Напишешь для меня фанфик?

      Всё же мне стоит начать ходить на физру, а не получать четвёрки этими чёртовыми рефератами. Если я вообще доживу до следующего урока… — единственное, что о чём успел подумать Антон прежде, чем его толкнули с разбега. И поймала его твёрдая земля, по которой он её прокатился несколько метров, пачкая одежду и открытые части тела грязью, а маленькие камушки оставили на нём самом небольшие царапины да ещё немного порвали штаны. Телефон выпал сразу же, разбивая экран об те же самые камушки.       — А вот и ты, подонок! Я так и знал, что ты будешь здесь. Твоя любимая бабушка мне радостно поведала, что почему-то ещё тебя нет дома. И я, как заботливый опекун, решил заняться твоим поиском, раз ты гуляешь так поздно. Не слышал, что таким деткам, как ты, уже надо быть дома в такое время? А если бы я не нашёл тебя первым, а, к примеру, менты или гопота, то что бы ты делал? Кажется, ты себя плохо ведёшь, надо бы тебя наказать за это, а то совсем от рук отбился, — мужчина безумно улыбался, а в его голосе была лишь одна ненависть к парню, что сейчас беспомощно лежит с закрытыми глазами, прижимая к себе слегка побаливающие конечности.       Внутри подростка что-то сломалось, стоило ему услышать стремительно приближающийся голос. Что-то, что уже было разбито и так. Сердце. Оно вновь разлетелось на сотни осколков, которые нещадно впились в органы. Вот только в этот раз кусочки стали куда мельче, отчего достать их будет куда тяжелее, чем раньше. А некоторые вообще настолько мелки, что их спокойно можно сравнить с пылью.       Этот голос он узнает из тысячи, да что уж тут, даже из миллионов. Отчим. Он приходил домой, — не вопрос, констатация факта.       Лишь от одной мысли у него всё внутри сжималось. Ведь этот монстр мог что-то с ней сделать.       Да, Антону было плевать, если его «отец» сделает что-то с ним, но вот если он сделал что-то с бабушкой, то тогда тот сам полезет на рожон. За себя страха уже и не было в помине. Только успев начать думать об этом, он сразу получил ногой в спину, у него сразу же заслезились глаза от боли. Затем его пнули в живот, который уже не был защищён, так как руками он закрывал свой рот, чтобы не издавать ни звука, после чего школьник всё же закричал и по его щеке предательски покатилась слеза. А за ней последовало ещё несколько.       — Что? Больно, да? — громко и безумно посмеялся мужчина. — А матери твоей больно не было, когда её «любимый сыночек» не пришёл даже навестить её перед смертью? Как думаешь, а? — хриплый голос придавал его словам мрачности.       И ведь мир остановился от одной лишь фразы. Одной фразы, которая сломала весь его мир. Одной фразы, которая забрала себе весь цвет, оставляя лишь одну чёрно-белую картинку.       — Перед… смертью? — делая большие перерывы, чтобы боль в теле меньше отзывалась, рвано спросил юноша. На что получил ещё один пинок, но уже в лицо.       — Да как ты смеешь у меня это ещё и переспрашивать, щенок?! Она тебе лично звонила и говорила это! — мужчина смотрел на своего пасынка глазами, полными ярости. А сам же парень не понимал про что он говорит, так как с матерью он не разговаривал уже больше года. Больно… это было единственное слово, которое билось набатом в голове Антона. Слёзы вперемешку с кровью капали на землю, не переставая. А удары всё продолжались и продолжались…       Он уже было подумал, что вот-вот отключится, но в нескольких метрах от всего этого действа начал звонить телефон, неплохо так привлекая к себе внимание.       — Тебя потеряли? — спросил мужчина, смотря на дисплей, где был входящий вызов от абонента «Бабуля». — Или ты снова не предупредил бабушку, что вернёшься поздно? Ах да, ты же никогда не слушаешь других, даже если они о тебе волнуются, — отключая мобильник и кидая его куда-то ещё дальше в сторону, процедил отчим, после чего встал и принялся вновь бить ногами полуживого парня, который из последних сил молился, чтобы он уже отключился и не чувствовал боли. Или даже умер уже. Не отключился. Хуёво.       Прошло минут десять с того момента, как мужчина ушёл, напоследок плюнув перед парнем. Спасибо, что не в меня, — подумал парень.       