***
Сириус, в который раз за обеденный перерыв, устало вздохнул: — Минерва, это… — Это совершенно никуда не годится, Сириус. Мальчишка полностью отбился от рук, а ты и счастлив ему это позволить. — Она с яростью хлопнула по столу перед ним табелем успеваемости. — Нет, ты только погляди на это! Даже Джеймс, светлая ему память, никогда не позволял себе такого, что уж говорить об умнице Лили. — Профессор, пыша праведным гневом, сама схватила табель и принялась зачитывать: — Прорицания — тролль, Полеты — тролль, Травология — тролль, Зелья — тролль без права пересдачи, и Защита — превосходно. «Превосходно», Сириус?! Ты хочешь на нас министерскую проверку натравить, как будто нам господи многоуважаемого Инспектора недостаточно? — А что я могу поделать? Гарри не плох в Защите, — смущенно ответил Сириус, все же принимая злосчастную бумажку из рук МакГонагалл. — Снейп наверняка просто как обычно давится язвительностью, а остальное можно пересдать. — Он поднял взгляд на совершенно не впечатленную Минерву и заискивающе улыбнулся. — Бросьте, мэм, он делает успехи. Медленные, но успехи же. Вот, сколько раз за этот семестр Гарри пропустил Трансфигурацию? Она нахмурилась и вырвала у него из рук табель, убирая его на место к остальным. — Я его декан, — твердо припечатала она. — Еще был он мой предмет пропускал, вышвырнула бы отсюда мерзавца. Сириус мысленно вознес хвалу своему подхалимству и отступившей бури, и поднялся, собираясь покинуть учительскую, в которую стабильно раз в месяц приходит послушать о том, какой Гарри разгильдяй, покивать и клятвенно заверить, мол, конечно, Минерва, дорогая, мальчик исправится, я на него повлияю, можете на меня рассчитывать, и нет, совсем не обязательно прибегать к взысканиям, ну что вы — и все в таком духе. В целом, результаты головомойки не слишком сменились, если сравнивать его-студента и его-профессора: в одно ухо влетело, в другое вылетело и потерялось на веки вечные. Первые несколько раз, когда Гарри стал объективно забивать на учебу и начались вот эти вызовы его к директорскому заму, Сириус чувствовал себя неловко, но сейчас — это все стало настолько обыденно, что до Гарри эти увещевания иногда даже не доходили. Так что, технически, вины его было столько же сколько и самого Сириуса в том, что обстановка не улучшалась из года в год. К счастью для его совести, коридор учительской вел прямиком к Большому Залу, на выходе которого он и встретил Гарри. — Эй, — окликнул он. Гарри мгновенно обернулся, узнав голос, и Сириус, закинув ему на плечо руку, повел его в сторону кабинета Защиты. — Что делаешь после отбоя? — спросил он, запирая двери и проверяя, чтобы никто не шел за ними следом. — После отбоя у меня планы, — улыбнулся Гарри, подтягивая его к себе за галстук и целуя. — А если серьезно, собираюсь, как и обещал, решить вопрос с Рождественским Балом. — Правда что ли? — удивился Сириус. — Не думал, что ты пойдешь на это. Гарри ткнул пальцем в центр его груди, туда, где билось сердце, и серьезно сказал: — Вы пообещали мне Нью-Йорк на Рождество, профессор Блэк. Советую на этот раз сдержать свое обещание, во избежания моего гнева. Сириус рассмеялся, отвел от себя его руку и мягко поцеловал центр ладони, заглядывая в глаза. — Кстати об обещаниях. МакГонагалл только что проветрила мне мозги по поводу твоей успеваемости. Снейп что, правда не допустил тебя к пересдаче? Что ты ему сказал? — Это получилось случайно. — Ты случайно облажался? Опять? — Мне стоит извиниться или уйти? — пожал плечами Гарри, соскакивая с парты. — Тогда я ухожу. А Снейп мудила. Пошел он и пошла МакКошка по одной дорожке в известном направлении. — Гарри, — покачал Сириус головой, пряча улыбку. — Ты знаешь условия: закончишь Хогвартс — и дальше я тебя ничем не обяжу. — А вот взял бы — и обязал, — фыркнул он, подаваясь вперед и прижимаясь ближе. — В любом случае, в твоей голове слишком много ненужного. — Чего, например? Знаний? — Ох, — притворно воскликнул Гарри, — посмотрите на него — знаний! Ладно, чего хотел? — посерьезнел он и махнул рукой в сторону Большого Зала. — Там сегодня местная рыгаловка малиновый пудинг на десерт подает, хочу добраться до него раньше загребущих рученок Уизела. Сириус отошел от него на почтенное расстояние, будто только что вспомнив, что войти в