Эйфория

Я встала перед ним, сжимая одной рукой юкату в районе груди, теребя пальцами мягкую ткань, другой — придерживала длинный подол, чтобы не наступить ногой и не упасть. Я немного подрагивала, стараясь оборвать все свои душащие мысли и волнения. Итачи стоял напротив меня, но на довольно большом расстоянии, оперевшись спиной об дверь спальни, что вела к выходу. Руки он показательно скрестил на своей груди. Я подняла неуверенный взгляд, встречаясь с его потемневшими бездонными глазами. Его чернота смотрела мне прямо в душу, находя все потаенные, тщательно хранимые секреты. — Все будет хорошо, — практически без звука прошептала я. Эта фраза не имела никакого смысла. В такой момент ничего уже не имеет смысла. Для чего я ее произнесла? Для своего дрожащего от волнения сердца? Для своей трепещущей от вожделения души? Нет, я произнесла это для него. Я знала, что за маской спокойствия, уверенности, он все-таки волнуется. Не за себя, за меня. Учиха за секунду преодолел расстояние между нами, оказавшись возле меня. Затем он коснулся ладонью моей щеки, ласково проведя большим пальцем по практически зажившей ссадине на скуле, что оставил Саске. Я легонько дрогнула, все равно улыбнувшись в ответ. Прикосновение Итачи не дарило мне боли, не заставляло бояться. Оно согревало и успокаивало. Я уже давно поняла, мы с ним помогаем друг другу. Брюнет немного наклонился к моему лицу и нежно коснулся губами моей скулы поверх ранки, одновременно с этим вдыхая мой запах. — Пахнешь персиками и сиренью, — прошептал он, мягко улыбнувшись, зацепив мой немного растерянный взгляд. Следом совершенно не спеша запустил пальцы в мои уложенные длинные волосы, притягивая к себе ближе, укрывая в успокаивающих объятиях: — А еще невинностью и добротой. Мне это так нравится. Ты восхитительная девушка, Рен. Я выдохнула ему в грудь остаток напряжения, потом встала на носочки и сама коснулась губами его шеи. Он позволил мне это сделать, открываясь навстречу моему сокровенному желанию. Следом я обвила его шею одной рукой, целуя его шершавую кожу вновь и вновь, хрупко, кротко и почти невесомо, но заботливо и благодарственно, лишь иногда касаясь кончиком языка, словно пробуя его на вкус. Он восхищенно выдохнул, отстраняясь. — Рен...ты позволишь мне поцеловать тебя? — внезапно спросил Итачи. Вопрос показался странным, но по его черным глазам, в которых на секунду промелькнуло беспокойство, я поняла: он будет спрашивать меня об этом всякий раз, чтобы не навредить. Хотя бы в те моменты, когда все еще способен держать себя в руках. Когда ты учишься кому-то верить, ты раскрываешься шаг за шагом, подобно цветку. Его бескорыстная забота заставила меня открыться ему навстречу еще больше. — Да, — я робко кивнула, только и успев сделать шумный вдох. Итачи наклонился и коснулся моих губ. Нежно, трепетно, словно вновь спрашивал у меня разрешения. Он совсем не торопился в этом, наслаждаясь каждой секундой. Учиха аккуратно проводил кончиком языка по моим губам, с каждым новым движением становясь немного настойчивее в своем желании. После очередного моего скомканного выдоха, его поцелуй стал значительно глубже. Я почувствовала его сладкий язык и издала томный звук, позволяя ему делать это. Познавать меня. Неопытно, немного неуверенно, я отвечала ему, сплетаясь с ним в долгожданном взаимном поцелуе. Легонько прикусывая мою нижнюю губу зубами, Учиха коснулся верхней пуговицы своей рубашки, но внезапно и резко отстранился от меня, разрываю нашу связь, делая твердый шаг назад, отводя взгляд. Переживает. Я вновь смогла прочитать его. Сейчас Итачи был открыт со мной как никогда. И я видела его растущее беспокойство. Шрамы. Я сама шагнула ему навстречу, взяв его за большую руку, заставляя перевести на меня потухший взгляд своих агатовых глаз. — Не боюсь, — вымолвила я, вверяя в это слово правду, и вновь обвила его шею руками, находя его губы. Я тянулась к нему всем своим трепетным сердцем, искалеченной душой и хрупким телом. Дрожа от этих новых для меня чувств, я знала: этой ночью он забудет о своем прошлом, о своих шрамах, я сделаю все возможное для этого. Я отдам ему свое сердце. Отвечая на мой поцелуй, он сцепил свои руки замком за моей спиной, не давая отпрянуть. Словно бы я этого внезапно возжелала. Я же, вопреки всем его тягостным сомнениям, провела ладонью по его хлопковой рубашке, добравшись до верхней перламутровой пуговицы. Семь. Столько пуговиц я насчитала на его безупречной белой рубашке. Богу понадобилось семь дней, чтобы сотворить этот мир. А тебе, Итачи, всего одно невесомое, секундное касание к моей коже, чтобы появился наш с тобой. Столько ошибок совершено. Прошлое уже не вернуть. — Прости меня за все, Итачи, — прошептала я, прислонившись лбом к его острому подбородку. — Уже ничто не имеет значения, Рен. Ничто. Ведь мы есть друг у друга. Раз. Добр ко мне. За это и благодарна тебе. Два. Ты проницательный мужчина. А я, кажется, давно покорилась тебе и твоей тьме. Три. Твои губы так нежны со мной, а твои поцелуи — самое чувственное, что я когда-либо испытывала. Четыре. Твои крепкие руки, которыми ты держишь меня в это самое мгновение за талию, спасли тысячу и одну маленькую жизнь. Пять. У тебя большое сердце. Я, кажется, только что осознала, ты ведь давным-давно отдал его мне в руки. Прости, что делала тебе больно. Но, Итачи, почему же ты все еще не принимаешь силу своего собственного сердца? Шесть. Проводя ладонью по твоим шрамам, я ощущаю, как вздымается твоя грудь. Тебе совсем необязательно что-либо мне говорить. Ведь кончиками пальцев я дотрагиваюсь до твоей души, я чувствую все. Седьмая перламутровая пуговица вышла из петли. Будь ты самым страшным монстром, самым ужасным чудовищем, да хоть самим дьяволом без сердца. Я все равно буду твоей. Я буду для тебя той, кем ты желаешь больше всего, в ком ты так сильно нуждаешься: твоим ангелом, дьяволицей, источником жизни и любви. Твоим всем. Я буду принадлежать тебе. Просто забери мое сердце. Если посредством чисел можно объяснить мир физический, то слова могут раскрыть мир невидимый, полный самого сокровенного, надёжно сокрытого от чужих глаз. Настоящего, неподдельного и чувственного. — Люблю, — прохрипел Итачи, выдыхая эти слова мне в макушку, стягивая с себя расстегнутую мной рубашку, оголяя полностью свою грудь для меня. Я почувствовала, как густо покраснели мои щеки, когда до меня дошел весь смысл сказанного. Любит. Я дотронулась до его расплавленной от огня кожи, он мне разрешил. Проводя пальцами по его шрамам, по этим замысловатым, шершавым узорам, я невольно закусила губу, чувствуя всю его немыслимую и необъятную для меня силу. Коснувшись черной вороны, что расправила свои крылья поверх его сердца, я словно докоснулась до той густой тьмы, которую он все это