Глаза уже жгло от слёз, но истерика и не собиралась прекращаться. Тело всё ужасно болело, а где-то даже шла кровь, отпечатываясь на худи различными пятнами, дыхание его всё ещё было сбитое, рваное. Надо было встать и дойти до дома, но даже пошевелиться сил не было. Антон просто лежал на одном месте и словно чего-то ждал. Я такой слабак, не смог его даже ударить в ответ. Не смог доказать, что я спокойно могу за себя постоять. Я в очередной раз дал ему понять, что мною вполне можно заменить боксёрскую грушу и в любое время выместить злость на мне, — то, о чём сейчас думает парень, делает ему только хуже, он и сам это понимал, вот только всплыть из этого океана самокопания не мог, поэтому просто тонул, уже даже не пытаясь хоть как-то приблизиться к спасительному берегу.       Антон истошно закричал. Сначала от того, что сдали нервы, а потом уже от боли. Он так устал от этого всего, что силы есть только орать в пустоту от безысходности. Конечно, это так казалось только ему, а ноющие конечности только прибавляли этому ощущения правдивости. Затем его крик утих в накатившей волне истерики. Вот только за это время в нескольких квартирах неподалёку зажёгся свет.       Всё же взяв себя в руки, он немного приподнялся на локтях и заметил неподалёку белое пятно, размытое из-за слёз, стоящих в глазах до сих пор, в котором был опознан телефон. Включившись, что уже было удивительно, он показал десять процентов заряда и время, скоротечность которого тоже предало. 23:05. Я должен был быть дома ещё полчаса назад. Мне точно надо идти. Меня там ещё ждут. Надеюсь с ней всё же всё в порядке…       И именно это дало некую мотивацию, чтобы всё же встать и как можно быстрее, насколько это вообще возможно, побрести в сторону дома. Именно это заглушило ощущение, словно все кости просто перемололи и засыпали обратно в оболочку из кожи. Именно это помогло стереть слёзы грязным рукавом, отчего на лице остались тёмные разводы, и взять себя в руки, чтобы перестать плакать.       В квартире темно. Это прекрасно видно с улицы. Но Антон помнит, что его бабушка обычно уже спит в это время. И если так всё и будет сейчас, то ему просто несказанно повезло и он сможет пробраться в ванную незамеченным.       В прихожей были раскиданы вещи, а на пути в кухню валялась разбитая тарелка. А вот это уже пиздец пугает… С ней точно всё хорошо?..       Изначально Шастун был прав. Женщина лежала на диване перед включённым телевизором и беспокойно спала, часто ворочалась и что-то лепетала. Но внешне с ней всё было в порядке, что уже немного радовало.       Антон быстро закрылся в ванной, почти сразу чуть ли не падая на пол от боли, ведь страх отошёл, вернув все ощущения обратно. В этом спасительном месте он сможет себя подлатать на скорую руку и привести в более или менее привычный вид одежду, в очередной раз глотая слёзы. В навесном шкафчике было мало чего полезного, но даже банальная перекись и бинт сделают в этой ситуации многое.       Тело было разукрашено «космическими» синяками и кровоподтёками в некоторых местах. Та же история была и с лицом, которое, плюсом, опухло из-за слёз. Не лучшее зрелище, которое надо было как-то обработать. Но сначала надо было каким-то образом отмыть кровь с себя, поэтому парень залез в ванную и включил горячую воду, под которой так любил мыться. Открытые раны адски начало жечь, но он, терпя эти ощущения и кусая ребро ладони, дабы немного уменьшить всю ту боль чем-то уже знакомым, быстро помылся.       Спустя минут сорок парень внешне был уже не таким побитым, зато местами перевязанным, поэтому можно было убирать всё обратно в аптечку. Но тут взгляд парня привлекло им же спрятанное лезвие, которое он спрятал сразу же, как переехал. Не задумываясь ни на секунду, Антон взял его в руку и перевёл взгляд на свои бёдра. Они все были в шрамах различной ширины и глубины. Где-то даже парочку новых было. И тогда душевная боль взяла верх над разумом. Так что на ноге появились новые порезы, они словно и не болели даже, лишь кровоточили. Только после того, как светловолосый плеснул на них перекиси, он почувствовал сильнейшую боль, от которой чуть не заорал, но успел вовремя зажать свой рот. Правда тихий болезненный стон всё же вырвался, но, вроде, внимания это не привлекло.       Уже лёжа в кровати, подросток понял, что не уснёт. В голове были слишком навязчивые мысли о семье. О матери, которую он любил, несмотря на все её слова и действия.

