***
— Мерлин, Гарри, в этом нет необходимости, — раздраженно бурчит Сириус скрипучим голосом. Его волосы взъерошены после сна, губы распухли, а голос приглушен подушкой. Гарри недовольно оглядывается и швыряет в него недописанное эссе по Зельям. Чертов Снейп сожрет его с потрохами, если он сегодня не сдаст эту высосанную из пальца писанину, а списать, как назло, было совсем не у кого. Луна была на год младше, да и дела обстояли у нее в Зельями куда как хуже, чем у него самого; с Малфоем они не общались с той самой ссоры почти месяц назад, а Грейнджер, с которой у них вроде как была договоренность о взаимовыручке, наверняка откажет и прочистит ему мозги о надвигающихся экзаменах. Поэтому сейчас, в половину восьмого утра в понедельник, он как никогда понимал, что пользы в том, чтобы жить с профессором в одном доме, вот вообще не было. Мерлин, Сириус был бесполезен. — Я перечитал этот параграф уже два раза, не понимаю, почему эти идиотские таблицы совместимости не — блять — совмещаются! За его спиной раздается недовольное сопение — в самом деле, Сириус, восемь утра это же так рано, учитывая, что через десять минут начинается завтрак в Большом Зале, а они все еще в доме на Гриммо. За сопением следует возня в одеялах, сдавленный стон и шелест бумаги. Сириус поднимает на уровень глаз пергамент, пытаясь разобраться в каракулях Гарри, но быстро сдается, швыряя свиток на пол. Гарри почти смеется над его драматизмом. — Не верь тому, что читаешь в умных книжках, — ворчит Сириус, опираясь на спинку кровати. — Сказал профессор, — фыркает Гарри и оглядывается на мужчину в постели. Его лицо такое теплое и примятое ото сна в нежных лучах восхода, что удержаться от поцелуя невозможно. Сириус подбирает одеяло под грудь, скрывая зацелованные прошлой ночью татуировки, упирается пятками в кровать и невидящим взглядом уставляется на Гарри. — Сказал тот, кто ненавидит Зелья, — поправляет Сириус и бросает в него подушку. Затем он тянется к будильнику на тумбочке, удивленным взглядом уставляется на стрелки и вздыхает. — Какого хрена ты притащил домашку в постель, что, опять не?.. — Заткнись, — прерывает его Гарри, через голову скидывая футболку и забираясь на кровать, — убери сраное одеяло и дай сюда свой член, пока я не спустился вниз, не нашел там Снейпа и не задал ему вопрос о его долбанных таблицах... Гарри подползает ближе, хватается за край одеяла и рывком сбрасывает его на пол, оставляя Сириуса совершенно нагим ежиться от прохлады остывшей за ночь спальни. — Полегче, ковбой, — смеется он, но послушно раздвигает ноги. Узкие ладони находят его колени, пробегаясь пальцами по лодыжкам и посылая толпы мурашек. Гарри накидывает хитрую ухмылку, и Сириус не может удержаться от ответной. — Итак, мистер Поттер, — дразнит он, — вы хотели пожелать мне доброго утра. — Я хотел, чтобы вы, профессор Блэк, помогли мне с чертовым Зельеварением, но, кажется, кроме члена ничего выдающегося в вас нет. — О, как интересно. В таком случае, мистер Поттер, предлагаю вам заняться этим самым членом, а я в ответ, может быть, решу вашу проблему с Зельеварением. Черт возьми, думает Гарри, как я люблю этого засранца. Сириус позволяет ему раздвинуть свои колени и нетерпеливо тянет его смеющееся, хитрое и все еще заспанное лицо на себя. Гарри широким мазком облизывает кончик его члена, а затем плавно опускается вниз, доставая головкой до самых гланд. Едва не задыхаясь, со слезами из уголков глаз — он не отводит взгляда от Сириуса. Потому что это игра. Кто смутится первый? Кто первый подумает о том, что это не правильно? Кто первый отведет глаза? — Блять, — выдыхает Сириус, хватая