Эйфория

Я смею всё, что можно человеку, кто смеет больше, тот не человек.

— Люблю тебя, — жарко шептала девица Итачи на ухо, оседлав его сверху, пока он мял ее смуглую задницу до белых пятен. Господи, может она уже додумается расстегнуть ему ширинку и просто сесть сверху на его вставший член? Только раздражает его сильнее такими похотливыми движениями. Не поймите превратно, но когда на тебе ерзает сексапильная красотка, буквально засасывая тебя и сплетаясь с тобой в бешено-похабном поцелуе, дразня раз за разом так, что горит уже и в мозгах, и в штанах, то тут любой начнет закипать от злости и неудовлетворенности. Девушка-Ночь, так он прозвал эту экзотичную девицу в коротеньком зеленом платье буквально час назад, когда угостил ее и ее милашку подругу коктейлем за барной стойкой в элитном ночном клубе. Кстати, о подруге, что-то она притихла. Итачи склонил голову на бок, хищно глянув через плечо проститутки на другую девицу, что Учиха прозвал просто День. Хотя они больше походили на Инь и Янь. Но вот какая к черту разница? Главное, что он их купил, и сейчас они отлично проводят время втроем у него на квартире, занимаясь всяким развратом прямо в гостиной. Вторая девица умело скрутила новенькую стодолларовую купюру, которую Итачи дал ей ранее (интересно, куда она засунула остальные девятьсот?), и прислонилась с ней к мраморной столешнице, занюхивая тоненькую, любезно приготовленную заранее дорожку чистейшего колумбийского кокаина. Почесав «напудренный» носик, День лукаво улыбнулась: — Дорогой, тебе оставить? Ее глаза горели от азарта и похоти, вторая вынюханная дорожка подряд придала блондинке заметной дерзости. Просто прекрасно. Потому что церемониться Итачи этой ночью не собирался. — Просто иди сюда, красотка, — прохрипел Учиха, подзывая ее к себе. — Люблю тебя, — Ночь обжигала в который раз ухо Учихи, ерзая на нем, расстегнув ему первую пуговицу белоснежной рубашки от Бриони. Итачи в ответ лишь недобро хмыкнул. Что за бред она вообще несет? Какая нахер любовь? Это слово нехило резало слух парня. Он все думал, стоит ли ей прямо сказать, чтоб она заткнулась, опустилась уже на колени и просто отсосала ему, или подыграть ей из вежливости? А пошла-ка вежливость нахуй, потому что лимит его джентельменства закончился на том, что он вручил каждой по тысяче новеньких американских банкнот. Вполне себе вежливый жест. Спасибо, Бенджамин Франклин. Давно мертв мужик, а как выручает! День подошла ближе, прочитав во взгляде Итачи растущее недовольство, потом покорно встала на колени (умница), утягивая за собой подругу, той с недовольством пришлось сползти с торса брюнета прямо на ковер. Теперь две проститутки глядели на него пожирающим взглядом снизу вверх в ожидании его дальнейших пожеланий. — И как тебе нравится больше, красавчик? — похотливо облизала пухлые губки блондинка, игриво снимая лямки своего желтого искрящегося платья, оголяя потрясающе упругую грудь с аккуратными сосками. — Грубо, — Учиха произнес это размеренно и властно, наклоняясь ближе. От его слов у девушек пошли мурашки по коже. Он медленно и необычайно нежно провел рукой по щеке блондинки, потом перевел заинтересованный взгляд на брюнетку, подзывая ближе. Та тоже приблизилась, но робко, ожидая того, что может произойти дальше. В воздухе витало непонятное тревожное чувство. Что-то резко настроение Ночи с возбужденного перешло в боязливое, нечто ее начинало понемногу пугать. Женщины вообще по своей натуре слишком чувствительны. Только вот что-то поздновато ее шестое чувство сработало. Если День, что обдолбалась коксом в хлам, всё было нипочем, она готова сейчас отсосать хоть у самого Дьявола (как кстати), то Ночь начинало немного потряхивать, она уже не мямлила несвязный бред про любовь. Передумала? Не хочет уже его любить, ха-ха? Сидя перед Учихой на коленях, брюнетка старалась не смотреть в его черные глаза, испытывая при этом неописуемый ужас в душе. Да уж, у Итачи никогда не ладилось с брюнетками. У глупышки отлично развита интуиция и инстинкт самосохранения, ее запоздалые переживания все же можно понять. Конечно, клиент клиенту рознь, один захочет классического секса, другой - минета с окончанием в рот, третий просто поплачется на упругой молодой груди о своей поганой жизни или стерве-жене, четвертый закатит дикую оргию в самых изощренных формах, пятый вообще может убить. Но вот Итачи, чего же ожидать от красивого, мрачного и неприлично богатого парня? Всего самого худшего, ибо он всегда был непредсказуем в своих желаниях. — Скажи это, — облизнулся Учиха, глядя на брюнетку с вызовом, напитывая своего кровожадного демона девичьим страхом. От этого Ночь затряслась еще пуще прежнего, — скажи это еще раз, милая. — Л-люблю тебя, — сглотнула та, чуть не задохнувшись от ужаса. Итачи хрипло посмеялся ей в ответ, а в глазах его блеснуло что-то совсем недоброе. — Я тебя не обижу, милашка, — бархатным голосом произнес Итачи, аккуратно касаясь ее подбородка. Обидит. Его взгляд потемнел, предупреждая, что на этом игра только начинается. Какое очаровательное лицемерие. Хотя Учиха и тот не лучше. Купил сразу двух элитных проституток с целью их просто по-животному отыметь. Как вообще дошло до такого, спросите вы. Ведь сегодня утром парень еще был в университете, неплохо держа своего беса в узде после инцидента на дне рождении, даже с Хиданом вроде уладили конфликт за чашкой кофе, а сейчас… Сейчас Итачи окончательно слетел с катушек, его лихорадило, он безумствовал и бесился, вся его жизнь разваливалась на части, он крушил все на своем пути, попутно распыляя деньги направо и налево в поисках отдушины и чего-то непостижимого, что могло бы заполнить отвратительную черную пустоту в груди и удовлетворить его эго. Итачи по доброй воле спускался в преисподнюю. А толкнула его в пропасть эта сука. Рен Окава.

***

Любовь к ней — самое отвратительное, что с Итачи когда-либо случалось. Она ведь сводила его с ума, выбивала из него всякий дух, все силы, всю жизнь. Одним взглядом девочка могла подчинить его своей воле, даже не подозревая о том, что в своих нежных ладонях держит его израненное горем сердце, безжалостно сдавливая своими тонкими пальцами, причиняя невыносимые муки. Впервые за долгие-долгие годы Итачи решил открыться в своих искренних чувствах, довериться судьбе, но его отвергли. Да еще и таким отвратительным способом. За это он и возненавидел эту девчонку и всё равно любил, хотел, боготворил, желал сделать больно, желал оберегать от всего мира. Он по-настоящему сходил по ней с ума. Как же глубоко засело в его сердце это маленькое, нежное, но в то же время такое беспощадное создание. Эта Рен Окава. После дня рождения, который был окончательно и бесповоротно испорчен, сон, черт его дери, не приходил даже от двух, трех, четырех таблеток снотворного. Отвратительное чувство изнеможения и неутоленной жажды близости, взаимности заставляли парня опасно повышать дозу в попытках уйти от наваждения, избавиться от ее образа. Но все было бестолку. Учиха крутился в кровати, проваливаясь в дремоту, но раз за разом он слышал ее сладкий голос, ощущал ее горячее дыхание на своем лице, чувствовал пьянящий вкус ее медовых губ. И лишь один единственный вопрос крутился в его затуманенном разуме. Почему Рен выбрала Саске? Итачи больше не хотел искать с ней встречи ради ее же безопасности, но в этот злополучный пасмурный день она пришла к нему сама. Разбитая, перепуганная и до безумия злая. И с чего бы Учихе сейчас не обрушить на нее всю свою неудержимую ярость за то, что в его день рождения так с ним поступила? Может таки сломать ей хрупкую шейку? Однако, каким-то чудом он дал себе возможность сперва выслушать ее. А уж потом он решит, что делать с ней дальше. Эта девчонка пришла прекращать с ним какое-либо «общение». Как миленько, зайчик сам пришел к волку просить прекратить на него охоту. Вот же идиотка, совсем страх потеряла?! Почему-то Итачи это нехило рассмешило в душе, он даже не сдержал самодовольной улыбки, пытаясь таким примитивным образом унять внутреннюю дрожь. Вы, верно, подумали, что дрожь вызвана волнением перед ней или страхом потерять ее окончательно? Отнюдь, нет. Эта была та самая безудержная, кровожадная, рвущая ярость, которая вот-вот и сорвется с цепи, стоит только этой дуре сказать хоть еще одно слово про прекращение «общения» или попытаться соврать. — Хочу оборвать все связи, — продолжала Рен, стиснув свои ладошки в кулаки, словно от этого она могла выглядеть грозной. Саске, блять. Его слова, его манера речи. Хоть что-то выяснили. Теперь Учиха знал наверняка: Рен запуталась и не может никак сама разобраться в том, что испытывает к Итачи, не может выпутаться из паутины этих сумбурных чувств, глупая... А младший брат еще и накрутил ее, усугубляя ситуацию, надавил на больные точки, возможно даже хорошенько припугнул девчонку в своей излюбленной манере. Вот же гад, жертву из себя строит, пытаясь выйти сухим из воды. Чего он вообще от нее хочет? Может у него спор какой завязался с дружками? Этакий спортивный интерес. Кто быстрее совратит? Возможно, очень уж в его репертуаре. Или Саске просто мстит Итачи таким подлым образом? Скорее всего. Найдя долгожданную слабость старшего брата спустя столько лет, отнять и растоптать то, чем он дорожит всем сердцем - идеальная и подлая месть, под стать Саске. Учиха многое в свое время прощал брату в силу обстоятельств, которые младший брат пережил. Но такое... Это уже было выше его сил. У Саске же таких девиц может быть сотня, а он вцепился именно в эту невзрачную трусиху. Итачи вновь осекся, прикусив язык. Не была Окава невзрачной. Ох, никак нет. Она была сияющей, словно самая яркая звезда, невинной, как ангел, что ближе всех к небу, и неподдельно - настоящей. Это ведь и свело всех вокруг нее с ума, даже такого закрытого и холодного человека, как Итачи, которого половина университета боится, а половина осуждает и шепчется за спиной. Сейчас же самолюбие Учихи хотело найти в девчонке хоть один единственный изъян, чтобы вцепиться в него, разорваться до крови и опустить ее в глазах Итачи, но это было тщетно. Для него она была идеальна, и это его бесило еще сильнее. Хладнокровие и выдержка. Раз младший брат накрутил девчонку, то какого же хрена Рен с такой легкостью ему поверила? Ну не идиотка ли? А Саске просто бессовестный ублюдок. Вертит ей, как ему вздумается. Что такого он ей взамен предложил: бабки, наркоту или розовых пони? Такие поганые мысли не на шутку разозлили Учиху. Он готов был взорваться от всей той чуши, что несла Окава. Неужели она сама думать не умеет? Неужели пара громких слов от его младшего брата сильнее тех чувств, что испытывает и показывает Итачи? Неужели она не видит очевидного? Как, дьявол, ему еще до нее достучаться?! Учиха вцепился в девчонку, жестко пригвоздив к стене, готовый испепелить взглядом. Рен всхлипнула, пытаясь что-то сказать, судорожно глотая воздух в панике. Даже защититься не может от него толком. Вот что ему с ней сейчас сделать? Ду-ра. Итачи сам корил себя за то, что творит с ней. Он ведь пугал ее словами и действиями по-настоящему, а не хотел. Делал больно, впиваясь сильными руками в ее хрупкие плечи, оставляя синяки, которые проявятся гораздо позже. Говорил ей такие отвратительные и мерзкие вещи, от которых у самого волосы на затылке дыбом вставали... Просто Итачи уже не знал, как ему еще заставить девчонку очнуться от той иллюзии, которую так усердно строит вокруг нее Саске. Чего же младший брат добивается? Итачи впервые в жизни не знал, не мог понять, не мог рассудить здраво. Все мысли сплелись в тугой комок, а вены натянулись струнами. Он был на пределе. Итачи держался на последнем издыхании, крепко ухватив свое яростно-рвущее подсознание. Это будет последний шанс. Последняя попытка остановить его тьму, что с такой радостью пожирает израненное мужское сердце. Она его последняя надежда, его маленький источник жизни и...любви. Скажи уже правду. Скажи, Рен, прошу. Если ты чувствуешь хоть что-то ко мне. Позволь мне зацепиться за эту ниточку. Я ведь тебя так сильно люб… — Лучше бы я не приходила на твое день рождения! Лучше бы я не думала о тебе! Лучше бы никогда не встречалась с тобой… Проклинаю тот день, когда мы познакомились! Ты просто чудовище! Вот и все. Это было равносильно самому настоящему убийству. Рен спустила курок, выстрелив ему прямо в грудь. Девчонка моментом раздавила его сердце в своих руках, которое он сам ей любезно и отдал, уничтожила Итачи, и все его искренние чувства этими жуткими словами. Всю надежду, любовь и трепет к ней просто разом выбило из его души, а грудь чертовски сильно сдавило болью и отчаянием, вызывая приступ неконтролируемой, ледяной ярости. Итачи поднял на нее свои бесчувственные черные глаза, стараясь сохранить ясность разума. Иниевый гнев окутал его с головой. — Ты чудовище! — клокотал призрак прошлого, разрывая нутро Итачи долгожданным пробуждением. Чу-до-ви-ще! — Беги, — процедил он, из последних сил удерживая своего демона. Это будет ее последний шанс спастись. — Беги, пока я держу себя в руках. Когда она уже была в дверях, и ее тень ускользала из комнаты, уже не он, а Дьявол протянул к ней когти, желая остановить. Рен этого уже не видела, не оглянулась. И слава Богу. Потому что Итачи хотел причинить ей такую невыносимую, чудовищную боль, которую она никогда себе и вообразить в мыслях не могла. Он бы с таким удовольствием спустил ее с небес прямо в Ад, каждым жгучим прикосновением клеймя ее чистую кожу. Ему так сильно хотелось сломать ее за то, что она с ним делает. Он желал схватить ее за треклятые темные волосы, притянуть к себе, сцепить свои пальцы на ее тонкой шее, сжать со всей имеющийся у него звериной силой, не дать ей возможности уйти так легко. А еще...выместить на ней всю свою ядовитую злобу и отвергнутые чувства. Душить, мучить, трахать, душить и снова трахать. Да что угодно, лишь бы ей было нестерпимо больно, лишь бы видеть в ее глазах ужас, страх, мольбу. Лишь бы уничтожить ее. Уничтожить ту, которую он любил, наверное, как никогда и никого в своей жизни. Любовь. Итачи издал протяжный стон от отвращения к себе и ненависти к ней. Закрыл глаза и осел на парту, тяжело сглотнув, пытаясь заглушить свое обезумевшее подсознание. Настолько паршиво ему было лишь однажды в жизни... — Пиздец.