***

      — Ты такое ничтожество. Ничего не можешь. Тебе что, так сложно выучить ёбанную эту таблицу умножения? Ты настолько тупой? Мне следовало отдать тебя в специальную школу, может хоть там тебя хоть чему-то научили. А ещё лучше в детдом, ведь такой ребёнок, как ты, мне в помине не нужен, — каждое слово матери резало сильнее предыдущего. А мальчик же не понимал почему его мама постоянно на него кричит после того, как в один день, громко крича, папа ушёл куда-то, сильно хлопнув дверью, ведь ещё незадолго до всего этого они часто втроём гуляли и родители постоянно шутили, когда их чадо начинало из-за чего-то грустить.

***

      — Да ты никогда в жизни ничего не добьёшься стоящего, ведь ты такой же тупой, как и твой отец, — папа так и не вернулся. Спустя день, спустя неделю, спустя год — домой приходила одна лишь раздражённая мать, которая теперь каждый раз, когда маленький Антоша спрашивал про то, когда же вернётся второй родитель, била его. И вот он только забывал про существование своего отца, как женщина сразу же уже напоминала о нём. Словно чувствовала, что именно сейчас его надо добить. Парнишка же искренне улыбаться стал гораздо реже, показывая людям лишь какое-то подобие маски, которая со временем приросла к его лицу.

***

      — Виталик — мой муж, ты обязан его любить и уважать! Он явно будет лучше твоего отца, подонка, — в один день папу заменил какой-то дядя, который пугал Антошу одним своим видом. И для мальчишки Виталик никогда не заменит папу.       — Слышал свою мать? С этого дня, если не будешь меня слушаться, то узнаешь как выглядит настоящее суровое отцовское воспитание. Я из тебя нормального человека сделаю, а не нюню, коей ты и растёшь! Сразу видно, что без крепкой мужской руки растёшь! Ну ничего, это уж точно не надолго.       И ещё долго мальчишка будет помнить, как его избивали почти каждый вечер из-за какой-то мелочи: неправильно сделал домашнее задание, забыл помыть тарелку, не убрал одну игрушку на место и ещё много причин.       И уж точно парень запомнит, как в четырнадцать лет впервые попробовал совершить суицид, посредством вскрытия вен. Да и шрам будет мелькать перед его глазами почти что каждый день.       Вот только «родителям» на это было плевать, они лишь посмеялись с того, что тот настолько ничего не может, что даже не смог убить себя нормально.

***

      — Хватит перечить матери! Ты — неблагодарный ребёнок, я тебя вынашивала, рожала, растила одна и что же я получаю в ответ? Боже, за что мне такое наказание? За что ты мне? — и вот уже которое утро Антон, подходя к зеркалу, встречает себя этими словами.

***

      — Твоё мнение мне неважно. Ты — никто, тебя слушать всё равно никто не будет, — с этого момента Антон больше не говорил никому своё мнение. А зачем? Слушать всё равно никто не будет.

***

      — К такому, как ты, мир никогда не будет добр. Ты ещё поплатишься за то, как сильно потрепал мне нервы! — больше юноша не пытался завести друзей, ведь даже они к такому, как он, добры никогда не будут.

***

      — Выметайся отсюда! Мне не нужен ребёнок, который нихуя не может сделать! — в очередной раз слова женщины проехались по самому больному. И эти слова были последними, которые он услышал от матери. Потому что он повторил судьбу отца, громко крича на свою мать, хлопнул со всей дури дверью.

