Эйфория

Проснулась я от дикой головой боли и звона в ушах. Вот уж точно. Ничего нового! — Пьянь, — проворчала я, потирая пульсирующий висок, пытаясь проморгаться. Сильная светочувствительность сразу начала давить на голову. Воспоминания со вчерашнего вечера нахлынули на меня потоком возбуждения и жгучего стыда. Мы с Итачи вчера всю ночь обнимались. — Нет, Рен, вы с ним целовались, он тебя трогал во всевозможных местах и глухо рычал, а ты под ним стонала, закинув ногу на его торс! — О, боже... Он ведь так прижимался ко мне, он был между моих ног. Я чувствовала его вставший член! — А он чувствовал твои намокшие трусики. От эти мыслей к щекам мгновенно прилила кровь, и я схватилась за голову от ужаса и смущения. Совсем стыд потеряла! Что теперь подумает Учиха? Оглядевшись в комнате, с облегчением обнаружила, что Итачи рядом со мной нет. И слава Богу, я бы сейчас не вынесла взгляда его проницательных глаз. Он бы не упустил возможности молча считать весь спектр моих непередаваемых чувств. В ванной тоже было тихо. Наверное, он ушел завтракать. Я приняла освежающий душ, смыв с себя все волнения прошедшей ночи, затем надела любезно приготовленный кем-то из обслуживающего персонала огромный белый халат, обернув пояс вокруг себя целых два раза, стараясь не утонуть в одеянии. Оглядев перед выходом еще раз детскую комнату Итачи, в которой мы провели поистине незабываемую ночь, я заострила внимание на его книжной полке, на которой были расположены немногочисленные фотографии Учихи и его, если мне не изменяет моя интуиция, одноклассников и друзей детства. Потом я осторожно дотронулась пальцами до стоящего пластикового зеленого динозавра — тирекса, потрепанного и без левой лапки. Взгляд мой следом зацепился на игровых дисках, выстроенных в один ряд, бесчисленных наградах и золотых кубках за спортивные достижения. Да уж, Итачи действительно удивительный. Хочется верить, что все это является свидетельством его относительно счастливого детства. Сердце неприятно заныло, реальность давила на мои плечи, но надежда все равно горела в грудине. Может быть...может быть у него получалось забываться, когда он проводил время со своими друзьями, одноклассниками, с Кей? Я несмело спустилась на первый этаж, обнаружив несколько человек из обслуги, прибирающих дом после проведенного накануне праздника. Кто-то любезно указал мне направление к кухне. Пройдя несколько длинных коридоров, я несмело ступила в мягких тапочках на территорию просторной комнаты. За огроменным обеденным столом из темного дуба, украшенного экзотическими цветами, сидел Мадара Учиха (тоже в белоснежном халате), разговаривая по телефону на повышенных тонах, рядом расположился и попивал кофе как ни в чем не бывало его помощник — Какузу. Быстрым взглядом оглядев комнату, обнаружила, что Итачи тут нет. Не успела я даже поздороваться и пожелать доброго утра, как Учиха словно пригвоздил меня взглядом своих карих глаз. — Рен, лапуля моя, сходи позови Итачи. Он на заднем дворе возле беседки, — Мадара одарил меня краткой и теплой улыбкой, убирая на секунду телефон от уха. Я молча кивнула и двинулась к массивным дверям, которые вели на открытую террасу. На улице я сразу продрогла, кожу слегка покалывало от прохладного воздуха. Ноябрьская погода уже дает о себе знать. Пройдя по знакомой мне уже каменной тропинке, я подошла к беседке, в которой вчера мы с Итачи уединились, стараясь избежать излишнего внимания со стороны гостей и прочих доброжелателей. Утреннее солнце пробивалось сквозь серые тучи потрясающими лучами, и я не могла не отметить про себя, что днем тут все вокруг еще более дивное и сказочное! Ну точно настоящий парк юрского периода! Оказывается, беседка из дерева утопала в цветах, но мои скромные знания биологии позволили мне приметить лишь высокие, вековые сосны, густо - зеленые папоротники и бесчисленное количество кустов белых хризантем. И среди этой неописуемой красоты я увидела своего Итачи, сидящего спиной ко мне во вчерашнем шикарном смокинге у старой - старой сосны. Он что-то кропотливо убирал голыми руками. Я несмело ступила к нему, заглядывая через плечо. — Проснулась уже? — нежно спросил он, не поворачивая ко мне своего лица. От его низкого голоса мое сердце на секунду ухнуло, и я словно перестала ощущать почву под ногами. Мы вчера чуть не занялись... А что это Итачи сейчас делает? — Доброе утро, — прохрипела я, разглядывая мраморный камень, который Учиха так ревностно оттирал маленькой губкой. — Что ты делаешь? — Это могилка нашей с Саске собаки. Тут я похоронил Широ несколько лет назад, — парень продолжал бережно оттирать каменную дощечку. Их с братом сиба-ино. Та самая собачка, что спасла их той ночью, разбудив Итачи. Я ничего ему на это не ответила. Не стоит отвлекать человека от подобного процесса. Через этот заботливый жест, я знала, что Итачи разговаривает со своим маленьким четвероногим другом. Но что именно он ему рассказывает? Жаль только очень, что я не застала эту собачонку при жизни. Заобнимала бы, уткнувшись лицом в мягкую шерстку. Ведь благодаря этому созданию я повстречала Итачи. Я тихо всхлипнула от переизбытка нахлынувших эмоций, стараясь не отвлекать внимание Учихи на себя. Потом молча подошла к кусту хризантем, выбрав самый белый и чистый бутон, аккуратно оторвала и подошла обратно, подождав, пока брюнет закончит свой особый ритуал. Когда он оттер все до самого конца, смахнув испарину со лба, вставая с колен, я подошла ближе и положила белый цветочек на землю возле мраморной дощечки, прочитав: «Лучший друг человека». Нервный ком сдавил мое горло. Почему самые преданные и добрые существа живут так мало? — Спасибо тебе, Широ, — без звука произнесла я, уступая место брюнету. Итачи вновь сел на колени, погладил ладонью по мрамору, пальцами проведя по надписи, что-то шепча про себя, но я этого не слышала. Потом он достал из кармана брюк черный платок и развернул спрятанную заранее косточку. — Как думаешь, Рен, ей было хорошо со мной? — внезапно застыл Итачи, не решаясь положить принесенный подарок для собаки, а потом добавил то, что никак не могло правильно уложиться в моей голове: — Найдет ли она в себе силы...простить меня? Простить за что? Я странно моргнула, нахмурила брови, потом вскинула голову к серому небу, обдумывая столь непонятный для меня вопрос. Я не знала ситуации, не знала причин задавать именно такой вопрос, но спрашивать, уточнять что-либо у Итачи было бы непозволительно и крайне глупо. Есть что-то, что его сильно гложет, и он не хочет говорить об этом. Иначе бы рассказал, точно рассказал. Я это знаю наверняка, ведь он уже поделился со мной такими поистине ужасающими вещами. И все же что-то мучает Учиху. И сейчас, сидя на коленях перед могилой Широ, он нуждается в моем ответе, нуждается в определённом понимании, в поддержке. Я пожала плечами, втянув в себя побольше воздуха: — Зная тебя, Итачи, думаю, ты был самым заботливым и добрым хозяином для нее. Она точно прожила счастливую собачью жизнь. И даже с обгоревшими ушками ей было с тобой по-настоящему хорошо. На мои слова Учиха неожиданно для меня лишь протяжно выдохнул, словно старался таким образом избавиться от давящего его душу чувства, подобно человеку, испытывающему невыносимые муки и неутихающие терзания уже долгие — долгие годы. Он положил приготовленную косточку рядом с моим подаренным для Широ цветком, и выпрямился, отводя пустой взгляд куда-то далеко — далеко за пределы видимого пространства. И в его глазах я увидела ни с чем не сравнимую горечь. Я поджала нижнюю губу и аккуратно взяла его ледяную ладонь двумя руками, стараясь согреть его сердце этим трепетным прикосновением, заставляя невольно перевести на меня свои потухшие черные глаза. Как же ему больно. Я встала на цыпочки и тихо — тихо прошептала ему на ухо: — Итачи, ты разве не знал? Все псы попадают в Рай. Мой ответ заставил его немного улыбнуться. Хоть эта улыбка и была наполнена тоской по умершему другу, но я ощущала, что ему стало немного легче. — Пошли завтракать? — нежно улыбнулась я. Мы вновь вернулись в дом. Мадара развернул газету, скользя быстрым взглядом по строкам, что-то про себя недовольно бурча. Потом поднял на нас внимательный взгляд из под лба, радушно улыбнувшись. Поражает, что он вообще умеет это делать. Если вчера он мне казался самим Дьяволом во плоти, способным одним взглядом вывернуть наизнанку все наглухо потаённое, то сейчас он больше походил на доброго дядюшку. Попроси ты его, и он тебе конфетку достанет...Или купит целую кондитерскую фабрику. — Ну как спалось, детишки? — Мадара резким движением скомкал неинтересную газету и кинул через плечо, попав прямо в руки к сзади стоящему телохранителю — Кисаме, затем повернул голову, обратившись к сидящему по правую руку от него консильери: — Какузу, позвони этому идиоту Гато и скажи, чтоб в следующий раз «Акацуки — корп» писал с большой буквы, а то его завод полыхнет ярче Хиросимы. Я перевела ошарашенный взгляд на Итачи, который в ответ лишь небрежно пожал плечами, любезно отодвигая мне стул. Я села, ясно осознав, что в компании всех этих мужчин точно не смогу нормально поесть. Мои движения сейчас с трудом можно было назвать плавными и изящными. Чего уж говорить! Меня бросило в ледяную дрожь, когда я увидела перед собой три ложки и три вилки, вытаращив глаза в неподдельном недоумении. Боже, я бы сейчас убила за простые хлопья с картошкой фри, а не все эти светские рауты с бодуна с утра пораньше. — Спалось отлично, Мадара-сама. Благодарю Вас, — непринужденно ответил Итачи, намазывая на румяный тост клубничный джем, потом передал его мне. — Ой, он сделал его для меня! — запищало мое подсознание. Я лишь благодарственно кивнула, не решаясь подать хриплого (вот пьянь) голоса. Пока я раздумывала (хотя бы пыталась) о том, с чего бы можно было начать диалог за самым, мать вашу, нервным завтраком за всю мою жизнь, поток моих бредовых мыслей прервал подошедший официант, ставя перед главой клана его завтрак. Боги, у него личная свита поваров? С ума сойти! — Конечно, Рен. Не думаешь же ты, что он сам за плитой стоит в фартуке с цветочками, готовя кексики? — Это что?! — брезгливо, не скрывая полного недовольства, глянул на блюдо Мадара, затем перевел уничижительный взгляд на слугу. Тот замялся, немного подрагивая от страха. — Яйцо... — Я знаю, как выглядит курица и как выглядит яйцо. Я спрашиваю у тебя, что именно это