кабинет мог любой желающий, и оперся на свой стол. — Хотел поговорить о твоей успеваемости. Скоро экзамены. — Ты серьезно, Сириус? Сириус хватает со стола полупустую чернильницу и с размаху запускает ею в смеющегося Гарри. Одному Мордреду было известно, как он ненавидел эту шутку, и ему же — насколько ее любили все окружающие. — Ладно-ладно, — сдается Гарри, поднимая руки и все еще посмеиваясь. — Если поговоришь со Снейпом, попробую что-нибудь придумать с Зельями. — Попробуй по крайне мере начать ходить на занятия, говнюк. — Люблю, когда ты включаешь строгого папочку, — шепчет Гарри, закидывая на плечо сумку и направляясь к двери. — Это так заводит. Серьезно. Тебе нужно заводить разговоры об учебе в постели, Сириус. — Да? Может быть, тогда бы ты не спускал в первую же пару минут, как думаешь? — О, нет. Тут даже упоминание Снейпа бессильно, — кричит он из-за закрывающейся двери, а через мгновение открывает ее и, просунув голову, выдает: — Потому что я слишком тебя люблю. — И оставив Сириуса сидеть с распахнутым от удивления ртом, хлопает дверью и уносится воевать за малиновый пудинг. Что ж, думает Сириус, Минерва, я сделал все, что мог.***
Странная идея таки разыскать Кричера, или по крайне мере его останки, пришла к нему в вечер пятницы, на очередном собрании Ордера, пока он копался на чердаке. Тот сундук, о который он только что едва не расшиб ногу, выглядел старым. Тут, конечно, все выглядело жутко старым. Но этот был совсем древним. Гарри открыл его, наполовину ожидая богарта или еще какую тварь, но внутри были только книги, старые издания журналов, датируемые шестидесятыми и позже, поеденные молью и временем полуистлевшие ленты для волос, стопки писем и ворохи тряпок. Гарри захлопнул крышку, сдул с нее пыль и прочитал выбитое серебром знакомое «В. Блэк. Слизерин». Должно быть, школьный сундук почившей бабули и последнее место обитания Кричера. Он вновь открыл сундук и зарылся глубже. Там были не только школьные принадлежность, казалось, домовик собрал в этот сундук все, что только ему удалось найти, хоть косвенно касающееся любимой хозяйки после сожжения ее портрета. Гарри с удивлением нашел перемотанную в пергамент стопку фотографий с лаконичной надписью «С.» зелеными чернилами и острым почерком, так напоминавшим почерк самого Сириуса. Не колеблясь, он вскрыл пергамент. Это были фотографии Сириуса. Его одного, недовольно глядящего в кадр на каком-то семейном торжестве — еще совсем маленького, лет десяти, но уже с бунтарским огоньком в глазах. Затем с семьей, точно таких же недовольных, серьезных и с одинаковым блеском в глазах — некоторых из них Гарри знал по портретам внизу и из семейного древа, хотя черты были почти неузнаваемы. Сама Вальбурга, двоюродный дед Альфардан с женой и сыном — Гарри помнил его по выжженному имени на древе, впрочем, он был единственным, о ком Сириус из своей семьи говорил без ненависти. На следующей колдографии Сириус стоял с мальчиком — копией себя. Регулус. Гарри осторожно коснулся пальцами молодого лица и постарался присмотреться. Тот зациклено вначале серьезно смотрел прямо в объектив, а когда Сириус в пижонском фраке тыкал его пальцем в бок, угрюмо улыбался и щурился. Гарри отложил эту фотографию, отчего-то чувствуя в себе желание сохранить ее в том альбоме, где они с Сириусом хранили фотографии Лили и Джеймса. Дальше были незнакомые Гарри люди, но так или иначе на каждом фото был Сириус — такой разный, и такой любимый. На последней фотографии, словно задвинутой в самый конец и ненавидимой хозяйкой коллекции, Гарри увидел Сириуса — чуть старше его сейчас. Он видел эту фотографию часто, она была в его альбоме, а Вальбурга, должно быть, имела копию. На переднем плане стояла его мать — Лили, в серовато-синем платье до колена и распущенными волосами. Рядом с ней стоял отец, обнимая и счастливо улыбался, поглядывая на Лили. Ремус и Питер стояли по обе стороны от них, за ними — еще несколько незнакомых Гарри людей, должно быть, тоже члены Ордена Феникса. А перед мамой, в последний момент перед затвором камеры, выбежав вперед, смеялся Сириус и пальцем указывал прямо в камеру. Гарри так часто видел это фото, и каждый раз ему было интересно: что же там — за объективом — было такого интересного, что могло привлечь снимание Сириуса. Он перевернул