***

      Тут-то его и озарила мысль. Я не жалею, что она умерла. Я никогда не любил её. Ведь невозможно любить того, кто тебя сломал.       И даже дышать стало как-то легче. Правда в груди всё равно словно остался какой-то камешек, одним своим присутствием говоря: «Ты ещё как её любил, ведь она твоя мать. И ты это прекрасно понимаешь. Не отрицай этого. Ты любил эту женщину, что так старательно ломала тебе жизнь.»       Но в эту ночь он так и не уснул, постоянно вспоминая отрывками своё детство, моменты которого, после ухода папы, были в основном грустные, а что-то весёлое помнил лишь очень короткими отрывками.       Ближе к утру Антон решил включить музыку, чтобы перестать думать, иногда это помогает. Правда даже музыка решила сыграть над ним злую шутку.

Слёзы на моих щеках Шрамы на моей душе Они всё текут и болят, и болят Они всё текут и болят, и болят

      И эти слова попали прямо в десятку. Ведь парень лежал в закрытой комнате и тихо плакал. Настолько тихо, что в тишине, прерываемой лишь шумом телевизора, даже коротких вздохов не было слышно. Были лишь горькие слёзы.

Я вновь заперт в своей комнате И в неё некому зайти Они говорят в голове моей И теперь им некуда уйти