такое? — Яйцо всмятку, сэр. — Да, всмятку, а мне нужно было «пашот», — карие глаза Учихи на секунду полыхнули, и этого хватило, чтоб бедный паренек побелел на глазах. Я же опустила свои глаза в тарелку от греха подальше, тихо жуя хрустящий тост с джемом. Боже, боже, боже. Кажется, сейчас я стану свидетелем убийства за яйцо пашот. — Мадара-сама, вчера с поваром случился неприятный инцидент, когда он покидал вашу резиденцию после праздника. Ему на голову упала женская туфля. Он отлеживается дома сегодня. Видимо, кто-то из гостей кинул. Мы что смогли, то приготовили. Туфля? Твою мать, Рен! Я ощутила, как кусок десерта предательски застрял в горле, и я не могла его никак проглотить. Видя мое краснеющее от ужаса лицо, Итачи поторопился налить мне свежевыжатого апельсинового сока и молча протянул стакан. Я выпила до дна, переводя умоляющий взгляд на парня. — Итачи, меня убьют, да? — задыхалось мое нутро, пока я пыталась вспомнить бабушкину молитву. — С ума сойти! Один единственный нормальный повар на все поместье, и тот угодил на больничный. Черт с ним. Иди отсюда, — Мадара вскинул ладонь, позволяя бледному от страха пареньку уйти. Я замерла, уставившись перепуганным взглядом на Итачи. Он, уловив мой немой и нарастающий с немыслимой скоростью шок, лишь приподнял уголки губ и произнес короткое «дыши». — Хорошо, что в этот раз на мероприятии обошлось хотя бы без убийств, — фыркнул Мадара как-бы невзначай, потом невольно прикусил язык, осознавая, что сейчас находится в семейной обстановке. — Извиняюсь. — Выпей это, — словно не замечая монолога дяди, Итачи ласково мне улыбнулся, кидая в стакан с чистой водой таблетку, которая за считанные секунды растворилась. — От похмелья. От этого слова губы Мадары скривились в улыбке, но не поднял на нас глаз. И слава богу, потому что я готова была провалиться от стыда на месте. Отлично себя зарекомендовала! Дебоширка, пьяница и сапожник (вспоминая то, как я готова была вчера от страха обсыпать дядю Итачи всеми ругательствами на всевозможных диалектах). Я быстро выпила лекарство, недовольно фыркнув. Гадость! — Ну что, Итачи, когда уже обрадуешь дядю внуками? — Мадара расправился с ненавистным яйцом всмятку, приступая к потрясающим сосискам из мраморной говядины. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы сложить два плюс два в уме. Я стала пунцовой от заметного смущения. Еще в голову полезли мысли о том, что мы вчера творили с Итачи в его кровати. Ну, да. Конечно, куда уж на семейных посиделках, да и без таких вот щекотливых вопросов? Мы переглянулись с Итачи, но на его лице, вечно бесстрастном и бледном, загорелись щеки. Он поспешил спрятать свои эмоции ото всех. — Мадара-сама, — укоризненно исподлобья глянул парень на своего дядю. — Ну а что? Время идет, я, знаешь ли, не молодею. Да и ты, кстати, тоже. Дети и свадьба лучший и подходящий повод дать волю радости! В этом же возрасте у Фугаку с Микото появился ты. А мне так хочется уже подержать на руках детишек твоих, покатать на вертолёте, пока я еще живой, — мужчина улыбнулся, переводя хитрый взгляд на меня. Я все это время делала вид, что увлечена разрезанием яичницы (интересно, пипец). — А ты что скажешь, Рен? Вы, надеюсь, всю ночь активно этим занимались. — Я..., — я чуть не задохнулась от того, насколько патовая ситуация образовалась. — я...я... — Что, я? Думай, твою мать, Рен, не тупи! — орало на меня подсознание, пока я чувствовала мужское давление со всех возможных сторон, гоняя по тарелке кусок груши. Тут и серьезный Какузу отвлекся от каких-то подсчетов, не сдержав насмешливой улыбки от комической ситуации, и Кисаме, что стоял позади главы клана с расправленными плечами, на секунду опустил голову, стараясь скрыть свои эмоции. А сам Мадара же сложил руки в замок, подперев острый подбородок, устремив свой проницательный Учиховский взгляд прямо на меня. Его аристократическое лицо стало серьёзным, словно он на очередном деловом совещании ждет ответа оппонента, только вот сейчас уголки его губ выдавали то, насколько он искрился изнутри от неподдельного счастья. — Рен всего девятнадцать, — подал вновь бархатный голос Итачи, перетягивая острое внимание Мадары с меня. — Ну, если вас это останавливает, детишки, то ладно. Но если что, вы знаете, кто готов ночью менять пеленки. Почему-то от этой мысли я не сдержала искренней улыбки, без звука похихикав. — Дядя! — встрял Итачи, ярко вспыхнув, пытаясь остановить поток внезапных искренностей от Мадары. Вот это да! Тот показательно развел руками, а потом тихо посмеялся: — Понял, понял. Кто бы мог подумать, что Мадара Учиха на самом деле такой семьянин? Его образ в моей голове складывался из сплошных противоречий: он ведь бандит, настоящий мафиози, максимально опасный человек, руководящий огромной корпорацией, численность его официальных сотрудников приближается в шестизначному числу, а уж что говорить про его личных цепных псов... Он мужик суровый и прямолинейный. Но при этом в моменты, когда он глядит на своего племянника, я вижу, как на лице Мадары, идеальном и утонченном, появляется никому не заметная мимолётная теплая улыбка, хотя он надёжно скрывает свои эмоции даже от Итачи. Ох уж эти мужчины! Ох уж эти Учихи! По отношениям дяди и Итачи становится понятно, что Мадара любит всячески выводить (по-доброму) на эмоции вечно спокойного и сдержанного племянника. Вот же дети малые. Интересно, почему тогда Мадара сам не обзавелся своими собственными детьми? Из него бы точно получился хороший отец. Выглядит он довольно молодо (уж в сравнении с тем образом, что я представляла в голове). Он определенно красивый, привлекательный мужчина в самом расцвете лет! К тому же, наверняка, не обделен женским вниманием. Отпугивать может разве что внезапная смена настроения, от неудержимого Сатаны в милого дядечку, губительная любовь к табаку и едкая вспыльчивость, свойственная, похоже, всем представителям клана Учиха время от времени. Я посмотрела внимательно на красного от негодования Итачи, который перешел на «ты» и решил высказать пару ласковых слов своему родственнику. Мадара в ответ лишь жутковато смеялся, парируя все выпады племянника. После потрясающего плотного завтрака в компании «семьи» Итачи, мы не спеша собрались обратно в город. Я вновь надела черное платье, подаренное накануне Учихой, мне отдали мои туфли. У выхода я заметила хитрый взгляд Мадары на себе. Он все давно просек, но не стал ничего мне говорить. И на том спасибо. Лишь криво улыбнулся, похлопав Итачи по плечу. Еще Мадара любезно предоставил нам свою роскошную машину с личным водителем. Уже прощаясь у выхода, дядя (он сам разрешил его так называть!) странно и крепко взял меня за локоть, вынуждая встать рядом с Итачи плечом к плечу, хотя, признаться честно, я головой с трудом доставала до его плеча. Перекинув несколько раз неоднозначный взгляд с меня на племянника и обратно, глава клана наконец произнес: — Итачи, ты аккуратнее с Рен. — Мадара, — процедил сквозь зубы парень, и я резко ощутила прилив жара. Но не от смущения вовсе, а от того, что казалось, словно воздух вокруг Итачи стал накаляться с колоссальной скоростью. Я, натянув миролюбивую улыбку, несколько раз в уважительной манере поклонилась Мадаре, наговорив кучу благодарностей за столь радушный прием. Потом утянула за собой разъярённого Итачи, который открыл мне дверь машины впуская сесть первой. Я на прощание радостно помахала хозяину дома, доброму дядюшке Мадаре, и нырнула в черный салон, успев заметить, что никогда в жизни не видела таких толстых дверей и стекол в автомобиле. — Двери бронированные, — видя мое изумление, уже монотонным голосом ответил Итачи, хлопнув за собой. — С ума сойти, стекла в этой машине тоже бронированные? — с интересом спросила я, боясь к чему-либо прикасаться. В автомобиле пахло дороговизной и хорошими сигарами. Я вжалась в мягкое сиденье, окинув взглядом черный кожаный салон. — Стекла в этой машине сделаны по заказу Мадары одним широко известным в узких кругах человеком, выдающимся ученым. Это сплав из прочнейших элементов, который не треснет при сильном взрыве, его не пробьет даже пуля калибра Truvelo SR. К слову, из остаточного материала этого же стекла сделан и обеденный стол в моей квартире. Если хочешь узнать причину, то приглядись к стеклу хорошенько. Можно увидеть мелкие узоры, напоминающие звезды, которые красиво переливаются при прямых лучах солнца, — подметил Учиха. Это так необычно. — Вот прям совсем ничего не пробьет? — пролепетала я, на что Итачи лишь закатил глаза. Отвечать на мой очевидно глупый вопрос он не собирался. Было видно, что нервы у него немного шалят после пламенной дискуссии за завтраком по поводу долгожданного продолжения рода. Я с любопытством уставилась в окно, наблюдая за срывающимся дождиком и видневшимися за горами лучами солнца. Какая природа бывает разносторонняя и необычная! От таких потрясающих видов сердце у меня забилось быстрее. Спустя несколько минут я мельком глянула на Итачи, который печатал кому-то по телефону, сильно нахмурившись. Его бездонные глаза скользили по дисплею, а я тихо, почти неслышно ахнула, вспоминая то, как именно он вчера смотрел на меня, когда был между моих ног. Невольно закусив губу, я незаметно свела ноги, стараясь сдержать в себе очередной восторженный вздох. Мы же с Учихой еще не успели поговорить о произошедшем. Интересно, как он чувствует себя после всего? Что он сейчас испытывает? Судя по всему, сейчас вся его концентрация внимания направлена на собеседника. Но когда он закончит, хватит ли мне духу поднять эту тему? — Хватит! Ведь вы вчера с ним творили такое... Пока мы ехали в машине, всю дорогу до дома Итачи я не могла сдержать непроизвольные, восторженные вздохи и глупую улыбку, которую я раз за разом прикрывала ладонью, периодически накручивая на палец каштановый локон. Когда моя голова окончательно прошла после выпитого накануне, а организм пришел в норму после пережитого веселья, захотелось наконец высказать Итачи обо всех своих счастливых эмоциях и чувствах. То, что мы творили вчера, было поистине невероятно. Интересно, а такое повторится? Мне ведь так понравилось! И понравилось то, как я ощущала себя после. Я впервые за долгое время спала безмятежным сном, я впервые выспалась и по-настоящему отдохнула! Итачи какое-то время печатал по телефону, потом стал стучать пальцами по своей коленке, устремив свой блуждающий и