Усы, лапы и стальные бубенцы

      Я сидел на берегу, глядя вдаль. Шумел прибой, кричали чайки, а ветер колыхал листву. Солнечные лучи прыгали по волнам, и везде, куда падал взгляд, была лишь вода. Лазурная, красивая, но беспощадная. Она одновременно становилась спасением и клеткой, ведь отделяла от Фиора, друзей и прошлой жизни. Всё, за что мы боролись, осталось где-то там, за горизонтом, вне зоны досягаемости. На многие километры вокруг не оказалось ни одного разумного существа. Лишь изредка, на грани видимости, проплывали корабли. Никто из нас не пытался подать сигнал бедствия, а напротив, все внезапно находили тысячу причин, чтобы убраться с берега глубже в лес.       Безымянный остров стал нашим приютом семь дней назад. Удивительно тихий и спокойный, сперва он внушал опасения. Мы боялись заходить глубоко в лес, ожидая встретить там сильных диких зверей или какой-нибудь разумный, но не цивилизованный народ. Когда-то давно я читал, что далекие острова кишели племенами, признающими только силу оружия и магии. В них бытовали жертвоприношения, каннибализм и ритуальные дуэли насмерть. Нередко мореплаватели, изучающие новые земли, сталкивались с агрессивным приемом местных, и о том, как складывалась их дальнейшая судьба, лучше было не упоминать. Из-за того, что дикие народы использовали магию иначе — не так, как современные волшебники — они могли стать настоящей угрозой для неподготовленного человека. Я предпочел бы никогда не встречаться с такими племенами и тем более не давать им застать себя врасплох.       Кроме того, в глухих местечках зачастую обнаруживались общины темных магов. Волшебники, изучающие самые жуткие и гнусные заклинания, порой сбивались в небольшие группы. Все страны мира старались запереть их за решеткой, дабы прекратить ужасные исследования, но далеко не всегда это удавалось. Темные маги отлично умели скрываться. Они уходили глубоко в дикие земли или уплывали на далекие острова, где никто не мог потревожить их, и продолжали проводить исследования. Им не удалось поставить мир на колени лишь потому, что большинство общин уничтожали сами себя в ходе очередного эксперимента.       Я вспомнил обо всем этом, лишь когда немного пришел в себя после окончания битвы на Тенрю. К счастью, Нацу позаботился о нашей безопасности, пусть и не предполагал появления темных магов или диких племен. Он по привычке решил следить за обстановкой днем и ночью, лишь изредка позволяя себе отдохнуть. Брат мотивировал это тем, что чувствовал себя лучше, чем мы с Хайналем. Отчасти это было правдой. Меня сильно потрепало за последние несколько часов сражения, когда на поле боя появился Тартар. Особенно постаралась Кьека, которая едва не отбила мне внутренние органы, раз за разом пытаясь убить. Новое тело Хайналя пострадало еще сильнее, ведь его прошлый владелец был рядовым рунным рыцарем. На то, чтобы оно полностью восстановилось, должно было уйти много времени.       Несмотря на то, что Нацу постоянно находился на острие атаки, его физическое состояние было лучше нашего. Брат мог свободно двигаться, не падал без сил через каждые пару часов и даже мог колдовать. Немаловажную роль в этом сыграла его демоническая часть. Пробудившись, Нацу вмиг укрепил тело новой энергией, и это позволило ему не только выдержать сражение с Мард Гиром, но и начать быстрее восстанавливаться после боя. Будь с нами целитель, брат сумел бы полностью излечиться за пару недель. При текущем положении дел это могло занять около месяца. Впрочем, меня радовало уже то, что он не умирал и никаких смертельно опасных ранений у него не было.       Самым здоровым среди нас был Зереф. Однако лишь в физическом плане. Психическое состояние мага вызывало опасения, и я с тревогой наблюдал за ним, отмечая перемены в настроении. Невооруженным глазом было видно, что внутри него накапливались негативные чувства — вина, ненависть к себе, страх, стыд. Зереф смотрел на Нацу, который с ощутимым холодом относился к нему, затем на Хайналя, который пока просто пытался восстановиться и научиться снова жить в физическом теле, и его начинали накрывать эмоции. Неверие перемешивалось с надеждой, а радость от воссоединения с самыми близкими — со страхом. Точно в день нашей встречи на Тенрю, он начинал погружаться в пучину самоненависти, осознавая тысячи своих ошибок.       