      Каждая фраза в этой песне попадала прямо в точку, что легче не делало. Поэтому уже в следующую секунду телефон снова лежал на тумбочке, рядом с зарядником.       Почему я такой плохой ребёнок? Почему я тогда не нажал сильнее на лезвие? Зачем я вообще ещё живу? Я всем делаю только хуже. Всем же будет только лучше без меня.       Парень медленно встал, чтобы не разбудить свою бабушку шумом деревянного пола, который так сильно скрипит, если наступить в определённое место, что просто ужас… Он подошёл к письменному столу и открыл один из ящиков, из которого вытащил лезвие. Я должен завершить начатое. Хоть когда-то не быть слабаком. Вот только бабушку жалко…       Антон сел на пол, оперевшись спиной о стол, и перевёл взгляд на руку, на которой проступили синяки. Надеюсь, она не успеет зайти в комнату до того, как я умру. Иначе будет совсем ужасно…       Холодное лезвие коснулось горячей кожи, что вызвало табун мурашек по всему телу. Он резко дёрнул рукой и было уже собирался нанести ещё пару порезов, но немного глубже, чтобы точно наверняка, но парня прервал будильник, а в коридоре уже было слышно как тапочки шаркают по полу, что обозначало то, что не только он уже не спит. Блять! Даже вскрыться нормально не получается! Ну что же это за нахуй?       Парень тяжело выдохнул и убрал обратно лезвие. Спокойно смотрю на то, как из моей руки вытекает кровь. Даже не чувствую боли. Это же ненормально, да?       Антон аккуратно встал с пола и взял в руку пачку сухих салфеток, чтобы всё же не замарать пол. Ладно, надо бы тогда перевязать руку будет, чтобы никто ничего точно не заметил. Правда сейчас надо как-то выйти из комнаты так, чтобы бабушка не заметила то, что я проснулся…       Шастун тихо вышел из комнаты и буквально запорхнул в ванную, забыв, что у него болит тело, поэтому остановился на секунду перед тем, как быстро запереть дверь на щеколду, чтобы к нему точно не было возможности войти.       Он снял с батареи пару носков и, засунув один в один, сделал подобие кляпа, который запихнул себе в рот. Парень прекрасно понимал, что больно будет сильно, а кричать в половину седьмого утра не было самым лучшим вариантом.       Щедро плеснув перекись на кровоточащие порезы, Антон прошипел как можно тише, насколько он вообще мог это контролировать, максимально сильно сжимая носки в зубах. А затем спокойно перевязал предплечье.       А тело всё так же адски ныло. Особенно живот и ноги. Настолько, что он едва держал себя в руках, чтобы не закричать, что, к удивлению, довольно неплохо получалось. Ну это если учитывать то, что буквально пару минут назад боль у него была куда сильнее, пока он обрабатывал свои новые раны.       В комнате парень уже спокойно выдохнул и начал одеваться, решив вновь надеть худи, только теперь уже другого, чёрного, цвета. А под рукавами скрываются браслеты, на левой руке сегодня их было больше, хотя обычно он старается распределить их поровну, ну и для полноты своего образа, Шастун ещё пару колец надел. В общем, всё как всегда.       Лицо его было всё ещё местами в синяках. Поэтому Антон кое-как раскопал остатки тональника, который купил ещё перед переездом. Особого смысла в нём уже не было, но тогда ещё какое-то время надо было прятать следы побоев, чтобы не волновать никого, особенно учителей в школе. Вот теперь-то он и пригодился. Так, прекрасно, вроде бы синяков нигде не видно, — отметил он, смотря на своё отражение в зеркале на дверце шкафа. — Надеюсь, что никто ничего мне и не скажет про побои. Объясняться я сегодня точно никому не намерен.       До уроков был ещё час, но находиться дома желания никакого не было. Оставив на тумбочке записку о том, что он ушёл в школу, Шастун вышел из квартиры, переступая бардак в прихожей. Лучше бы убрался, чем сваливал…       Правда весь его боевой запал сразу же пропал при виде лестницы, ведь лифта в подъезде, конечно же, не было. Но парень, взяв себя в руки, медленно побрёл вниз, проклиная отчима всеми известными ему ругательствами.       Внутри у него была лишь пустота, а снаружи одна только побитая оболочка. Именно так и выглядел сейчас Антон. Чернота вырывалась изнутри, что выражалось и в его выборе одежды. Лишь белые кроссовки и бледная кожа выделялись среди всей этой тьмы, что, казалось, поглощала всё, что только могла.       Он настолько медленно шёл, что, казалось, словно Антон решил притвориться, что он — улитка. Выходило у него это довольно плохо, зато идти не так больно. Да и со стороны выглядело так, будто очередной подросток просто расслабленно шёл по своим делам, во что он даже сам почти смог поверить. Правда на него всё равно постоянно бросали взгляды, так как было ещё слишком жарко для такой теплой одежды, особенно такого цвета. Но изнутри у него шёл такой холод, что жары не чувствовалось, а даже наоборот — Шастуна едва ли не морозило. Сегодня на людей ему было совершенно всё равно, ведь чувств особо у него не наблюдалось ещё с утра. Лишь всепоглощающая апатия, прерываемая болью, из-за которой приходилось зажмуриваться, зато слёз не было, чему он бы даже порадовался, если бы хоть что-то чувствовал.       В школе была та же история, что и на улице — многим было интересно рассмотреть этого странного человека, одевшегося совершенно не по погоде. И даже в самом укромном уголке, под лестницей, ему казалось, что все смотрят на него. Но спасительный звонок избавил на время от этого противного ощущения.       Правда в классе оно снова вернулось. Даже сидя за своей родной последней партой, юноша чувствовал себя экспонатом, хотя никто не смотрел на него.       И спас его от реального этого мира блокнот. Ну а что, дедлайны поджимали, скоро заказчики начнут жаловаться, что устали ждать, а некоторые могут даже попросить вернуть деньги назад, чего, правда, никогда ещё не был в его практике. Но всё же возможно, ведь так? Отмена заказа? Было. Попытка надавить на жалость, хотя и цены были нереально маленькими? Было. Обман на деньги? Было, именно после этого появилась предоплата.       