немного нервный взгляд на загородные виды. Я все более краснела, покусывая губу, размышляя над тем, как поднять эту самую тему. Меня просто переполняли хорошие эмоции от всего пережитого, захотелось поделиться этими чувствами с Итачи, чтобы немного его приободрить. — Ты сейчас просто лопнуть готова, — как-то недовольно выдохнул Учиха, переводя спокойный взгляд на мои румяные щеки, чем заставил меня чуть ли не задохнуться от приятного возмущения. Он вновь врывается своими черными глазами в мое пространство. Видя, что я не решаюсь заговорить, тихо охая от того, как бабочки щекочут мое сердце и весь организм, парень нажал на одну из кнопок в салоне и закрылось тонированное окно, отделив нас с ним от водителя. Интимно. Я раскраснелась еще больше, не в силах более сдерживать эти непонятные, но такие приятные эмоции. — Итачи, я хочу сказать, — но я не успела договорить, как Итачи поднял руку, останавливая мой поток мыслей этим жестом. Сейчас он так похож на дядю! — Слушай, Рен, по поводу вчерашнего, — он потер виски, сконцентрировавшись. — Забудь, ладно? Я замерла, а с лица моего не сходила растерянная улыбка. Забыть? Это как? Его просьба показалась мне какой-то дурацкой шуткой. Наверное, так и было. — Мы вчера целовались, — воодушевленно прошептала я, заливаясь румянцем. На эти слова Учиха протяжно выдохнул, запуская руки в свои смоляные волосы, растрепав их. — Да, и нам не стоило это делать. Я вовремя остановился. Внутри меня росло острое беспокойство от того, что я только что услышала. Я машинально нахмурилась, стараясь придать своему образу серьезности, а сердце мгновенно сдавило тисками непонимания. От волнения даже желудок сжался. — Это было ошибкой? — с ходу спросила я. На мой наивный вопрос он сжал руки в кулаки и четко произнес: — Дело не в этом. Ты была пьяная... — И это было ошибкой? — повторила я, а мысли мои упрямо разбегались в разные стороны. — Думаешь, я не понимала того, что делаю? — Ты можешь меня дослушать сперва? — сходу завелся Итачи. Его явно взбесил факт того, что я его перебила. Ну так и он меня слышать не хотел! — Я что-то не так сделала вчера? — уперлась я, искренне не понимая брюнета. Все же было хорошо. Мы чуть не переспали вчера, мы говорили друг другу такие откровенные вещи. А теперь просто вот так вот «забыть»? Бред какой-то. Быть не может. — Рен, черт тебя возьми! — повысил голос Итачи, резко ударив по подлокотнику, чем вырвал меня из моих же мыслей, заставив насупиться. — Итачи, не превращай мои приятные воспоминания о вчерашнем, о том, что между нами с тобой было...во что-то неправильное, прошу, — я бережно коснулась его большой руки, которая сдалась в кулак, с надеждой и любовью посмотрев в его пустые глаза. Что-то определенно не так. Но что? Может это не мой Итачи? Я странно моргнула, пытаясь понять: может я еще сплю? — Мы же чуть не занялись любовью вчера... — Любовью? — он полоснул по мне гневным взглядом, показав оскал, убирая свою руку. — Не будь такой дурой. Это было грубо. — Итачи. Церемониться он более со мной не собирался. Сейчас его словно одолевали самые противоречивые чувства, в том числе и нескрываемое раздражение, природу которой я никак не могла понять. — Побудь, пожалуйста, правильной девочкой. Такой, какой ты и являешься на самом деле. — Но я не... Мои пререкания с ним вызывали в нем еще большее желание сорваться. — Просто, черт возьми, забудь, Рен, хорошо?! Забудь обо всем, что было между нами вчера в этой чертовой кровати. Мы были пьяны, но это меня все равно не оправдывает. Мы не должны были этого делать. Я чуть не совершил губительную ошибку, — рявкнул на меня он, потом рукой поправил свои непослушные волосы, отвернувшись от меня к окну. — Я тебя не понимаю, Итачи, — только и вымолвила я, странно улыбнувшись на его гневную тираду, ощутив внезапно, словно мне дали невидимую и очень болезненную пощечину. Ком от обиды за недосказанные слова и чувства сдавил горло и нутро, а подступившие слезы так и норовили показаться. Я глухо вдохнула, незаметно сжав кулачок возле сердца, специально нахмурившись, стараясь не разреветься, как последняя дура при нем, и отвернулась от Учихи. Вот так вот. Меня отвергли, да? Все мои бабочки мгновенно сгорели, подлетев слишком близко к его солнцу. Мы молча доехали до его дома. Уже оказавшись в его квартире, я быстрым шагом прошла в ванную комнату и закрылась там на битый час, капая медленно срывающимися слезами непонимания в белоснежную раковину. Хотелось просто выплакаться, собрать свои вещи и уехать в общежитие. Если между нами ничего не зародилось за это время, если вчера между нами была лишь «пьяная ошибка», то и нечего мне тут делать больше. К чему усугублять все? Если он меня отверг, то видеть сейчас я его не хочу. Слишком больно сердцу. Потому что никак не понимаю, потому что хочу понять, потому что хочу любить. — Почему ты рвешь мне сердце, Итачи? — понизив голос, прохрипела я, утирая лицо рукавом свитера, смотря в свое отражение. — Почему ты такая дура?

***

Весь воскресный день Итачи проработал в кабинете, не закрывая двери и не запираясь от меня. Так что через небольшую щель я видела, что он с головой ушел в изучение нужного для работы материала. Хорошенько поразмыслив, я решила, что просто брать и сбегать из его дома с вещами будет просто неблагодарно с моей стороны. Хоть у нас и произошел с ним конфликт на почве недопонимания и недосказанности, Учиха все же до этого всю неделю присматривал за мной и помог восстановиться. Да и если сбегу вот так с концами, то ответная реакция на такой мой выпад у него может быть абсолютно любая! От Итачи можно ведь ожидать чего угодно. Так что я решила приготовить скромный прощальный ужин и красиво украсить стол. — Итачи, ты ведь...пойдешь ужинать? — стоя в дверях, поинтересовалась я, не решаясь вступить на его территорию, когда наконец закончила с готовкой. Кабинет, который некогда казался мне самым уютным уголком во всей его огромной квартире за счет обилия литературы, теперь внушал мне непонятный страх. А все из-за Итачи и нехорошей ауры вокруг него. Брюнет оторвался от книг, поднимая на мой силуэт уставший взгляд, потом потер глаза, встал и молча вышел из комнаты, окинув меня секундным безразличным взглядом с ног до головы. Я ненадолго замялась в проходе и последовала за ним на кухню. — Совсем необязательно было все это готовить. Если ты хотела есть, то я бы заказал что-то, — он сел за стол и поднял на меня свое нахмуренное лицо. Я постаралась выкинуть из головы мысли о том, что еще вчера ночью он смотрел на меня совсем иначе. — Я просто хотела тебя как-то отблагодарить за то, что провел со мной эту неделю...вот, кхм, — я немного сникла, размышляя, как лучше начать диалог. Внезапно его телефон завибрировал на столе, парень напрягся, но не торопился брать трубку. Все его внимание было сконцентрировано на мне. Он ждал того, что я собиралась ему сказать. Видимо, все понял. — Итачи, я должна сказать тебе, — я немного затряслась от волнения. Противная вибрация сильно отвлекала, мысли никак не могли обрести форму слов, это меня знатно стало бесить, а взгляд угольных глаз Учихи не позволял никак начать говорить. Дьявол, опять струхнула! — Ответь на телефон, пожалуйста, потом поговорим. Да, это будет лучше всего. Учиха молча снял трубку, прикладывая к уху. — Да? — холодно спросил парень, лицо его долю секунды исказилось в изумлении, а потом стало по обыкновению бесстрастным. — Черт возьми, его операция была назначена на вторник. Быть этого не может! Итачи вскочил вихрем, на ходу собирая вещи. — Колите ему бета-блокаторы. Я скоро буду! — рявкнул на эмоциях брюнет, кладя трубку. Я не отставала ни на шаг, пока он собирал необходимые вещи, потом последовала за ним к двери. — Итачи. Он на секунду вышел из своих мыслей, бросив на меня взволнованный взгляд, вытащил ключи от дома из кармана джинс и быстрым движением положил их на пуф. — Рен, ключи оставлю тебе, если захочешь выйти. Не знаю, когда я вернусь. Ситуация непростая. — Поняла, — кивнула я, провожая его обеспокоенным взглядом, затем добавила, стараясь вложить в это слово поддержку: — Удачи. Удача? Бред полный. То, чем занимается Учиха — настоящая игра на жизнь со смертью. Какая еще «удача»? Тут важно только мастерство, умение, руки хирурга. Черт, редко настолько возбужденным и взволнованным можно увидеть Учиху. Похоже, случилось что-то совсем из ряда вон выходящее. Закрыв за ним дверь, я шумно выдохнула, осев на темно-зеленый пуф, потирая ладонями лицо, потом взяла ключи от его дома и повертела в руке. Мой план уехать в этот же вечер с треском провалился. Не могла я исчезнуть, сбежать от Учихи в такой острый момент. Больше всего проблем в нашей жизни рождает простое недопонимание и недосказанность. Так что поговорить мне с ним нужно обязательно, а не молча уходить в закат. Медленно жуя салат на ужин под нашумевший фильм ужасов, я не заметила, как отключилась прямо на сером диване в обнимку с подушкой. Самое грустное, что Итачи действительно оказался прав вопреки всем моим внутренним трепещущим желаниям. Я же сама хотела одиночества, не желая видеть его, покончить наконец с этими глупыми «отношениями»! Я думала, что тогда то наверняка у меня перестанет болеть сердце при мысли обо всем, что между нами было в особняке. Но, нет! Вопреки логике и здравому смыслу, вопреки тому, что мое подсознание кричало мне «беги от него, пока можешь», сердце мое ныло еще сильнее из-за того, что сейчас Учиха был не рядом со мной. На меня накатывали приливы острой тоски из-за того, что я не могла его обнять, прижать к себе и не отпускать. Я безумно по нему скучала. Пока Итачи отсутствовал дома, находясь на работе, я четко осознала — вернуться в прежнее русло независимой ботанши без личной жизни будет куда сложнее. Влюбилась в него. Точно дура. Я ждала Итачи без малого два дня и две ночи, один раз выйдя ненадолго из дома в магазин купить продуктов. За это время я успела хорошенько обдумать все, что хочу ему сказать и у него спросить. Хоть он и дал ясно понять о своих намерениях не продолжать ничего между нами, но не могу я вот так взять и обидеть свое сердце, не узнав всей правды до самого конца. Не скрываю, я сильно волновалась за него, за себя, за нас. Стараясь себя всячески отвлечь, я смотрела сериалы, созвонилась с родителями и сестрой, прочитала пару книг в его кабинете. А еще я раз десять открывала его номер в контактах, желая