***

Ты теряешь часть себя с тем человеком, который уходит из твоей жизни. А уж если этот человек — твоя слабость, твоя любовь, твой воздух, то тут впору лезть в петлю. Но Учиха был не из таких. Это было бы непозволительно просто. Обладая сильным характером и недюжинным терпением, он для себя четко решил, что во что бы то ни стало выкинет эту дуру из своей головы, выдерет из своего сердца. Если нужно, прямо вместе с этим же самым ублюдским сердцем. Всё равно бесполезный орган, только подставляет и предает раз за разом. Это будет последний и самый большой подарок для Рен. Он раздавит, сотрет в порошок, сожжет любое упоминание о ней. Потому что если она еще хоть один раз покажется на горизонте, если еще хоть раз Итачи увидит ее ненавистные темные волосы, то он ее просто — напросто придушит. Как заглушить бесов, рвущихся наружу? Что обычно делают простые смертные? Медитируют, пьют, наркотики принимают, совокупляются и просто уходят во все тяжкие. Медитация сразу показалась Итачи бесполезным занятием, потому что стоило ему начать принимать излюбленную ледяную ванну, стало казаться, что вода накалялась, превращаясь в филиал Ада на Земле. Принимать наркотики? Да, у Учихи в свое время были темные периоды в жизни, когда он баловался подобной дрянью по дурости и из любопытства. Но сейчас это было бы даже смешно. А вот секс, мать вашу, Итачи просто обожал. Ну, девчонки это называют «занятием любовью», а Учиха бы сказал «удовлетворением самолюбия». Ведь никогда и никого он не любил, трахался только тогда, когда хотел сам и столько, сколько хотел сам. А если девушки и показывали строптивый нрав, (что бывало крайне редко), то парень не церемонился лишний раз, давая столько денег, сколько они желали. Каждого ведь в мире можно купить, так считал Итачи. Назовите только свою цену. Капитализм, черт его дери. Деньги сделают сговорчивее даже немого! Полностью убежденный в своей величественности, доминантности, стараясь угомонить уязвленное самолюбие, Учиха направился в облюбовавшийся ночной клуб в надежде (какая еще надежда?), в желании найти овечку, что решится провести с ним ночь. Брюнет решил разгуляться на полную катушку. В обычной жизни он предпочитал неброскую одежду, мог иногда нацепить часы (не самые дорогие), но чаще всего старался не показывать наличия денег, не провоцируя охотниц за деньгами и других алчный блядей. Но в этот раз Итачи не собирался мелочиться, решив приковать к себе как можно больше внимания, и у него это получилось сполна. Сегодня он выбрал шикарный черный смокинг от именитого бренда, белоснежную рубашку и дорогущие часы из белого золота и платины, которые подарил ему Мадара на прошлый день рождения. Учиха восседал в ВИП — зоне, распивая любезно поданный милашкой — официанткой коньяк, смотря на всех свысока, придирчиво оценивая девиц. Так всегда начиналась любая игра, правила которой знали все, кто был искушенным зрителем. Проще говоря, так всегда снимают проституток. Молодые девушки, приходя в подобные заведения одни или с такими же голодными до денег подружками, заказывают себе то, за что заведомо не могут расплатиться: «Ох и ах, забыла кошелек, украли карту, я самодостаточная, я никогда не оказывалась в подобной ситуации, я не такая». Да, да, все вы «не такие». И тут в игру вступает принц на белом коне ну или Сатана в шикарном смокинге, у которого находилась какая-нибудь занятная история того, как он оказался совсем один в этом месте с плотно набитым кошельком наличных: бросила девушка, получил повышение на работе и прочая ересь. Разговоры всегда сглаживают углы, настраивают на определённый лад. Несмотря на полное отсутсвие эмпатии, нежелание как-либо удовлетворять потребности проституток, Учиха был честен с собой и с ними. Все таки, они в первую очередь девушки, у них тоже есть какие-никакие чувства и желания. До полового акта он был всегда галантен и учтив настолько, насколько мог себе позволить. Итачи был не из тех боровов, что пьяными заваливаются на девушек, изрыгая из себя всевозможные похабные словечки, лапая или залезая под юбку на публике. Слишком скучно. Для Итачи прелюдия были полноценной игрой, охотой, ритуалом. Вот и сейчас, сидя на виду у всех посетителей клуба, Учиха чувствовал свое превосходство абсолютно во всем. Любая женщина отдаст всё, чтобы быть рядом с ним в эту самую минуту. Ведь он был красив, богат, притягателен. Хотя в настоящий момент Итачи больше походил на темную сущность, в которой сплелись воедино самые запретные сексуальные эксцессы и демоническая элегантность, способные как грубо трахнуть, так и вырвать трепещущее перед ним и его величием сердце. О, вычурная пафосность и гордыня. Когда-нибудь они точно погубят своего хозяина, он это знал наверняка. Чем дольше он выбирал, наблюдал, охотился, тем сильнее саднило сердце, потому что нечто в нем взывало к остаткам здравого смысла и режущей правды. А правда была такова: Итачи было безумно тоскливо и плохо. Вот и пытался Учиха эти поганые чувства заглушить алкоголем и удовлетворением своего звериного нутра. Удивительно, каким одиноким можно быть, когда вокруг столько людей. Раздражение и уныние делу не помогут. Итачи поймал взгляд брюнетки в зеленом вызывающем платье. Девушка — Ночь. Она потягивала коктейль, то и дело играя языком с трубочкой, приковав к парню свои хитрые глазки. Зараза. Итачи ненавидел брюнеток, не воспринимал их даже, как объект влечения, но сегодня... Сегодня все законы и внутренние убеждения Учихи были посланы куда подальше. Девица словно кричала всем своим видом: «Выеби меня». Как кстати, она была не одна, а с такой же готовой на всё подружкой. День. Они щебетали о чем-то за барной стойкой, то и дело хихикая, бросая на парня неоднозначный, кокетливый взгляд. Даже не подозревая, что за красивой обёрткой, над которой Итачи так усердно постарался сегодня, таится настоящий мрак. Оказавшись у него дома, девушки не замечали или не хотели замечать бескомпромиссно мрачное настроение Учихи. Начались пьяные откровения, их зазывающие танцы на мраморной столешнице в гостиной под играющую из колонок музыку. Они копались в его запасе алкоголя, выбрав не самое дешевое шампанское, чувствовали себя, как полноценные хозяйки, фривольно гуляя из комнаты в комнату, изучая каждый миллиметр его жилища, делая селфи на открытой террасе на фоне ночного Токио. Итачи разрешал им абсолютно всё, он уже привык к такому нездоровому интересу со стороны потенциальных пассий. Ему было плевать, пусть хоть зарежут друг друга. Только две комнаты всегда были закрыты для посторонних глаз: кабинет, в котором находились важные документы и всякие семейные реликвии и гардеробная, в которой располагался сейф с наличкой и драгоценностями. Девчонки задавали ему тривиальные вопросы: кем работаешь, чем занимаешься, на какой машине катаешься, какой цвет любимый (вот уж точно важная информация). Хоть бы раз кто спросил про его самочувствие или настроение, как прошел день. Какие же они все предсказуемые, аж тошно. Но обделенных лаврами богатства и роскоши можно понять. Они же думают, что чтобы чувствовать себя выше других, быть на самой вершине ебанного мира, нужно из кожи вон лезть, идти по головам, рвать глотки или раздвигать ноги. Так и есть. Или просто нужно родиться с фамилией Учиха. Итачи всегда выдавал заготовленные фразы, назывался бизнесменом, владеющим выдуманной организацией, поставляющей компьютерную технику. При этом он старался выражаться таким скучным языком, чтобы девушки волей — неволей начали унывать и переводить стрелки на что-то более насущное. Секс, например. Парень не раскрывал никогда род своей деятельности проституткам. Да, врачи в подобных апартаментах не живут, не пьют дорогой алкоголь, не выглядят так самодовольно и высокомерно. Просто Учиха как-то осекся и признался в пьяном угаре какой-то девице, что работает врачом в центральном госпитале. И стоит ли добавлять, что через неделю эта дура попала туда с переломом лодыжки? Рано или поздно, любая забава, раз за разом повторяясь, теряла свою первозданную привлекательность. Вот и сейчас, Итачи потихоньку начинала надоедать их трескотня. В конце концов, он купил их не для разговоров, а для дела, пора бы им дать ему что-то более существенное взамен, кроме пустых слов и фальшивого интереса к его персоне. Раз они такие бойкие и активные, то Учиха для себя решил, что над ними он от всей души поизмывается. В лучшем понимании этого слова. Будут танцевать до упаду, ебаться до потери каких-либо чувств и любить до полного отвращения. Ночь ведь весь вечер стонала ему на ухо и говорила о том, какой он прекрасный — распрекрасный, как она его любит. Ее разве не учили, что разбрасываться такими словами может быть чревато? А теперь, лежа перед ним полностью нагая, она уже не сдерживала в себе стоны, которые переходили на полноценный крик от нестерпимой боли и удовольствия. Как там говорят, насилие — панацея от душевных терзаний? Это определённо лучшим образом описывало Итачи Учиху. — Я люблю тебя! Люблю, черт возьми! Но я больше не мо-могу, пожалуйста, х-хватит, — хрипло стонала Ночь под «ласками» свой подружки-блондинки. — Можешь, — Итачи пил коньяк, расслабляясь на диване, хищно наблюдая за тем, что творят по его приказу уже полностью обнаженные девицы. День нависла над Ночью, страстно целуя в грудь, кусая соски до синяков и болезненных стонов и трахая пальцами прямо на ковре у его ног. Хлюпающие звуки в перемешку с криками от удовольствия разносились по всей гостиной, заглушая музыку. Какое блядство, но Итачи было до жути возбуждающе — приятно лицезреть такую картину, его член налился густой похотью. В начале девушкам это показалось забавным, что клиент просит сперва довести до оргазма друг друга. Редко мужчины вообще оказывают подобную честь девушкам. Но эти невыносимые прелюдия и «ласки» продолжались уже практически два часа подряд, и девицы изрядно вымотались, желая взять небольшой, но такой долгожданный перерыв, а вот Учиха даже не собирался заканчивать их процесс. На него подняла глаза День, стараясь восстановить сбившееся дыхание: — А ты что, импотент? Неужели не встает на нас? Итачи спокойно отставил стакан с коньяком на столик и наклонился к девице, грубо схватив за запястье, рывком притянув к себе на диван. Она поддалась искушению и сразу прильнула к его шее, положив мокрую от смазки руку на его пах, дразня. — Сюда иди, — Учиха похлопал себе по коленке, приглашая Ночь присоединиться. Та осушила его стакан с алкоголем залпом, сделав секундную передышку, и приблизилась к парню с другой стороны. Пока День ласкала его через одежду, трогая во всевозможных местах, уткнувшись ему в шею страстным поцелуем, Итачи запустил руку в темные волосы Ночи, притягивая ближе. — Скажи это еще раз для меня, — приказал Учиха, прищурившись. Да, девчонка определённо уже пожалела, что вообще начала говорить на тему «любви». Обычно клиенты радовались, когда такая юная красотка признавалась им в «чувствах», это должно было добавить страсти в секс, может даже как-то привязать их к ней (во что только не готовы поверить юные девушки-провинциалки?), но вот было одно «но». Итачи был не обычным клиентом, слово «любовь» невыносимо его бесило, а еще он не хотел заниматься чувственным и страстным сексом, заниматься любовью, он хотел просто трахаться, желательно максимально развратным способом. Но именно сейчас брюнет никак не мог остановиться от морального насилия над девицей, заставляя ее вновь и вновь признаваться ему в любви. Он бы делал это всю ночь напролет, пока ее бы не начало просто — напросто тошнить от этого поганого слова. — Лю-люблю тебя, — девица закусила губу, тяжело всхлипнув. И кто бы мог подумать, Итачи это взбесило еще сильнее, он просто пришел в неистовую ярость! Потому что он вспомнил о Рен. Этот ангел с такой легкостью выплеснулся в его затуманенный алкоголем разум со своей невинной улыбкой и хрупким телом. В голове сразу всплыли моменты того, как она опускала глаза в его присутствии, краснея и покусываю свою нижнюю губу. В его сознании словно вспыхнула молния. Блять. Пошла к черту из головы. — Еще раз! — полный ярости процедил Учиха, крепко схватил пальцами Ночь за подбородок, та сморщилась от резкой боли. Он же оставит ей синяк! — Она же уже сказала это раз тридцать, прекрати, — пробубнила блондинка, пытаясь заступиться за подругу. Итачи перевел на нее гневный взгляд, и та сразу замолкла. Перечить ему было нельзя, только вот проститутка это поздно осознала. День попыталась изобразить жгучее сексуальное желание, пытаясь таким образом отвлечь Итачи от дурных мыслей, и сама потянулась к парню, поцеловав его в шею, скользнув языком по спокойно пульсирующей венке. Он позволил ей это сделать, пока что нежно поглаживая по белым волосам, поощряя покорное поведение, сверля Ночь мрачным и убийственным взглядом. Сука. Она так просто не уйдет отсюда. Блондинка мурлыкала какие-то несусветные пошлости на ухо парню, заставляя его распаляться сильнее. Пелена удовольствия накрывала Итачи с головой, и он издал долгожданный стон от сладостного напряжения. День просто умница, Учиха уже и не хочет думать о едкой мести, но грядущее наказание для второй шлюхи все еще теплится в его груди. Но сперва...сперва она получит удовольствие, они обе его получат сполна. Итачи уже нежно и благодатно притянул к себе Ночь, укрывая в своих порочных объятиях. Та, пользуясь золотой возможностью, с радостью решила приложить все усилия, чтобы вернуть к себе расположение Учихи. — Какой у тебя твердый член. Скорее бы он оказался внутри меня. Я уже вся теку, — хихикала от возбуждения День, прощупывая пах парня через брюки, ощущая всю степень его нетерпения. Потом скользнула рукой выше, начав медленно расстегивать пуговицы рубашки. Она делала это настолько неторопливо, что нутро парня уже пылало от предвкушения. Губами блондинка двинулась ниже, затем резко отстранилась. Ее лицо исказилось в ужасе. — Ты! — День боязливо отодвинула рубашку парня в сторону, оголяя его грудь, углядев бесчисленное количество рубцов и татуировку черного ворона, расправившего крылья. Итачи увидел бег ее мыслей. Блондинка подняла ошарашенный взгляд на Учиху, не в силах произнести и слова. Всё, что она могла, лишь издать тихий вздох ужаса. У нее был немой шок, это даже позабавило парня, польстило ему. Губы Итачи тронула улыбка. Искренняя и жестокая. — Нетсуко, что случилось? — Ночь потрясла подругу за плечо, стараясь пробудить от забвения. — Твоя подружка, кажется, передумала ебаться со мной, — отчеканил жестко Учиха, перехватив руку Нетсуко, не давая докоснуться пальцами до его шрамов. Непозволительная дерзость. Ей что, руку сломать?! Девушка всхлипнула, не сдержав отвращения и страха на лице. — Боже, эта ворона на груди и эти мерзкие шрамы! Джун, это же тот псих, после которого Ненна восстанавливалась целый месяц. Ты Итачи Учиха?! — глотала воздух День, пытаясь вырвать свою кисть, вцепившись ногтями в руку Учихи. Парень лишь тихо посмеялся ей в ответ, сдавив сильнее. — Пусти, чертов ублюдок! Пусти меня! Девушка перешла на отвратительный визг, готовая драться не на жизнь, а на смерть. Голова Итачи неприятно заныла от столь резкого крика, вынудив парня тяжело выдохнуть. Он бы с такой лёгкостью сломал ей руку, шею или даже позвоночник. Ну не убивать же их теперь за одну только непокорность? Он же не Мадара. Ну, вот. Итачи оборвал все их сладкие фантазии на корню. Игре пришел конец. — Валите. Пока можете, — бросил устало брюнет, разжимая тиски, позволяя блондинке отпрянуть. Та, потеряв равновесие, свалилась с дивана. Здорово же он их напугал одним только своим видом. — Урод! — Садист! Девицы вскочили, хватая в спешке свои платья и сумочки, и исчезли из вида, громко хлопнув за собой входной дверью. Парень остался сидеть на том же месте в расстёгнутой рубашке, устремив свой пустой взгляд в белый потолок. Как же паршиво, сука. И что делать дальше? Звонить Кей Китегаве.