Когда парень начал продавать свои тексты? Это веселая история. Где-то полтора года назад парню написали в личные сообщения на том самом сайте, с просьбой написать за него сочинение. И, конечно же, не за простое «спасибо». Опыт был интересный, поэтому Антон согласился, правда цену не знал какую ставить, поэтому сказал, что ста рублей будет достаточно, чему человек с другой стороны экрана был только рад. И именно он посоветовал Антону продавать свои тексты, к чему парень решил прислушаться, хоть и до последнего не верил, что у него достаточно навыков для этого. И с того времени на сайте стоит ссылка на его страницу, где уже и происходят все эти разговоры о заказе. Бывали те, кто возвращался не один раз.       Сейчас же у парня были немного другие цены, которые рассчитывались уже индивидуально, но заказчиков всё равно всё устраивало. И нет, ему не было боязно общаться с людьми в интернете, что первое время казалось очень странным, а потом же он к этому просто привык. Да и тот факт, что одноклассники могут найти его случайно и разнести это всё по школе, тоже не шибко волновал, ведь за это время ни разу не было сообщений от тех, кто знает парнишку в реальной жизни. Хотя и страница была фейковая, так что даже если и напишут, то это бы не особо его волновало.       — Шастун! Ты меня вообще слушаешь? — сквозь пелену мыслей резко пробился гневный голос Арсения Сергеевича, что заставило ученика вздрогнуть. А после зажмуриться на секунду то ли от боли, то ли от испуга. — Или я к стене обращаюсь?       Ответа не последовало.       — Останься после урока. Поведаешь мне ту интереснейшую вещь, которая тебя так сильно отвлекла от урока, — с едва заметной злобой процедил преподаватель, возвращаясь к остальным ученикам, так как понял, что разговор на уроке не склеится.       Подросток зарылся рукой в волосы под прожигающий взгляд своего друга, который тоже сидел за последней партой, но уже другого ряда. Вот что угодно, а оставаться после урока наедине с кем-то не хотелось. Зато хотелось сбежать.       В блокноте аккуратным почерком выведены последние слова фанфика, который был для него самым прибыльным, но и одновременно самым утомляющим. Быстро известив заказчика о том, что всё готово, осталось лишь перенести некоторую часть в электронный формат и можно будет скидывать. А так же уточнил можно ли это будет выложить на своём аккаунте. Мало кто возражал этому, некоторые просто просили заменить имена, а так были согласны, к этим людям относился и этот заказчик. Ну так-то замена имён была не самым сложным занятием, поэтому на лице парня промелькнула измученная улыбка, которую он сразу же спрятал рукавом худи, чтобы никто не заметил её.       Звонок. Все в классе начали собирать вещи, Антон не был исключением. Но его остановила рука, лёгшая на плечо, из-за чего парень чуть не зашипел от боли.       — Уходишь? Я же попросил тебя остаться, — не успел сбежать, теперь будет выслушивать нотации. Сам виноват. Нечего было так долго копошиться. Собрался бы раньше — свалил бы незамеченным.       Все вышли. Даже Дима покинул кабинет. Предатель.       Парень даже попытался на него обидеться за то, что оставил его один на один с преподавателем.       — Что же такого было важного, чтобы отвлечься от первого же урока, а, Тоша? — от такого обращения у него побежали мурашки, а вот мужчина выглядел так, словно каждый день так говорит. — Ну прекрати же уже молчать. Я хочу услышать твой голос. И ещё объяснения.       Едва слышно выпалив что-то похожее на «извинитепроститеятакбольшенебуду», ученик вылетел из класса, забыв про свои раны, поэтому уже за дверью он сжал кулаки настолько сильно, насколько ему хватило сил.       Остальные уроки проходили в трансе, но мучительно долго. Ожидание большой перемены было убийственным, но вот прозвенел звонок с четвертого урока и вот уже два друга шли к туалету, чтобы покурить. Это было их некой традицией.       — Поз, дашь сигарету? — тихо, почти шепотом произнёс друг, а затем посмотрел каким-то сломанным взглядом прямиком в глаза.       — У тебя что-то случилось? Я знаю, ты не захочешь мне рассказывать, но ты можешь высказаться всегда, — почувствовав неладное, Дима решил попробовать поддержать его, вдруг тот бы согласился.       — Да не важно. Так дашь покурить с тобой?       — Держи. Только не закашляйся, — открывая пачку, Позов уже молча её протянул Антону, чтобы тот сам взял никотиновую палочку, которую попросил.       Теперь они уже вдвоём стояли у форточки, по очереди поджигая сигареты. Первая неумелая затяжка и, конечно же, по иронии судьбы, Антон всё же закашлялся. А в горле был стойкий ужасный горький привкус, на который он решил забить. Но во второй раз уже спокойно затянулся, понимая, что эта дрянь всё же отвлекает его, правда голова кружится из-за никотина, но это с непривычки, по крайней мере, он решил списать именно на это. Надо будет спросить где он покупает их. По вкусу дрянь полная, но зато здорово отвлекает от всех настойчивых мыслей. Ну и даёт ощущение лёгкости, что тоже прикольно. Но это так, бонус, так сказать.       — Покажешь где покупаешь их?       — Алло, земля? Приём. У меня тут друга украли инопланетяне, он даже соглашается со мной курить, — шутит одноклассник, за что получает лёгкий толчок, а потом тихий, слегка измученный смех. — Да ладно тебе. После уроков покажу. Только будь аккуратен, ты можешь стать зависимым.       — И это мне говорит тот, кто каждый день после четвёртого урока идёт курить, да? У самого же зависимость, а ты мне ещё что-то про неё говоришь.       — Я тебе говорю просто по своему опыту. Кстати, Шаст, что такого с тобой случилось за пару дней, что ты резко начал разговаривать? — после этой фразы Шастун мог бы одним своим взглядом испепелить Позова, вот только у него нет суперсил, поэтому ему только и остаётся гневно смотреть, надеясь, что тот рано или поздно загорится.       И снова наступила тишина. Два сигаретных бычка вместе полетели в окно. А через секунду в туалете начало пахнуть мужским одеколоном, вперемешку с запахом сигарет.       А в душе же Антон очень сильно рад, что друг его понял и не стал докапываться.