позвонить, но каждый раз не решалась нажать на вызов. По документалкам и интернетным статьям я знала, что врачи, а именно хирурги, зачастую могут сутки проводить на работе без сна и отдыха. Итачи вернулся только в среду рано — рано утром, даже не разбудив меня. Я обнаружила его совершенно случайно в девять утра спящим за обеденным стеклянным столом. Он сложил руки перед собой и уткнулся лицом в сгиб локтя, только грудь его медленно вздымалась. Утренние лучи красиво играли на его волосах цвета воронова крыла. Я бесшумно подошла ближе, обратив свое внимание, что стол, за которым он спал, от солнца словно искрился и сиял, переливался необычным и незнакомым мне благородным цветом. Итачи, словно ангел, спал на белоснежном, искрящемся звездном полотне — облачке в лучах утреннего солнца. Действительно завораживает. Я аккуратно коснулась плеча брюнета, желая разбудить. Пусть хоть в кровати поспит. — Итачи, иди в кровать, — тихо прошептала я. Он резко дернулся, чем заставил меня вздрогнуть. Мгновенно проснувшись, он поднял на меня лицо, потирая глаза. Я немного насупилась, увидев то, насколько он сейчас был не похож сам на себя. Лицо его неестественно побелело, синяки под глазами были практически черными, а взгляд чудовищно уставшим. Он был сильно изнеможен. Казалось, что организм его давно работал на износ. И я бы напугалась за него, стала бы переживать, если бы не его согревающая улыбка. Он был чему-то все же несказанно рад. — Да, прости, — странно, немного несобранно пробурчал он, затем встал и побрел в спальню, попутно стягивая с себя одежду на ходу, бросая ее на пол. Это меня несколько удивило, но я ему ничего на это не сказала. Лишь последовала за ним, собирая, как идиотка, его одежду, стараясь не смотреть на обнажающегося Учиху. Итачи обессилено упал на кровать, не в силах даже натянуть на себя одеяло, и мгновенно отключился. Я положила собранные вещи на кресло, опустила тяжёлые шторы, и в комнате воцарила непроглядная темнота. Потом наощупь дошла до кровати, желая накрыть его одеялом. Но вытащить одеяло из под его тяжелённого тела было просто невозможно. Я попыталась отодвинуть Учиху, ощутив, что коснулась ладонями, кажется, его плеч. Мои щеки мгновенно вспыхнули, но я попыталась отбросить сомнения и все же перевернуть парня вновь. Он же замерзнет, если я его не накрою. — Ах, прости, — ахнула я, когда совершенно случайно, но очень метко ткнула ему в бок рукой, чем вызвала у него мгновенную ответную реакцию в форме глухого рыка. Видимо, этого неосмотрительного движения с моей стороны хватило, чтоб на секунду его подсознание пробудилось. Он резко схватил меня за кисть и мгновенно потянул на себя, заставляя меня подчиниться гравитации и завалиться на него. Следом Итачи закатал меня одной рукой в одеяло рулетом и притянул к себе. — Не могу дышать, — пробубнила я, когда ощутила через ткань, как он крепко обнимает меня двумя руками, подобно любимой подушке - игрушке. — Ну так не дыши, — проворчал он, вновь отключившись. Как я поняла, что он уснул? Он засопел. Мило, конечно, лицезреть в темноте злюку Учиху посапывающим, видящим потрясающий сон, но его глубокое, огненное дыхание попадало мне прямо на лицо, заставляя краснеть от жары и смущения. Еще и под одеялом я стала быстро нагреваться, так что на лбу и пояснице выступила испарина. При моем небольшом шевелении, Итачи словно прижимал меня к себе ближе, подобно зыбучим пескам. Дышать и сопротивляться становилось все тяжелее. А уж когда он закинул на меня тяжеленную ногу, сдавив в сонных тисках, я тихо всхлипнула, готовая провалиться от стыда сквозь землю. Оставалось только смотреть в этой непроглядной темноте на очертания татуировки ворона на его груди и тихо браниться.

***

Проснулась я ко второй половине дня, пытаясь продышаться, выбираясь из объёмного одеяла. Наощупь поняла, что Итачи в кровати нет. Я раздвинула шторы, впуская солнечный свет в комнату и вновь плюхнулась на постель. — И что это, черт возьми, было? — проворчала я, руками расчёсывая волосы, которые сбились в колтуны. Итачи наверняка выспался. Вот сейчас я потянусь, продышусь, найду его и поговорю наконец с ним! Внезапно в дверь спальни постучал Учиха и приоткрыл. Он казался умиротворенным и в кои-то веки отдохнувшим. Ну хоть так помогла ему. — Тут тебя кое-кто хочет видеть, — не успел Учиха договорить, как под его рукой прошмыгнула Сакура. Моя розоволосая несносная подруга! — Рен! — она буквально влетела в комнату, кидаясь ко мне в объятия на кровать. Я подскочила и принялась крепко обнимать ее, уткнувшись в густые розовые волосы. Пахнет ванилью! — Ох, Сакура, — застонала я, не собираясь разжимать свои тиски. Учиха решил нас оставить, как-то неодобрительно хмыкнув. Харуно отстранилась, беря меня за плечи, желая рассмотреть мое немного отекшее лицо получше. В ее изумрудных глазах я увидела сперва непонимание, затем гнев, когда она приковала все свое внимание к заживающим ссадинам и небольшим остаточным синякам. Я поправила на себе майку, и ответила ей ехидным взглядом. — Это Итачи причина того, что ты так выглядишь? — Он причина того, почему я не выгляжу хуже, — посмеялась я. В этот самый момент мне пришло сообщение от Итачи: «Она ничего не знает». Ого, получается, Какаши ей ничего не рассказывал о том, что со мной случилось после Хеллоуина? А кто тогда в курсе? Нужно будет это уточнить у ребят. Сакура села на полу возле кровати, смотря на меня снизу вверх изучающим взглядом, а потом начала взахлеб рассказывать о каникулах с Какаши, о том, как потрясающе они провели время в горах, объедаясь до отвала в номере морепродуктами, занимаясь, ох, блин, сексом до самого рассвета и любуясь потрясающими видами. Романтика, не иначе. Потом она стала допытываться до того, что со мной такого приключилось, но я лишь отшучивалась в ответ, любезно избегая этой темы. Ну уж нет. Хватит с меня обсуждения произошедшего со мной в ту ужасную ночь. Хочется двигаться дальше. — Рен, до учебы осталось всего ничего. Пойдем на шоппинг? — изумрудные глаза Сакуры мигом загорелись, и она с женским нетерпением уставилась на меня. — Когда? — я все еще пыталась проснуться. — Да сейчас! — она мигом вскочила, кружась по комнате. — Ты мне просто обязана рассказать обо всем. Ты хоть представляешь, что сейчас в моей голове? Узнаю я, значит, что ты не в общаге ночуешь сейчас, а у Учихи, дьявол с ним! Прихожу я и вижу тебя в его кровати. Ну уж нет, дорогая моя, ты просто обязана удовлетворить все мое любопытство. Я же себе такого напридумываю сейчас! Давай, давай, вставай, кувшинка моя. Это нужно обсудить за чашкой потрясающего латте. Я переоделась в удобный спортивный костюм и закрылась с Итачи буквально на три минуты в кабинете, чтобы обсудить это. Я чувствовала, словно меня подхватывает волной каких-то странных событий, и я окончательно перестаю контролировать происходящее вокруг меня. Я же так хотела поговорить с ним! Но и с Сакурой провести время хочу. Она для меня словно глоточек свежего воздуха. А то последние дни меня окружали одни мужики, мафиози и черт знает еще кто. — Слушай, Итачи, нам нужно поговорить. Ты же знаешь, — я закусила губу, бросив на парня быстрый взгляд. Сейчас он определенно выглядит отдохнувшим и очень счастливым. Он одобрительно кивнул: — Я тебя понял. Поговорим сегодня вечером, хорошо? Я отвезу сейчас вас в торговый центр и поеду на несколько часов на работу. Нужно проверить пациента, он перенес серьезную операцию. Ключи от моей квартиры у тебя есть, Рен. Как закончишь с Сакурой, вызови себе обязательно такси. Я постараюсь к десяти вечера быть дома. Даю тебе свое слово. Идет? — Идет, — я незаметно прикусила щеку с внутренней стороны до крови. До того адреналин хлестанул у меня по венам. Значит, он согласен сесть и поговорить обо всем со мной. Чувствую, разговор будет не из простых. Учиха, как и обещал, довез нас на своей машине до ненавистного мне торгового центра «Гинза». Помню, в прошлый раз тут меня накрыла сильная паническая атака, стоило мне увидеть плакат полуголого Неджи, рекламирующего нижнее белье. Я всю дорогу предлагала Сакуре различные шоппинг-центры, но она уперлась и захотела именно в этот. Ведь тут открыли первый ее обожаемый зарубежный бутик потрясающих платьев. Ладно, постараюсь просто не смотреть по сторонам на пестрые вывески. Вот и все. Припарковав машину, Итачи достал свой кошелек из кожи крокодила. — Проведите хорошо время, — изрек он, протягивая мне черную банковскую карту. Я подняла непонимающий взгляд на парня и странно моргнула. Это еще что за прикол? Я скрестила руки на груди, показательно отвернувшись. Он реально думает, что я пойду на шоппинг за его счет? И это еще и после нашего охренительного вечера в резиденции и отвратительного разговора в машине на следующее утро? Но не успела я ничего даже придумать и ответить Учихе, как черную карту ловко выхватила из его рук сзади сидящая Сакура, победно ухмыльнувшись: — Итачи, ты просто умничка. Мы с Рен отлично проведем время! Можешь не переживать, — это звучало слишком задиристо. Я ахнула от изумления и успела даже заметить на лице Учихи проскользнувшее удовлетворение. Розоволосая подруга выскочила из машины, стуча ко мне в окно, зазывая скорее выходить. — Я знаю, ты хорошо проведешь время сегодня, Рен. А вечером мы с тобой обо всем обязательно поговорим, — голос его стал глухим, отчего показался несколько недвусмысленным и угрожающим. Я не стала как либо пререкаться с ним, лишь произнесла короткое «спасибо» и вышла из машины. Не скажу, что у меня прям настроение на девчачий шоппинг. Все мои мысли все еще об этом непонятном утреннем сне с Учихой и предстоящем пренеприятном разговоре. Почему я решила, что наш разговор будет именно таким? Ну, Итачи еще в машине Мадары дал понять, что ничего у нас не выйдет, что я дура, и мы были пьяны. Ах, да, плюс он дал мне...