фотографию, хотя знал, что на копии вряд ли будет знакомая надпить мамиными почерком «Мы» с криво пририсованным сердечком, и удивился, заметив почерк Вальбурги. «Январь 80-го. Слева направо: Норманн Урхарт, Ремус Люпин, Лили и Джеймс Поттеры, Питер Петтигрю, Делия Пьюси» — в окнце стояла жирная точка, будто Вальбурга даже не хотела упоминать имя Сириуса, но затем Гарри заметил едва видимое «Мой сын Сириус Блэк, и ребенок Поттеров», — и у него защемило сердце. Он перевернул фотографию и вгляделся в лицо Лили. Январь. Должно быть, она уже тогда была беременна. Надо же. Их с Сириусом первая фотография. Так странно в уме не взялась та кричащая старуха с портрета в гостинной с женщиной, которая даже после изгнания собирала все фотографии своего ребенка и любовно, но вместе с тем будто ненавидя себя за это подписывала их — «Мой сын…» Гарри сглотнул ком в горле, отложил фотографию и снова вернулся к сундуку. Время, должно быть, уже перевалило за полночь, и когда все разойдутся по комнатам, Сириус пойдет его искать, а ему совсем не хотелось быть застигнутом в моменте почти оттаивания к бабуле Вальбурге. Особенно Сириусом. Под ворохом тряпок лежала черная дряхлая коробка, перемотанная такой же дряхлой лентой. «Моей всегда Блэк в день свадьбы», — гласила записка. Странно, что коробка, судя по всему, так и ни была вскрыта, сколько бы лет со дня свадьбы Вальбурги и Ориона не прошло. Гарри усмехнулся и потянул за запечатывающую ленту. Та послушной змейкой скользнула по рукам на пол, и он снял крышку коробки. Внутри лежала книга. Гарри раздраженно закатил глаза, потому что ну а что еще мог подарить чистокровный зазноба-жених своей такой же чистокровной зазнобе-невесте в день свадьбы — определенно только очередной темномагический том кровной магии, запрещенной на государственном уровне везде, где только можно, под страхом казни через поцелуй дементора и так далее и тому подобное. Он достал книгу, разочарованно отбросив коробку прямо на пол, пролистал ее, только чтобы убедиться, что да — она действительно на латыни и ни шиша в ней не понятно, и отложил книгу к фотографии, намереваясь поставить где-нибудь в библиотеке подальше от глаз. Внезапно по лестнице раздались шаги, и Гарри торопливо захлопнул сундук, а фотографию Сириуса и Регулуса сунул в книгу. — Гарри, — позвал голос, — ты тут? Гарри удивленно выдохнул, поднялся и пошел на встречу. — Да, я наверху, — крикнул он, подходя к лестнице, чтобы подать Луне руку. — Что ты здесь делаешь? — спросил он, отряхивая ее юбку от пыли, пока Луна оглядывала, казалось, бесконечные кучи хлама чердака Гриммо-12. — Знала, что захочешь меня увидеть, — туманно, как, впрочем, и всегда, ответила она. — Что ты тут делаешь? Гарри оглянулся на весь тот бардак, что устроил вокруг небольшого расчищенного пространства сразу перед лестницей, и неловко развел руками, не зная, что сказать. — Придаешься приятным воспоминаниям? — улыбнулась Луна. — Я бы не назвал их приятными. Просто обычный хлам на чердаке. — Тогда почему ты плачешь? Гарри удивлённо уставился на нее, а затем торопливо коснулся своих влажных щек, отворачиваясь. И правда — что это он? — Что такое неведомое смогло так растрогать тебя, мм, Блэк? Она чуть наклонилась, заглядывая ему за спину, и ткнула пальчиком прямо туда, где лежала книга Вальбурги. — Что-то, что лежит вон там? Гарри вздохнул, зная, что теперь так просто от нее не отвяжется, поднял книгу и вытащил фотографию. — Это Сириус, — очевидно пояснил он. — А рядом Регулус. Его брат. Луна приняла фотографию и вгляделась, рассматривая лица будто старых знакомых. — Я знаю эту историю, — отмерла она после минуты молчания, когда Гарри уже начало казаться, что она вновь отправилась в мир своих грез. — Дважды предатель. Хорошая сказка. — Откуда знаешь? — с интересом спросил Гарри. — Ну, ты же знаешь. — Да. Мне рассказал Сириус. — Вот и я знаю, — ответила она так, будто это все проясняло, и принялась перепрыгивать от одного просвета между вещами к другому, заскакивая на тяжелые кованые сундуки, все еще держа перед глазами фотографию. — И все же так странно, — внезапно скалаза она, едва не шлепнувшись в кучу старой посуды. — Да, — кивнул Гарри. — Странно осознавать, что когда-то он тоже был обычным ребенком, пусть с чокнутыми родители и живя