время надежно скрывал от меня, боясь ранить. И в этот самый момент, ощутив нутром оно, я осознала, что вовсе не боюсь. Воздух вокруг нас потяжелел, а Итачи на секунду застыл, внимательно следя за моим изумленным лицом. Он все еще думает, что меня это испугает? Я лишь нахмурилась, не поднимая на него глаз, попыталась понять выбитую непроглядно черным цветом надпись на латыни у него под сердцем, на ребрах. Не понимаю языка, не могу прочитать, но так хочу познать. Это имеет какой-то скрытый смысл, пока еще неясный для меня. Это предостережение? Или защита? Возможно, все вместе. Но я знала одно, эти буквы и есть его истинная суть. Подняв на Итачи испытующий взгляд, я увидела выжидающе беспокойство на его идеальном мраморном лице. — Ты прекрасен, — тихо прошептала я, ощущая, как голос мой пропадает под натиском нахлынувших для меня чувств. Так интимно. Услышав мои слова, его губы тронула искренняя улыбка, и Учиха перехватил мои ладони, трепетно целуя их. Ему стало радостно. Этим жестом он разрешил мне изучить его тело так, как того хочется мне. Я ласково, почти эфирными касаниями проводила пальцами по его шее, дотронувшись до кадыка, не спеша провела ладонью по узорчатой груди, стараясь запомнить то, что ощущаю в этот самый момент. Восхищение, волнение, неподдельный трепет. Потом дотронулась до его рельефного торса, проводя холодной ладонью по его напряженному животу. Он действительно красивый. Везде. Даже слишком. И даже огонь, что поцеловал его, сделал не калекой вовсе, а настоящим ангелом. Потом я перевела задумчивый взгляд на длинный рукав юкаты, в которую я была облачена, внимательно рассматривая вышитый рисунок. Тоже изображен огонь. — Это ведь кимоно, в котором ты явился на бал. Эти красные языки пламени на подоле и рукавах. Это то самое кимоно, в котором ты... — Вынес брата из горящего дома, — Итачи осторожно коснулся моего подбородка, заставляя поднять на его лицо встревоженный взгляд. Сердце мое упало куда-то вниз, стыд коснулся моих щек. А чувство того, что я совершила непростительную ошибку, решив надеть это одеяние, вцепилось мне в горло мертвой хваткой. — Прости, — с трудом прохрипела я, сжимаясь, осознавая весь ужас совершенного необдуманного поступка. Это же его семейная реликвия. Одна из немногих вещей, что осталась у него от отца. — Не извиняйся, Рен. Ты ведь в нем такая изумительная, — Итачи коснулся моих губ, словно забирая через этот поцелуй все мои сомнения и страхи. Я, скрепя сердцем, кивнула ему через поцелуй, ощущая вновь его язык. Следом запустила ладонь в его смоляные волосы, распуская, освобождая от резинки. Выдохнув остаток страха, я свободной рукой одним движением развязала пояс на своем кимоно. Тяжелое одеяние соскользнуло с моих хрупких плеч, падая на пол к ногам, даря мне долгожданное облегчение, но вместе и с этим легкое смущение. В этот самым момент Учиха прикусил мою нижнюю губу, и я тихо ойкнула в ответ. Разорвав наш поцелуй, он сразу отвернулся в сторону, словно не желая смотреть на меня. Я немного сжалась, прикрыв маленькую грудь руками. — По-почему ты отводишь взгляд? — дрожащим голосом спросила я, стараясь успокоить свое бушующее сердце. Никогда в жизни не оголялась перед мужчиной. Стоя в одном черном нижнем белье, я закусила губу, изо всех сил стараясь удержать порыв схватить юкату с пола и скрыть наготу. Все же хочу, чтобы он посмотрел на меня... — Боюсь не сдержаться, — желваки на его безупречном лице напряглись. Прикрыв глаза, Итачи словно попытался успокоить нечто в себе. — Тогда не сдерживайся, — прошептала без голоса я, убирая руки с груди, открывая ему полностью вид на себя. Я пересеклась взглядом с его внимательными, неподвижными глазами. О чем он думает в этот момент? Неспешным взглядом Учиха изучил меня с ног до головы, затем вновь прикрыл глаза, а губы его исказились в роковой улыбке. — Слишком прекрасна, — вымолвил он, словно намеренно меня смущая такими словами. — слишком чиста. И он говорит такие вещи вопреки остаточным, зеленеющим синякам, заживающим укусам и ссадинам? Ну, конечно... он ведь сейчас смотрит не на мое дрожащее тело, а в саму душу. Все же от его слов бабочки запорхали внизу живота, и я попыталась затаить свое смущение, не дать показаться. Не вышло. Итачи вытянул руку ко мне, дотронулся до моей алой щеки, вновь сокращая расстояние между нами. Он наклонил свое лицо ко мне. Коснувшись своим носом моего, он подарил уголку моих губ мимолетный поцелуй, потом прошептал, опаляя своим дыханием мое ухо: — Ты правда не боишься меня? — Правда, — без звука произнесла я. Не боялась, не опасалась, но трепетала от каждого его нежного прикосновения, от его откровенного, желающего меня взгляда. Он меня хочет. От этих мыслей и его дыхания на своем лице, я чувствовала, как напрягается все внизу живота, а по коже моей волнами проходит жар. — Что же ты делаешь со мной, Рен? — глухо прохрипел Итачи, покрывая поцелуями мои щеки, опускаясь к шее, обвивая мою талию сильными руками. Когда он коснулся губами моей ключицы, я глубоко выдохнула, снова запуская ладонь в его шелковые волосы. Учиха меня крепко обнял, проводя пальцами по моей обнаженной спине от поясницы до самих лопаток, по моим позвонкам, изучая и запоминания мою бархатную кожу, заставляя трепетать и гореть. — Целиком моя, — произнес Итачи мне на ухо, расстегивая мой бюстгальтер, снимая его с меня. Я машинально закрыла ладонями свою небольшую грудь, но потом пересилила все внутренние сомнения и комплексы, опуская руки, сжав их. Дыхание мое сбилось, а кровь отлила от конечностей. Так я волновалась перед ним. Брюнет немного отдалился, смотря на меня со стороны, изучая каждый сантиметр моей белой кожи, лишь местами заостряя нездоровое внимание на заживающих синяках. Ход его мыслей я поняла по глазам: смотря на те зверства, что со мной совершили, он вновь хочет убивать. Но каким-то неведомым образом, пересиливая свое нутро, беря губительные эмоции под контроль, он все свое внимание концентрировал на нетронутых участках моей белой кожи. Потемневшим взглядом он прошелся по моей небольшой груди, ореолам сосков, ребрам, потом поднялся выше к шее, губам, глазам. Рукой коснулся моего плеча, убирая прядь волос назад, желая рассмотреть меня получше, потом опустил ладонь к левой груди, проведя длинными пальцами поверх шрама. Итачи дотронулся до моего затвердевшего соска, и тут я не выдержала и вздрогнула, отвернув лицо, стараясь скрыть от него свой жгучий стыд. Но так приятно. Как только такое может быть? Чувствуя, как ноги все более мне становятся неподвластными от нахлынувших незнакомых для меня чувств, я сделала три небольших шага назад и осела на мягкую кровать. Итачи последовал за мной, опускаясь на пол на колени передо мной. Наши глаза оказались на одном уровне. — Итачи, скажи, что