Гарри за растрепанные пряди и наплавляя так, как нравится. — Ты стал слишком хорош в этом. Гарри бормочет что-то неясное, и Сириус с улыбкой вспоминает, как когда тот был маленьким и неловким, и постоянно, пережевывая конфеты или хлебая газировку, пытался что-то сказать, и все содержимое рта непременно оказывалось на его одежде. — Что, детка? — обеспокоенно переспрашивает он так же, как делал лет десять назад. Гарри очевидно плевать на то, понял его Сириус или нет, он полностью увлечен тем, чтобы взять член в расслабленное после сна горло как можно глубже — как побить собственный рекорд,. Но Сириус, осторожно касаясь подбородка, отнимает его рот от своего члена, умиляясь тому, как Гарри неосознанно потянулся вслед за плотью, и выразительно смотрит, вынуждая повторить. — Я сказал, что у меня был хороший учитель и достаточно время для практики, — закатывает тот глаза. — Да, да, я знаю, — Сириус нежно проводит большим пальцем по щеке Гарри, а затем несильно, но ощутимо шлепает по ней. — А теперь возвращайтесь к работе, мистер Поттер. И Гарри не теряет времени, жадно возвращая свои губы на член, пропуская в себя сразу до половины и задыхаясь. — Обожаю твой рот, — беззастенчиво выдает Сириус, мягко толкаясь бедрами, направляя свой член в горло неподвижно застывшего Гарри. — Моя умница. Каждое слово он подчеркивает особо резким толчком, и Гарри охотно принимает все, неосознанно тянясь рукой к своему члену, чтобы сжать его и отсрочить собственный оргазм. Он чувствует на языке солоноватый вкус и ускоряется, но Сириус дергает его за волосы, вынимая член из тугого, влажного жара рта. Гарри тянется следом, нетерпеливо пытаясь вернуть член в рот, но Сириус останавливает его. — Тебе лучше остановиться на этом, или я кончу в твое не менее прекрасное горло. — Может быть, это то, чего я хочу, — отвечает Гарри без промедления. Его губы липкие и влажные от слюны и выделений. — Заставить тебя кончить: сначала мне в глотку, а сразу после — в меня. — Он переводит торопливый взгляд на часы и снова раздраженно, совсем по-ребячески закатывает глаза, возвращаясь к члену и бурча недовольное: — Если ты перестанешь пиздеть не по делу и нам хватит времени. Сириус смеется, быстро вколачиваясь в рот Гарри и касаясь мягких губ пальцами, растягивая их под свой член. — Мне импонируют студенты, которые знают, чего хотят от жизни. У вас большое будущее, мистер Поттер. — Что бы эти студенты подумали, увидев своего обожаемого профессора таким, — задыхаясь, отвечает Гарри. — Раскрасневшегося, на грани, полностью под контролем мальчишки, которого они так ненавидят. А следом маленький поганец грубо сжимает его член, проворачивая в ладони и доводя до грани всего парой жалких движений так, как, блятьматерьбожья, умел только он — до позорного, щенячьего поскуливания на одной высокой ноте, судороге в пальцах ног и безумной тряске фантомного хвоста. — Святое дерьмо... — стонет Сириус, когда потоки его семени стекают в горло Гарри, а тот — послушно сглатывает все до последней капли, после чего прижимается влажным, запыхавшимся поцелуем к тазобедренной косточке. — Я люблю тебя, — просто шепчет он, так, будто попросил передать соль за столом или сказал, что за окном опять дождь. Сириус не может пошевелить ни языком, ни единой извилиной, чтобы ответить, что да — он тоже любит Гарри. Больше всего в этой проклятой отмеренной ему жизни. Он вытягивает согнутые до того в коленях ноги и пяткой проезжается по влажному пятну на простыни, куда мгновением ранее прижимался член Гарри. — С чего ты взял, что они тебя ненавидят? — внезапно спрашивает он. — Мм? — Студенты. Почему они