Солнце, лето и первая любовь

Сомнения закрались в Софину душу. Пока девушка вприпрыжку возвращалась домой, внутри было так радостно и светло, а потом пришли терзания и сожаления. Всю оставшуюся ночь девушка не могла уснуть, она ворочалась на постели и хваталась за каждую возможность получить хоть крупицу сна. Мысли грызли Софу, словно червяк, поедающий сладкое спелое яблоко. Не может быть, чтобы всё получалось так хорошо. Обязательно должен быть какой-то подвох. Вдруг Василиса вовсе не это имела в виду? Она просто не могла ответить взаимностью на эту дурацкую Софину влюблённость! Хотела ли подруга на самом деле целовать Софу? Являлась ли Софа тем человеком, ради которого Василиса отвергла Гену? Или же она просто играла с бедными чувствами девушки? Голова гудела, а сна не было ни в одном глазу. Софа встала с развороченной постели, подошла к окну и настежь распахнула его. Занимался рассвет. Бледное розовое солнце едва показывало свои лучики из-за туманного горизонта. В лицо ударила лёгкая прохлада и запах росы. Разве так в жизни бывает? Софа никогда раньше не слышала, чтобы девушки могли целоваться с девушками. Ни в фильмах, ни в книгах, ни в журналах такого никогда не показывали. Но, если сама Софа чувствовала в себе реальность этой влюблённости, разве могло её в мире совсем не существовать? И, если вдруг Василиса и вправду ощущала нечто подобное, значит это не единичный случай. Болезнь? Но разве могут симптомы болезни быть такими сладостными и мучительными одновременно? Софа подумала о том, как стыдно будет завтра смотреть Василисе в глаза. И не только ей: бабушке, Гене, остальным ребятам. Как будто они могут видеть всё, что происходит в Софиной душе. Зачем она ответила на поцелуй? Она могла оттолкнуть Василису подальше и бежать, но она выбрала самый лёгкий путь. Самый лёгкий и самый порочный, самый стыдный и смущающий. Вернувшись на кровать, Софа ненадолго задремала, и проснулась только когда было совсем позднее утро. Голова раскалывалась, будто в неё воткнули сотни раскалённых игл, а во рту было сухо. Софа решила, что сегодня ни за что на свете не встанет с постели. На лестнице послышались тяжёлые шаркающие шаги. Бабушка тихонько отворила дверь и вошла в комнату. — Софочка, ты ещё спишь? — мягко спросила она. Софа болезненно застонала и повернулась на другой бок. — Господибожежтымой! Ты больна? — бабушка засуетилась вокруг внучки: трогала её лоб и квохтала, словно курица-наседка. — Ты что в уличной одежде спала? Софа и правда заснула, не раздеваясь. Придя домой счастливая, она рухнула на кровать прямо так: в грязном сарафане, перепачканном смолой и землёй. — Да у тебя же температура! — вынесла вердикт Марья Иосифовна. — Где ты умудрилась так заболеть? «Зато мне не придётся встречаться с Василисой», — подумала Софа. Ей хотелось сейчас только горячего чая с домашним малиновым вареньем и полноценного сна. Даже перед бабушкой было совсем не стыдно. Хотя Софа понимала, что если она узнает про увлечения своей внучки, презрения, ругани и криков не избежать. Ещё расскажет маме с папой, и девушке будет ох как стыдно перед ними всю оставшуюся жизнь. «А вдруг меня вообще в психушку сдадут, как умалишённую?» Бабушка помогла Софе переодеться в ночную рубашку, принесла обещанного чая с вареньем и укрыла внучку одеялом. — Тебе сегодня нужно отдохнуть, ни в коем случае никуда не ходить и отоспаться! — сказала Марья Иосифовна. — Хорошо, бабуля, — наигранно слабым голосом ответила Софа. Её первостепенной задачей было изображать из себя больную, как можно дальше. Болезнь не была настолько сильной, чтобы соблюдать постельный режим долгое время, но Софа всё равно была благодарна своему хрупкому здоровью за то, что её так скашивало от любого нервного потрясения. Цвет чая в чашке, как назло настойчиво напоминал Софе о Василисиных глазах. Снова поблуждав мыслями в вчерашнем дне и, выпив весь чай с вареньем, девушка погрузилась в беспокойный целительный сон. Ей снились яблоки, не прекращая падающие с неба дождём, и гоняющаяся за ней по всей заброшенной усадьбе злая Баба Нюра с ружьём, а потом старуха догоняла её и целовала, постепенно превращаясь в Василису. Вася из сна после поцелуя отталкивала Софу, смеялась и осуждающе кричала: «Неправильная, тебя бы в психушку сдать! Никто больше не будет с тобой дружить! Никогда! И не смей ко мне прикасаться!» *** Когда Софа открыла тяжёлые ото сна веки, уже вечерело. Закатное солнце окрасило одеяло в алый цвет. Через открытое окно она услышала знакомый Василисин голос: — Можно нам к ней, Марья Иосифовна? Мы ей ежевики принесли из леса. — Я схожу и проверю, спит она или нет. А вы, девочки, подождите меня здесь, — на этих словах бабушка торопливыми шагами