ты ко мне чувствуешь? — мучительно медленно прошептала я, смотря на него из-под влажных ресниц. Меня немного трясло. Парень нахмурился, а взгляд его стал необычайно серьёзным. Он отвлекся от изучениями моего обнаженного тела, устремив все свое внимание на мое состояние, на мои остаточные сомнения. — Не так давно ты сказал, что меня это напугает. Но сегодня я не буду бояться, обещаю. Последние слова я буквально вытащила из себя, заставляя свое сердце успокоиться и подчиниться. Итачи не навредит мне, я это знаю. Он поцеловал меня в коленку, обхватив щиколотку длинными изящными пальцами, а потом устремил свой задумчивый взгляд на мое лицо. — Чувствую, что хочу владеть тобой полностью. Чувствую, что хочу забрать тебя себе целиком, познать, обладать тобой так, как никто и никогда не делал. Я желаю, чтобы ты была только моей. Рен, я — собственник. Именно я хочу быть твоим всем. Не знаю, поймёшь ли ты сказанные мною слова сейчас, но я давным-давно сошел с ума по тебе. Ты, наверное, единственный человек на всем белом свете, который может так мною управлять. Меня это бесит, и вместе с тем возбуждает во мне такие потаенные инстинкты, что я готов на все, лишь бы заполучить тебя. Это поистине страшная сила. Но перед тобой я готов хоть стоять на коленях. Мои чувства к тебе — это самый настоящий смерч из противоречий. Я люблю тебя, да, по-настоящему. Я готов оберегать тебя. Но, Рен, как же мне быть, если единственный, кого тебе стоит действительно опасаться — я сам? Я нахмурилась, покачав головой, а потом собралась с силами и произнесла: — Ты единственный во всем мире, кого я не боюсь, с кем мне действительно спокойно. — Похоже, наши чувства, наши отношения с тобой полны противоречий, — тихо ответил Итачи. — Их даже больше, чем ты можешь себе пока что представить. Его слов я не поняла, хотя очень старалась. О чем именно он сейчас говорит? — Но как это может быть правдой...реальностью? — произнесла я, искренне недоумевая. — Разве реальность не может быть одна для всех? — Что есть реальность, Рен? — прошептал Итачи, прижимая свою большую ладонь к моему укусу, касаясь самого сердца. Я прочувствовала его. В глазах Учихи я увидела тусклый свет надежды, а на лице его появилась еле заметная улыбка: — Реальность для каждого своя, мы ведь сами ее определяем. Есть вещи видимые, осязаемые, границами очерченные. И невидимые, не из этого мира, они безграничны по своей природе и вечны. Первый мир и люди, живущие в нем, меня ненавидят, не принимают. Поэтому я всегда выбираю второй. Вот почему я никогда тебя не оставлю, я буду в твоем сердце. Это было самое невероятное признание из всех, что я когда-либо слышала. Итачи сказал мне что-то такое, что понять было мне не дано сейчас, но я запомнила его слова. — Почему? — только и могла прошептать я, ощущая, как в груди все же защемило от его слов. Что он этим хочет мне сказать? Все мои чувства обострились, а все мое внимание было направлено на ту тьму, которая копошилась в омуте его бездонных глаз. — Потому что одна маленькая девочка, наплевав на все предрассудки реальности, полюбила меня настоящего, не испугавшись моего темного прошлого, — он немного печально улыбнулся, потом вновь поцеловал меня в коленку. Глаза его заметно потемнели. Я забралась на кровать и легла среди десятка подушек, не отводя от него завороженного взгляда, словно жертва, что по доброй воле попала в плен к хищнику. — Хочешь знать, что я еще чувствую? — Учиха плавно забрался ко мне на кровать, нависнув сверху, но устраиваться между ног все же не торопился. Он провел своими пальцами от моего подбородка до солнечного сплетения, его движение были наполнены звериной силой, которую он пока еще подавлял. Я немного сжалась, ощущая изменение в его ауре, словно материя вокруг нас начала понемногу накаляться. — Хочу. И тут я осознала, что собственноручно открыла его ящик Пандоры, позволяя чему-то темному, порочному и по-настоящему опасному выбраться на свет. — Кажется, я зависим от тебя еще с самого первого дня, с того самого момента, когда ты завалилась на меня, неуклюжая девчонка. Чувствую, что давно потерял голову от твоих звездных глаз. А запах твой...сводит меня с ума, подстегивает и распаляет мое нутро похлеще огненной воды. Столько раз в моей фантазии ты отдавалась мне, столько раз я пользовался твоей уязвимостью, что даже сосчитать невозможно. И вот ты лежишь совершенно голая передо мной, подрагиваешь и краснеешь от каждого моего слова, отдаешь себя мне, буквально преподносишь в жертву. Ты для меня одна большая загадка, девочка. Смотря сейчас на мою черноту, ты не отводишь взгляда, не боишься меня, а, наоборот, словно пожертвовать собой готова, замираешь и сгораешь. Никто на меня так никогда в жизни не смотрел. Неужели ты, ангел, действительно смогла впустить меня сюда? — Итачи легонько надавил на мою нежную кожу на левой груди, указывая прямо на трепещущее от его слов сердце, всматриваясь в мои блестящие от слез глаза. Увидев весь калейдоскоп моих чувств, он по-доброму улыбнулся, но тон его голоса стал значительно глуше и чувственнее: — Я люблю тебя, Рен Окава, всем своим сердцем. Как могу, как умею. Любит. Большего я и не смею желать. Я обняла ладонями его лицо, притягивая к себе, даря ему проникновенный поцелуй, наполненный благодарностью и взаимной любовью. Сейчас Итачи готов был испить мое дыхание. Пусть моя любовь еще и не обрела форму слов, но мое сердце передаст ему правду. Я тоже люблю тебя, Итачи Учиха. Брюнет губами целовал мои красные щеки, опускаясь к хрупкой шее, потом перешел на ключицы. Я ахнула, когда почувствовала его мягкие губы на своей заживающей ране от укуса. Он трепетно и неторопливо покрывал мою грудь поцелуями. Я вся дрожала под его ласками, не веря в то, что сейчас со мной происходит. Когда я почувствовала то, как языком он коснулся моего затвердевшего от возбуждения соска, я издала слабый стон, закрыв лицо сгибом локтя. Все это мне казалось таким неправильным и необычным, но в том же время тем самым, чего я хотела больше всего. Мне было безумно приятно и в тоже время так стыдно перед ним. Закусив щеку с внутренней стороны, ощутив прилив жара, я приподнялась на локтях, наблюдая за тем, как Итачи неспешно переходил к моему животу, щекоча местами мою молочную кожу своим языком, оставляя мокрые дорожки. Наблюдая за тем, как он заботливо и осторожно это делает, я прочувствовала то, насколько сильно заныло у меня внизу живота. Бабочки? Нет, уже давно это были не бабочки. Итачи остановил свой процесс, поднимая на меня заинтересованный взгляд: — Нравится? — Очень, — кивнула я, облизнув сухие губы. На мой утвердительный ответ Учиха лукаво улыбнулся, полыхнув демоническим предвкушением, и неторопливо снял с себя ремень, отбросив в сторону. Он вновь