***

      По кабинету раздался громкий стук.       — Павел Алексеевич? — в приоткрытой двери видно голову Арсения.       — Да, Арс, проходи, тут никого нет.       — Слушай, Паш, тебе мой вопрос может показаться странным, но всё же… Что с этим Шастуном? Он ещё с начала урока выглядел каким-то зашуганным, а посреди урока вообще перестал меня слушать. Да и он вообще какой-то молчаливый. Он точно умеет разговаривать?       — Я не могу сказать наверняка что с ним, так как, уверен, не знаю и трети того, что у него творится вне школы, но, думаю, об этом знает его друг. Димка Позов. Они часто вместе тусуются. Антон иногда разговаривает с ним. Но вообще это его личное дело, — улыбнувшись, своими тоном показывая более сильный упором на последнюю фразу, ответил Воля.       — Я думал тебе известно о нём что-то. Ты же их классный руководитель.       — Но при этом я почти ничего о нём не знаю. Ну, не знаю, может у него что-то случилось и из-за переживаний парнишка отвлёкся. Я уверен, что это был первый и последний случай. Давай лучше чаю выпьем, отвлечёшься от этого, да и похвастаешься своим первым рабочим днём.       — Передай ему, что если такое ещё раз повторится, я буду вынужден звонить его родителям.       — Это не слишком жестоко? — поинтересовался друг.       — Сам знаешь, что я очень ненавижу когда мои слова просто игнорируют. Я согласен на чай.

***

      Остальной учебный день прошёл более спокойно, чем утро, что несказанно радовало. Даже одноклассники не обращали сегодня внимания на парня. И на такой хорошей ноте закончился последний урок — математика, на котором на ученика то и дело смотрел учитель. Но ничего не сказал. Так что пока всё шло идеально.       — Ну что, пошли купим сигареты, как ты и хотел? Я, конечно, против того, чтобы ты курил, но, в конце концов, это дело твоё и запрещать тебе я не в праве так-то, — Дима не верил, что его Антон резко захотел начать курить. Да и у него внутри билось ощущение, словно он подбивал своего друга на что-то плохое и тот наконец-то согласился. Хотя отчасти это так и было.       — Да, пойдём.       Как до ларька, так и от него друзья шли молча. Каждый думал о своём и в этой ситуации это казалось правильным до невозможного. Они даже не попрощались друг с другом, когда подошли к развилке, разделяющей пути двух парней. Всё равно оба прекрасно понимали, что ещё спишутся, если Антон не будет «занят важными делами», коими, скорее всего, являлось переписывание своих фанфиков из блокнота. По крайней мере, такая версия была у Позова.