***

Итачи понимал, что делает этим только хуже, запутываясь и в без того непонятных ему чувствах, но, боги, он просто больше не мог, элементарно не выдерживал. Он чувствовал себя настолько ненужным миру, людям, отвратительно одиноким. Ему хотелось выплеснуть всю ту энергию, что бурлила в его жилах. А Кей — единственная девушка, которая никогда не смотрела на него, как на монстра или садиста, даже после секса. Наоборот, она всегда к нему ластилась, она его чувствовала и понимала, но никогда не навязывалась. Слишком уж она дорожила этими зыбкими отношениями с ним, и Учиха это знал и в меру своих возможностей ценил. Ей никогда не нужны были его деньги, только он сам. Как это обычно называют? Секс по дружбе и без обязательств. Хотя какая тут дружба. Он знал ее еще со школы, когда она была обычной девчонкой. С чего началось их общение? Итачи, кажется, похвалил ее брекеты, которых молодая Кей очень стыдилась за издевательское прозвище «зубастая страшила», которым нарекли ее одноклассники. Китегава и Учиха никогда и не были толком друзьями, но частенько сталкивались вместе на крыше школы, куда Итачи сбегал от назойливых поклонниц, а Кей — просто поплакаться в одиночестве от невыносимых нежному женскому сердцу издевательств. Да, она была чувствительной, но еще умной, рассудительной и быстро училась на ошибках других девчонок. Подбирая каждое слово при разговоре с Итачи, узнавая его лучше, она потихоньку подбиралась и ближе к нему самому, пока это не вылилось в спонтанный секс в кабинете биологии после уроков. Слава богу, никто их в тот момент не застал. Итачи еще тогда дал понять, что сердце он свое открывать никому не намерен, в душу лезть уж тем более не позволит, и Кей это, кажется, нисколько не расстроило, наоборот, она вошла в положение Учихи, совершенно не навязываясь. Довольствовалась и таким вниманием с его стороны. Это казалось странным для Итачи, но раз всех всё устраивало, то к чему создавать проблемы себе и ей? Итачи достал свой телефон, ища в контактах Китегаву. Интересно, куда на этот раз ее забросила работа? Париж? Нью-Йорк? Или какой-нибудь захудалый городок в Африке? На другом конце провода послышался радостный голос девушки. Четыре утра, а она такая бодрая. С ума сойти. Можно только позавидовать ее бешеному количеству энергии и жизнерадостности. — Кей, ты не хочешь приехать ко мне? — в голове Итачи было чертовски пусто, так что он решил говорить ровно то, чего желало его звериное начало. — Прямо сейчас. — Итачи, у меня съемки заканчиваются только завтра, но в пятницу я уже буду в Токио! Можем увидеться... Парня такой ответ раздосадовал. Жизнь над ним явно издевается. Ждать целых три дня? Он готов был выслать за ней сейчас хоть частный джет. Итачи, конечно, не умел толком ухаживать за девушками, ему просто не доводилось так далеко заходить, но Мадара бы точно поступил именно таким образом. Дарить самое дорогое, блестящее или большое. «Красивый поступок, достойный привилегированному клану Учиха». — Хочешь сходить со мной на университетский бал в честь Хеллоуина в эту пятницу? — Итачи перешел сразу к делу, увидев под столешницей книгу, подаренную Рен на день рождения. Он потянулся, схватив подарок в руки. Наверное, девицы его скинули, когда танцевали. — За тобой хоть на другой конец света! — кокетничала Кей, чем вызвала лукавую улыбку у Итачи. Просто прекрасно. Другого он и не ожидал от нее. — Тогда до связи. И выбери какой-нибудь сексуальный костюм. "Манускрипт, найденый в Акко". Итачи бездумно пролистал несколько раз страницы взад — вперед, открыв на первой попавшейся. Великие изречения про любовь, терпение, прощение. Еще чего. Итачи прыснул со смеху, не сдержав раздражения. Крепко ухватив за страницы, он желал разорвать книгу, но когда корешок начал трещать и немного рваться, то парень внезапно остановился. Это ведь всё равно не принесет ему желанного облегчения. Детский сад. Учиха зашвырнул со всей силой книгу в другую часть комнаты. Та с глухим стуком ударилась об стену и упала за комод. Ну и к черту.