подарил мне нежный поцелуй в губы, устраиваясь между моих ног, а я ему позволила это сделать, скомкано выдохнув в ответ. В этот самый момент я и осознала, что значит быть его девушкой, принадлежать именно ему: когда он между твоих ног, ты чувствуешь себя защищенной от всего мира, но в тоже самое время такой беззащитной перед ним самим. Целуя меня в губы, щеки, Итачи проводил рукой по моей груди, касаясь сосков, аккуратно сжимая. Щекотал пальцами бархатную кожу возле пупка. Когда я издавала тихие стоны от стыда и возбуждения, Учиха в ответ мне нежно улыбался, вновь целуя в губы, но уже гораздо настойчивее, проводя языком по моему небу. — Мне нужно снять штаны, — опалил мне ухо Итачи, легонько прикусив хрящик. Я в ответ кивнула, закрывая глаза ладонями. Его этот жест несколько позабавил. Когда парень отстранился, снял с себя джинсы, откинув в след за ремнем, я все еще не решалась посмотреть на него, хотя и ужасно этого хотела. Видя мои смешанные чувства, Итачи азартно хохотнул, гладя по ноге. — Мне нравится то, как ты краснеешь. Но в наготе нет ничего постыдного. — Дурак, — буркнула я, затем втянула в себя побольше воздуха. Учиха коснулся губами моей коленки, вновь проведя пальцами по моей ноге от самой щиколотки, чем вызвал у меня табун мурашек. От осознания того, что мы практически голые друг перед другом, я жутко начала нервничать, но в то же время все внутри живота стянулось в такой тугой узел, что я невольно свела ноги. Учиха наклонился к моему лицу, проведя носом по моей щеке, чем заставил меня невольно улыбнуться. — Раздвинешь ножки для меня? — черт, в его голосе сквозила такая демоническая сексуальность, что я горела изнутри. Если выполню его просьбу, то окажусь у него во власти. Пусть так и будет. Я расслабила мышцы, и Итачи сразу устроился между моих ног, как тогда, пару дней назад, когда мы обнимались и целовались в его фамильном доме. Боги… — Не переживай, — словно прочитав мои мысли, произнес он, поглаживая меня по щеке, пока я зажмурилась, стараясь продышаться, но воздуха в легких становилось все меньше, как и расстояние между нашими телами. Опускать руку ниже пупка он еще не собирался. Чертова Учиховская проницательность. Он чувствует, что мне все еще до безумия боязно и постыдно, но вместе с этим он упивается тем, что я жажду этого ничуть не меньше, чем он сам. Итачи прижался ко мне пахом, давая мне прочувствовать его возбуждение. Я ощутила то, как у него на меня стоит, и это заставило меня почему-то вновь улыбнуться. Нервы, чтоб их. Зацепив мой взгляд, Учиха лукаво улыбнулся мне в ответ. Рукой он гладил меня по талии, то поднимаясь к шее, то опускаясь к пупку. Затем его теплая рука неожиданно для меня скользнула ниже, и я ахнула, когда ощутила, как пальцами он сантиметр за сантиметром опускается к моим трусикам. — Снимешь их с меня? — прохрипела я, стараясь ровно дышать. Никак не получалось. Он странно хмыкнул, а потом произнес короткое и властное: — Не хочу торопиться. Губами он поцеловал пульсирующую венку на моей шее, а потом сразу опустился к соску, легонько прикусив. Не дав мне осознать ничего, он запустил руку мне в трусики, а из его гортани вырвался хриплый звук полного и долгожданного удовлетворения. — Ах, — только и смогла вздохнуть я, задрожав, когда ощутила его ладонь целиком на своих половых губах. Он несколько раз провел по ним, обильно смочив свои пальцы в моей смазке, а затем сделал несколько круговых движений по моему набухшему от возбуждения клитору. Я затрепетала, стараясь подавить в себе стон. — Течешь, Рен, — самодовольно изрек Итачи. Я зажмурилась, пытаясь скрыть подступивший румянец. До того мне стало стыдно перед ним и одновременно хорошо. Да, я уже давно вся насквозь мокрая от того, что мы творим друг с другом. — Прости, — выдавила из себя, закусив губу до крови. — Мне нравится видеть тебя такой, но не смей кусать себя, — ласково, но в тоже время сурово произнес брюнет, потом поцеловал мою чуть закровившую нижнюю губу. Затем, совершенно неожиданно для меня, укусил свежую ранку на моей губе, чем заставил меня простонать от болезненных ощущений. Учиха принялся глухо рычать мне в рот, когда ощутил вкус моей крови. Она ему определенно понравилась. Вместе с этим он вновь запустил пальцы в мои трусики, гладя меня по клитору. Я вцепилась ему в плечо, всхлипнув, ерзая под ним. Такая ласка длилась недолго. Он разорвал этот порочный поцелуй, смотря на меня сумеречным взглядом, поднес пальцы в своему рту и на моих глазах облизал их, чем заставил меня онеметь от неожиданности. Я лишь приоткрыла рот от увиденного, тихо ахнув. — Вкусная, — пророкотал Учиха, похвалив меня, потом опустился лицом к пупку. Облизав мой живот от пупка до самых трусиков, он вцепился зубами в черную ткань и потянул на себя. Щелк затрещал, и я приподняла ягодицы, позволяя ему таким животным способом снять с меня белье. Последний кусочек ткани, скользнув по бёдрам, исчез с моего тела. Вид такого несдержанного в своих темных желаниях Итачи меня не только возбуждал, заставляя течь с новой силой, но и немного пугал. Однако, мне такое поведение тоже понравилось. Необычно. Совсем не похоже на того парня, с которым я привыкла общаться. Он сейчас больше походил на зверя, готового вцепиться в меня. Я точно дура без инстинкта самосохранения. Я хотела было машинально сжать ноги, когда он аккуратно отложил мои трусики в сторону, предварительно помяв влажную ткань в своих руках, но парень незамедлительно схватил меня за коленки, крепко вцепившись пальцами в кожу. — Не закрывайся, — Учиха произнес это таким голосом, словно слова ему давались непосильным трудом, словно такой зверь, как он, никогда и не привык разговаривать. Я облизала пересохшие губы, сглотнув, но ноги все таки расслабила, как он и просил. Почувствовав мою покорность, он одарил меня властной улыбкой. Я хотела было что-то сказать, но сил не было и слово произнести. Ведь Учиха устроился лицом между моих ног, желая поцеловать меня именно туда. — Итачи, — затрепетала я, когда почувствовала его теплый язык между своих ног. Я попыталась инстинктивно вновь сжаться, но он крепко держал меня за бедра, не давая и двинуться. Когда я ощутила его влажный язык на своем набухшем клиторе, я тихо застонала и выгнулась ему на встречу, не в силах справляться более с этими новыми для меня чувствами. Мне было невыносимо, стыдно, но вместе с тем до безумия приятно. Настолько, что я готова была потерять голову. Языком он совершенно беззастенчиво, умело проводил по моей промежности, изучая меня так, как я того сама не ожидала. Он целовал меня, ласкал, играл со мной, возбуждал, доводил до какой-то неведомой мне грани безумия. Он делает это для меня. Или для себя? Поняв, что выбраться у меня нет никаких шансов, я вцепилась руками в