Идти в школу было страшно. Но вот выбора не было от слова «совсем». Хотелось лишь забиться в угол и смотреть в стену, ожидая, что всё это пройдёт мимо него.
Но вместо этого парень молча одевался, чтобы всё же прийти сегодня в учебное заведение и поучиться, как это делают нормальные школьники.
Хотя Антона таковым не назовёшь.
Стоит попробовать сегодня не курить, а то и так в последнее время как паровоз дымлю. Конечно, это меня не особо беспокоит, но так-то ещё надо будет с учителями сидеть в довольно небольшом помещении. Правда, раньше и это меня не особо волновало, но надо хотя бы сделать вид, что мне хоть немного стало лучше. Ну и не охота давать им лишний повод для нотаций.
В рюкзаке лежали учебники и тетради, а между ними лежал блокнот, без которого никуда. Сигареты доставать не стал — остались в ящике, где он их обычно хранил.
В школе радовало одно — всё ещё никто не обращал на двух друзей внимания, словно их вовсе не существовало. Но в данной ситуации это совершенно не расстраивало, а наоборот — вызывало мягкую улыбку на лице.
И благодаря этому уроки прошли спокойно. Вот только на перемене перед физкультурой всё это напускное спокойствие внезапно сошло на нет, вызывая внутри сильную тревогу и стремительно усиливая желание покурить.
К несчастью для сегодняшнего обещания самому себе, но, к счастью Антона, у него была заначка в рюкзаке на чёрный день. Пару сигарет — то, что было нужно, чтобы расслабиться перед предстоящим разговором. Ладно, на самом деле они просто как-то выпали из пачки и парень случайно нашёл их, пока искал какую-то тетрадь.
Хорошо, что я не зарекался себе, что сегодня курить точно не буду, а просто решил попробовать прожить день без дыма, что изнутри меня убивает… Такое чувство, будто я своими же мыслями отобью желание добить себя изнутри ещё сильнее. А, нет, показалось, — думал парень, пока пропускал через себя очередную затяжку и ощущая, что всё остальное отходит на второй план, оставляя лишь приятное ощущение, словно даже болевые ощущения, преследующие его даже при каждом малейшем движении, забрали. Всё кажется таким невесомым, но стоит затянуться ещё раз и голова будто стала тяжелее раза в два. Странно, но в этом есть свой шарм, кайф, получить который с каждым разом хочется только всё больше и больше.
Всё же зависимость, — проносится в голове подростка, после чего тот вспоминает строчки из одноимённой песни. —
Боль не затухает. И чем меньше я зависим, тем больше я задыхаюсь. И каюсь, кто боится пережать, умирает и выходит без аддикций, здесь нечего дышать. А ведь он был прав, когда сочинял эти строчки.
Наушники быстро выуживаются из кармана, где лежала ещё одна никотиновая палочка, которая тоже была достана. Оставить про запас? Нет, это не для Антона. А вот использовать всё сразу точно для него.
Вот так он и стоял, выдыхая дым, параллельно тихо, чуть ли не шепотом, подпевая строчкам трека, что играл в ушах. Да, он решил включить ту самую песню, о которой вспомнил.
Я серьёзен и на завтра строю планы, но судьба имеет чувство юмора
Весь мир — один большой прикол
Просто невероятный прикол, оценил, блять. Всегда мечтал, чтобы надо мной прикололись именно так. Ахуенно просто. Прямо таки десять из десяти. Вот только бы другим такое же не посоветовал. Да и судьба сто процентов для каждого своё придумает, так что шанс того, что что-то такое повторится — невероятно мал. Но почему мне-то, блять, такое выпало? Я чем заслужил такое, а? Просто пиздец какой-то.
В собственных мыслях Антон подставлял строчки из песни и саркастически отвечал себе же. Говорил бы он всё это вслух — посчитали бы сумасшедшим.
Пока парень мусолил одну и ту же строчку, начался припев.
Не терять равновесие
Мне сложно, мне больно, мне страшно, мне весело
Последние несколько лет для парня ощущаются, словно он балансировал над пропастью. Такое чувство, будто стоит ему легонько качнуться и он начнёт стремительно падать вниз, не успев схватиться за канат. А ветер на высоте лишь раскачивал его выше, словно склоняя к падению в пропасть, дна которой не видно с такого расстояния.
А может я уже лечу и скоро разобьюсь, но не осознаю этого? Или это что-то типа одной из стадий принятия — отрицание называется, вроде бы. Но, в таком случае, этот этап уж слишком затянулся. Хотя если это что-то вроде этапа депрессии, то тогда всё понятно. Но всё равно как-то затянулось это всё, — иногда думал Шастун, когда начинал задумываться об этом.