***

— Тебе обязательно с собой брать катану? Мне кажется, это уже слишком, — вынес свой вердикт Сасори, стоя в дверном проеме в квартире Итачи, когда сам хозяин показался в своем «костюме» на Хеллоуин. Потрясающее черное кимоно основателя клана Учих с утивой на спине и неудержимыми языками пламени на рукавах и подоле. (Изюминку с огнем впоследствии добавил сам Итачи. Как знак того, что он выше и сильнее даже такой разрушительной стихии). Само кимоно было настоящим достоинством, реликвией, передающейся из поколения в поколение по главной ветви. Единственное, что сохранилось от отца. Обычно Итачи хранил это наследие в кабинете на специальном стенде, запрещая кому-либо прикасаться, даже домработнице. Но сегодня был особый случай. Учиха желал, чтобы его появление произвело настоящий фурор, он желал внимания, достойного императора. Для чего, спросите вы? Просто потешить свое эго, в которой раз убедится в своей непревзойденности! Когда друзья спустились в холл и вышли из здания, на парковке их уже ждал грозный Кисаме — личный телохранитель главы клана. Вот так сюрприз. Тот склонил голову в почтительной манере, приветствуя наследника, передавая конверт и чёрную лакированную коробочку. — Итачи-сама, Мадара передает вам свои запоздалые поздравления с прошедшим днем рождения. Я привез ваш подарок, — Хошигаки указал на новенькую машину, стоящую позади него. — Кисаме, когда Мадары нет на горизонте, можешь вести себя не так официально, — посмеялся Итачи, похлопав старого знакомого по плечу, забирая конверт и коробочку с ключами. Телохранитель лишь одобрительно кивнул, потерев свой старый шрам на небритом подбородке. Голос подал Акасуна, не сдержав удивления на лице: — Это что, черный урус? Твою мать, Итачи, это не машина, а зверюга. Итачи сперва решил открыть письмо, запечатанное бардовым сургучом лично главой Клана. С днем рождения, воронёнок. Автомобиль задержался на неделю на таможне. Извини, что лично не смог вручить. Гоняй аккуратно. С любовью, дядя Мадара Лицо Итачи порозовело и налилось жизнью. Приятно, черт возьми. Дядя как всегда, добрая душа! Не поскупился и презентовал самый роскошный подарок, который только можно себе представить. Все любят сюрпризы, подарки, а уж если это черная Ламборджини последней модели, которую еще даже не представили в Токио, то тут... Мадара даже перестарался. Учиха уже представил, как будет оправдываться перед коллегами на работе. На такую машину честным трудом человек бы вкалывал две — три жизни подряд. Конечно, Итачи понимал, что таким примитивным образом дядя компенсирует любовь, которую, в силу определенных обстоятельств, не смог в полной мере дать осиротевшим Саске и Итачи. Его ведь тоже можно понять. После смерти Фугаку, именно Мадара возглавил «семью», взвалил на свои плечи заботу о детях, должен был вести семейный бизнес, держа постоянно руку на пульсе, не потерять лицо, не посрамить клан Учиха. Многие его осуждали, строили козни против тогда еще молодого лидера клана, думая, что переиграют его, перехитрят и легко сместят, но никто себе и вообразить не мог, на что дядя по-настоящему был способен. Особенно, если кто-то смел переходить ему дорогу. Гибкий ум, подвешенный язык, неограниченные финансовые ресурсы и полное отсутствие страха измарать руки в крови сделали из Мадары Учихи настоящего Люцифера во плоти. Его боялись и уважали. Ему не смели смотреть в глаза. Одно его слово, и ты мог оказаться или на вершине мира, или кормить рыб в Токийском заливе. Мадара был человеком суровых принципов, строгих нравов, а еще он обладал отличным (правда чересчур черным) чувством юмора. Но для Итачи он всегда был просто дядей: строгим, требовательным, но в то же время великодушным и заботливым. У Мадары было большое сердце, Итачи в это верил. Подаренная машина была просто конфеткой, тихо рычала и переливалась под ночными фонарями, притягивая к себе внимание пешеходов и других водителей. Пока друзья ехали до университета, где Итачи уже ждала Кей со своей личной охраной, друзья перекинулись парочкой фраз, и, конечно, красноволосый рискнул поднять тему, которую Учиха старался избегать. — Хватит ходить вокруг да около, Акасуна. Говори, что хотел сказать, — рубанул брюнет. Конечно Сасори из всех его друзей был самым спокойным, здравомыслящим и чувственным. Итачи это понимал и потому запасся терпением. Это тебе не полоумный Хидан, который через слово матерится, не в силах иначе выразить свои кипящие эмоции или нудный Какаши, которому Учиха сломал руку, лишь бы тот отстал со своими нравоучениями. — Итачи, зачем ты так поступаешь? — Сасори повернулся к другу, пристально наблюдая, подбирая в уме нужные слова. — Знаешь, Хидан и Дейдара навещали её на днях. Твою Рен... ей очень тяжело. Вам обоим сейчас очень тяжело. Но то, что ты творишь, я не могу тебя узнать. Ушел во все тяжкие из-за того... — Ты точно хочешь поднять эту тему? — процедил Итачи, сжав руль и сверкнув темными глазами. — Да, хочу, Итачи. Потому что я твой друг, и я за тебя переживаю. Ты же знаешь, я всегда и во всем на твоей стороне, но сейчас я вижу, что ты совершаешь ошибку за ошибкой. В последние дни ты ведёшь себя, словно обиженный ребенок, у которого отобрали любимую игрушку. Подрался с Хиданом, Какаши руку вчера сломал, блядуешь с какими-то бабами, пьешь как не в себя. Мы видели, как ты изменился с тех пор, как кувшин...как Рен появилась в твоей жизни, ты стал мягче и добрее, если последнее слово вообще к тебе можно как-либо применить. А когда твой брат решил с какого-то перепугу забрать себе девчонку, то ты с такой лёгкостью ему это позволил сделать! И за это ты обозлился на Рен? За то, что сам даже не попытался ничего предпринять? Ох, не стоило Сасори произносить ее имя. — Я не желал давить на нее. Я дал ей возможность сделать выбор. И она его сделала, — монотонно произнес Итачи, не сводя взгляда с дороги. — Тогда какого же хрена мы все вокруг за это огребаем? Ты решил возненавидеть Рен просто за то, что она не твоя? Да, вот это поступок взрослого, самодостаточного и уверенного в себе мужика! — вскинул руки Сасори. Вот это его понесло. Итачи впервые видел таким Акасуну. — Ну а что ты предлагаешь? Я ее должен был выкрасть и привязать к батарее? — Я ничего не предлагаю, Учиха. Но начинать ненавидеть человека просто за то, что он не отвечает тебе взаимностью по определенным причинам — самая большая глупость. Да, может девчонка ничего к тебе не испытывает и никогда не полюбит уже, ты ведь предостаточно наломал дров и здорово напугал ее. А может она просто запуталась? Я не знаю, правда. Зачастую любовь не бывает кристально чистой, прозрачной и столь очевидной, как ее описывают в романах. Но, Итачи, никто не заслуживает ненависти за то, что испытывает его сердце. Рен уж точно не заслужила такого отношения к себе, ты это знаешь лучше других. Я прошу тебя одуматься и не усугублять ситуацию, а ты ведь этого и добиваешься. Всем своим видом показывая, какой ты ахуенный и «счастливый» без нее. Может шлюхи в это поверят, но не твои друзья. Если любишь ее по-настоящему, то борись за эти чувства или оставь девочку в покое. В конце концов, ей всего девятнадцать. Она же еще совсем юная. Не надо делать ей плохо. Плохо? Он издевается? — Во-первых, мне глубоко похеру на Окаву и остальных баб. А во-вторых, Сасори, чтоб ты знал, я не собираюсь обсуждать с тобой или кем-либо еще свои недоотношения, душевные переживания и прочую, не имеющую никакой ценности, ерунду. Я живу для себя, я работаю для себя, я сам по себе. И плевать я хотел на все эти «отношения» и «чувства» с высокой колокольни. На этом диалог был закончен. Акасуна просто покачал головой, громко и обреченно выдохнув, но не стал уже ничего отвечать на гневную тираду друга. Это было бы опасно. — Вот же упрямый баран, — пронеслось в голове красноволосого, когда они заезжали на университетскую парковку. Внезапно брюнет переключил передачу, резко дал газу, и машина задним ходом прямо бампером въехала в черный припаркованный ягуар, сминая боковую водительскую дверь. Раздался рев сигнализации. Из уст Сасори вылетело колкое словечко, затем он перевел ошарашенный взгляд на Учиху. — Итачи, ты совсем ахерел?! — взвыл Сасори. — Машина за сорок миллионов йен, блять! Ты на ней всего тридцать минут, а уже въехал в чью-то тачку. — В тачку Саске, если быть точнее, — как ни в чем не бывало ответил Итачи, расплываясь в довольной улыбке. — Слушай, Сасори, ты же хотел погонять на Ламборджини, да? Отгонишь ее в сервис? А то меня уже ждут. — Ты самый...большой придурок из всех, — Акасуна с трудом сдерживался, чтобы не начать материться вновь. Потом протяжно выдохнул, из его груди вырвался нервный смешок. Учиха просто псих! Псих? Ну, да, а еще и Король бала этого года. Бесполезная награда конечно, на полку не поставишь, но как можно потешить драгоценное самолюбие! Стоя на сцене в ожидании имени Королевы, Итачи одаривал всех своим классическим холодным безразличием, гадая, не виднеются ли его рубцы на шее. О, интересно, что скажет Мадара, узнав, что Итачи разбил ламборджини в первый же вечер? Почему он подумал об этом именно сейчас? — А вот и имя нашей дивной Королевы! Рен Окава! Выходи, милая, — Цунаде, что была директрисой университета, объявила долгожданную победительницу. Чего, блять? Только и успел подумать про себя Итачи, стараясь сохранять спокойствие и выдержку. Он же обещал при встрече ей шею свернуть. Публичное убийство не входило в его планы, такое даже нельзя было впихнуть между: "покрасоваться перед всеми на сцене" и "провести жаркую ночь с Китегавой". Много мороки! А может уйти прямо сейчас со сцены? Так, нет, это уже мысли слабого человека, "обиженного ребенка", как выразился Сасори. Учихе стоило только надеяться, что Рен хватит ума уйти самой, сбежать с праздника, не показываться ему на глаза, пока есть такая возможность. Потому что потом...такого случая может уже не подвернуться. Вот же упрямая дура. Итачи осознал, сдаваться Окава так просто не собирается. Когда девочка вышла на сцену, показалась ему в своем платье феникса, когда он увидел ее ненавистные каштановые волосы, перепуганное личико, когда он приковал к ней свои непроницаемые, мрачные глаза... Его начало лихорадить. Итачи словно окатило ледяной водой. Он чуть не потерял контроль над эмоциям, такой она вызывала в нем неукротимый хаос одним своим присутствием! И чем ближе она подходила, тем безумнее он становился. Но то было не презрение к ней или примитивный гнев, нет. Итачи просто осознал правду, которую долгое время старался отрицать, гнать от себя как можно дальше. Она всё еще властна над ним. Учиха надел маску безразличия, успев заметить, как Рен задрожала и сжалась под его взглядом. Что же они друг с другом творят? За эти несколько дней, что он ее не видел, Итачи заметил перемену во внешности девчонки. Сасори оказался прав. Ее миловидные щечки стали впалыми, она заметно потеряла в весе. Сама же Рен уже не улыбалась, не смотрела на него даже. Девочка его просто боялась, опасалась то чудовище, в которое Учиха способен был обратиться. Этого ты желал? Видеть страх и ужас в ее глазах, верно? Итачи стиснул зубы, когда вспомнил все те мерзкие слова, что срывались с его языка в тот роковой день. Всё это и привело к тому, что с ней сейчас случилось, что она сейчас переживает. Да, он был зол на нее от собственного бессилия, разъярен, но это никак не оправдывало его. Он ведь, дьявол подери, ее чуть не убил в приступе неконтролируемой ярости. Или всё-таки убил? Ведь Рен сейчас больше походила на призрак того счастливого и лучезарного создания, что способно было дарить тепло и надежду одним только своим взглядом. Она была его источником жизни, а он ее просто уничтожил. Когда они стояли напротив друг друга перед началом самого танца, Итачи подметил, насколько все-таки маленькой и хрупкой она была в сравнении с ним, ведь девчонка с трудом доставала ему до плеч! И это учитывая, что она надела каблук, который, как кстати, очень красиво выделял ее ноги и обнаженные лодыжки. Ах, эта Рен Окава. Она была восхитительна. Ему стало любопытно, промелькнула ли в ее светлой головке хоть раз мысль о том, что Итачи ее любит? У любого здравомыслящего человека возникнет полноценное негодование. Как же можно любить и одновременно желать сделать больно? Что же это за токсичная и злая любовь? Не токсичная вовсе. Любовь ведь не обязательно должна быть идеальной и гладкой. Достаточно, чтобы она была просто взаимной и честной. А что до Итачи и его непонятных чувств, он просто — напросто боялся их. Вот и все. Ибо такое чувство не подчинялось ему, даже наоборот, оно его ставило на колени перед ней, открывало сердце, обнажало душу. И самое страшное, чего Итачи опасался больше всего и с чего мог потерять самообладание — простая невзаимность. Да, истина всегда лежит на поверхности. Двигаясь в такт музыке, ведя за собой Рен, держа крепко в своих цепких объятиях, чувствуя ее чарующий запах, Итачи наконец сдался на милость судьбе и признался себе. Он боготворит это маленькое, нежное и невинное создание, эту дуреху, эту трусиху, кувшинку. Он, черт возьми, боготворит Рен Окаву! Правда хоть и дается зачастую трудно, но приносит такое облегчение! Учиха почувствовал, как его сердце благодарно успокоилось, а нервное напряжение отступило. Но с этим и пришло похотливое желание над ней немного поиздеваться. Ну просто Дьявол! Ни минуты покоя! Ничего обидного и ужасающего, поверьте, простая вредность, которая свойственна любому представителю клана Учих. С желанием пощекотать Рен нервишки, Итачи стал всячески выводить ее на эмоции. Интересно, какие она покажет на этот раз? Смущение? Ох, а может растерянность? Закусит губу, как делает это обычно, когда Итачи начинает показывать свой характер? Возбудит его? Три минуты зайчик был полностью в распоряжении злого волка. Итачи всегда знал, на какие точки нужно надавить, чтобы добиться своего. Сейчас он не собирался бить по ним, но надавливал с определенным рвением вызвать волну предсказуемых, но таких желанных эмоций у Окавы. Пусть трепещет от его провокаций! — Саске понравилось платье? — Итачи обдал ее ушко горячим дыханием. Девушка попыталась дернуться, словно Учиха уже залез ей под юбку. Вопрос-то был обычным, для разогрева всего лишь. Господи, ну это даже несправедливо как-то по отношению к ней. Кажется, даже внутренний демон Итачи попросил его быть несколько спокойнее в оборотах, поскольку Рен была слишком очевидной и слабой добычей. Слово скажи ей — уже готова от стыда провалиться сквозь землю. Такая милашка! А в платье так вообще настоящая принцесса — феникс. Дьявол