простыню, сжав ее со всей силы, стараясь сдержать в себе порыв застонать во весь голос. Стыдно то как... Учиха глухо прорычал мне в ответ, чувствуя мое желание закрыться, спрятаться от него. Ему явно это не понравилось, но, тем не менее, его эго раззадорилось от моего жгучего смущения. Итачи немного прикусил мой клитор в ответ на мой акт непокорности, чем заставил меня тихо заскулить. — Ах. Потом он оторвался от этого мокрого страстного поцелуя, и провел несколько раз языком по моим влажным половым губам, обильно смочив своей слюной. Когда он насытился моим вкусом и оторвался от меня окончательно, принимая изначальное положение, устраиваясь между моих ног, прижимаясь пахом ко мне. Я ощутила его стояк через трусы и глубоко задышала, закрыв лицо ладонями. Итачи отлизал мне с таким удовольствием. Боже, никогда больше не взглянул ему в глаза после такого! Воздух, казалось, обжигал мои легкие. — Рен, ну ты чего? — заботливо спросил брюнет, мило нахмурившись, убирая прядь моих каштановых волос за ухо. Я открыла мокрые от слез глаза, одарив его неодобрительным взглядом. Он лишь хрипло посмеялся мне в ответ. Потом азартно лизнул мои губы, мимолётно давая прочувствовать свой собственный вкус. Боги, я и подумать не могла, что его язык такой длинный! — Ты очень вкусная. Везде. — Ох, — застонала я, теряясь от таких комплиментов, желая вновь закрыть глаза руками, но Итачи ловко перехватил мою кисть, полоснув по мне лукавым взглядом и вновь произнес. — Не закрывайся от меня, пожалуйста. — Не буду, — угукнула я, всхлипнув. Спорить с ним определенно не стоит. Учиха кротко поцеловал меня в щеку и отстранился, ища что-то в прикроватной полке. Я приподнялась на локтях, изучая его широкую спину. Темнота придавала его роковому образу больше опасности. Мои щеки загорелись пуще прежнего, а сердце начало лихорадить. Красивый. Но неужели я решила сделать это? Заняться сексом с Итачи? От этих мыслей у меня внизу живота вновь запорхали бабочки. Точнее, давно уже не бабочки, а самая настоящая похоть. Я рухнула на подушки и устремила свой вожделенный взгляд в потолок, тяжело выдохнув остатки каких-то ненужных сомнений, которые теперь окончательно отступили, любезно уступив место совершенно новым, неизведанным для меня чувствам. Хочу ощутить Итачи в себе. Закрыв глаза, я попыталась успокоить свое разбушевавшееся сердце, стараясь дышать ровно. Но когда я почувствовала, как матрас прогибается под весом парня, я вновь задрожала. Он устроился между моих ножек, поглаживая меня по внешней стороне бедра, двигаясь выше и выше, касаясь моей груди, сжав пальцами розовый сосок, таким образом вырвав из моей груди стон. — Хочу знать обо всех твоих ощущениях. Это важно для меня, Рен. Если будет больно, говори, — необычайно заботливо произнес Итачи. — Мне приятно, — выдохнула сразу я. — Это потому что пока я сдерживаюсь, — выдохнул мне в висок Учиха. Когда он прижался ко мне всем своим телом, проникновенно и без капли стыда целуя в губы, я ощутила его налитый кровью член, скользнувший по моим мокрым половым губам, как бы дразня. Итачи, ощущая то, насколько мне необычно, приятно и вместе с тем боязно, не стал просить меня как-либо потрогать его или доставить удовольствие. Я бы и хотела, но жутко стеснялась сделать что-то не так. Для своих девятнадцати лет я была крайне неопытна. Ощутив его набухшую плоть между своих ног, я поняла: это будет гораздо больнее, чем я себе представляла. Мне на секунду даже показалось, что у нас не выйдет ничего с ним, я не смогу его просто принять в себя. Но Итачи все мои зарождающиеся сомнения вырвал страстным поцелуем. — Только презерватив надену. — Но для первого раза... — Первый раз, Рен, ничем не отличается от остальных. Если ты не хочешь родить для меня, — почему-то из его уст это прозвучало крайне пошло и бесстыдно. Давно стало понятно, что в сексе у Итачи нет никаких границ. Ловко открыв зубами квадратную упаковку, он достал презерватив и на секунду задержал на мне внимательный взгляд, решив таки подразнить: — Хочешь сама его надеть? — Итачи, — я спряталась за подушкой, крепко ее обняв, словно стараясь скрыться от его испытующих глаз. На что парень лишь приглушенно посмеялся. — Глупая, лучше обнимай меня, — с этими словами он отобрал у меня подушку и навалился сверху, крепко прижимаясь ко мне всем своим разгоряченным телом. Мне оставалось лишь надеяться, что он не обожжет меня. Я так и сделала. Обвила его шею одной рукой, когда он вновь устроился у меня между ног, другую руку положила ему на плечо, прижимая к себе еще ближе. Ноги инстинктивно закинула ему на бедра. От своей же дерзости сама и опешила. Это было слишком бесстыдно. Но Учиха определенно оценил, хрипло посмеявшись, касаясь своим носом моего. — Послушная, — вымолвил он, приставляя головку своего налитого похотью члена к моему входу. Я ему уже ничего не ответила. Сжалась настолько, насколько могла, а не должна была, но внезапный страх перед неизведанным заставил меня оробеть. Я рвано задышала, стараясь не дрожать, но ничего не получалось. Вся моя стойкость окончательно испарилась, когда я ощутила давление внизу живота. Неестественное, сильное давление, словно он делал что-то, что не должен был делать. Это были не ожидаемые мной толчки, а самый настоящий напор. Дышать стало невыносимо, затаенно, тяжело. Итачи давил на меня всем своим немалым весом, вжимая меня в матрас. Казалось, еще немного и он просто раздавит меня или сломает мне кости. Я только и могла, что хрипло дышать, стараясь не застонать от незнакомой ранее боли, а в душе уже все сгорало, мысли судорожно бились. Я терялась. Готова уже была не стонать под ним, а выть. Не так должно быть. Не. Так. Я все еще осознавала, Итачи старается сделать это нежно, но от того мне становилось еще более невыносимо. Это стало походить на пытку. — Итачи, — зажмурилась я, стараясь держаться, не сопротивляться, впустить его. — Терпи, — глухо вымолвил он, делая своим членом размеренный толчок. Учиха сам держался изо всех сил, чтобы не разорвать мне сердце, не ранить. Я продолжала ощущать болезненный напор. Слезы брызнули из глаз от стыда и того, что стало казаться, словно я где-то что-то не так сделала. Все ведь происходит сейчас совсем не так, как в книгах. Парень выпускал сквозь зубы раскаленный воздух, опаляя мое лицо, шею. Когда боль внизу живота стала совсем нестерпимой, а новые краткие толчки стали походить на муку, слезы потекли из моих глаз. Я вцепилась ногтями ему в плечо с новой силой, стараясь не потерять сознание: — Больно...