нам с Сакурой деньги, как бы стараясь отвлечь от негативных мыслей. Что еще делают парни, отвергая девушек? Итачи нас оставил, уезжая на работу, а Сакура поспешила взять меня под руку, видя мое растущее недовольство. Не надо было брать его карту. Ну не надо было! — Рееен, — протянула подруга, пытаясь вырвать меня из моих же топких мыслей. — Не хочу тратить деньги с его карты, Сакура, — честно призналась я, когда мы зашли в один из самых популярных торговых центров Токио. Я потерла виски, совершенно не скрывая своего недовольства от сложившейся ситуации. — Слушай, Окава, во-первых, ты не клянчила эти деньги у Итачи. Он сам предложил, верно? А когда мужчина сам предлагает, значит, он желает сделать приятное девушке, удивить. Это своего рода ухаживания. В таких ситуациях нужно мило похлопать глазками и принять подарок, а не строить из себя независимую и праведную монашку. Ну а, во-вторых, я давно мечтала узнать, какой же лимит на Учиховской карте. А тут такой отличный повод подвернулся! Ты глянь, карта полностью матовая. Знаешь, что это значит? Он вип-клиент банка, — Харуно прикусила язык, вертя картой перед моим носом, готовая чуть ли не танцевать от радости. — Сакура, это ведь неправильно. Девушка остановилась, беря меня за руку, как бы заставляя перевести на нее сомневающийся взгляд: — Давай сегодня, Рен, позволим себе то, чего ты старательно избегала всю свою сознательную жизнь. Давай сегодня побудем «неправильными». Порой важно просто подурачиться. Я покусала нижнюю губу, а потом выдохнула сомнения. Ну, хорошо. Но только один раз...куплю себе книгу и кофе. Сакура загорелась от восторга и нетерпения подобно маленькому ребенку. За потоком ее восхищенных слов и радостных женских воплей невозможно было уследить. Она потащила меня по магазинам, начиная от первого попавшегося. Должна отдать ей должное. От Сакуры исходит бешеная и боевая энергия. Даже я развеселилась, забыв обо всем на свете. Мы ходили из магазина в магазин. Первое время я очень сомневалась, стоит ли платить картой Итачи, но Харуно сама с большим удовольствием прикладывала ее к терминалу, как бы платя за меня и за себя. Ведь Итачи четко сказал, чтоб отдохнули именно «мы». Знал ведь, дьявол, что на себя я тратить не буду. А с резвой Сакурой может и куплю себе чего, сделаю приятное себе и ему... — И эти серьги хочу! — стояла возле зеркала и примеряла очередную бижутерию подруга, внезапно сверкнув изумрудными глазами. Я так и знала, что все к этому разговору и шло. — Мы не спали! — прочитав ход ее мыслей, ответила я, пока Харуно не успела даже задать столь очевидный вопрос. — Ох, сложно в это поверить, скажу я тебе, учитывая, что ты была в его кровати, когда я пришла. И лицо у тебя было, знаешь, такое уставшее! — Сакура! — я прижала ладони к щекам, отвернувшись. — Ладно-ладно. Я вижу, что даже сейчас ты думаешь о нем. Не знаю, что случилось между вами за то время, пока мы с тобой не виделись, но ты определенно изменилась. Рен, ты знаешь мое отношение к Итачи. Просто я хочу, чтобы ты была счастлива. Вот и все. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Давно уже не знаю. Видимо, Харуно решила всеми возможными способами сегодня заставить меня умереть от стыда. Сперва были шутки про секс, потом какие-то сплетни про наших одногруппников. Я настолько выпала из жизни и социума со своими проблемами, что пропустила много чего нового. Оказывается, Наруто и Хината стали встречаться, официально запостив совместные фотографии в свои профили, чем набрали кучу лайков. Вот здорово! Мы зашли с Сакурой в салон красоты в торговом центре, где она предложила сходить на «сахар». Звучало сладко, но оказалось неимоверно больно. Кто бы мог подумать, что это, мать вашу, способ депиляции? Выйдя с шикарной прической и горящей во всевозможных местах кожей, я процедила: — Знаешь, это все какие-то сплошные мучения. Пойдем теперь в книжный? Подруга умоляюще на меня посмотрела, кокетливо похлопав ресничками, поправляя свои красиво уложенные розовые локоны. — Без проблем. Мне только нужно купить комплект нижнего белья. Уже за свои деньги! Хочу удивить Какаши, — с этими словами подруга взяла меня за руку и повела за собой. Правда, когда мы пришли к тому самому магазину, где я на прошлой неделе покупала себе нижнее белье, я встала в кратковременный ступор, не решаясь зайти. Харуно нахмурилась и позвала за собой. Я несмело вступила на территорию высокой моды, опустив глаза. Выбрав себе комплекты из красного, белого и фиолетового цвета, Сакура внезапно замерла, раскрыв рот. Внимание моей падкой на красивые вещи подруги привлек шикарный черный комплект нижнего белья. Тот самый, что не так давно заставил и меня ахнуть от восхищения. — Настоящий шедевр, — согласилась я. — Да, и ты должна его померить! — активно закивала розоволосая, а глаза ее загорелись от восторга. — Рен, оно словно создано для тебя. — Для меня? — я непонимающе хлопнула глазами, изучая прозрачную ткань, заостряя внимание на маленьких кристаллах и бантиках. Мой заинтересованный, но нерешительный взгляд поймала внимательная консультант. Она любезно повесила выбранный мной комплект в примерочную. Я, как завороженная, прошла в комнату с зеркалом и задвинула за собой тяжелую бардовую штору. Затем медленно стянула с себя спортивную одежду, и аккуратно, неспешными движениями надела на себя комплект. — Ух ты, — я прикрыла рот рукой, не веря своим собственным глазам, рассматривая себя в зеркало. Признаться честно, я старалась избегать своего обнаженного отражения хотя бы до тех пор, пока укусы полностью не затянутся. Но эта вещь, что смотрелась на мне просто восхитительно, заставила переосмыслить кое-что в своей голове. — Позволишь посмотреть? — тихо приоткрыла шторку подруга. Но не успела я прийти в себя и закрыть шрамы, как Сакура забегала по моему телу глазами, а потом взглядом, полным неподдельного ужаса остановилась на моих укусах. Лицо ее мгновенно побелело, она вцепилась от неожиданности и испуга в бархатную шторку. А я лишь сжала ноги, стараясь скрыть от нее последнее и самое болезненное воспоминание о пережитой боли. — Рен, это сделал... — Не Итачи, — сразу перебила я, прикусив губу до немеющей боли. — Он спас меня. Вдаваться в детали я не могла, сил не было, да и не хотела вовсе. Это бы сделало мне больно, окунуло в дурные воспоминания прошлого. Главное, что сейчас я огородила Сакуру от того, что промелькнуло на секунду в ее голове. Я знаю, она и так не любит Учиху. Но мое сердце не выдержит, если она поставит на Итачи такое клеймо. — Итачи спас меня, — вдохнув поглубже, уже твердо повторила я. Подруга кивнула, прикрыв рот рукой, а на ее глазах выступили еле заметные слезы. — Возьми, — все, что смогла выдавить из себя розоволосая. — Возьми этот комплект, Рен. Я же говорю, он создан для тебя. Когда мы стояли на кассе, я сама приложила карту Итачи к терминалу, в последний момент углядев шестизначное число. — Ох, Сакура, — опешила я. — Это всего лишь цифры! — подруга резво выхватила пакеты с кассы, раньше меня забирая мой чек и задорно сминая его в ладонях. — Пошли тебе теперь книг накупим! Я вышла из магазина практически на ватных ногах, следуя за подругой, чуть ли не всхлипывая от того, что потратила деньги Итачи на свои хотелки. Конечно, он мне причитать не будет. Даже вопросов не задаст, но как мне в глаза то ему смотреть после всего? Осталось только надеяться, что ему не приходят оповещения с названиями магазинов, когда деньги с его карты списываются. Сакура подлетела к перилам, вцепившись в них, потом указала пальцем на другую часть торгового центра, звонко запищав, чем привлекла внимание некоторых посетителей. — Рен, ты видела?! У меня слов нет! — начала охать подруга, чуть ли не прыгая на месте. Я втянула в себя побольше воздуха, понимая, на что именно она показывает, точнее, на кого именно. Конечно, плакат со слащавым Неджи в главном торговом центре Японии! Опустив голову, я подошла к Харуно, не решаясь посмотреть своим страхам в лицо. — Ахренеть! — пищала розоволосая, готовая взорваться на месте. Сердце странно запнулась, и я с трудом сглотнула, пытаясь подавить в себе внутренний, пробуждающийся из глубин подсознания ужас. Кромешный хаос воцарил в моей голове, мысли судорожно бились, подкидывая ужасные картины с прошлого. Тяжело, больно, невыносимо. Не сдамся. Не поддамся панике. Я — борец. Лишь вскинув плечами на восторженные вопли подруги, я глухо ответила: — Бывает. — Бывает? — завелась на месте Сакура, готовая взорваться. — Я вообще твоя подруга или как?! Когда ты собиралась мне рассказать, что твое лицо висит в Гинзе. Когда ты в рекламе успела сняться?! А ну отвечай, а то я не знаю, что с тобой сделаю! Произнесенная Харуно фраза никак не могла уложиться в моей голове. О чем это она говорит? — Что? — возмутилась я, поднимая ошарашенный взгляд на плакат, что растянулся на несколько этажей Гинзы. — А ну отвечай, а то я убегу с картой Итачи, и ты меня никогда не найдёшь! — заныла Сакура, готовая распластаться у моих ног. — Быть не может, — ахнула я. Не было больше Неджи и его ехидной, самодовольной улыбки, не было его презрительного и властного взгляда. Была только я. На новом плакате, что растянулся на целых три этажа торгового центра, было мое лицо, неописуемо счастливое и ослепительно улыбающееся. На голове у меня был маленький щеночек мопсика, которого за секунду до сделанного снимка положил мне на макушку Хидан! Это те фотографии, что сделал Пейн в своей квартире! Я двумя руками схватилась за щеки, не веря совершенно своим собственным глазам. Из груди моей вырвался звонкий смешок, а потом я и вовсе расхохоталась. — Как такое может быть? — выдохнула я, пытаясь отдышаться, запуская руки в уложенные волосы, ощутив жар от перевозбуждения и искреннего восторга. — Это ты мне скажи! Вот ты даешь, — с этими словами Сакура хлопнула в ладоши, достала свой телефон и решила сделать несколько селфи с моим изображением на фоне. Я бегала взглядом по плакату, улыбаясь от уха до уха, да так, что скулы у меня свело. Я смотрела то на милого щеночка мопсика с черной мордочкой, засыпающего у меня на макушке, то на свои звёздные, такие счастливые глаза. Лицо мое было отретушировано немного, дабы не было видно ссадин и синяков. Но этот взгляд...Яхико смог уловить и запечатлеть на снимке что-то загадочное, практически неуловимое и такое поистине глубокое. У меня пошли мурашки по спине. Боже, я в этом моменте такая жизнерадостная и красивая. Это точно я? Я прочитала внизу плаката надпись: «Знаете, что такое настоящее счастье? Это твой первый в жизни пёс. Вот он бежит за тобой, высунув язык, виляет хвостом, приносит палку... И ты счастлив рядом с самым лучшим другом на свете». Фонд помощи животным inst: dogcatrescue Весь мой неконтролируемый и неосознанный страх, все мои мучительные сомнения мгновенно исчезли. И по делом им. В душе осталось лишь счастье и безмерная благодарность моим любимым и таким настоящим друзьям.