ненавидят тебя? — Потому что они идиоты. — Гарри. Гарри со стоном отворачивается от него, как делает всегда, когда тема ему неприятна, и утыкается лицом в подъем лодыжки Сириуса. Сириус проводит по его спине с проступающими позвонками ногтями, заставляя поежиться. У Гарри на шее родинка — крохотная такая, незаметная вовсе, если не знать, что он там — и Сириус бесконечно влюблен в это пятнышко. Он знает, что Гарри ответит. Что через минутку-другую тишины он подавит в себе горькую, всегда рвущуюся на ружу желчь, и ответит — и даже пусть в этом будет всего капля правды, Сириусу будет достаточно. — Потому что им нечего мне предложить. Потому что они хотят купить то, что есть у меня: мою дружбу, тебя, нашу фамилию — но им нечего мне предложить взамен. — Он отстраняется от прикосновений и садится на край кровати. — И прошу тебя, не заговаривай про дружбу. И Сириус не отвечает ему. Он не говорит, что Гарри не прав, что настоящая дружба, как была у него с его отцом, как была с Ремусом и даже с Питером, — что эта дружба существует. Что существует простое человеческое общение, но... Но ничего этого он не говорит. Потому что единственные люди, которых он видел в окружении Гарри в Хогвартсе, это полоумная когтевранка Лавгуд, которую трудно назвать собеседником, и недоносок кузины Нарси, разговаривать с которым еще противнее, чем с его папашей-павлином. А ведь Гарри даже не старался за все это время, нет, — он никогда не старался завести ни с кем дружбу или хотя бы просто разговор на общие темы, поделиться мыслями, сплетнями, обидами — его Гарри просто не хотел ничего этого. Он не хотел никого. Никого, кроме своего опекуна, своего крестного. Никого кроме того, кто так же сильно хотел его в ответ, и того, кого хотеть не должен был ни в одной из возможных реальностей. Сириус подтягивает под себя ноги и перебирается ближе к краю кровати. Ему хочется обхватить Гарри за плечи, накинуть на них обоих одеяло, пряча в кокон тепла, безопасности и... и да, остатков спермы, которые он вытер со своего живота, — и любви. Понимания. Обещаний. Всего того, что нормальный родитель должен дарить своему ребенку в трудную минуту взросления, а не то, что происходит между ними. Поэтому Сириус ничего не делает. Он просто сидит рядом и точно так же смотрит в пол, позволяя мыслям бесчинствовать в голове. Что делать? Мы не опоздаем на завтрак? Надо зайти к Дамблдору. Блять, домашка по Зельям... Сраный Снейп. Сраный Хогвартс... — Сириус. Надо просто встать и заставить себя что-нибудь делать. Хоть что-нибудь, только бы не сидеть на месте. И убрать все засосы с Гарри. Уизли уже ушли? Мордред, мы опять сделали это, пока в доме были чужие... — Сириус... Почему я не могу просто прекратить это? Просто... Просто "Гарри. Я люблю тебя, но то, что мы делаем, это неправильно", — почему я не могу просто сказать это? Потому что ты безвольная куча дерьма, Сириус Блэк, и тебе проще умереть на войне, пойдя на поводу у Дамблдора, чтобы искупить свои грехи, чем переступить через собственный колом стоящий член при одном только виде крестника — вот почему! Гарри наклоняется и целует его. Глубоко, властно, так обычно целовал его сам Сириус, но вот теперь мальчишка, кажется, окончательно вырос и сам диктует правила. Вскоре предложит поменяться местами. И Сириус, если честно, не против. Совсем нет. — Пожалуйста, Гарри, — скулит он, с беспомощно катящимися по щекам слезами. — Ты так нужен мне, ты... — Тш-ш, я здесь, я всегда рядом, Сириус. Глупый, я никогда не оставлю тебя, как и ты — никогда не оставишь меня. Как бы ты ни пытался. Как бы все они ни пытались. Никто не сможет забрать нас