ах, так больно, Итачи. А еще мне было ужасно стыдно. Стыдно, что я веду себя совсем не так, как представлялось мне, как я того желала. Я не могла больше держаться, начала беззвучно плакать, кусая свои губы до крови от бессилия, и вместе с тем стала осознавать, что это не то, чего желает видеть мужчина в такой момент. Но я ничего не могла поделать с собой. — Пройдет, потерпи, — с трудом прохрипел Итачи, собирая поцелуями мои слезы, а затем закрыл глаза, стараясь не потерять контроль над собой и своим звериным нутром. Крепко, практически зверски держа меня одной рукой за бедро, он вновь сделал толчок, но сильнее, словно проверял, насколько меня еще хватит. На это у меня вырвался болезненный стон, и я стала всхлипывать, пытаясь дышать. Я больше не держалась. Не могу. Не могу больше. Внезапно напор Учихи стал меньше, он дал мне секундную передышку. — Рен, — Итачи поймал мой взгляд, всматриваясь в мои затуманенные от страсти, болезненных ощущений и желания глаза, ловя каждую мою эмоцию. — Я не причиню тебя вреда. Ты ведь знаешь? — Знаю, — с трудом вымолвила я, стараясь успокоиться и вновь задышать, пока появилась такая возможность. Правда вот остановить поток слез, что градом текли с моих глаз никак не удавалось. Видя, насколько мне невыносимо, Учиха поджал нижнюю губу, коснувшись своим носом моего, потом подарил невесомый поцелуй в ямочку на моей щеке: — Люблю тебя. Его слова, сказанные от самого сердца шли вразрез с тем, что он делал со мной. Сказав это, не дав мне осознать и поверить ему в этот самый сокровенный момент, он с силой схватил меня за кожу бедра до белесых пятен, не давая мне более возможности отпрянуть, с рвением потянув на себя. Одновременно с этим он зарычал и всем весом накрыл мое тело, сделав один мощный и бесцеремонный толчок. Резкая боль пронзила низ моего живота. Я громко и рвано вскрикнула, совершенно не сдержавшись. От этой пытки мое тело словно парализовало, я только и могла, что судорожно глотать раскаленный воздух, стараясь не потерять сознание. Лишив меня моего стыда, невинности, вопреки моим трепещущим ожиданиям, Итачи не отпустил мою нежную кожу, не дал мне даже привыкнуть к новым чувствам, болезненность которых раскрывалась для меня подобно экзотическому цветку. Остановился Учиха лишь на краткую секунду, ловя искренним и восхищенным взглядом потемневших глаз мой страх перед ним и его непомерной силой. Овладел мной. У меня перехватило дыхание, а в глазах сильно потемнело. — Восхитительная, — с трудом вымолвил он, с вожделением закрыв глаза. Не Итачи, его тьма сказала это. Она буквально рычала от возбуждения и восхищения. Я же заныла ему в грудь от распирающей боли, которая проходить не собиралась. Он стал с силой и каким-то звериным рвением размашистыми толчками вдалбливать меня в кровать своим членом, жадно целуя меня в саднящие губы. Я не понимала того, что ощущала в этот самый момент. Тело ломило, оно задыхалось и немело от распирающего чувства внизу живота. Я не жалела о том, что случилось. Я просто никак не могла осознать того, что со мной происходит в этот самый момент. Почему все еще так неприятно? Я тихо плакала от непонятных чувств, закрывая одной ладонью раскрасневшееся лицо, другой — все еще держа его за плечо, царапая ногтями. А он грубо и бесцеремонно вдалбливал меня в кровать, целуя то в мокрый от слез висок, то в красные щеки, что-то мне шепча, но я его совсем не слышала. — Не плачь, пожалуйста, — шептало оно. — Прости. — Все...хорошо, — стонала я, с трудом дыша под ним. Не было хорошо, было больно, обидно перед ним и жутко стыдно за все. В ушах звенело, пульс бил так, что казалось, сердце вот-вот остановится. Но я старалась через эти неприятные ощущения прислушиваться к его ласковому голосу. Никогда таким не слышала Итачи. Его аура окутала меня, проникая в сердце подобно желанному яду, что принес бы мне долгожданное облегчение. Нет, не было это ядом для меня, это — лекарство. Мое спасение. Через боль, тернии, муки, он вырывал меня из цепенеющего прошлого, из удушающих кошмаров и топких страхов. Быть с ним — это больше не бояться ничего, но трепетать перед ним самим. — Только моя, — хрипло стонал Учиха мне на ухо, сжимая крепко мою кожу везде: на бедрах, грудях, шее, ногах. А когда услышал мой ответный стон, ознаменовавший полную покорность, внезапно вышел из меня и отстранился, давая мне немного передохнуть. — Ах, — шумно вздохнула я, пытаясь прийти в сознание, инстинктивно сжав ноги. Грудь Итачи тяжело вздымалась, он сам переводил дух. Пелена наслаждения и страсти окутала его с головой. Инстинкты полностью овладели им. Он немного сощурился, изучая со стороны мое дрожащее от происходящего со мной тело, затем потер свою шею, а на его лице появилась темная улыбка. Не обращая внимание на мое состояние, он ловко просунул ладонь между моих ножек, чем вызвал у меня ответную реакцию. — Итачи, не надо, — затрепетала в панике я, пытаясь отстраниться и сжаться, когда ощутила его пальцы на своем клиторе, затем внезапно внутри, во влагалище. Я знала, что после того, что он сделал своим членом, там будет кровь. На мое возмущение он скользнул по мне потемневшим взглядом настолько медленно, что показалось, словно он облизывает меня. Мои слова его абсолютно не остановили. Он по-настоящему наслаждался. Он собрал мою влагу, очертил пальцами мой клитор, размазывая соки по складкам и убрал руку, одарив меня удовлетворенной улыбкой. Затем поднес пальцы к своему рту и показательно слизал, с вожделением закрыв глаза. Я ошарашено посмотрела на это и закрыла от шока лицо руками, словно пытаясь спрятаться. Кровь, его возбуждает моя кровь! — Говорю же, — прохрипел он, вырывая меня из оцепенения своим низким голосом, не скрывая совершенно полного экстаза. — настоящий ангел. — Ох, Итачи, — заныла я, не веря в то, что сейчас увидела. — Стыдно? — нарочито медленно спросил Учиха, погладив меня по ляжке. — Д-да, — задрожала я, пытаясь осознать увиденное. Это все настолько сбило меня с толку, что я сгорала у него на глазах от возбуждения и жгучего, невыносимого более стыда. Нежные поглаживания внезапно перешли в сильные тиски. Он довольно грубо схватил меня за бедро и разом бесцеремонно перевернул меня на живот. Я попыталась инстинктивно встать на локти, но он поднялся, с силой надавил на мою шею ладонью, придавив прямо к кровати, поднимая другой рукой мои бедра себе навстречу, поставив меня таким образом на колени. Я застонала в простынь, пытаясь что-то сказать. В такой постыдной позе перед мужчиной я была впервые, Итачи же чувствовал себя абсолютно вольно. — Помнишь, я обещал вытрахать из тебя весь твой стыд? — с этими словами он убрал руку от моей шеи, давая мне наконец вздохнуть, и я прижала к себе подушку, уткнувшись в мягкий пух лицом. — Итачи, ох, — задрожала я, словно стараясь достучаться до его благоразумия. Какое к черту благоразумие? Сейчас он скорее напоминал демоническое существо, настоящего зверя, которому чужда ласка, судя по тому, с каким рвением он мял мою нежную кожу своими пальцами. Никогда не было настолько больно и...