оказался прав. Рен слишком сжалась от его слов. Нужно сгладить углы. — Ты ведь в нем изумительна, Рен. Грех не влюбиться, — произнося ее имя, брюнет словно пробовал его на вкус. Чистота и невинность. — Ты ее хочешь заставить потечь? Кажется, она сейчас дубу даст от твоих слов! Полегче, — впервые в истории Дьявол пытался обуздать распаленного Итачи. Внезапно Учиха перестал чувствовать напряжение и дрожь, исходящую от Окавы. Что-то неладно. Неестественная реакция для ее организма. Что за напускная храбрость? Он опустил на нее глаза, прищурившись, пытаясь разгадать ход ее мыслей. Сейчас ее звёздные глаза были абсолютно нечитаемы для него. Что?! Такое с ним было впервые. Девушка легко выдохнула, чуть ли не застонав, от чего у Итачи мурашки возбуждения и азарта прошли по всему телу. Это еще что за взгляд? Ненависть? Презрение? Боги, она смотрела на него влюбленными глазами! Итачи ошалел, потеряв дар речи. Таким образом девчонка его мгновенно обезоружила. Все его ехидство и дерзость мигом улетучились, он завороженно смотрел на нее, не в силах предугадать ее дальнейшие действия. Она одним своим взглядом схватила его за горло. Безжалостная! — Ты прав, Итачи, я — феникс, потому что огонь меня не убивает, а делает сильнее. И, да, Саске был без ума от платья. — Вот сучка, — расхохотался внутренний бес Итачи. Парень не сдержал хищной улыбки, отводя взгляд, проведя языком по верхнему ряду зубов. Дьявол. Итачи прочувствовал сполна свое поражение. Она его просто разгромила. Эта трусиха, которая даже от одного его прикосновения, взгляда тряслась, готовая в любой момент потерять сознание от переизбытка эмоций, сейчас дала ему сдачи. Ух, и девчонка. Маленькая дьяволица! Осмелела и дала ему отпор, да еще и какой. Прямо в глаза! Стоит ли сказать, что такое поражение было не оскорбительным для парня, а возбуждающим? Он просто весь пылал, горел, желал ее. Зараза, у него элементарно встал. С каким кровожадным удовольствием он бы сейчас сорвал с нее платье и показал ей свою настоящую силу. Раз она такая храбрая... Нужно успокоиться. Срочно. В порыве страсти он хотел поцеловать ее, коснуться ее медовых губ, впиться в них на глазах у всех. Мрак в душе Учихи завыл, сдавливая сердце в когтях до кровавых ран. Сделай это, сделай, черт тебя возьми! Ты же хозяин своей жизни, тебе должно быть плевать на всех! Поцелуй ее, трахни ее, сделай с ней то, чего давно желал. Я…не могу. Итачи пошел против своей темной стороны, не поддался бушующим эмоциях, а укротил их. Да, поражение перед такой мелочью его нехило раззадорило, но он не должен потерять лицо в импульсивном порыве. Ведь в данный момент это было бы так неосмотрительно с его стороны — поддаться соблазну и показать свои чувства. Поцеловав Рен при всех, он бы подписал ей смертный приговор. Эти гады, черти, змеи и всякая прочая низменная дрянь ударили бы именно по ней, разорвали, изничтожили. Всё, что мог позволить сейчас себе властный и богатый Итачи сделать в ответ, лишь легонько коснуться ее прозрачной кожи в знак своей воли. Этого ему хватит сполна. На сегодня. Завершая танец, Учиха неожиданно наклонил Рен, нависнув сверху, проведя рукой по открытой спине в районе лопаток, чувствуя подушечками пальцев ее позвонки. Боги, какая же она непорочная. Девушка в ответ неожиданно тихо ахнула, и парень почувствовал, как его щеки запылали. Дьявол, он смутился! Неслыханно. На долю секунды он полностью потерял контроль над эмоциями. И этого хватило... — Ты это чувствуешь, мальчик? — заревела тьма, вынуждая Итачи отвлечься от девушки и поднять глаза. — Чувствую. Воздух вокруг словно завибрировал и наэлектризовался, но то было уже не возбуждение. Учиха внезапно ощутил всем своим нутром нечто крайне нехорошее. Убийственную опасность, исходящую от одних единственных глаз в толпе. В его жилах застыла кровь, а вены натянулись. Аспид всё увидел, прознал, что Рен — то самое неприкосновенное сокровище для Итачи, его истинная слабость. Другие, обыватели, видели лишь страстный танец, не более, но гадюка догадалась обо всем. Кто это был? Саске? Нет, этот дурак видел их сейчас, но смотрел скорее с каким-то замешательством, борясь с простой ревностью, что лежала на самой поверхности. Настоящим хищником был кто-то коварнее и гораздо опаснее, чья злоба не уступала по силе Итачи. Кто же это? Музыка подходила к концу, и Учиха был вынужден отпустить Рен. Пускай бежит, пускай сегодня девчонка забудется в объятиях младшего брата. А Итачи нужно сперва остыть, собраться с мыслями и начать думать. То блядство, что он творил за последнюю неделю, сильно выбило его из колеи, он ощущал, что еще недостаточно контролирует себя, чтобы действовать. Ведь теперь нужно быть аккуратным. Он сделает все ставки на то, чтобы не обидеть ее, не напугать ее, не навредить ей. Теперь Итачи знал точно. Он будет бороться за сердце Рен и раздавит любого, кто встанет у него на пути. Но сейчас…сейчас он был настолько одурманен ее дерзкими словами, ее роковым взглядом, возбуждающим вырезом на спине. Он не мог здраво мыслить, ему нужно было прийти в себя, как можно быстрее унять эту внутреннюю дрожь. Блять, он уже давно нихрена не контролировал, был не в состоянии даже держать в привычном порядке собственные мысли и чувства, копошащиеся в грудине клубком червей, даже не мог держать под контролем свой член, с каких-то пор взявший принятие решений на себя. В объятия Итачи попала счастливая Кей Китегава, и парень заметил, как в этот момент на них смотрела его Рен. Это что, ревность? Девчонка его ревнует? До чего мило. Учиха был до такой степени возбужден сложившимся эксцессом с Окавой, что уже не замечал никого вокруг себя. Рен уйдет, а ему что останется? Недотрах и простое человеческое желание прильнуть к ее груди, ощутить тепло ее тела? И как с этими чувствами бороться? Заняться сексом с Кей? Нет, сейчас Итачи четко понимал, что ни одна девушка в мире, никакой наркотик или алкоголь не принесут ему того облегчения, которое бы смогла подарить дьяволица Рен одним своим взглядом. А больше всего Итачи удивляло то, что скорее всего эта крошка даже не догадывается о том, какие греховные мысли посещают его голову. Учиха не смог сдержать на лице злую улыбку, которая любого могла напугать. Он поспешил обнять Китегаву, уткнувшись ей в белую гриву волос, почувствовав девичий парфюм: ваниль, смешанная с похотью. Приятный коктейльчик, но слишком пресный и скудный для Учихи. Кей, похоже, сама отлично проводила время на балу, срывая лавры славы, отбиваясь от назойливых фанатов. — Поехали отсюда? — Итачи обжег своим горячим дыханием ухо Кей, и та захихикала от возбуждения. Она желала его, а он хотел просто уйти подальше от Окавы, лишь бы не лицезреть ее сейчас в объятиях Саске. И они покинули праздник под руку, как и полагается Королю бала и его верной спутнице. Кей ластилась к Итачи, обнимала его, прижимаясь головой к его сердцу, то и дело вздыхая, пока они ехали в такси. А Учиха всё более погружался в свои думы, анализируя все, что произошло с ним с начала учебного года, с того момента, когда Рен свалилась на него. Как он впервые поцеловал ее, как получил по щеке за непозволительную вольность, как вновь коснулся ее медовых губ на дне рождении, как оскорбил это нежное создание, чуть не убил своими собственными руками. В какой момент он стал осознавать, что то, что происходит с ним — не просто животное влечение, а нечто большее? Настоящая любовь, граничащая с разрушением и таким желанным созиданием. Столько ошибок совершено, и сейчас Итачи совершает, возможно, одну из самых больших. Зачем же он втягивает в это Китегаву? Когда они поднялись к нему в квартиру, Кей с восторгом рассказывала о последних событиях, о том, что давно уже скучала и изголодалась по Учихе. Она ощущала, что Итачи не в настроении, и пыталась всячески его развеселить, то и дело хохоча над какими-то рабочими казусами на съёмочной площадке. А потом смолкла, и в квартире воцарила тишина, которую парень не выносил. Кей пригубила бокал с красным вином, потом поставила его на стеклянный обеденный стол, подошла к сидящему на диване парню и молча забрала у него из рук стакан с виски, убирая на мраморную столешницу. Он поднял на нее мрачные глаза, и Кей поджала губу, считывая всё, что он сейчас испытывает в душе. Она его никогда не боялась, и даже сейчас, смотря на него сверху вниз, Кей одарила его теплой, такой заботливой улыбкой. Но этого было мало, чтобы его сердце оттаяло. Девушка осознала это еще много лет назад. Что бы она ни делала, предпринимала, говорила, она не могла никак докоснуться до сердца Итачи, заставить хотя бы раз взглянуть на нее так, как обычно мечтают в грезах девушки. Учиха был настоящим ледяным царством, не подвластным никому. — Знаешь, я тебя видела всякого, но таким растерянным — никогда, — она ласково погладила его по смоляным волосам, и Учиха закрыл глаза, прислонившись лбом к ее солнечному сплетению, тяжело выдохнув. Ему нечего было ей ответить. — Никогда не думала, что увижу тебя влюбленным, Итачи, — как-то тихо хмыкнула Кей. Боги, насколько же женщины проницательны. И как давно она поняла это? — Я и сам не думал никогда, что со мной случится нечто подобное. Кей запнулась. Она никогда не позволяла себе спрашивать у Учихи о его отношениях с другими девушками, ее это не интересовало, она просто не имела прав задавать такие вопросы. В конце концов, это была его жизнь, и Китегава давно поняла, что в ней нет места для нее. Да, ей было очень горько это осознавать, но от того она не становилась злее. Девушка все равно страстно желала разгадать Итачи Учиху, помочь хоть немного, сделать чуточку добрее к миру. Она знала истинный потенциал его израненного, но такого большого сердца. Вот и сейчас Китегава все же решилась спросить: — Она...эта девушка тебе так нравится? — Я схожу по ней с ума, — нервный комок сжал горло парня, но он нашел в себе силы ей ответить. Он всегда был честен с ней, Китегава заслуживала знать правду. На такой ответ у Кей вырвался хриплый стон, ее голос немного дрогнул: — Она, наверное, действительно удивительная девушка, если смогла...докоснуться до тебя, до твоего сердца. Но, Итачи, почему же ты не вместе с ней сейчас? — Потому что я ее очень сильно обидел. И теперь я не знаю, что делать дальше. Я настолько изнурен. Никогда не думал, что любить кого-то может быть так тяжело. — А ты ее по-настоящему любишь? — Кей немного дрожала от волнения, продолжая плавно и нежно гладить Итачи по волосам. Учиха в ответ лишь молча кивнул. Я ее люблю всем своим сердцем. Учиха поднял на Китегаву свои уставшие черные глаза. Не обозлится ли Кей на Итачи за сказанные слова? Ведь сейчас, терзаемый кошмарами, он говорил ей чистую правду. А истина порой бывает такой невыносимой, уж ему ли не знать. Но Кей его понимала как никто. Она искренне улыбнулась ему в ответ и приняла его слова, благодарно гладя по волосам. Сейчас она была по-настоящему счастлива за него. Ведь она наконец своими глазами увидела, что Итачи может себе позволить любить кого-то, пусть и не ее вовсе. Но ведь любит! А разве кровожадные монстры способны на любовь? Кей всегда знала и верила, Итачи не был чудовищем, каким его называли и проклинали за спиной. У него было сердце. — Прости меня, Кей, если можешь, — он ловил каждую эмоцию на ее идеальном лице. Она была красивой, невероятно красивой, но Итачи все равно за столько лет не дал ей того, чего она по-настоящему хотела. Те объятия, которые дарит возлюбленный на утро после страстной ночи, он не говорил ей заветных слов, которые она всегда хотела от него услышать. Хотела, но не просила. Кей от Итачи за все эти годы не досталось совсем ничего, ни теплых слов, ни лживых обещаний, ни скупой благодарности. Другие девушки могли получить хотя бы деньги взамен, но Кей...она не требовала ничего. У нее не было цены. Ее любовь к нему была неподкупна. — За что же ты просишь прощения у меня, Итачи? — За то, что не смог дать тебе того, чего ты всегда хотела. Взаимности. Эти слова тронули нежное женское сердце, и ее глаза наполнились слезами. — Итачи, в невзаимности нет ничего страшного. Если ты кого-то любишь, этот человек необязательно должен любить тебя в ответ. Он даже может не замечать тебя, и ты даже можешь быть для него неважен, но это не страшно, — горько улыбнулась Кей сквозь пелену слез. — Разве от этого ты становишься менее счастливым? Я знаю тебя слишком хорошо, Итачи. Ты не плохой человек, ты просто человек, с которым случилось много чего плохого. Но сейчас я так счастлива за тебя... Кто-то смог поселиться в твоем сердце. Это ведь прекрасно. Так что не кори себя, пожалуйста. — Кей... Девушка поспешила вытереть слезы, одарив своего возлюбленного согревающей улыбкой. Она коснулась его щеки, вложив в этот жест всю свою беспомощную, осиротевшую любовь. — Надеюсь, она подарит тебе то, чего ты жаждешь больше всего на свете. Кей отстранилась, снова вытирая срывающиеся слезы, стараясь не задеть макияж. Девушка желала уйти, и Итачи не смел ей препятствовать. Он молча проводил ее до выхода, подавая сумочку. Кей обулась, напоследок глянув на Итачи, одарив его ослепительной улыбкой. Ее глаза вновь загорелись жизнерадостностью и огоньком, который мог как согреть, так и сжечь дотла. Она шумно выдохнула комок стягивающей сердце боли, настраиваясь, словно на сцену Бродвея собиралась. — Негоже будет, если я выйду на улицу в слезах. Вдруг папарацци сфотографируют. Желтая пресса этого только и ждет, лишь бы уколоть побольнее, суки! Так и представляю громкие заголовки утренних газет, которые разойдутся быстрее, чем горячие пирожки. Ах, сто лет не ела мучное. Сейчас бы убила за маковый рулет, но эта долбанная роль из меня все соки выжимает. Диета, мать ее. На утро мой менеджер меня просто убьет! Ха-ха! — Китегава расправила плечи, разминая шею и на несколько секунд смолкла, стараясь сохранить в память этот момент, болезненный и тяжёлый, но в тоже время такой долгожданный и блаженный. Она всегда знала, он умеет любить. Кей подняла на Итачи свои голубые глаза и тихо-тихо, почти шёпотом спросила, словно кто-то еще мог их услышать. — Шоу должно продолжаться, верно? Она выросла сильной и закаленной, кумир миллионов. Она стала успешной, уверенной в себе и роковой красоткой. Не зря ею восхищаются и ее восхваляют. Покорительница мужских сердец — неотразимая Кей Китегава. Но Итачи, заглядывая в ее светлые глаза, порой все равно видел в ней все еще ту маленькую неуверенную в себе девочку, которая прячется на крыше школы от задир, тихо жуя бутерброд с арахисовым маслом и маком, мечтая когда-нибудь покорить мир своим добрым сердцем.