***

Еще несколько часов мы с Сакурой ходили по магазинам и только к вечеру разошлись. Я, как и сказал мне Итачи, заказала себе такси до его дома. Тащиться с тяжеленными пакетами в метро я бы просто не смогла. Поднявшись на его этаж, я поймала себя на странной мысли, что впервые в жизни открываю эту массивную серую дверь ключами Итачи. Наверное, это доказывает то, что он мне очень доверяет. Кто бы мог подумать пару месяцев назад, что так все повернется? Жизнь действительно умеет удивлять. Тихо пройдя внутрь, я включила везде свет, дабы чувствовать себя уютнее в его ледяном царстве. Его квартира мне безусловно нравится, но серые безжизненные стены сильно все же давят. Хотелось бы привнести сюда немного уюта и тепла. Стараясь не забивать голову сомнениями и страхами перед предстоящим разговором, я прошла в гардеробную и принялась распаковывать десятки пакетов, принесенных после шоппинга, устроившись в углу. Конечно, в большинстве своем в пакетах были книги, но так хотелось разложить перед собой купленное, оглядеть хорошенько все еще раз. В самой гардеробной пахло Итачи. Я обратила внимание на полочку с его парфюмом, решив послушать некоторые запахи. Вот мускат, древесный аромат. Ох, а это что, апельсин? Потом я обратила внимание на висящую отдельно от остальной его одежды длинное одеяние, укрытое в защитный чехол. Любопытство взяло вверх, и я бесшумно подошла ближе, расстёгиваю молнию. Я тихо открыла полностью упаковку, расчехляя черное кимоно Итачи с красными языками пламени. Знаю, не должна была, не имела права его трогать, но до того я была заворожена этим пугающим, но таким удивительным рисунком на подоле и рукавах. Я несмело коснулась пальцами роскошного одеяния, закрывая глаза, пытаясь понять, что именно я испытываю. Страх, трепет, желание. В этом кимоно Итачи приходил на бал и стал королем, а я его королевой. Я оглянулась, убедившись, что за спиной никто не стоит. А кто бы мог? Итачи обещал вернуться только через час, так что никто не заметит... — Не делай этого, — недовольно процедило мое подсознание, но я не могла остановить своего пагубного любопытства. Стянув с себя спортивный костюм, я быстро приняла холодный душ, желая остудить кожу, что не прекращала гореть после «сахара». Следом распаковала новый комплект белья, покусав в остаточных сомнениях нижнюю губу. — Боже, что же я делаю? Я шумно выдохнула, пообещав себе, что это всего лишь на три минуты. Надев на себя новый комплект, я дрожащими руками достала кимоно Итачи из упаковки. Ого, а оно тяжелое! Нырнув в одеяние, я обнаружила, что оно слишком длинное для меня. Я буквально в нем утопала. Мое идиотское любопытство меня точно погубит! Я потуже завязала на себе пояс и прошлась по просторной гардеробной, оглянувшись на себя через плечо, смотря на свое отражение в зеркале. Багровый огонь на подоле красиво смотрелся, словно я сама стояла посреди пламени. Удивительно, захватывающе, неправильно. Я не могла на себя налюбоваться, до того мне понравилось свое собственное отражение! Я несколько раз покрутилась возле зеркала, засмотревшись на свой силуэт, а потом аккуратно приподняла низ одеяния, оголяя щиколотки. Какое-то величие внушало мне эта семейная реликвия клана Учиха. Не должна была я его надевать, не должна. Взгляд мой блуждал от пальцев ног и выше, выше, к бедрам, закрытому декольте, хрупкой шее, моим завороженным глазам, его потемневшим и наблюдающим глазам, что я увидела в отражении зеркала позади себя. Сердце мое провалилось куда-то вниз, и я обернулась, увидев Итачи. Он стоял, скрестив руки на груди, облокотившись спиной об дверной проем, голову парень склонил набок и замер, слился с тенью, внимательно наблюдая за мной, словно хищник. — Итачи, прости, — ахнула я, совершенно растерявшись, прислонив ладонь ко лбу от испуга. Меня аж затрясло. — Я...я сейчас сниму! Очевидно, что скрывать от него какие-либо эмоции не имеет смысла. Он будто ощущает их на уровне подсознания. — Нет, — неожиданно произнес он, разрезая своим голосом пространство между нами. И я застыла, боясь пошевелиться и поднять на него перепуганный не на шутку взгляд. Казалось, если я взгляну на Учиху, то он мгновенно убьет меня. Было что-то до ужаса пугающее во всей этой сложившейся ситуации. — Не снимай. Пойдем сперва обо всем поговорим, Рен. Он потер свою шею и оставил меня, уходя в гостиную. Я глянула на свой спортивный костюм, что небрежно валялся на полу. Может все же быстро переодеться? Но что-то меня остановило. Казалось, если я ослушаюсь Итачи, последует что-то нехорошее. Я дрожала, ноги мои ослабли, а все веселье, что я испытала ранее, пропало. Я имела глупость тронуть то, что не имела права трогать. Кое-как дойдя до гостиной, придерживая подол руками, дабы он не тащился за мной следом по паркету, я увидела, что Итачи тщательно моет руки в раковине на кухне, затем достает принесенные им продукты, хотя это скорее были сладости: эклеры, мои любимые булочки с корицей, виноград, вино. — Присаживайся на диван, — как ни в чем не бывало мягко сказал Учиха, и я молча прошла к серому дивану и села, практически одеревенев, стараясь казаться незаметной, невидимой. Никогда не хотелось настолько провалиться сквозь землю, как сейчас. Такая вежливость Итачи была несвойственна. Хотя, почем мне знать... — Будешь пить? — не успела я набраться храбрости и что-либо ему ответить, ведь пить алкоголь я не желала, как Итачи поставил возле меня два пустых бокала на мраморную столешницу и наполнил их купленным красным вином. Следом он взял свой бокал и легонько стукнул мой, к которому я не решалась прикоснуться, глухо прошептав: — За девушку, ради которой стоит убивать. — Итачи! — молниеносно вспыхнула я, поднимая на него глаза, смотря снизу вверх на парня, что стоял надо мной, источая дьявольское спокойствие: — Ты надо мной издеваешься? Скажи честно. Он не обратил внимания на мою вспышку ярости, пригубив, желая распробовать на вкус вино. — Каберне Кароль, хороший урожай 1973 года. Я сжала ладошку в кулак и резко встала, да так, что аж перед глазами все побелело, желая уйти из комнаты, да и из его дома. Хватит с меня! Ничего не понимаю. Ни-че-го. Он аккуратно, но крепко схватил меня за плечо, заставляя под его напором вновь сесть. Я плюхнулась на диван, тихо проворчав. — Нам же надо с тобой все обсудить, верно? — вновь терпеливо заговорил он, но на этот раз тихим, вкрадчивым голосом, наклоняя голову ко мне. Меня немного затрясло от гнева и непонимания, но я кивнула. — Не дразни меня, — пробурчала я. — Не дразню. — А что это еще за идиотский тост тогда был? — я подняла на него непонимающий, полный слез взгляд, а губы мои задрожали от обиды. Итачи секунду помолчал, внимательно изучая мое изумленное от непонимания лицо, а потом тепло улыбнулся. — Рен, ты еще не поняла? Я за тебя убить готов. От его слов мне не стало понятнее и легче, и я решила просто говорить то, что думаю: — Знаешь, я столько хотела тебе сказать добрых, благодарственных слов за все, что ты для меня сделал за эту неделю. Ты ведь мне очень помог. Но ты ведешь себя так странно в последние дни, Итачи. Мне до того тяжело и непонятно, что я не знаю как быть. Ты словно подпускаешь меня к себе, а потом прогоняешь, выставляя между нами бетонный забор. Прошу, давай просто поговорим без этих странных намёков. Мне и без того невыносимо. Итачи секунду постоял с задумчивым видом, а потом принес с кухни для меня сладости, выложив их на широкую тарелку. Из кармана джинс он вытащил потрепанную пачку сигарет, бросив небрежно рядом со своим бокалом, и наконец сел рядом со мной, придвигая ближе к себе пепельницу. — Сперва выпей немного, Рен. Ты слишком напряжена, — он протянул мне мой бокал. Я нервно выдохнула, покачав головой, но сделала по его наставлению три-четыре небольших глотка. Сразу неприятно запершило в горле на несколько секунд, следом напиток потрясающе стал раскрываться, и я уловила утонченный, но такой многослойный вкус редкого сорта винограда. Хорошее вино! — Позволишь мне понять, что творится у тебя в душе? — я подняла на него настороженный взгляд, на что Итачи лишь кратко и безжизненно улыбнулся, покачав головой. — Почему ты с таким рвением хочешь узнать меня?