в совершенно безумном мире, но — обычным ребенком, достающим младшего брата. Луна спустилась с сундуков, подошла ближе, передала ему фотографию и указала пальцем на лицо Сириуса. — Я не об этом, — улыбнулась она. — Вот о чем. — Одному Мерлину известно, о чем ты, Лавгуд, — фыркнул Гарри, но она совсем не обиделась. — Странно видеть, как он улыбается кому-то, кто не ты. Гарри замер под ее словами. Действительно. Вот оно. Его удивило вовсе не то, что Сириус когда-то был маленьким мальчиком, и не то, что Вальбурга, какой бы ни была, до последних дней любила своего сына, и, конечно, не то, что у Сириуса была жизнь до рождения самого Гарри. Его удивило то, что в той жизни он тоже улыбался. Что там было что-то, что приносило ему радость, пусть и мимолетную, что-то — кто-то — кого он любил, кем дорожил. Кто-то, по кому он скорбел. Гарри коснулся его лица пальцами, а затем, не сдержавшись, прижал старую колдобумагу к губам, чувствуя, как по щекам вновь побежала влага, оплакивая ту жизнь, которой никогда не будет. Жил ли Сириус сейчас лучше? Радовался ли он так же хоть раз, как когда обнимал брата, с тех пор, как тот погиб под клеймом Пожирателя? Мог ли Гарри заменить всех, кого он похоронил, и заставить его улыбаться так же, как на старом фото? Луна мягко рассмеялась, обхватила его лицо ладонями и стёрла влагу со щек рукавами, только больше размазывая пыль. — Так, зачем ты хотел меня видеть? — сместила она тему. За этим, подумал Гарри. За тем, что ты единственная, кто меня понимает, Луна Лавгуд. — Хотел пригласить тебя на Бал. Если, конечно, ты не против. Она рассмеялась, подняла его руку и прокрутилась под ней в замысловатом танце. Глядя на нее, Гарри почувствовал, как высыхают его слезы. — С удовольствием, мистер Поттер, — улыбнулась она. — Я даже купила платье. — Ого, — усмехнулся Гарри, снова заставляя ее хихикать и крутится в импровизированном танце среди старого хлама. — Как самонадеянно с твоей стороны. Она просто пожала плечами. — Я думала, Невилл пригласит меня. Но рада, что ты успел первым. — Невилл? Я думал, он пригласит Джинни Уизли. — Ему не хватило смелости, — отмахнулась она, заходя в пирует и топчась по старым книгам, а затем тихонько рассмеялась: — Опять. Но ты не подумай, я люблю Невилла. Правда, люблю. Но ему… ах, как бы это сказать. Ему не хватает полноты. Гарри рассмеялся: — Полноты? Вот уж чего ему хватает с лихвой. — Полноты мировоззрения, Блэк, — укорила она и высвободилась из его рук. — Он словно всегда чем-то ограничен. — Кто из нас нет? — пожал плечами Гарри и подумал: «Разве что только ты, Луна…» — А что на счёт тебя? — внезапно серьезно спросила она. От шутливого тона не осталось ни нотки. — А что со мной? — переспросил Гарри. — Ты мог бы остановить эту войну, — не спрашивала она, говоря с такой уверенностью, будто сказанное ею не подлежало ни малейшим сомнениям. Гарри часто думал, что это какая-то причуда безумцев, вот так свято верить в то, что внезапно подкино им сознание, но вот в такие моменты, когда ее голос сквозил пониманием, нет — уверенным и абсолютным знанием чего-то, Гарри не мог просто отмахнуться от слов, как от обыкновенного бреда. — Я? — чуть осевшим голосом снова переспросил он. — Не в одиночку, конечно. Или не хочешь? Хочет ли он остановить войну? А в самом деле — хотел ли он? Ведь хотеть, чтобы небо над головой было мирным, это в порядке вещей. Этого же… ждут все и ото всех. Делают вид, будто не наблюдают за разворачивающейся бойней с научным интересом, будто действительно сочувствуют все погибшим — делают вид, будто им не все равно. — Я не знаю, — растерянно ответил Гарри, подняв на нее взгляд. — Я не знаю, Луна. — Ты не сможешь всегда прятаться. — Почему я? Ради чего? Луна подошла к дверке на выход из чердака, но услышав его вопрос остановилась и посмотрела на Гарри Поттера, как на последнего идиота, не понимающего, почему Солнце встает за восходе, а садится на западе, и почему этого никак не изменить. — Ради людей вокруг тебя. Ради себя, ради меня, ради Драко Малфоя и Панси Паркинсон. — Она указала пальцем на фотографию, которую Гарри все ещё прижимал к себе. — Ради того, чтобы он снова вот так улыбнулся, Гарри. И ради того, чтобы когда-нибудь так улыбнулся ты сам. Причин много. Выбирай любую, но... Но нужны ли они тебе, а?