***

Сегодня он спит долго, и, когда просыпается, находит себя среди десятка мягких подушек на собственной кровати в кимоно, которое изрядно помялось. Даже снять забыл! При воспоминании о вчерашнем вечере, всё внутри сладко замирает. Рен дивная девочка, взглядом подарившая ему надежду на что-то большее, на желанную взаимность. И...Кей, которая нашла в себе силы не обозлиться на него и укрепила его веру в возможность быть счастливым. Итачи поворачивается на бок, доставая из под спины книгу, которой он зачитался ночью до опьянения. Книгу, подаренную ему на день рождения кувшинкой Рен. "Манускрипт, найденный в Акко". Протерев глаза, Итачи торопится раскрыть на любимом моменте. "Даже когда Любовь все не приходит, мы открыты ей навстречу. В те минуты, когда кажется, что одиночество вот-вот раздавит нас, сопротивляться этому можно лишь одним способом — продолжать любить." Его губы трогает улыбка, искренняя и счастливая. Учиха прижимается к книге, вдыхает ее запах, позволяя мыслям о Рен охватить его целиком. Продолжать любить? Но я ведь не умею совсем. Моя любовь столь уродлива, что и шрамы на теле, но я так хочу попытаться испытать эти прекрасные чувства, подарить их ей. Этому маленькому Ангелу. Пытаясь бороться с порывом немедля приехать к ней в общежитие, схватить ее и расцеловать за то, что творит с ним, Итачи решил уйти в рутину, дабы немного остыть: принять душ, привести себя и свои мысли в порядок, выпить кофе, поесть конфет. О, Итачи нельзя было назвать любителем сладкого, но у него остался такой огромный запас всевозможных драже, карамелек и леденцов с тех самых пор, как он скупил весь отдел кондитерских изделий пару недель назад. Таких запасов ему хватит еще на год вперед, хоть дивизию целую корми! Субботний погожий денек, начало каникул, да еще и выходной на работе. Что может быть прекраснее? Разве что холостяцкий сбор с друзьями на Токийском стадионе поздно вечером с целью поиграть в американский бейсбол и выпить пива. Шестьдесят тысяч пустых мест, стадион, который на всю ночь полностью предоставлен им в распоряжение. (Спасибо Мадаре и его неограниченному влиянию). Правда друзья Итачи не особо умели играть в бейсбол, размахивая битами направо и налево, с целью просто выплеснуть мужскую энергию. Учиха сидел на раскладном стуле посреди спортивного поля в черных очках, укрываясь от ослепительных ночных прожекторов стадиона, потягивая колу и смеясь над шутками Пейна и Хидана. — Итачи, ты сегодня такой счастливый, — заметил Сасори, попивая колу, натянув бейсболку ближе к носу. — Да, Учиха, как ночь то провел прошлую? — посмеялся Хидан, делая разминку. Словно этой горе мышц нужно разогреваться. — Я вчера так огреб от Цунаде за свой костюмчик. Это было конечно весело, но жутко опасно. Дейдара, где мои деньги? Я выиграл спор! А ты говорил, что мне яиц не хватит в таком наряде выйти на люди! Тсукури в ответ лишь показал средний палец, хватаясь за биту, в шутку вступая в дуэль с Мацураси, тот завелся, начав через слово материться и отбиваться. Малые дети, честное слово. — Кстати, в таком виде я больше не появлюсь на вечеринках! Я это серьезно говорю, — ехидно загоготал Хидан, сверкнув серыми глазами. — Не то, чтобы я стесняюсь или что-то еще. Просто мне вчера проходу не давала какая-то пьяная красноволосая девица в костюме зайчика, то и дело вешаясь мне на шею. Бедра у нее, конечно, сочные, но, черт, почему все бабы думают, что со мной можно вот так взять и перепихнуться? Почему никто не замечает мой внутренний мир? У меня же тоже есть чувства! Шутил Хидан или говорил от души — не всегда было очевидно, но Итачи уловил на лице друга легкое смущение. Теплый ветер приятно ласкал лицо, и Итачи не заметил, как провалился в дремоту, опьяненный мыслями о Рен, даже не слыша хохота друзей. Его сердце блаженно билось, наполняя грудь хозяина долгожданным умиротворением. Столько хорошего еще предстоит испытать, предстоит рассказать и пережить. Он приложит все усилия и обязательно добьется Рен, но на этот раз будет играть по ее правилам. Ее ангельский образ впорхнул в сон, и Итачи протянул к ней руки, желая коснуться, но она раз за разом отдалялась, дивно хихикая над ним, над его медлительностью, словно играла в догонялки, прячась то за одним деревом сакуры, то за другим. Он искал ее долго и упорно, а когда нашел, то замер и не смог ничего сделать, его тело окаменело. Рен смотрела через Итачи, нахмурившись, словно бы и не замечая. — Так это настоящий ты? — Рен протянула руку, указав через парня. На что она смотрит? Обернувшись через плечо, Учиха посмотрел на чудовищную, всеобъятную Тьму, что обволокла их мир вокруг. Уже не было ни поля, на котором они играли, ни деревьев сакуры, ни самой Рен. И это Тьма смотрела на Итачи, он, кажется, сам был этой чернотой. — Беги, сынок, — он услышал голос отца в этой Тьме. Нечто его грубо толкнуло в пропасть, развернувшуюся перед его ногами, и Итачи резко проснулся, вскочив, чем напугал мирно болтающих друзей. Они подняли на него глаза, пока Учиха рыскал в своем пальто в поисках телефона. Она сама звонила ему. Рен. — Да? — Итачи снял трубку, стараясь проснуться, потирая глаза. Но не успела она еще ничего произнести, он уже ясно осознал. Чернота в его сердце ему подсказала. Девчонка в опасности. — Итачи, помоги, — ее голос дрожал, переходя на тихий плач. — Рен? Что случилось? Ты в порядке? — он не узнал свой собственный голос. Окинув друзей взволнованным взглядом, который они сразу поняли, друзья направились к машине, схватив только биты. — Нет. Помоги, прошу, — она тихо плакала. От бессилия Итачи горел злобой и адским бешенством. — Где ты? — его голос становился все более обеспокоенным. — У Саске. Тут вечеринка, тут я… они… Помоги, пожалуйста. Этой информации ему хватило сполна. — Стой на месте! Ничего не делай, слышишь?! Я скоро буду, — он хотел было сказать ей закрыться где-нибудь в безопасном месте, дождаться его, но она сама скинула трубку. — Блять, я его убью! — взвыл Учиха, подходя к машине. — Что случилось, Итачи? — обеспокоено посмотрел на друга Пейн. Они все ждали его ответа. — Я точно не знаю. Саске что-то ей устроил. У него вечеринка, а Рен... С ней что-то не так. — Мы тебе поможем, — собрался было ответить Сасори, но Итачи его сразу перебил. — Нет, вы с Пейном останьтесь. Мне нужны Дейдара и Хидан. Учиха сел в свой мерседес, заводя двигатель. Все сразу стало ясно. Итачи едет туда не просто забрать девчонку, он едет убивать. Если Пейн с Сасори были неким сглаживающим фактором всех конфликтов, выступая своего рода посредниками, взывая всегда к переговорам и здравому смыслу, то Тсукури и Мацураси понимали только один язык. Язык силы. Учихе нужны сейчас были не сдерживающие цепи, а режущие копья. Итачи гнал, ехал на красный, ему было так глубоко похуй на мир вокруг, который словно сотрясался, чувствуя природную опасность, которую источал Учиха. Хидан и Дейдара крепко вцепились в сиденья, когда машина заревела с новой силы, опасно набирая скорость. — Что именно нам надо будет делать? — рискнул спросить Тсукури, видя, как Итачи с каждым выдохом теряет все больший контроль над собой. Лучше узнать сейчас, чем потом спасать свои собственные шкуры от его неконтролируемой ярости. — Что угодно. Крушите, ломайте, убивайте. Но Саске не трогайте. Его я удавлю своими собственными руками, — Итачи трясло. Он чувствовал, как чудовище внутри него начало оживать после долгой спячки. Дейдара, видя, что все человеческое сползает с Учихи, в ужасе сжался, крепче сжимая в руках биту. Пожалел ли он в этот момент, что оказался так близко к Итачи и его тьме? Учиха же был в ярости, бешенстве. Дьявол в нем клокотал, желая вырваться наружу. По венам уже давно текла не кровь, а чистейший адреналин. Даже воздух вокруг него потемнел. Уничтожу. Единственная мысль, что крутилась в его голове. Дальше всё как в тумане. Оказавшись в квартире брата, окутанный агонией чувства, в котором Итачи себе отказывал столько лет, он сорвался с цепи. Схватил за волосы дружка Саске, намотав на кулак и рывком откинул к двери. В глазах Учихи мгновенно вспыхнуло пламя, а желваки напряглись. Он увидел ее. Увидел ту, ради которой он пришел сюда, ради которой готов был уничтожить всех. Она была изранена и беззащитна. Рен лежала на кровати, платье на ней было разорвано, оголяя полностью, по всему телу ссадины и синяки. Боги, они ее кусали? Ее взгляд был сумрачным и спутанным. Она с трудом понимала происходящее. Что они натворили...Что они хотели с ней сделать? С его Рен? Бесы внутри Итачи взвыли, когда он поднял взгляд на своего родного брата. Саске, кажется, веселила вся эта ситуация. Он одурманенным и бесстрашным взглядом уставился на старшего брата. Похоже, опять кокаина нанюхался и теперь из него так и прет дерзость и уверенность в себе. Ну, смейся, смейся, братик. Сейчас я тебя задушу. Разум Итачи горел в агонии бешенства и ненависти. Он наносил удар за ударом, ломая кости Саске, желая оборвать его жизнь, и с каждым разом всё сильнее и сильнее чувствуя вкус крови. Сладкий, пьянящий. У Саске просто не было шансов спастись, его старшего брата бы не остановила даже целая армия от праведного гнева. Ведь именно сейчас Учиха позволил вырваться тому, что долгие годы обитало в самой бездне его черной души. Это древнее чудовище, голодное и неотвратимое, было покрыто инеем, у него были бритвенно острые когти, оно резало и рвало на части, отрывая кусками человеческую плоть, смакуя каждый кусочек, не зная пощады. И больше всего оно жаждало убивать. С каждый яростным ударом мир для Итачи раскрывался: он вызывал настоящий экстаз, смешивал все чувства и менял их функции. — Брат, — еле прошептал Саске после очередного чудовищного удара, захлебываясь собственными слезами, в ужасе глядя на родного человека сквозь пелену бордовой крови и животного страха, — пожалуйста...не...убивай. За всё, что ты только смел помыслить, за всё, что ты ей говорил, за всё, что ты с ней сделал! Я убью тебя. — Убьет! — ревело от возбуждения и восторга чудовище в унисон, что придавало Итачи нечеловеческие силы. Удар. Итачи слышал, как Саске с трудом глотал воздух, цепляясь из последних сил за свою хрупкую жизнь, не имея никаких шансов закрыться и более спастись. Настоящее смертоубийство. Растерянные, напуганные до безумия глаза младшего брата отчаянно шаряли по сторонам в надежде на спасение. Человеческое существование этого ублюдка свелось к такой жалкой, униженной, хрипящей мольбе о долгожданной помощи. Она не придет. Итачи обрушил еще один удар на его голову. Воздух загустел от Смерти. С очередным ударом Учиху охватила безумная, древняя эйфория от представшей картины. Кровь Саске брызжет, заливая изуродованное лицо подобно святому водопаду. Итачи на секунду замер в ожидании предсмертных судорог младшего брата. Еще не все? Уничтожу тебя. Удар. Итачи прочувствовал то, с каким наслаждением кости его руки впивались в лицо брата, ломая ему челюсть, кромсая плоть до рваных ран и гематом. Кровь. Крови стало так много вокруг, что Итачи ею можно было омыться с головой. Он жаждал ее. Саске задыхался в ужасе, не в силах более даже звать на помощь. Только лишь хрипел, то, глотая горькую кровь, что густо вытекала из головы и заполняла рот, стараясь не захлебнуться, то глухо стонал. Это что, так дивно Смерть поет, что пришла за Саске? Итачи не сдержал восхищенной улыбки, когда в один из последних ударов по раздробленной челюсти он порвал Саске сосуд, и ему на лицо брызнула алая кровь брата. Уничтожу всех. — Итачи! — ее крик пронзил комнату. Учиха на секунду остановился, крепко держа младшего брата за воротник влажной от теплой крови рубашки, замахнувшись. Если Итачи нанесет еще один удар, он станет фатальным, смертельным, он убьет. Убьет младшего брата, убьет то безумие, в которое превратился его маленький и беззащитный Саске. И к черту все. Больше всего на свете Итачи желал сейчас именно этого. Задушить жизнь, будь у него в руках нож, он незамедлительно бы перерезал горло родному брату, вонзил лезвие в сердце и делал бы это снова и снова. Но ее голос... Это был голос Рен, его Рен. Он поднял на нее свои обезумевшие глаза. Нет, точнее нечто заставило его запрокинуть голову. Они встретились взглядами: злые и непримиримые глаза Демона и напуганные, обессиленные - его Ангела. Ярость и милосердие, созидание и разрушение. Ее красноречивый взгляд был известен и миру живых, и миру мертвых. Это была мольба. Мольба о пощаде. Она смотрела на него такими испуганными глазами, вытянув к нему дрожащую руку, словно пыталась зацепиться за остатки его разума, докоснуться до сердца, пробудить от того кошмара, в котором Итачи уже давным-давно погряз. Учиха вдруг ясно осознал весь ужас того, что он собирался свершить, ему стало отвратительно от самого себя. Ведь он показал ей свою уродливую сущность. Она видела его таким, его отвратительное естество, кишащее уродливыми бесами, кровожадными демонами и воющими банши. Как же он пугал ее... Вся ярость в Итачи испарилась, оставляя отвратительное послевкусие непримиримого греха. Рен... Хрупкий мир, в котором обитала эта девочка, натянулся до предела, готовый треснуть. И всё из-за Итачи. — Остановись, — прошептала девушка, задыхаясь от страха, не в силах выносить более этого безумия. По щекам ее текли слезы. И Итачи повиновался, потому что не мог иначе. Вены прожигала ненависть, желая все-таки свершить желаемое. Жажда уничтожения действительно была сильна, но Учиха подавил в себе всевозможные эмоции, потому что она взмолила его об этом. Плевать абсолютно на все и на всех. Сейчас только Рен имеет истинное значение. Ее нужно отсюда уводить. Уже потом, когда она оказалась в его машине, в безопасности, Итачи позволил некоторым эмоциям выплеснуться. Он гневался и злился абсолютно на все: на нее, что такая дура малолетняя, на себя, что позволил этому всему случиться, на весь мир. С его языка сходили такие ругательства, которые он зачастую даже про себя старался не произносить. Рен заткнула уши ладонями, издавая тяжелые стоны. Ей было неимоверно плохо. А потом ее и вовсе вырвало. — Все нормально, Рен, — Итачи поспешил собрать ее волосы, следя за дорогой и за девушкой одновременно. Теперь среди его эмоций была еще жалость и... вина. Учиха плотно сомкнул зубы, пытаясь найти хоть какие-то слова утешения, сказать или сделать что-то, чтобы она хоть чуть-чуть меньше переживала. Но что уж теперь поделаешь? Он не мог выдавить из себя ни слова. — Прости, пожалуйста, — она жалобно пробубнила что-то еще и, кажется, потеряла сознание. Он быстро доехал до своего дома, взял девушку на руки, и она уткнулась ему в плечо, тяжело всхлипнув. Уже в квартире, не разуваясь, Итачи прошел в гостиную и аккуратно положил ее на диван. Она лишь издала протяжный стон, не в силах что-либо сделать, как-либо защищаться. Такая беззащитная, страждущая и нуждающаяся в помощи. Итачи гневно раскидывал вещи на кухне в поисках заветной коробки с медикаментами для первой помощи, которую куда-то убрала Эйлин. Тщательно помыв руки и лицо с мылом, очищая от крови, грязи и черт знает чего еще, парень перетащил все необходимые вещи к девушке, которая лежала на диване, свернувшись калачиком. — Рен, — брюнет попытался заставить ее проснуться, хоть как-то среагировать, — очнись. Бесполезно. Учиха потормошил ее за плечи, она лишь простонала. Он помог ей принять сидячее положение, стараясь разбудить. — Рен, что ты пила? Что они тебе давали? — Отъебись, — пробубнила девушка, касаясь ладонью своего лба и скривила уголки рта. Она совершенно ничего не понимает. Придется самому все выяснять. Как тогда, когда он еще работал в отделении общей терапии, и