 — Почему ты выстраиваешь между нами стены? — парировала я. Не могла иначе. Я чувствовала сердцем его настоящего, но Учиха упорно продолжал держать со мной показательную дистанцию. Да почему же он так делает? Мой вопрос заставил Учиху подозрительно сощурится, но он сразу ответил, отводя взгляд в окно на городские виды: — Потому что не хочу пугать тебя. Пей еще. Я втянула воздух через ноздри, схватив стакан и показательно осушила его до дна. — Не напугаешь. Я же уже говорила, — алкоголь прибавил мне немного необдуманной храбрости, но от того я немного воспаряла духом. — Рен, какая же ты..., — Итачи покачал головой, потерев свой лоб, прикусив язык. — Какая? — Дурная и бесстрашная. Так я думал первое время. Сейчас же ты мне кажешься просто отважной, но по прежнему дурочкой, — парень поджал нижнюю губу и выпил немного алкоголя. — Скажи мне, кто лезет к зверю в клетку, предварительно заперев за собой? Я опустила голову, вскинув напряженными плечами. Вот индюк! Опять со своими намеками. — Не могу иначе, — выдохнула я, надуваясь. — Итачи, скажи мне правду, вот чего ты хочешь от меня? Мой вопрос был идеальным, исчерпывающим и вполне очевидным. Пусть скажет наконец то, что думает. Мне от любого его ответа точно полегчает. Уж лучше узнать сразу, чем накручиваться себя еще больше, утопая и в без того сумбурных и непонятных чувствах. — Чего хочу? — брюнет перевел недобрый взгляд на меня, приковав свои мрачные глаза к моим краснеющим щекам: — Тебя. Из моей груди вырвался глупый смешок, и я сразу прикрыла рот рукой, не давая истерике полностью овладеть мной. Не это я рассчитывала от него услышать. — Я просила не дразнить меня, — укоризненно глянула я, пытаясь прочитать его эмоции. Может, он шутит надо мной? Продолжает дразнить? Как всегда, бесполезно что-либо прочитать на его лице. Все надежно скрыто. Дейдара был прав, Итачи говорит и показывает ровно столько, сколько хочет сам. Мне нужно просто правильно задать вопросы. — Меня, значит, хочешь...Тогда почему не берешь? Ох, Рен, вот это ты даешь. Итачи широко раскрыл глаза, кадык его дернулся, но его секундную потерю контроля над собой я все же уловила. Мой вопрос ошарашил Учиху, не иначе. — Рен, не говори этого, — Итачи потряс головой, закрывая глаза, чем разозлил меня не на шутку. — Ну а что мне думать? Что говорить тебе такого? — я сама налила себе вина, стараясь не пролить и немного выпила. Адреналин хлестал по венам, а сердце готово было выскочить из грудной клетки. Да, я дура, но я хотя бы говорю ему то, что думаю и чувствую. Говорю все, говорю от души и до самого конца. — Я говорю тебе правду, а ты недоговариваешь мне, желая меня огородить от «чего-то страшного», но тем самым все равно все только усугубляешь. Потому что между нами возникает пропасть недосказанности, и в нее кто-то может свалиться! Нервный ком встал в горле, но я все же решилась продолжить. — Мы с тобой в ту ночь были так близки друг другу, как никогда. Уж если я тебе позволила быть таким со мной, Итачи, это ведь что-то, да значит. Разве не так? Значит, что я тоже этого хочу. И не потому, что я «дура». А потому что, если ты еще не понял, я человек с сердцем. И в ту ночь я хотела отдать тебе свое сердце, себя.. — Рен. — И хочу до сих пор. Потому что люблю тебя. Пусть эта любовь и не тянет на ту, что навязывают нам в романах и сказках, но какая к черту теперь разница? Знаешь, Итачи, я просто устала уже от всех этих дум, мыслей, волнений, — из моей груди вырвался протяжный выдох, и я закрыла на несколько секунд глаза, стараясь собраться с мыслями. Да что же я такое говорю? Да к черту все! Следом я вновь потянулась к бокалу, осушив остаток красного вина за два-три глотка и отставила с сторону, зажмурившись до тех пор, пока горло не перестало першить. Итачи не сводил с меня своих иссиня-черных глаз, внимательно следя за каждой моей эмоцией, движением тела. Я это видела и даже ощущала нутром, но все еще не решалась никак ответить на зрительный контакт. Мне пока еще не хватало той самой смелости. Я, откровенно говоря, будучи трезвой ( а такой я все еще была), побаивалась той тьмы, что сокрыта где-то в глубине Учихи, но в тоже время я четко осознавала, что хочу это познать. Хочу ощутить эти самые щекочущие чувства с ним. Безумие какое-то. — Пожалуйста, — выпалила я, сразу прикусив язык. Боже, это совсем не то, что я хотела сказать. Ну, возможно и то, но форма совсем другая. — Пожалуйста? — повторил за мной Итачи, подняв бровь. Да, теперь со стороны это выглядит так, словно я у него что-то вымаливаю. Ты такая идиотка! — Не проси того, о чем сама не ведаешь, Рен. Мое лицо залилось краской от смущения, а в ушах зазвенело. Мне и так было ужасно стыдно за все, что я ему тут говорю, но я чувствовала сердцем, что эти слова нужно сказать, произнести вслух. Мне казалось, что если они сойдут с моего языка, обретут форму, то моему сердце полегчает. — Я хочу тебя, Итачи, — я произнесла эти слова, закрыв глаза, плюя на все его предупреждения. Стыд, трепет, страх и сумасшедшее желание окутали меня с головой. Я попыталась восстановить сбившееся дыхание. Легче от произнесенных слов вопреки моим ожиданиям не стало. Боги, что же происходит со мной, с моим сердцем? Я шумно вздохнула, не давая Учихе все же меня перебить. Не сейчас. Меня здорово понесло. — Да, я знаю, что ты думаешь! Что я дура или идиотка. Возможно даже, что у меня нет чувства собственного достоинства, раз я разбрасываюсь такими словами! Может даже ты посчитаешь меня легкодоступной или шлюхой... — Прекрати. — Нет, не-не прекрати! — я заткнула Учиху, пригрозив пальцем. Очень вовремя алкоголь ударил мне в голову. Пошла жара! — Я е-еще не закончила. Черт, я все так усугубляю. Не стоило мне сейчас это чертово вино пить. Вкусное! Несу бред, сижу перед то-тобой в твоем роскошном кимоно, которое не должна была надевать. Знаю. Оно, наверное, стоит целое состояние! На мне еще это дорогущее черное белье, которое так противно колит ягодицы, а при тебе я даже поправить его не могу. Зараза! Сакура настояла на покупке, сказала, что мне оно очень идет. Боже, что я несу. Прости! Ты теперь точно думаешь, что я какая-то распутница, но сейчас я... — Хватит. Ты даже близко представить себе не можешь того, о чем я думаю, — Итачи все-таки перебил меня, и голос его стал на удивление резким, воздух вокруг него мгновенно потемнел. Ему явно не понравилось то, что я говорю. Но вот что именно? Он одарил меня укоризненным взглядом, и после наступила парализующая тишина. Учиха достал сигарету и закурил, выпуская дым из легких, стараясь избавиться от каких-то навязчивых мыслей. Прервав молчание, он начал говорить размеренно и властно, словно не замечая совершенно моего взбудораженного состояния. — Есть три основания, почему я не сделаю этого с тобой, Рен. Первое. Ты слишком мала для меня. Я же никак не тяну на того самого «прекрасного принца». И не хочу я, чтобы потом ты пожалела о своем выборе. Второе. Я дал себе обещание не причинять тебе вреда. А ты совсем не ведаешь того, о чем просишь, словно нарываясь раз за разом на неприятности. И третье. Я не смогу дать тебе той ласки, которую ты по-настоящему заслуживаешь. Я не умею быть нежным и чутким. И я правда не хочу, чтобы на утро ты ужаснулась и...сбежала. Я стиснула руки в кулаки, старясь правильно его услышать. Хотя обида за сказанные слова начала душить мое сердце и мою надежду на что-то большее. Но обида эта была лишь на ситуацию, колкую и постыдную. Итачи же был честен со мной, от того мне стало еще более тоскливее. Но раз уж так... По моей спине хлынул водопад мурашек. Я чуть приподнялась, облокачиваясь руками об диван, приближая свое лицо к Итачи, не в силах поднять на него взгляд. Я трепетала и одновременно опасалась увидеть на его лице нежелание или элементарное отвращение. Чертова самооценка, чтоб ее. Я так надеялась полностью утопить в алкоголе всю свою робость и неуверенность в себе. А вот сам Итачи же не сводил с меня своих пронизывающих графитовых глаз, поглощая меня своей чернотой, впуская меня в свое пространство слишком близко. Я чувствовала, как материя вокруг него словно задрожала. Что у него сейчас в голове? О чем он думает? Не шевелясь, Учиха пристально следил за мной и моими неопытными действиями. Взгляд у него был не отстраненный, а скорее наблюдательный и чертовски проницательный. Такой бывает разве что у хищников, которые видят самоотверженную жертву, что вот-вот и попадется в их смертельную ловушку. Шаг, и Итачи Учиха сразит меня, сожрет с потрохами или изничтожит. — Не делай этого! — шептало в ужасе мое подсознание, стараясь заставить меня отпрянуть, убежать, спрятаться, пока еще есть шанс, но я послала весь здравый смысл. От Итачи сейчас веяло ледяным спокойствием, хладнокровием и сдержанностью, которая, как подсказывало мне мое тихо кричащее в ужасе подсознание, может обратиться в нечто неудержимое и яростное, стоит только мне совершить нечто непозволительное. Поздно. Лицо Учихи было так близко к моему, и я осмелилась в последний миг взглянуть в его глаза и не увидела в них абсолютно ничего. Итачи даже в такой момент настолько умело контролирует свои эмоции, что аж досадно. Что же у тебя в голове, Итачи Учиха? Есть только один способ узнать это наверняка. Я нервно и тихо-тихо вздохнула, а потом коснулась губами его ледяной щеки. Это был короткий поцелуй. Следом я