приятно. Настоящее безумие. Когда ощутила головку его толстого члена, которую он приставил к входу в мою киску, я зажмурилась, ожидая вновь болезненных ощущений. Но они не последовали. Лишь распирающее, ноющее, пульсирующее чувство. Итачи погрузил свой член в меня с таким рвением, что звериный рык долгожданного удовольствия разнесся по всей комнате. Я лишь всхлипнула, выгнувшись ему на встречу, не зная как и почему, но сама природа показала то, как я должна ему отвечать в этот момент. — Охренеть, — только и изрек парень. — Какая же ты тугая. На такой похабный комплимент я лишь заскулила, не в силах что-либо произнести. Крепко ухватив меня за ягодицу одной рукой, другой — он намотал мои каштановые волосы на свой кулак, заставив меня выгнуться еще сильнее, да так, что позвоночник заболел. Стыд перед ним мгновенно сгорел в объятиях похоти. Я выдохнула короткое: «пожалуйста» и готова была умереть в его руках. И Итачи с этого сорвало крышу окончательно. Он стал вгонять в меня свой член с такой неистовой силой, что из глаз у меня брызнули слезы от блаженства. С каждым мощным толчком мне приходилось давать отпор его немалому весу своими коленками, руками я вцепилась в изголовье кровати. Одно неловкое движение, и он просто раздавит меня или сломает. Но не было в его действиях никакой неловкости. Мощь, неистовое желание отыметь меня и щекочущая нервы похоть. То, что Итачи любит доминировать, не оставляет теперь никаких сомнений. Он вдалбливал в меня свой член, наслаждался моими прерывистыми стонами, всхлипами, которые теперь я не скрывала совсем. Он получал столько удовольствия, обладая мной в этот момент, сколько принадлежало ему по праву. Хлюпающие звуки от его толчков в перемешку с моими восхищенными и болезненными стонами доводили его до предела. Быстрого и ошеломительного. Итачи ужесточался, делая уже так, как хочется только ему и его нутру, не заботясь совершенно о моем комфорте. Звериный эгоизм во всем его проявлении. А я стояла на коленях, выгнувшись на встречу его потрясающему, умелому члену, ноя от давления и всхлипывая от восхищения и этих непонятных для меня ощущений. Не могла иначе. Мне стало это чертовски нравиться. Хотелось, чтобы было сильнее, острее, ярче. Хотелось еще. Но я понимала, что нельзя. Он меня и так слишком травмирует таким обращением. Тело мое готово было окончательно сдаться. — Хочу видеть твои глаза, — заревел он, резко выходя из меня, чем заставил меня непроизвольно заскулить от пустоты. Какое безумие. Он вновь перевернул меня на спину, положив среди десятка подушек, устраиваясь между моих ножек, поцеловав предварительно в коленку, опалив короткой лаской. Я сама обхватила его торс ногами, готовая принять его вновь целиком. Хотела, жаждала, трепетала. Не было больше ничего, лишь наши инстинкты. Он желал владеть мной еще и еще, а я — отдаваться ему снова и снова. — Мой ангел, — Итачи прижался ко мне всем телом, вновь вдавливая мое хрупкое тело в кровать. Я набрала побольше воздуха в легкие, стараясь не утонуть под его весом и напорством, хватаясь за его плечи с желанием одновременно спастись и погибнуть под ним. Невидимые узы, некогда сковавшие мое сердце, окончательно спали. — Ах, — во весь голос застонала я, ощущая вновь его в себе целиком. Он вошел в меня резко, до самого конца, буквально насадил меня на свой член. Все еще так непривычно, но так приятно быть его частью. Необходимой, нужной. Его берегом, воздухом, светом, его любовью и жизнью. Его всем. Толчки его были размашистыми, решительными, жесткими и бескомпромиссными. Он брал меня, давя мой стыд, гася мои страхи и кошмары, показывая еще одну грань его безграничной и губительной любви ко мне. Пусть и не такой, о какой принято говорить вслух. Но она была настоящей, неподдельной и только нашей с ним. Мне стало нравиться это чувство наполненности, его жалящие и мокрые поцелуи. Я податливо двигала бедрами ему на встречу, желая быть еще ближе. Я чувствовала себя объятой туманом страсти. Меня уже совершенно не волновало то, как я выгляжу, лежа под ним, как я себя веду. Я просто терялась и принимала его снова и снова целиком, ощущая его пульсацию, вены, похоть и злобу. Я сгорала, подлетая совсем близко к его беспощадному солнцу, огню самой преисподней. Уже не имело значения. Ничто не имело значения. Главное, что мне это безумно нравилось. А он просто брал, не спрашивая разрешения и даже не пытаясь уже найти какие-то ограничения. Я обвила его шею двумя руками, укрывая в своих трепетных объятиях, даря поцелуи ему в щеку, скулу, губы, а он краснел, зверел, смотрел на меня, периодически ища в моих глазах ужас или испуг перед его сущностью. В этот самый момент я осознала. Мы с Итачи точно полны противоречий. Я, сквозь слезы боли, похоти, наслаждения, искренне улыбнулась ему в ответ, поглаживая его шрамы на спине тонкими пальцами. — Люблю тебя, — вымолвила я, поймав его восхищенный, горящий безумием по мне взгляд. Губы его странно дрогнули, а зрачки неестественно расширились. Но даже его тьма, опасная и губительная ко всему живому, покорилась в этот самый момент, вырвавшись через гортань протяжным хриплым стоном. Стараясь не терять хватки, он прислонился лбом к моему лбу, лизнул меня, прикусил щеку, делая еще более несдержанные толчки. Злые, грубые, жесткие и жестокие. Восхитительные. Он дышал глубоко, дышал рвано. А его бешеная нетерпеливость разила меня наповал. Его поцелуи становились тягучее, порочнее. Я непроизвольно сжимала его член сильнее в себе, желая принадлежать ему. Уже принадлежала. Ритм его сердца перешел на неестественно быстрый. Кровь мгновенно разнесла эндорфины по его организму, заставив вцепиться мне в шею зубами до одури, Итачи схватил со всей звериной мощью мои бедра, не жалея, давя сильнее, неистово трахая. Также внезапно он отпустил мою шею и закусил свою собственную губу, закрыв глаза, наконец сдавшись мне во власть. Мое сердце сбилось с ритма. — Рен, — осипшим голосом зарычал он мне в висок, кончая с моими именем на устах. От столь интимного момента у меня перехватило дыхание, а щеки заволокло предательским розовым туманом. Я посмотрела на него широко распахнутыми глазами, которые вмиг наполнились слезами от переизбытка эмоций. Как же трудно не сгореть рядом с ним, когда он так сильно меня обжигает. Он медленно, почти что неестественно выдохнул, но выходить из меня сразу не торопился, переводя сбившееся дыхание, стараясь устоять на руках и не свалиться прямо на меня. На несколько секунд Учиха прикрыл глаза, вдыхая через ноздри, и все же решил отстраниться от меня, разъединяя нашу связь, слезая с кровати. Мое тело сразу показалось мне на удивление легким, я приняла сидячее положение, потерев онемевшие руки, онемевшее все, и бросила