Если бы он не попытался вытащить душу Нацу из Круга Перерождений, Анкселам не покарал бы его, и не наложил Проклятье Противоречия. В этом случае люди не увидели бы в нем опасного темного мага и не попытались уничтожить. Хайналь не умер бы, защищая его, и Культ никогда не сформировался бы. Следовательно, все эти четыреста лет маги, называвшие себя его последователями, не проливали бы кровь невинных и не упрочняли порочный круг ненависти. Не случилось бы битвы при Магнолии, в которой погибли сотни человек, не разыгралось бы сражение на Тенрю, в итоге, уничтожившее остров. Возможно, мир стал бы чище и спокойнее, если бы его — Зерефа — не существовало.       Примерно такие мысли витали у него в голове. Мне не нужна была телепатия, чтобы узнать об этом, а достаточно было только взглянуть на него. Хайналь постоянно пытался вытащить друга из черного омута, но пока не добился ощутимых результатов. Маг оставался глух. Он продолжал копить внутри негативные чувства, не позволяя им пробиться вовне, и постепенно закрывался ото всех. Вероятно, он боялся, что его эмоции могли навредить Нацу и Хайналю, обратившись в магию — необузданную и своевольную. Ему всё ещё не удавалось принять тот факт, что ни волшебства, ни Проклятья у него теперь не было. Впрочем, нельзя было его за это винить, ведь четыреста долгих лет он жил вместе с ними. Отрицание стало вполне нормальной реакцией на перемены.       Нацу тоже внимательно следил за Зерефом, но практически не разговаривал с ним и не пытался ничего сделать. Брат удивительно холодно относился к нему, и в первое время даже мне было трудно найти причину для такого поведения. Насколько я помнил, он всегда хотел найти семью, а потому отчаянно цеплялся за воспоминания об Игниле. У него остался смутный образ человека из прошлого, но он не мог сказать ничего конкретного о нем. Нацу бережно хранил это воспоминание, не доверяя его никому, кроме меня. Учитывая раскрывшуюся правду, теперь можно было смело утверждать, что этим человеком был Зереф. Это одновременно радовало Нацу и печалило.       Вероятно, было ужасно больно осознавать, что родной брат находился буквально в двух шагах и имел время, силы и возможность увидеться с ним, но предпочел остаться в стороне. Более того, за семь дней, проведенных на острове бок о бок, он не попытался поговорить с ним. Зереф ничего не объяснил: ни почему оставался на Тенрю всё это время, ни почему отправил его на четыреста лет вперед, ни как вообще решился вытащить его душу из Круга. Он даже не сказал, что был рад встрече! Зереф только заторможено слонялся вокруг, удовлетворяя базовые потребности тела, и молча пытался свыкнуться с новыми правилами. Нацу это задевало.       Я был уверен, что брат искренне хотел помочь ему, поддержать, утешить. Однако Зереф выстроил вокруг себя такую крепкую стену, что только Хайналь решался попробовать пробиться через нее. Что примечательно, маг реагировал исключительно на него. Я не знал, что именно стояло за этим, но не мог не замечать, какими взглядами одаривал Нацу Зерефа, когда тот с трудом выдавливал из себя слова, сидя рядом с Хайналем. Внутри брата начинала накапливаться обида, и он пытался найти способ урвать себе часть внимания. Скорее всего, его нарочитый холод был провокацией. Нацу хотел заставить Зерефа взорваться, высказать всё, что накипело, а затем устранить недопонимания и построить отношения заново. Это было довольно радикально с его стороны, но я не удивлялся такому методу. С тех пор, как Нацу обратился ЭНДом, он стал жестче. Это проявлялось во всем. В том числе в общении.       — Так и думал, что найду тебя здесь, — я непроизвольно вздрогнул, когда сзади раздался голос, выдернувший меня из размышлений, и обернулся. — О чем ты так задумался, что не услышал моих шагов?       Хайналь сел рядом, и я неопределенно дернул хвостом.       — Обо всем.       — А конкретнее? — он скосил на меня взгляд.       Я вздохнул и взял в лапку камешек, валявшийся рядом.       — О Нацу и Зерефе, — сказал я. — Нелегко видеть, что они почти не общаются. Я знаю, что они очень дорожат друг другом, но то, что между ними происходит сейчас…       — Удручает, — закончил за меня Хайналь.       — Да. Я хотел бы, что они смогли поговорить, обсудить всё, что накипело. Или, на худой конец, подраться, чтобы сбросить напряжение, — я бросил камень в воду и взял еще один. — Помнишь, что сказал Нацу, когда узнал, что он — брат Зерефа? — спросил я и перевел взгляд на Хайналя.       — Он хотел ему врезать, — кивнул тот. — А потом крепко обнять.       — Вот именно, — я расстроенно опустил ушки. — Но что-то я не вижу ни того, ни другого.       Хайналь хмыкнул и задумчиво потер подбородок.       — Дай им время, — сказал он. — Многое переменилось, и прежде всего им нужно это принять. Зереф всё ещё не может поверить, что Проклятье исчезло, а у Нацу в голове такой хаос, что он и тебя едва помнит. Даже если бы они сейчас начали выстраивать отношения, вряд ли получилось бы что-то стоящее.       — Возможно, ты прав, — признал я и бросил камень в воду.       — Но тебя гнетет не только это, — проницательно заметил он. Я снова дернул хвостом и решил промолчать. — Не думай, что я отступлю. Наша связь так же крепка, как раньше, и твои чувства для меня — не секрет.       Я отвернулся и насупился.       — Я не хочу об этом говорить.       — Даже со мной? — Хайналь явно вскинул бровь, и его слова резанули меня, точно клинок.       — С кем-либо, — выдохнул я, расстраиваясь еще больше. — Пока… с этим слишком сложно.       Он ничего не ответил, только кивнул, будто принимая ответ, и перевел взгляд на море. Я краем глаза посмотрел на него, но не смог считать эмоции, а собственные взбунтовались, заставив сердце болезненно сжаться. Стало тоскливо, а холодный ветер пробрал до костей. Я невольно снова задумался о тягостной теме, которая заставила меня утром отдалиться от остальных. К счастью, Нацу ушел изучать лес около часа назад, а потому мне удалось скрыть от него свое состояние. Зерефа же в принципе мало что волновало, поэтому на его счет можно было не переживать. Единственным, кто мог заметить мою грусть, стал Хайналь. Однако он ничего не предпринимал сперва, и я сбросил его со счетов. Как оказалось, зря. Хайналь не пустил ситуацию на самотек, а просто решил выждать некоторое время.       Не желая снова погружаться в невеселые мысли, я решил переключить внимание на него. Внешность Хайналя сильно изменилась, и наблюдать за ним в новом теле становилось довольно интересно. Его походка, взгляды, осанка, манера говорить — всё это было очень знакомо, ведь я жил с ним бок о бок достаточно долго. Однако привычные действия теперь выглядели иначе, и в первое время вызывали диссонанс внутри. Я одновременно узнавал Хайналя и видел перед собой совершенно другого человека. Не удивительно, что и Зерефа сбивало с толку его новое обличье. К счастью, я всё ещё ощущал нашу связь, а потому не сомневался, что передо мной действительно был Хайналь. Впрочем, порой мне не хватало его прежнего облика. Для спокойствия и чувства защищенности.       На смену яркой голубизне глаз, которые наливались холодной синевой в напряженные моменты, пришел глубокий карий цвет. В сумерках он и вовсе казался черным. Вместо аристократических тонких пальцев, больше подходящих пианисту, появились мозолистые ладони, долго время знавшие лишь изнурительные тренировки с оружием. Золотые волосы сменились на русые, которые Хайналь туго стягивал на затылке в небольшой хвост. Кроме того, его новое тело стало более худым, и по росту он теперь сравнялся с Зерефом. Глядя на него в новом амплуа, я с трудом мог представить себе рыцаря в сияющих доспехах и с большим двуручным мечом наперевес. Гораздо больше Хайналь теперь походил на лучника или охотника. Почему-то это сбивало с толку сильнее всего.       Сам Хайналь, кажется, уже свыкся с новым образом. Первое время он с удивлением изучал себя в отражениях в воде и порой просил нас описать его новую внешность. Труднее всего ему оказалось принять новый цвет глаз, а с остальным почти не возникло проблем. Хайналь заявил, что в принципе был рад получить второй шанс на жизнь, а то, в каком теле это происходило, имело не такое большое значение. Теперь он был свободен. Для него открылись сотни путей, и он больше не был привязан ко мне. Это перевешивало все недостатки нового тела. А то, что оно оказалось магически одаренным, стало дополнительным бонусом. Теперь Хайналь мог осуществить давнюю мечту — стать волшебником.       