друг у друга. Гарри улыбается, и в этой улыбке столько холода, столько острой бритвенности лезвия, жаждущего крови, столько безумия — столько блэковской тьмы, что Сириус, жадно хватая порванными поцелуем губами воздух, отталкивает от себя горячее вожделенное тело, а в следующую секунду подскакивает с подушки, тяжело дышащий, с колом стоящим членом и взмокшими волосами. — Сириус. Гарри стоит над ним, с осуждающим лицом, полностью одетый, даже с повязанным гриффиндорским галстуком на шее и с чашкой кофе в руках. — Вот. Пей. Успел урвать, будь благодарен. Твой табор друзей смел всю еду, что у нас была. Оставалась только соль, но думаю вскоре и из нее накроют стол на всю семью Уизли. Сириус принимает кружку, все еще не понимая, где сон, а где реальность. Он проводит ладонью по голове, стараясь причесать растрепанные волосы, делает несколько глотков и поворачивается к Гарри. Тот неторопясь собирает в сумку какие-то пергаменты, конспекты — явно не свои, и учебники, пока Сириус не решается с вопросом: — Ты... Разобрался с Зельями? — С Зельями? — переспрашивает Гарри, непонятливо на него глядя, и просто качает головой так, будто разговаривает с маленьким ребенком. — Нет, конечно. Я просто не пойду на них. — Он оставляет сумку на столе, подходит к кровати и прямо с ботинками залезает на нее, подползая к Сириусу так, как в точности делал это в его сне. — Ты в порядке? — касается прохладной ладонью лба. — Жара вроде нет, но ты какой-то странный и... Оу. Его взгляд опускается на топорщащееся от стоящего члена одеяло, с обратной стороны которого уже наверняка расползлось мокрое пятно. Сириус сгибает ноги в коленях. пряча стояк, и Гарри понятливо усмехается. — Я бы с удовольствием, но до начала циркового представления под названием «Моя любимая школа Хогвартс» осталось пять минут. — Затем он понижает голос и сообщает доверительно, как один супер-шпион из маггловских фильмов другому: — И... ну, ты знаешь. В доме полно народу, а у нас правила и все такое. Гарри поднимается с кровати одним слитным движением так, как никогда бы не смог двигаться если бы вся прошлая ночь не приснилась бы Сириусу, и, наклоняясь, все же успевает урвать короткий поцелуй в кофейные губы. — Но скоро твой день рождения, и не думай, что я забыл об этом. Сириус заторможенно тянется следом за губами, но вовремя останавливается и принимается вылезать из вороха одеял. Тело ломит от слабости, последствий влажного сна, чего с ним не случалось с тех пор, как они с Гарри... начали делать то, что делают, и он надеется, что на самом деле не заболел. — Я еще не думал об этом. Есть идеи? Обычно, каждый день рождения они проводили только вдвоем, шатаясь по маггловскому Лондону до последних работающих кинотеатров, загорающихся над Темзой огней и полуночной смены караула возле дворца. Но этот день рождения был особенным — Сириусу исполнялось тридцать пять — юбилей, и Гарри хотел чего-нибудь новенького. Поэтому он пожал плечами и как бы невзначай принялся помогать Сириусу застегивать многочисленные мелкие пуговки на рубашке. — Подумал, можно было бы рвануть куда-нибудь. Только ты и я. — Куда-нибудь — это куда? — Ну, не знаю куда-нибудь подальше... — Подальше как забег по барам окраин Лондона или как целоваться под салютом на Эйфелевой башне? — Эйфелеву башню я уже видел, — Гарри совершенно по-детски надул губы, и Сириус рассмеялся, воруя еще один поцелуй украдкой и чувствуя, как странный сон начинает его отпускать. — Ты много чего уже видел, привереда. Гарри накидывает на него профессорскую мантию и становится позади, оставляя ладони на плечах, разглаживая несуществующий складочки. Он