взгляд на Учиху, что сидел боком ко мне. Он ловким движением стянул с себя презерватив, перевязал его и встал на ноги, еле устояв. — Итачи? — я легла на живот, смотря на него снизу вверх, изучая полностью его обнаженное тело, которое в свете луны словно было вырезано из камня лучшими скульпторами. Плечи у него рельефные такие, сам он словно самый настоящий зверь. Хоть и голый. Я тихо хихикнула, не веря совершенное в происходящее. Это все точно сон. Парень глянул на меня, странно помотав головой, растрепывая и без того непослушные волосы, а на губах появился легких призрак улыбки: — Мне нужно покурить. Он вышел из комнаты, а я перевернулась на спину и вытащила из-под себя мокрое от испарины одеяло, сбрасывая его на пол. Мне нужно было срочно остыть после всего. Голова была ватная, немного кружилась и воздуха как на зло не хватало. Учиха вернулся быстро. Даже минуты не успело пройти. Принес с собой огромный стакан с холодной водой, сигареты с пепельницей и сел на кровать возле меня, протягивая воду. Я кое-как вновь приняла сидячее положение, взяв стакан и поднесла ко рту, обратив внимание на то, как сильно трясутся от слабости у меня руки. Офигеть, словно я была на изнурительной тренировке, а не занималась любовью. Это ведь была любовь, верно? Итачи любезно придержал мне стакан, помогая пить, когда увидел, как я, словно заворожённая чем-то, проливаю половину мимо рта, капая на разгоряченное тело. До того у меня была сильная жажда! — Ох, спасибо, — удовлетворенно выдохнула я, отставив стакан на прикроватный столик, укладываясь на бок, наблюдая за тем, как Учиха зажег сигарету и закурил, сидя на краю постели. Мы посмотрели друг на друга. И на это короткое время молчания что-то изменилось между нами. Он прервал тишину, севшим голосом спросив: — Как ты...себя чувствуешь? — Ох, — заскрипела я, хохотнув. — Это сложно объяснить словами. Но мне понравилось. Правда время пролетело быстро... Я потерла шею в месте, где он покусал меня, ласково улыбнувшись. — Прошло практически два часа, — хмыкнул Учиха, стряхнув пепел с сигареты в пепельницу. — Что? Да ну! Ты врешь, Итачи, — захихикала я, чем развеселила парня. Он глубоко выдохнул, не торопясь докурил сигарету, наслаждаясь всеми прелестями табака и никотина, а я протянула к нему руки, молча предлагая наконец обнять меня. До того мне скорее хотелось быть рядом с ним, прильнуть к его груди, оказаться в его теплых объятиях. Парень потушил бычок, неторопливо забрался на кровать, подбил подушки и улегся, сгребая меня в охапку, уткнувшись мне в волосы. Я взаимно его обняла, поглаживая по затылку. — Ты правда хорошо себя чувствуешь? — он немного отстранился, внимательным взглядом изучая мое лицо. Какой он чуткий, ох. Я лишь недовольно на него глянула, похихикав в ответ. — Говорю же, я не знаю, как объяснить то, что испытала. Но сейчас я чувствую умиротворение. Мне спокойно и хорошо. И я...не жалею, правда, — тихо прошептала я, гладя его по шее, груди, при этом действительно раздумывая, ища в глубинах своей души извечный страх или стыд. Но ничего подобного я там не нашла. Итачи избавил меня от этих оков, расплавил эти ледяные цепи, освободив меня полностью. И я ощущала настоящую эйфорию. Я лежала боком перед ним абсолютно голая и беззащитная, мои длинные волосы растрепались по подушке, сама же я невесомыми прикосновениями гладила Итачи по шее, плечам, груди, крыльям его ворона, смотря на то, как грудь его медленно вздымается, ощущая его горячее, равномерное дыхание на своей макушке. Он наконец полностью успокоился. Все, что произошло со мной за то недолгое время, как я поступила в университет, не шло ни в какое сравнение с тем, что я испытала в эту самую ночь с Итачи. Это так удивительно. Столько чувств, эмоций...Смотря на его израненную грудь, вспоминая все те надуманные глупости, что были в моей голове ранее, вспоминая все те гадости и обидные вещи, что я ему говорила, я ощутила то, насколько сильно горло мое сжало. Я с трудом сглотнула. Все сильнее и сильнее давила на меня реальность от всего произошедшего с ним, со мной, с нами. Какой же я была дурой все это время. Я окончательно не выдержала, и горячие слезы потекли из моих глаз. — Почему ты плачешь? — Итачи спросил это таким глухим голосом, словно от моего ответа зависела вся его дальнейшая жизнь. — Потому что люблю тебя, Итачи, — без голоса прошептала я. — Всем сердцем люблю только тебя. И мне так стыдно перед тобой за все. А сердце мое ныло и ныло все сильнее. Я четко осознала: не смогу без него больше. Не захочу без него. — Без тебя я не сумею, — сдалась я и тихо заплакала, но не от боли и тоски, а от того, что сердце мое больше мне не принадлежало. И я была так этому счастлива и все равно плакала. Парень стал утирать мои слезы, потом поднял мое лицо к себе, поглаживая по влажной щеке, заглядывая мне в глаза. — Почему же ты так добра со мной? — печально спросило оно. Глаза его были сплошной, непроглядной чернотой, той самой, что могла свести с ума, заставить обезуметь от ужаса, отвращения и животного страха. И почему-то именно в этот самый момент, задав этот вопрос, чудовище замерло, застыло в изумлении, в ожидании, в желании знать долгожданную правду. — Потому что, Итачи, одни видят глазами, а другие — сердцем, — я поцеловала его прямо в сердце, благодарственно выдохнув и тихо всхлипнув. Не чудовище вовсе и не дьявол. А простой мальчик, который нуждается в любви, который хочет взаимности и ласки. Вот кто такой Итачи Учиха. Он гладил меня по волосам, не решаясь что-либо произнести. Но я чувствовала, что и в нем самом изменилось что-то. Я вновь провела ладонью по его груди, ощущая пальцами любимую шершавую кожу. Тьма его вновь приняла меня, но так, словно ждала веками этой желанной ласки, ждала именно меня. Казалось, в ночи его шрамы стали искриться сумеречным светом изнутри. Его красота была не только в мире незримом, но и в нашем. Поистине завораживает. Я коснулась его выбитой на ребрах надписи, ощутив пальцами нечто неописуемое. Я желала познать это окончательно. — Итачи, — практически без звука прошептала я, вытирая последнюю слезу с щеки, поднимая на него взгляд, полный любви и благодарности. — Скажи, что значит надпись на твоей груди...под самым сердцем? Это мой седьмой и последний вопрос. Я увидела, как в его бездонных глазах зашевелилось нечто, он поджал нижнюю губу. В этот самый момент он серьезно думал, стоит ли мне обнажать эту часть своей многогранной души. Не испугают ли меня произнесенные им слова, не ужаснусь ли я? Но я ему уже дала обещание. Сегодня я не буду бояться. — Aliis inserviendo ipse consumor, — слова мертвого языка сошли с его губ и обрели долгожданную форму. Итачи сцепил наши руки в замок, глухо прошептав мне на ухо, обжигая: — Светя другим, сгораю сам.