Иронично, что они с Зерефом поменялись местами. Теперь Хайналь был магом, а Зереф — обычным человеком. Они напоминали отражения друг друга, точно день и ночь.       — Корабль, — вдруг сказал Хайналь, прищурившись. — Видишь? На северо-западе.       Я перевел туда взгляд.       — Вижу, — сказал я и дернул хвостом. — Интересно, чей он.       — Думаю, неизвестной Фиору страны, — ответил Хайналь. — Посмотри на его форму. Даже с такого расстояния видно, что он построен иначе. Особенно кормовая часть.       — Мгм, — протянул я и бросил очередной камешек в воду.       — Ты расстроен? — спросил Хайналь. — Хотел бы увидеть флаг Фиора на мачте?       Я вздохнул и покачал головой.       — Дело не в этом, — сказал я. — Я скучаю по гильдии и королевству, но сейчас не время возвращаться домой. Белиар правильно сказал — нужно переждать, когда народ успокоится. Даже если сюда приплывет корабль за нами, опрометчиво будет плыть на нем в Фиор.       — Хорошо, что у нас теперь есть вещи первой необходимости и палатки, — кивнул Хайналь. — Не думал, что Белиар соберет абсолютно всё для выживания в дикой местности.       — Нам повезло иметь его в союзниках, — хмыкнул я, кожей чувствуя, что Хайналь собирался подобраться к самой неприятной теме. Я попытался увести разговор в иное русло. — Держу пари, его пространственный карман даже больше, чем у Эльзы.       — Соглашусь. Как думаешь, сколько у него осталось свободного места там?       Я пожал плечами и пустился в рассуждения на эту тему. Хайналь поддержал разговор, и некоторое время мы просто обсуждали магию Белиара. Это позволило немного расслабиться и успокоиться. Я был рад отвлечься от невеселых мыслей, особенно учитывая, насколько они выбили почву из-под ног этим утром. Удивительно, но мне уже не хотелось ни плакать, ни кричать, ни злиться. Вероятно, я так измотался за последнее время, что перестал в полной мере испытывать эмоции. На меня навалилась усталость. Хайналь, заметив мое подавленное состояние, забеспокоился, однако решил не копаться в моей голове, чтобы узнать причину, а попытаться добиться ответов в разговоре. Теперь, когда мы стали двумя разными людьми, это было правильно и тактично.       Впрочем, он всё равно не собирался отступать. Когда мы досконально обсудили магию пространственных карманов и поговорили на нейтральные темы, Хайналь в лоб заявил:       — Ты грустишь из-за Хранилища.       На это я смог только тяжело вздохнуть.       — Ты не отстанешь, верно? — выдавил я без особой надежды.       — Не в этот раз, — покачал он головой.       Я перевел взгляд на волны, омывающие берег, и, чувствуя внутри какую-то пустоту, тихо, но слишком спокойно сказал:       — Я потерял его, — шум прибоя едва не заглушил эти слова. — Стеллаж, в который я заносил все самые лучшие воспоминания с Нацу пропал… Его больше нет, и я не могу найти даже обрывки страниц, хранившихся там. Думаю, его разнесло во время боя с Айзеком.       — Мне жаль — так же тихо ответил Хайналь и мягко погладил меня по голове. — Я понимаю твою боль. Это были действительно ценные воспоминания.       Я кивнул, и обернул хвостик вокруг себя, точно выстраивая маленькую безопасную зону.       — Я обещал ему рассказать о нас всё, но теперь… — я замолчал на мгновение, — не могу этого сделать. У меня остались только повседневные мелочи, но это не то. Я хотел показать ему нашу связь. В лучшем ее проявлении.       — Он видит её и без воспоминаний, — сказал Хайналь. — Даже сейчас, когда у него в голове каша, он чувствует, насколько ты ценен для него.       — Я знаю, — я шмыгнул носом. — Просто обидно, что я пожертвовал нашими воспоминаниями ради победы над Айзеком.       — Это достойная жертва, — заметил Хайналь.       — Но от этого не легче, — прошептал я. — Я знаю, что мы можем создать много новых воспоминаний, но… мне нужно время, чтобы принять, что старые навсегда исчезли.       — Я понимаю.       Хайналь снова погладил меня, и сердце сжалось. Теперь, когда война с Культом осталась позади, не нужно было больше бояться темных магов и демонов. Можно было забыть о постоянной угрозе вторжения и погружения мира в хаос. Вот только победа не принесла радости. Она потребовала слишком больших жертв. Вспоминая всё, что пришлось отдать ради мирного неба над головой, я ощущал внутри лишь глухую тоску. Из-за практически полного уничтожения Хранилища я и вовсе потерял часть себя — многие воспоминания и знания оказались потеряны. Даже показалось, что от меня осталась лишь тень — обессиленный образ некогда сильного и смелого существа. Война выпила из меня все силы.       Это угнетало.       Я покрутил в лапках очередной камешек, думая о разрушенном Хранилище, и вдруг там появилась пара новых страниц. Они спланировали на пол, точно осенние листья, подхваченные ветром. Я рефлекторно просмотрел их и остолбенел. Взгляд метнулся к Хайналю, который улыбнулся и просто кивнул, будто не сделал ничего особенного. Однако я ощутил внутри такую волну благодарности, что едва не задохнулся от чувств. В глазах защипало, и пришлось несколько раз моргнуть, чтобы убрать слезы. Я попытался сказать, насколько важно это было для меня, но не нашел подходящих слов. В итоге, просто обнял его, заваливая нашу связь полуоформленными образами. Хайналь ответил более сдержано, но не менее искренне.       В тех страницах, что внезапно появились в Хранилище, когда я уже приготовился шагнуть во всепоглощающую печаль, оказалась копия моего воспоминания. Оно было самым ранним и самым дорогим. В нем я вылупился из яйца под удивленные восклицания согильдийцев и впервые увидел улыбку Нацу. Чистую, яркую и полную счастья. Он взял меня на руки, с восторгом оглядывая, и засмеялся от переполняющих его эмоций. Лисанна заметила, что мое рождение отвлекло всех вокруг от ссор, и брат, недолго думая, придумал мне имя. Хэппи — синее счастье с крыльями. Тогда я впервые произнес: «Айя!», вскинув лапку, и замурчал. Таким было наше самое первое совместное воспоминание.       Лишь вновь обретя его, я в полной мере понял, почему так расстроился, потеряв его. До этого мне оставалось лишь бороться с грустью, переполнявшей сердце, и пытаться понять, какой именно момент навсегда исчез из Хранилища. Я не думал, что Хайналь сохранил его. Мне казалось, что для него оно было слишком милым, сентиментальным и абсолютно непрактичным. Однако он, тоже пострадавший во время битвы с Айзеком, сумел защитить его. Более того, он вернул его мне, подарив драгоценные минуты счастья. Точно луч солнца, Хайналь ворвался в мою тьму, даря надежду на лучшее.       — Рад видеть тебя повеселевшим, — сказал он, и я снова забросал его полуоформленными образами. — К сожалению, мне не удалось сохранить больше воспоминаний, но ты можешь попробовать поискать подобные у согильдийцев, когда вернешься. Уверен, у них найдется, чем тебя порадовать.       — Угу, — я кивнул, шмыгнув носом из-за накативших чувств. — Я не знаю, как отблагодарить тебя. Для меня это так… — я взмахнул лапкой, не найдя слов, способных передать всю гамму чувств, — важно. Если бы я мог что-то сделать для тебя, я бы отдал этому все силы.       Хайналь добро ухмыльнулся.       — Тогда будь счастлив, ребенок, — сказал он. — Забудь о войне, крови и битвах, и насладись юностью. Ты заслужил это.       Я смог только кивнуть.       Черный омут, в который я погружался с самого утра, начал понемногу исчезать. Он не пропал по щелчку пальцев, но Хайналь сделал достаточно, чтобы вытащить меня из него. Я вновь ощутил в себе силы, а апатия отступила на шаг. Стало не так страшно и грустно снова думать о Хранилище, и у меня даже возникло желание вновь спуститься в него, чтобы навести там порядок. Заметив перемену во мне, Хайналь тоже повеселел. Он сказал еще несколько напутственных слов, а затем предложил снова поболтать о чем-нибудь простом. Мы с удовольствием поговорили об острове, на котором оказались, и даже обсудили, что хотели бы приготовить на ужин.       Незаметно прошло несколько часов.       