к ним привозили людей с абсолютно разными жалобами. Зачастую пациенты были настолько изувечены или травмированы, что не могли даже отвечать и как-либо реагировать. Итачи вытащил из аптечки фонарик и открыл девушке веки, посветив. Ее зрачки были расширены и слабо реагировали на свет. Потом он открыл ей рот, попытавшись высунуть язык, но она укусила его за палец, тихо зарычав. Учиха лишь выдохнул, не собираясь прекращать осмотр. — Ты можешь дальше кусаться, но мне необходимо собрать твой анамнез, — с этими словами Учиха стал довольно грубо стягивать с ее плеч пальто, раздевая. Девушка пробубнила несвязанный бред, попытавшись его ударить, но сил не было даже поднять руку. Она вообще ничего сейчас не соображает, не отдает отчет в своих действиях. — Не смей, — всхлипнула она, сжавшись, словно запуганный зверек. Руками она попыталась прикрыть наготу, получилось плохо. Итачи видел все, и от того он чуть вновь не потерял контроль над эмоциями. Бегая глазами по ее обнаженным плечам, прикрытым ладонями грудям, животу, он чувствовал, ощущал, как свирепеет и накаляется все внутри него. Ее нежная, девственная кожа была изуродована синяками, ссадинами, укусами. Между ног у нее была кровь. Нечто внутри Итачи надорвалось, и он стиснул зубы. Если они ее тронули, надругались над ней... Учиха коснулся коленки Рен, и его взору открылось ее нижнее белье с маленькими фиолетовыми единорогами. Он опустил глаза ниже, на внутреннюю сторону бедра. — Не-не трогай меня, прошу, — задрожала она, понимая, что находится в беспомощном состоянии. Итачи увидел глубокий укус. До самого мяса. Следы от зубов виднелись на ее бледной коже, из раны медленно сочилась бордовая кровь, стекая по внутренней части бедра, впитываясь в серое пальто, на котором сидела Рен. Это было настоящее клеймо, которое поставил кто-то из этих ублюдков целенаправленно. Сложно даже представить, насколько сильную боль сейчас испытывала эта девочка. Ну, ничего. То, что Учиха для них уготовил будет гораздо страшнее, в разы чудовищнее. Перед его глазами предстала картина того, как Итачи травит на них бешеных собак, что вонзались бы острыми зубами в их тела, разрывая до мяса и внутренностей. Его месть будет по-настоящему разрушительна. Дьявол. Соберись. Ты врач. И сейчас ты должен помочь человеку. Это всё, что должно тебя волновать на данный момент. Итачи закусил нижнюю губу, стараясь сосредоточиться. Работа есть работа. Он измерил ей давление, проверил скорость сердцебиения. Ничего хорошего. Высокое давление, озноб, сильная тахикардия, расширенные зрачки, замедленная речь, плохая координация. Наркотики. Серьезные. Скорее всего экстази или метамфетамин. Похоже на мдма. Есть вероятность, что всё вместе. Саске с дружками намешали ей просто дьявольский коктейль из всякой херни и галлюциногенов, желая от души поглумиться. Итачи заострил внимание на ребрах, что немного выпирали. Выраженный недостаток массы тела играет свою роль. Учитывая ее примерный нынешний вес, организм девушки с трудом справляется с наркотическим опьянением. Итачи собрал свои волосы в небрежный пучок, надел резиновые перчатки и маску. Объективно судить, опасность для организма минимальная в физическом плане, если вовремя предпринять все необходимые меры. Целью этих уродов было не столько желание поизмываться над ней физически, сколько затравить ее, напугать, показать свое превосходство. Раны ведь затянутся, синяки уйдут, но вот то, что они оставили в ее сердце...От такого зачастую за всю жизнь оправиться не могут. Они ее запугали, раздавили, разорвали ей душу и поселили в сердце животный страх. — Ты возненавидишь меня еще больше, Рен. Но я не могу отвезти тебя в больницу. Я сделаю все сам, — Учиха понимал, что она его не слышит, не понимает сейчас, но от этого «разговора» ему становилось легче. Нет, он был абсолютно уверен в себе, своих знаниях и действиях. Но вот то, что сейчас именно она его пациент. Это его по-настоящему пугало. Неслыханно. Итачи Учиху ничего не могло пугать. Кроме того, что перед ним находится, наверное, единственное в мире создание, которому он боялся причинить хоть какой-либо вред. Парень собрал капельницу и уложил Рен на диван, положив достаточное количество подушек ей под голову. Взял ее за руку, прощупывая еле видимую вену на сгибе локтя, хорошо протер нужное место антисептиком и вколол игру, на секунду подняв на ее лицо взгляд, надеясь, что может она все-таки очнется. Девушка лишь что-то пробубнила, покачав головой. — Кристаллоидный раствор поможет скорее вывести эту дрянь из твоего организма. Потерпи. Зафиксировав иглу в вене пластырем, Учиха вновь опустил глаза на тело девушки, но потом отвернулся, понимая, что то, что он сейчас испытывает может привести к фатальным последствиям. Мрази. Хладнокровие и выдержка. Глаза Итачи вновь стали ледяными и бесстрастными, но вот в душе было все поганее. Он разглядывал ее долго и пристально, изучал от самой шеи и до колен столь тщательно и с таким трепетом, заостряя внимание на каждом изгибе, каждой ссадине и родинке, не в силах что-либо предпринять. Беспомощность, словно петля, обвила его шею. Вдруг он сделает ей только хуже? Казалось, стоит ему докоснуться до нее, то она рассыпется на миллион осколков. И чем дольше он смотрел на Рен, тем сильнее в нем бушевали два чувства: любовь и жгучий трепет к ней и ледяная ненависть ко всему остальному миру. Она же такая слабая, такая беззащитная. Как они только посмели тронуть ее? Была еще одна правда, от которой Учиха никак не мог избавиться, ибо она опаляла его сердце сильнее всего. Это Итачи во всем виноват. Только он. Во всем, что случилось с Окавой, во всем, через что ей пришлось пройти. Сасори и Пейн правы, она всего лишь невинное создание. То, что сделал с ней Саске — лишь блеклые, но чудовищные последствия тех действий, которые в свое время совершил Итачи. Он с самого начала знал, что она неприкосновенна для него. Не потому, что у нее были какие-то «отношения» с его братом, а просто... просто потому что Итачи был ее недостоин. Если быть честными до конца, Итачи это еще осознал в тот самый момент, когда она врезала ему по щеке, стараясь защитить свою честь и свои чувства. Но он ничего не мог поделать с собой и своим эго, его самолюбие не желало принимать выбор девчонки, не желало мириться с тем, что она была с ним не взаимна. Учиха все равно решил испытать Судьбу, бросить ей вызов, доказать, что он не зависит не от мнения людей, не от силы природы, не от чувств Рен. Ведь так всегда и было: Итачи всегда получал то, чего желал. Даже если его желания шли во вред другим... Да, Итачи Учиха — это боль, сила и особые садистские наклонности. Он принадлежал к такому редкому типу ублюдков, которые всегда знают чего хотят от жизни и получают это любой ценой, к таким людям просто невозможно подобраться близко (да и кто в здравом уме рискнет?), ибо он не имеет слабостей и страстей, ибо его нутро представляло лишь зияющую черноту. А душа, если и имелась, уже давно стала инеевым царством без надежды на какое-либо счастье, на взаимность, на любовь. Итачи держал в руках ее холодную маленькую ладонь. Он даже смог немного задремать, облокотившись об стул, не отпуская руку девушки. Но как только Итачи почувствовал, как она легонько сжала его пальцы, он открыл глаза. И встретился с ней взглядом. — Итачи, — тихо прошептала она, задрожав от боли. — Рен, всё позади, все будет хорошо, — он пытался подобрать слова, но ничего не выходило, черт его дери. Именно сейчас вся его харизма, вся его уверенность в себе и ледяное спокойствие пропало. Девушка слабо обхватила его ладонь, потянув на себя, и аккуратно приложила его руку к своей щеке. Итачи ощутил ее слезы, и от того ему стало еще паршивее на душе. Рен закрыла глаза, прижимаясь к его ладони, издав болезненный стон, не в силах сдержать слез. — Кажется, — она говорила тихо-тихо, с трудом выговаривая каждое слово, — кажется, меня убили. — Рен… — Прости, прости, прости, — она прижалась к его ладони, всхлипывая. — Мне так страшно. Но я чувствую, что ты рядом, чувствую твою теплую ладонь на своей щеке. Спасибо тебе, Итачи, что пришел за мной. Учиха нахмурился, пряча от нее свое лицо, не в силах слушать такие слова. Ему стало просто стыдно и до безумия больно. Почему она так говорит? Даже после всего, что между ними было, всего, что он сделал ей? Даже когда она разбита на тысячу осколков, растоптана, она все еще произносит его имя так ласково и трепетно, благодарит его? За что? Почему она не может просто его возненавидеть? Это было бы самым простым, рациональным и здравым решением. Почему же она так добра к нему? — Итачи, я...не могу дышать, — прошептала девушка, подрагивая. — Погоди немного, — парень поспешил вытащить из ее вены иголку, быстро перевязав локоть. Потом натянул на ее плечи пальто, помогая получше укутаться. Сейчас Рен вообще слабо соображала, не понимая, что и зачем он делает. Она лишь втягивала в себя воздух с хрипом, стараясь не потерять в очередной раз сознание от наркотического опьянения. — Только дыши, — это уже была не просьба, а самый настоящий приказ. Итачи бережно обхватил ее и поднял на руки, направляясь к веранде. — Я не могу… — Дыши, — парень усадил девушку на плетенный диванчик, вставая на колени перед ней, беря ее лицо в руки, всматриваясь с нескрываемым волнением. Сейчас их глаза были на одном уровне. На улице было достаточно зябко, но тишина, боги, какая тишина царила вокруг. Рен пыталась сфокусироваться, стараясь хоть что-то понять в наркотическом бреду. — Не могу... Итачи удалось каким-то чудом поймать ее взгляд, заставляя повторять за ним. Теперь они дышали вместе, он терпеливо и заботливо настраивал ее, а Рен повторяла. Вдох-выдох, вдох-выдох. Одному богу известно, сколько времени они провели за этим занятием, но небо где-то вдалеке потихоньку начало розоветь, однако тьма еще не собиралась отступать. В итоге, с трудом, но Рен смогла восстановить ровное дыхание, а потом тихо-тихо и благодарственно заплакала, уткнувшись ему в плечо. А Итачи растерялся. Просто не знал, что ему теперь делать, что ей сказать, как остановить поток девичьих слез. Окава содрогалась в тихих всхлипах, пытаясь что-то сказать, но слова путались, буквы менялись местами, от такого бессилия Рен заныла с новой силой. Учиха аккуратно положил руку ей на затылок, нежно поглаживая. Все, что он мог ей предложить сейчас — ту немногую ласку, которой способен был обладать. — Прости меня...пожалуйста, Итачи. Я такая дура... Ее слова сразили остаток стойкости Учихи, обессилив его окончательно. Перед ней он чувствовал себя таким уязвлённым, жалким калекой. Что же за слабость незнакомая окутала его с ног до головы? Итачи старался думать, мыслить рационально, разгадать головоломку. Почему же Окава в таком состоянии говорит именно такие вещи? Не бранит его, не старается унизить, оскорбить. Почему все равно извиняется, все равно себя корит за то, в чем совсем не виновата? Глупая. — Это я виноват перед тобой, Рен. Только я. Если бы я нашел в себе силы оставить тебя. Этого всего бы с тобой не случилось. Ты была абсолютно права. Я — чудовище, — Итачи отстранился от девушки, заглядывая ей в глаза, несмело касаясь ее влажной от слез щеки. Пусть это и будет последнее касание, на которое он может только рассчитывать. Ведь он сказал это, признал ее правоту, признал, что он — монстр. Именно сейчас Учиха хотел видеть в ее дивных глазах простое отвращение к нему. Потому что ничего другого он не заслужил, он это знал наверняка и готов был принять эту древнюю, как само мироздание, ненависть. Если бы только у него была возможность, он бы забрал через это хрупкое, невесомое прикосновение к ее коже всю боль и страх, все, что Рен пережила по его вине. Девушка закрыла глаза, покачав головой, ее ресницы затрепетали, а губы задрожали. Слова, что Итачи произнес, принесли ей не долгожданное облегчение, а лишь сковывающую печаль. Но почему? Разве он не прав? — Тебе не за что просить прощения, Итачи. И ты...не чудовище. Я... Она хотела было добавить что-то еще, что-то очень важное, но сознание начало ее покидать, и Рен обессилено уткнулась в шею парню, тихо застонав. Учиха не смел даже шевелиться. Материя вокруг него словно замерла, мир исчез, а необъятная Вселенная мгновенно сузилась до одной точки, центром которой стала маленькая и хрупкая Рен. Сердце сделало долгожданную остановку. Итачи смотрел перед собой, обессиленный и дрожащий. Он не слышал ничего вокруг: ни звуков ночного Токио, который не прекращал жить даже после заката, ни шелеста ветра. Учиха лишь чувствовал на шее ее еле ощутимое дыхание. Что она только что ему сказала? Он просто не мог поверить, не мог осознать. Рен его не ненавидит. В сердце этой девочки нет места ненависти и вражде, и никогда не было. Вот она, единственная настоящая правда. Глупая, глупая, глупая девчонка, что же ты делаешь, глупая? Из горла Итачи вырвался неестественный звук, напоминающий не то стон, не то рык. Он пытался сделать вдох, но шею так сильно сдавило нервным напряжением, что все было тщетно. Не ненавидит меня. До чего же глупая... Итачи наконец ясно все осознал, мир открыл ему долгожданную истину. Дураком всё это время был только он сам. Пытаясь показать свою любовь, не пытался даже бороться за нее. Давая девочке выбор, не желал мириться с ним. Он был ублюдком, чья гордыня переливалась через край, он только умел крушить и ломать всё, в то время, как она созидала и исцеляла. Не ненавидит. Материя завибрировала, время пошло своим ходом, оставляя Итачи в дураках. Его сердце заколотилось, как сумасшедшее, запуская организм. Парень сделал долгожданный вдох, наполняя свои легкие жизнью. Он обхватил девушку руками, укрывая в своих теплых объятиях, прижимая ближе, настолько, насколько только мог, словно боялся, что вот-вот она исчезнет, что все это лишь сон, очередное наваждение. Как такое может быть правдой? Итачи боялся, он был по-настоящему напуган. Он не мог понять, почему такому Дьяволу, как он, небеса послали это милосердное создание? Сердце саднило и ныло, колотилось, как ненормальное, оно горело от эйфории и благодарности, оно страшилось и трепетало, оно больше не принадлежало Итачи. Слезы навернулась ему на глаза и побежали по лицу. Парень запрокинул голову к звёздам, стараясь выдохнуть тот комок острой боли, который сковывал его изувеченное сердце. Боль от тех ошибок, что он совершил, боль от тех отвратительных слов, что он ей когда-то говорил, боль от тех жутких вещей, что Рен видела. Его Рен. Смотря прямо в лицо целой вселеной, держа в объятиях ангела, он впервые со смерти родителей взмолился. Пожалуйста. Пусть она найдет в себе силы простить его за все. Прошу. Если бы в ее сердце нашлось места для такого монстра, как Итачи. Умоляю. Он готов заплатить любую цену за свою любовь. Только назовите ее. Его черные глаза вновь наполнились слезами. Итачи знал, небосвод его слышит. С этого самого дня, с этой самой минуты он будет держать всеми имеющимися у него силами то чудовище, что живет в самой бездне. Только ради нее. Ради нее он готов жить, а не существовать, давать, а не забирать, излечивать, а не убивать, созидать, не разрушать. И судьба приняла его клятву. Она просто не устояла, не могла отказать, ведь в ее руки попала такая желанная жизнь никому не подвластного Итачи Учихи - демона без сердца и чувств. Он добровольно сдался на милость вселенной, лишь бы быть просто рядом с Рен, оберегать ее. Он прижал Рен крепче к себе, уткнувшись в шелковые пряди ее прекрасных темных волос, пряча свои слезы. Дьявол ведь тоже может плакать. Затем губами он коснулся ее виска: — Прости меня за все, мой ангел.