проследовала в дом, а дальше вверх по лестнице — в Софину комнату. Когда старушка вошла в помещение, девушка начала старательно притворяться спящей. «Только бы поверила, только бы поверила, только бы поверила», — крутилось у неё в голове. Ей так не хотелось видеть Василису, разговаривать с ней, особенно в таком болезненном виде. Бабушка ушла, слегка прикрыв за собой дверь. Спустя некоторое время внизу снова послышался её голос: — К сожалению, Софочка спит. Но вы можете тихонько посидеть в комнате и подождать её пробуждения. Вы же можете тихо сидеть? — Спасибо, Марь-Иосивна! — услышала Софа Зинкин голос. — Только давайте вы не пойдёте всей толпой? Вы можете её случайно напугать, когда она проснётся, — сказала бабушка. — Зин, Марин, давайте вы подождёте на улице, а я вас позову, когда Софа встанет? — обратилась к девушкам Василиса. «Вот чёрт!» — выругалась про себя больная. Она тяжело вздохнула, перевернулась на живот и уткнулась лицом в подушку, чтобы случайно не выдать того, что на самом деле не спит. Вскоре на стул, заботливо поставленный бабушкой около кровати, кто-то опустился. А точнее это была Василиса. Она поставила корзинку с ежевикой, которую она упоминала в разговоре с Марьей Ивановной, на прикроватную тумбочку. Софа долгое время лежала в тишине, слушая только мерное дыхание сидящей подле кровати Василисы. Наконец та нарушила установившееся молчание: — Я знаю, что ты не спишь Софа! Девушка ничего ей не отвечала, продолжая притворяться спящей. — Ну же! Я вижу, что ты просто лежишь. У тебя сильно напряжена спина, — продолжила Василиса. — Наверное, ты не хочешь меня тут видеть? Хочешь, чтобы я поскорее ушла? Прости меня за вчерашнее. Я, честно, не хотела. Я видимо неправильно поняла твою последнюю фразу. Прости, что причинила тебе дискомфорт, такого никогда больше не повторится, обещаю. Я лучше тогда просто уйду, нечего мне тут делать… — Нет! — Софа резко перевернулась на спину и схватила Василису за запястье. — Не надо! Вася выглядела удивлённой и даже немного обескураженной. — Ты всё правильно поняла, — призналась Софа. — Я просто… — Я уж думала ты больше не хочешь меня видеть, избегаешь. Тебя не было почти весь день, а Баба Нюра всех детей в деревне собрала и давай допрашивать, кто в её сад лазил! Хорошо, хоть мы успели в лес убежать. А ты, оказывается, лежишь тут, болеешь. Прости, что раньше не пришла… — Василиса, а я правда тебе нравлюсь не только как друг? — прервала Софа монолог подруги. — Что? — переспросила Вася. — Ну…да. Я в тебя даже…мхм…влюблена и достаточно давно. — И ты совсем не сожалеешь, что меня поцеловала? — Ни капельки, — Василиса улыбнулась и другой рукой нежно погладила Софину ладонь у себя на запястье. — Я вообще редко о чём-то сожалею. — Я так перепугалась, что всё не так поняла. — И я тоже. — Я думала, что такого не может быть, и что ты не взаправду меня поцеловала. — Софе непременно хотелось выведать все вопросы, которые её мучали. — И я и есть тот человек, про которого ты Генке говорила? — Ага, — ответила Василиса. — Софа? — А? — Можно я тебя поцелую? — В Васиных глазах плясали искорки, она взяла Софину руку в свою, на этот раз нормально, и переплела их пальцы. Софа села на кровати и кивнула. Теперь лицо подруги было так близко к своему собственному. Можно было разглядеть каждую веснушку, каждую крапинку в её глазах и каждую длинную светлую ресничку, так красиво выделяющуюся в свете тусклой лампы. Они уже готовы были поцеловаться, как на лестнице послышались шаги. Девушки резко отпрянули друг от друга, и Софа приняла своё прежнее лежачее положение. — Вы тут так долго были, и мы подумали, что Софа уже проснулась, — сказала с порога Маринка. — Как ты себя чувствуешь, Софочка? — спросила севшая на край кровати Зина. — Уже лучше, спасибо, — словно на автомате ответила девушка. — Там внизу пришла Баба Нюра! — начала рассказывать Маринка. — А в руке у неё туфля! И она спрашивает у твоей бабушки: «Марья Иосифовна, а вы случайно не знаете чья это туфля? Я нашла её на дороге недалеко от моего дома и думаю, что она принадлежит одному из тех хулиганов, напавших на мой сад!» — А твоя бабушка такая отвечает: «Нет-нет! Не знаю», — подхватила Маринин рассказ Зина, пародируя манеру речи Марьи Иосифовны. — Я думаю, что она намеренно тебя покрывала, Софа. — Ой! — хихикнула светловолосая девушка. — Вот же мне влетит, когда я выздоровею. — А нечего было туфли терять! — хохотала Василиса над провалом подруги. Они почти до ночи просидели с Софой, развлекая её шутками и разговорами. Больная смеялась и ела принесённую ежевику из корзиночки. А когда им пришла пора уходить, Василиса одарила её таким нежным и ласковым взглядом, какой ей кроме матери никто никогда не дарил.