Вскоре вернулся Нацу, до этого изучавший лес, и принес несколько тушек животных. Он нахмурился, взглянув на меня, очевидно, не поняв, почему я вдруг воодушевился, но решил оставить вопросы на потом. Вместо этого он подробно описал всё, что ему удалось увидеть в чаще, и показал несколько новых видов ягод. Я с трудом смог отыскать в Хранилище информацию о них. Два вида оказались ядовиты, поэтому мы тут же их выкинули, но еще один был безвредным. Нацу пообещал завтра собрать побольше, и я вызвался составить ему компанию. Брат явно был против, но в этот раз решил отступить. Судя по всему, остров был достаточно безопасным, чтобы я мог свободно перемещаться по нему. Особенно учитывая то, что Нацу не выпустил бы меня из поля зрения.       Обсудив план на завтра и распределив задачи на вечер, мы разбрелись по делам. Хайналь занялся свежеванием тушек, Зерефа единогласно отправили к источнику пресной воды, а мы с Нацу отправились за хворостом. Солнце начало клониться к закату, и холодный ветер вновь прокатился по острову. Я поежился и мысленно снова поблагодарил Белиара за доставленные вещи первой необходимости. Если бы он не принес одежду и одеяла, мы вполне могли простудиться.       — Вернемся к лагерю, — сказал Нацу, когда заметил, что я замерз.       — Всё в порядке, — возразил я. — Давай, соберем еще немного. Тогда тебе не придется ходить еще раз ночью.       Нацу ничего не ответил. Только поджал губы и вернулся к прерванному занятию. С тех пор, как он обратился ЭНДом, он стал более молчаливым и сдержанным, и это порой сбивало с толку. Я привык видеть его другим — взбалмошным, крикливым и жизнерадостным.       — Ты выглядишь оживленным, — сказал он минуту спустя, когда молчание затянулось. — Случилось что-то хорошее?       Я не сдержал улыбку и кивнул.       — Я как раз хотел поговорить с тобой об этом. Думал, какое время лучше выбрать, чтобы нам никто не помешал.       Нацу вскинул бровь, и я подбежал к нему ближе. Брат присел на корточки, кладя рядом охапку сухих веток, и приготовился слушать. Он с таким вниманием уставился на меня, что я смутился. Создалось впечатление, что он всегда ставил в высший приоритет всё, что касалось меня, даже если это были какие-то мелочи. От этого теплело в груди.       — Хайналь помог мне вернуть одно важное воспоминание, — сказал я, опуская подробности того, что потерял все остальные. — Я хочу поделиться им с тобой. Дашь мне сделать это?       Нацу на миг поколебался, но всё-таки кивнул.       — Конечно.       Он приоткрыл разум, но ровно настолько, чтобы туда смог проникнуть крошечный пакет информации. Я передал ему воспоминание, с нетерпением ожидая реакции, и он, прикрыв глаза, принялся изучать его. В какой-то момент Нацу нахмурился, и во мне вспыхнуло волнение. Проснулся неясный страх, который пришлось гнать прочь силой. Я беспокойно задергал хвостом из стороны в сторону, и едва не подпрыгнул, когда брат открыл глаза. Под слоем холодной собранности в них вспыхнули эмоции: удивление, радость, нежность — всё то, что я так хотел видеть. Всё то, что исчезло, когда я пробудил в нем ЭНДа.       Нацу мягко погладил меня по голове и улыбнулся, пусть и с капелькой растерянности.       — Это очень милое воспоминание, — сказал он. — Я буду беречь его.       Я просиял.       — Я тоже! — воскликнул я. — Больше ни за что не потеряю.       Несмотря на то, что Нацу не совсем понял, что я имел в виду под последней фразой, он кивнул, сказав:       — Не сомневаюсь, братишка.       Этот простой и немного сумбурный разговор заставил меня искренне улыбнуться. Я обнял брата, пытаясь передать все чувства, что переполняли меня, и ощутил в груди невероятное тепло. Нацу с неподдельной нежностью ответил на объятия, и мы оба на некоторое время забыли о хворосте. Это воспоминание — новое, но не менее важное — заняло место в моем сердце. Я решил добавить его в новый стеллаж, созданный взамен утраченного, и оберегать, как зеницу ока.       Когда мы вернулись к костру, нас уже ждал ужин, и тихонько переговаривающиеся Хайналь и Зереф. Ночью мы с Нацу решили посмотреть на звезды, и впервые за долгое время мне стало так легко.       Надежда на лучшее снова начала разгораться в душе…