, и окончательно застыл. Небо в окне на крыше начинало светлеть, чёрный сменился светло-серым, и за тучами по-прежнему не было видно звёзд. Даже если они и светили бы, без очков не разглядеть. Гарри смотрел в размытое пятно света и не думал ни о чём. Северус вытирал его живот, прошёлся салфеткой между ног, но на смущение не хватало сил. Сил не осталось вообще. Гарри не был уверен, что они появятся наутро, сейчас его тело было призрачной субстанцией, лишённой всех материальных проявлений. Северус погасил свет, и теперь приближение утра стало особенно очевидно — небо в окне действительно бледнело, а темнота комнаты казалась ненастоящей, остатками предыдущего дня, которые по случайности задержались дольше, чем нужно. Начинался новый день.