***

Уложив девушку на кровать, Итачи заботливо подпер одеяло со всех сторон, укутывая ее сильнее. Он не решился раздеть ее догола или отнести в душ, она ведь и так будет переживать, когда очнется. К чему усугублять? Учиха понимал — самое трудное еще предстоит. Ведь когда она придет в себя, она ужаснется, испугается, будет сильно страдать. Но он будет рядом столько, сколько ей потребуется, трепетно оберегая. Рен то приходила в сознание на несколько секунд, то проваливать в небытие. Потом Итачи принес ей чистой воды, помогая сделать несколько небольших глотков. У девушки не было сил даже держать стакан. Ко всему прочему она уже не реагировала на парня, не видела его, хотя он сидел прямо перед ней. Она смотрела сквозь Итачи затуманенными глазами, с трудом осознавая происходящее. Кто знает, что представало у нее перед глазами, пока ее разум был одурманен наркотиками? — Тебе нужно отдохнуть, — Итачи отставил стакан на прикроватный столик и помог Рен лечь. Она позволила ему накрыть себя вновь, и провались в сон. Учиха посидел с ней еще с час, пристально следя за дыханием, любым изменением на ее лице, а потом, когда осознал, что уже и сам с трудом борется со свинцовой усталостью, вышел покурить на террасу, оставляя девушку одну. Сбежать она не сбежит, сил хватит разве что перевернуться на другой бок. Лишь бы с кровати не упала. Снаружи было холоднее, чем он думал, и воздух слегка его взбодрил. Итачи курил на своей веранде, встречая новый день, меняя сигареты одну за другой, наблюдая за просыпающимся Токио. Часов шесть утра? Усталость дала о себе знать, Учиха напряженно выдохнул, стараясь заставить мозг разогнаться и начать наконец соображать и действовать. Большой пласт работы предстоит впереди. Нужно связаться с Хиданом и Дейдарой, убедиться, что с ними всё нормально, и они закончили вечеринку в лучшем виде, потом позвонить Какаши и через него выйти на деканат университета, отпросить девчонку, связаться...с родителями Рен? Его телефон завибрировал в кармане, отвлекая от размышлений. Мадара. Сам Король Ада соизволил снизойти до него. Что же, это было ожидаемо. С того самого момента, как Итачи оставил младшего брата истекать кровью с переломанными костями посреди блядской вечеринки, разговор с дядей стал той неизбежностью, к которой всё шло. Проигнорировать такой звонок нельзя. Зная нетерпеливый характер Мадары, Итачи сдался на милость его гневу. Да и не хочется ставить новую входную дверь в квартиру, ведь его личный СОБР не пожалеет ничего, если им отдадут должный приказ. Может ведь себе позволить, черт. Итачи принял вызов, приложив к уху телефон. — Я слушаю тебя внимательно, Итачи, — на том конце провода послышался абсолютно спокойный и бесстрастный голос одного из самых опасных людей восточного побережья. Словно это Итачи отвлек дядю от очередного рабочего момента. Что теперь поделаешь? Ничего не остается. Мадара всегда диктовал правила. А играть по его правилам было просто невозможно, все равно что выбирать между петлей и гильотиной. Врать ему не имеет смысла, но некоторые моменты Учиха решил все же опустить, не желая заострять на них внимание. Например, о его непонятных отношения с Рен, об их поцелуе и его чувствах к ней. К чему в это посвящать дядю? Итачи вообще решил опустить какую-либо информацию о девчонке. Мадара ведь звонит узнать причину, почему Итачи накинулся и довел до реанимации Саске? Все просто. Старший брат решил преподать урок младшему за ненадлежащее, недостойное для Учих поведение. Без надлежащих фактов правда всегда звучит не самым лучшим и убедительным образом. — Я тебя услышал, Итачи, — Мадара странно выдохнул. Он что, опять курит сигары? Давно ведь бросил. Следом дядя вынес свой вердикт. — Ты должен извиниться перед братом. Извиниться?! Парень опешил. С какого это еще перепугу? Это Итачи еще должен извиняться перед младшим братом за то, что тот унюхался наркотой, возомнил себя вершителем судеб и решил показать свои острые зубки?! — Я ему больше нихера не должен. С меня, блять, хватит! — повысил голос Итачи, не сдерживая гнева. — Саске должен быть благодарен мне за то, что я его не убил на месте, не свернул шею этому высокомерную ублюдку. — Ты забыл, чему я тебя учил, ребенок? — хрипло выдохнул Мадара. — Хладнокровие и... — Выдержка, — продолжил за дядей Итачи, сжав ладонь в кулак, успокаиваясь. Мадара прав. Смысла говорить на повышенных тонах нет, они на одной стороне, они ведь какая-никакая семья. — Что же, Итачи, на следующей неделе я возвращаюсь в Японию. Будет пышный банкет в моей резиденции по случаю назначения на должность нового премьер-министра, помнишь дядю Кана? Ты с его сыном на острова ездил отдыхать в школьные годы. Так вот, поздравишь его с назначением, заодно приведешь ко мне её. Сердце Итачи запнулось, а ноги предательски ослабли. Он осел на плетеное кресло, стараясь не потерять равновесие и сохранить рассудок. Только не это. Мадара обо всем догадался. Хотя, нет. Мадара всё знает, знал раньше. Ну, конечно. Он уже давно осведомлен о первопричине ссоры между братьями. Но чего же тогда он добивается? «Тот, кто встает между Учихами, сполна за это платит кровью». Так, вроде, заявил дядя много лет назад, когда на его глазах рассек... Кровь. Много крови. — Итачи, ты меня слышишь? — голос дяди вырвал Итачи из забвения. Учиха узнал этот тон. Низкий, ледяной баритон. Мадара в бешенстве, хотя и не показывает этого. Итачи судорожно попытался собраться с силами, чтобы что-то сказать, как-то воспрепятствовать воле главы клана. Но мысли предательски путались, ибо Учиха сейчас был напуган за девчонку. Рен не должна ни при каких обстоятельствах попасть к нему. Нельзя этого допустить. — Мадара-сама, прошу Вас. Она не виновата, это наши с Саске разборки, — Итачи говорил с трудом, стараясь выкинуть кровавые и чудовищные воспоминания с прошлого из головы. — Дорогой мой племянник, я хочу видеть своими собственными глазами то, ради чего мои дети чуть не убили друг друга. И лучше тебе ее привести ко мне самому, или я это сделаю своими методами. Мадара сбросил трубку. Итачи еще несколько секунд не убирал телефон от уха, слушая короткие гудки. Он не мог поверить. Хуже просто не придумаешь. — Дьявол, — только и смог из себя выдавить Итачи, не сдержав нервного смешка, который никак не соответствовал его внутренним переживаниям. Просто пиздец. Итачи испытывал желание жить иначе, и видеть в этой новой, чистой, свободной от всех треволнений мира и гнетущих обязанностей жизни маленькую Рен. Лишь бы она просто была рядом с ним. Он дал обещание под сенью звезд оберегать ее, жизнью собственной поклялся. Но что для него жизнь? Пустой звук, простое существование, не наделенное каким-либо смыслом. Но с приходом этого ангела, мир вокруг него стал словно расцветать, преображаться и по-настоящему раскрываться во всем своем многообразии. Она словно вдохнула в него жизнь, заставляла его сердце трепетать и восхищаться. Итачи надеялся, что Рен, не смотря на весь пройденный ужас, сможет его когда-нибудь простить, подпустить к себе и научить правильно любить. — Смотри-ка, девчонка твоя совсем ничего не помнит. Что ты там распылялся про великую силу любви? — загоготал Дьявол над Итачи, наблюдая со стороны, пытаясь уколоть в самое сердце. — И что с того, что она ничего не помнит? Меня лично это не пугает. А ты вот, я вижу, злишься, потому что понимаешь, что у тебя более нет власти надо мной и не будет никогда. А у нее есть. Да, тебе утерла нос эта маленькая трусиха. Так что пошел обратно в ту бездну, из которой вылез. В груди у Итачи неприятно заныло, когда он осознал, что Окава всё забыла. Стало так тоскливо и одиноко. Он, конечно, такого исхода ожидал, учитывая то, что ее организм пережил. Но Учиха верил, (да, черт возьми) верил всей свой душой, что она не забудет то, что было между ними ночью, не забудет произнесенных слов, его заботливых прикосновений. Он мечтал сделать это вновь: дотронуться хотя бы до ее щеки. Он верил, что если вложит в это касание всю свою ласку и нежность, то это развеет ту иллюзию и кошмар, в котором оказалась его Рен. А сейчас ей просто нужно время все пережить, осознать, вспомнить. Рен все поймет. А пока он будет ей доказывать сколько потребуется раз, что он ее любит, что он будет оберегать ее от всего мира, он не сделает ей больно.

───── ❝ Конец 1 Акта ❞ ─────