подарила ему поцелуй в уголок его тонких губ, вдыхая запах, что источал Учиха. Мускат в перемешку с каким-то незнакомым мне природным ароматом, который, стоит признаться, возбуждал меня до невозможности. Бабочки внизу живота запорхали. Я вновь это сделала, позволила себе быть собой. Я хрипло вдохнула, закрыв глаза, и коснулась его губ, но на этот раз со стойким желанием. Учиха как-то нехотя ответил на мой поцелуй. Я почувствовала лишь кончик его языка, а затем отстранилась, одарив его смущенным взглядом. Нет смысла больше отрицать очевидное. Он не хочет этого. Итачи не отвечал мне по-настоящему, не желал этого так, как хотела я. Я закрыла лицо руками от нестерпимого стыда, подперев под себя ноги. Все оказалось гораздо хуже. Мало того, что парень был со мной не взаимным в желании, так еще и молчал! Он, наверное, сейчас готов залиться едким смехом от того, насколько неопытна и неуклюжа я в таких вещах. Боги, Рен Окава, главный приз за самый отстойный поцелуй достается тебе. — Боже, прости меня, Итачи. Это выглядит так, словно я навязываюсь или домогаюсь тебя. — Нет, это выглядит так, словно у тебя напрочь отсутствует инстинкт самосохранения, — с этими словами Учиха довольно грубо схватил меня за кисти рук, заставляя открыть раскрасневшееся лицо и поднять мокрые от подступивших слез глаза. Он смотрел на меня с выраженным беспокойством, нахмурившись: — Ты все еще ничего не поняла? Стоит тебе попросить, пожелать, и я сделаю что угодно для тебя: куплю, достану, убью. Одно только твое слово. А ты из всех возможных действий просишь меня сделать тебе больно, причинить вред! Что с тобой не так? Я же обещал тебя оберегать, а тебя так и тянет влипнуть в неприятности. В сексе, Рен, как и в ярости, я неуправляем. Ты, видимо, просто сама не понимаешь того, о чем просишь, глупая девчонка. Да уж. Итачи был как всегда, холоден и упрям. Что же, спасибо за правду. А теперь я тебе скажу о своей. — Ты прав, я совсем не понимаю того, о чем прошу. Да, я глупая и опять пьяная, я послала все благоразумие в пекло. Но я просто устала от всего. Устала переживать, беспокоиться, жить завтрашним днем. Меня это заколебало, Итачи! Я жить хочу! Чувствовать и наслаждаться. Да, может ты и прав, говоря все эти праведные вещи про то, что по пьяне такое делать не стоит. Может завтра я действительно проснусь и пожалею об этом. Я не знаю. Честно тебе говорю! Я - не - знаю. Да пошло оно все на-нахер! — я прикрыла рот рукой, стараясь сдержать пьяный бред, но мой мозг не способен был остановить бушующие эмоции, что заставляли мое сердце колотиться как сумасшедшее. Мне нужно было это произнести: — А может быть, Итачи, через тридцать лет я буду жалеть, что эту самую ночь не провела именно с тобой. Просто ответь мне прямо, пожалуйста. Без этих красивых слов, что ты бережёшь меня и мое сердце. Я это ценю, ты знаешь, но сейчас я хочу услышать совсем другое, я хочу услышать твой внутренний голос, говорящий мне о том, чего на самом деле хочет твое сердце. Если ты меня не желаешь по-настоящему, я ведь отстану. Не хочу больше от тебя слышать ничего, кроме чистой правды. Настоящей, может даже обидной. Я готова к ней. Хватит оберегать меня, я могу по-постоять за себя сама. Ты ведь мне не даешь даже докоснуться до тебя. Черт, прости, Итачи, за весь этот пьяный и несвязанный бред, но я говорю сейчас от души, от самого сердца. Хотя я готова сквозь землю провалиться и сгореть со стыда. Если тебе все это неприятно, то я прекращу. Итачи отпустил мои кисти, аккуратно касаясь пальцами моего подбородка, заставляя поднять на него свои звездные глаза. Я попыталась унять внутреннюю дрожь, ожидая его ответа, выдерживая с ним зрительный контакт. Никогда в жизни не была настолько храброй. — Хочешь правды, значит? — спросил Учиха, понизив голос до ледяного баритона. И я ощутила, словно кровь вот-вот перестанет циркулировать по моему организму. — Я до сих пор не могу никак понять тебя. Ты ведь все прекрасно знаешь на самом деле. Знаешь, что я этого жажду слишком сильно. Но я не желаю причинять тебе вреда. Не хочу, чтоб ты начала ненавидеть меня, не выдержу слез на твоем лице. Ты сбиваешь меня с толку такими заявлениями. Как же ты можешь хотеть меня, Рен? Это же...противоестественно. Я странно моргнула и отвела взгляд, а потом и вовсе закрыла свои глаза, стараясь сконцентрироваться. — Ты позволишь мне самой узнать? На своем собственном опыте, Итачи. — Поверь, ты не захочешь видеть меня настоящего. — Но я уже хочу, — я посмотрела на него с легким смущением, приподняв уголки своих губ. Учиха не спешил мне отвечать, отведя взгляд в сторону, погрузившись в свои мысли. Потом он поджал нижнюю губу и лишь единожды, почти незаметно кивнув. От его ответа сердце мое разогналось до такой скорости, что я готова была упасть без чувств на ровном месте, но невесть откуда взявшаяся смелость удержала меня в сознании. И почему-то сейчас, именно в такой ответственный и интимный момент мой бескостный язык нашел единственный способ разрядить накалившуюся и возбуждающуюся обстановку. — Но если ты девственник, я пойму, — с дуру ляпнула я, потом осознав весь абсурд сказанного. Но это помогло несколько разрядить напряженную атмосферу между нами. Итачи закрыл глаза и так заулыбался, не в силах сдержать смеха, что у меня моментально раскраснелись щеки. — Дурочка, — парень аккуратно взял прядь моих каштановые волос, играя с ними пальцами. Я опустила глаза на его ладони, которыми он нежно перебирал мои длинные волосы, и тихо-тихо спросила, подавив в себе внутренний мандраж и страх перед ним: — Неужели ты никогда не хотел заняться со мной...любовью? — Любовью? — Учиха на секунду замер, странно выдохнув. — Нет, Рен. Нечто внутри меня неприятно заныло и внезапно надорвалось. Это что, болит мое сердце? Нахмурившись, я прикусила нижнюю губу, не в силах поднять глаза на Итачи. Сейчас Учиха честен со мной как никогда, но мне все равно слишком больно было услышать такую рвущую душу правду. Я поправила на себе кимоно, желая отвернуться, дабы не расплакаться, поскольку чувствовала, как к горлу подступает ноющая слабость. Да уж, вот и узнала "ту самую" правду. Сдаюсь, мне нечего больше ему ответить. Я была окончательно сбита с толку. — Любовь — слишком красивое и громкое слово, Рен, для того, чем занимаюсь я, — взглядом он блуждал по моему побледневшему лицу. Я распахнула глаза, пытаясь правильно понять ход его мыслей. Он говорил медленно, тщательно подбирая слова, погружая меня в омут его порочных мыслей: — Каждую ночь, пока ты находишься в моем доме, я не нахожу себе места. Я ухожу спать в кабинет, запираясь, потому что не могу себя контролировать в полной мере рядом с тобой. Твой запах, глаза, губы, волосы, все это сводит меня с ума, я впадаю в настоящее безумство. Поэтому и тебе со мной тяжело и непонятно. Я же в один момент хочу обнять тебя, расцеловать, а в другой — желаю владеть тобой так, как никто и никогда. Так что твой вопрос задан неверно, ангелочек. Спроси ты меня, как часто я мечтаю поставить тебя раком, намотать эти прекрасные каштановые волосы на свой кулак и трахнуть. Ты уверена, что хочешь это знать? Сказать, что его слова меня ошеломили — не сказать ничего. Таким откровенным, бестактным и одновременно гордым я его не видела ни разу. Но то, как он произнес эти слова, заставило меня испытать жгучее желание и волнение. Мышцы внизу живота сразу заныли, и я почувствовала самое настоящее возбуждение. Я поняла его прямой намек. Итачи, похоже, было интересно: рискну ли я задать этот вопрос снова, но уже по его правилам. Парень показательно отстранился от меня, вновь удобно располагаясь на диване, потушив наконец сигарету, оставляя ее в пепельнице. Я завороженно наблюдала за движением его рук, на которых проступали вены, приоткрыв рот, пытаясь хоть немного унять бешеное сердцебиение. Спокойно. Еще раз, что он только что сказал? Мое лицо все горело, я вся просто горела и сгорала от нахлынувших меня чувств. Учиха уставился на меня неподвижным взглядом, не позволяя ни одной эмоции выдать его настоящее состояние. Но могу поклясться, он точно наслаждается моментом. Сейчас он играет? Он возбужден? Он берет меня на слабо? Я тихо выдохнула, набравшись смелости. Мой язык не решался озвучить эти слова вслух, но мне было до того любопытно играть в эту новую и непонятную для меня игру с Итачи, что я, послав весь здравый смысл и стыд, рискнула: — И как часто ты мечтаешь меня трахнуть? Губы Итачи тронула лукавая улыбка. Но это было не что-то злое, ему, кажется, просто понравилось, что я немного осмелела. Он склонил голову на бок, не разрывая со мной зрительного контакта и хрипло произнес: — Постоянно, Рен. От его слов у меня прошел электрический разряд по всему телу: от кончиков пальцев до горла. Волоски встали дыбом даже на затылке, и я закусила губу, опустив взгляд. Только что Итачи Учиха мне признался в том, что желает меня. Охренеть. — Спасибо тебе, — тихо вымолвила я, сжимая юкату в районе груди. Парень странно моргнул, уставившись на меня, и как-то сдавленно спросил: — За что? — За правду. Он взял двумя руками мою ладонь, ловя мой изумленный взгляд своими мрачными, пустыми глазами цвета оникса: — Решишься на это и будешь в моей власти до самого конца. Не боишься, ангел? От его хрипловатого голоса все внутри меня странно завибрировало, но я усмирила свое волнение. — Не боюсь.