смотрит на их общее отражение в зеркале: на такого красивого взрослого Сириуса, и на себя, едва достающего подбородком до плеча — и прижимается к лопатке щекой, поглаживая пальчиками поясницу, отчего Сириуса прибирает дрожь. Да, он знает, что бессовестно клянчит, манипулирует и выпрашивает — а ведь это даже не его день рождения! — но ничего не может с собой поделать. — Еще Эмпайр-стейт-билдинг не видел, — тихо говорит он, вызывая смех Сириуса. — Америка? — продолжает смеяться он, разворачиваясь в объятьях Гарри и беря его наигранно застенчивое лицо в свои большие теплые ладони. — Там же так... грязно. — Ты там никогда не был, — обиженно сопит Гарри. — Ну, да, наверное, порт-ключ на другой материк будет достать сложнее, но это же твой юбилей, Сириус! И я еще никогда не бывал на такой высоте. — Даже не знаю, разве Эмпайр-стейт-билдинг выше Хогвартса? — Не знаю, но уж точно поприятнее. Сириус снова смеется, но его смех прерывает осторожный стук в дверь и тихий неловкий голос Невилла Лонгботтома: — Гарри, ты здесь? Мы собираемся в школу, — доносится из-за двери, и Гарри раздраженно рычит, совсем как Сириус, когда злится. — Пойду, — взмахивает он рукой и подбирает сумку, — пока они не растрепали весь летучий порох. И подумай, — добавляет он уже в дверях, — на счет Америки я серьезно. — Подумаю, если не получу ни единой жалобы на тебя за эту неделю. Гарри возмущенно задыхается, открывает рот, чтобы что-то сказать, но с хлопком закрывает его и выходит прочь.***
— Пс-с, Малфой. — Поттер? Какая честь. Кто в лесу сдох? — Надеюсь, Снейп, потому что я ничерта не сделал его выдроченные таблицы. Малфой усмехается, хватает свою сумку с подоконника и подходит ближе к Гарри, стоящему за поворотом, подальше от глаз других слизеринцев. — Так ты, мудила, просто домашку списать у меня хочешь? — едко усмехается он, но все же тянется в сумку за своим эссе. — А ты думал, я извиняться пришел? — Он выхватывает у него свиток и мельком просматривает идеально точеный наклон букв. — Ну, да. Было бы не плохо. Гарри поднимает на него возмущенный взгляд и прячет пергамент в свою сумку, собираясь переписать на грядущем Маггловедении, на котором в конечном итоге настоял Сириус в их эпичной битве за школьную программу. — Серьезно? После того, как ты пожаловался на меня предкам? Твой отец... Кстати об этом, мы же с тобой теперь вроде как враги. Малфой легкомысленно от него отмахивается, но Гарри успевает заметить настороженный блеск его взгляда, проследив за которым натыкается — о, чудо — на Панси. — Да ладно? — разочарованно тянет Поттер. — Только не говори мне, что вы... — Собираемся сбежать, — заканчивает за него Драко и машет кому-то из знакомых, мол, все в порядке, проходите мимо. — А что еще делать, Поттер? Не у всех такие покладистые предки, как у тебя, и... — Говоря покладистые, ты хотел сказать мертвые? — ...Нет, твою мать, не переиначивай! — взрывается Малфой, и Гарри поднимает руки в поражении. — Пэнс цапнет дома каких-нибудь брюликов, чего-нибудь возьму я, и дернем отсюда подальше, пока вся эта заварушка не завертелась окончательно. В рот я ебал эту войну, Поттер, не хочу помирать, потому что мой отец кусок конченного... — Окей. Вали на все четыре стороны, и если что-нибудь понадобится, не смей ко мне обращаться. Я тебя не знаю. — И не собирался, — закатывает глаза Малфой, а в его полуулыбке скользит больше благодарности, чем Гарри видел за все годы их знакомства. — Только эссе верни, а то Снейп мне башку снесет раньше, чем все осуществится. Гарри машет ему рукой, удаляясь по коридору, и думает о том, что Малфой, оказывается, не такой уж и кретин.