Сравнение с канатоходцем пришло ему практически сразу, как он задумался о том, что его жизнь буквально в шаге от пропасти — стоит только подтолкнуть и упадёшь вниз. Да, потом эта мысль немного изменилась, но с тех пор особо не менялась.
А ты в себе разберись, и
Каждый от чего-то зависим
А ты в себе разберись, и
Каждый от чего-то зависим — слова, спетые исполнителем ещё раз пронеслись в голове Антона, только уже не им самим, а будто бы ещё какой-то голос проник в его черепную коробку и там воспроизводился. Он снова вёл диалог с кем-то ещё в своих же собственных мыслях.
А ты вообще заткнись. Дай мне спокойно послушать музыку.
Ну вот… Приехали, снова сам с собой разговариваю. Пожалуй, пора прекращать. А иначе меня точно можно будет считать каким-то больным психом. Хотя… Я же не вслух разговариваю, так что никто и не сможет меня психом считать. Ну это только если он мысли читать не умеет.
Коли смерть заносит, хитрая, косу
То важно не терять равновесие
Интересно, а она косу заносит надо мной или всё же над канатом? Думаю, скорее всего, второй вариант лучше подойдёт. Типа смерть вот только хочет резануть его, а мне, в таком случае, нужно как можно быстрее добраться до конца, не упав. А это очень сложно, ведь и просто медленно идти сложно, а уж быстро тем более. А зная, что тебе в любую минуту могут убрать почву, канат на почву не сильно походит, ну и ладно, под ногами, так вообще невозможно. Ладно бы там внизу сетка была, которая тебя словит, если ты упадёшь, а там ведь нет такого. Или всё-таки есть?..
Пропорция есть
Я зависим, а значит, мне сложно, мне больно, мне весело
Стоп, а вот получается что, я тогда сравнил свою зависимость от курения с наркотической зависимостью? Эм… Ладно, не важно. Буду считать, что таким образом интерпретировал эту песню для себя. Хотя, если задуматься, то эти зависимости даже вполне похожи… И почему я вообще думаю об этом? Ну сравнил и сравнил, хуй с ним. В конце концов, мой вариант ещё не так плох, кто-то, уверен, делал ещё более странные сравнения. В мире же семь миллиардов людей, сто процентов был хоть один, кто сделал сравнение хуже. Да и если посмотреть, то не такое уж и плохое оно, вроде…
Из мыслей парня вырывает лёгкий толчок в плечо. А затем из уха вытаскивают наушник.
— Ты вообще тут? У тебя сигарета всё ещё тлеет так-то, а ты просто держишь её в руке, — это был Дима, который смотрел на то, как в ногах Антона валялся пепел, но не вся никотиновая палочка была там, на полу, осталось буквально на пару затяжек.
— Видимо, я слишком задумался, — спокойно ответил парень, впуская в лёгкие горький дым, ко вкусу которого уже давно привык, ведь Шастун уже, даже не куря, едва ли не постоянно ощущал этот привкус на своих губах, когда облизывал их.
— Вижу.
— А ещё ты слишком тихо подкрадываешься, хочешь меня ещё большим заикой сделать? — улыбнулся Антон, переводя тему.
— Да даже если бы я окликнул тебя ещё как вошёл, ты бы всё равно не услышал.
— С чего такая уверенность?
— С того, что я тебя позвал сразу же, как вошёл в туалет. И угадай что? Правильно, ты не откликнулся. Так что я знаю о чём говорю, — могло показаться, что Позов говорит раздражённо, но Шастун знает, что это не так.
— А… Тогда понятно, — утихомирился парень, в душе не понимая как он не заметил того, что его друг пришёл.
— У тебя настроение хорошее или что? — спросил Позов, а затем продолжил, заметив гримасу непонимания на лице Шастуна. — Ну ты стал в последнее время чаще разговаривать. Не то чтобы это было плохо, наоборот, я рад этому, просто неожиданно.
— Мне кажется, я недавно слышал что-то похожее, но в другой формулировке, не думаешь?
— Помню я, что вчера ещё говорил тебе про то, что ты стал молчать меньше. Меня просто удивляет это. Я от тебя столько времени добивался разговорчивости, но всё ни в какую. А стоило тебе пообщаться с Арсением Сергеевичем наедине, так ты сразу начал больше общаться.
— Не понимаю к чему ты клонишь, — злобно ответил школьник, заранее злясь на мысли другого подростка, что стоит напротив. Ведь тот явно сейчас надумает невесть чего, а потом будет втирать это так же с такой же уверенностью, как человек, больной шизофренией, со своим бредом. А они иногда могут впарить такое, что для самого себя кажется нереальным то, что ты всё-таки поверил в нечто подобное.
Что это, блять, за намёки такие пошли, а?
— Всего лишь клоню к тому, что он на тебя хорошо влияет. По крайней мере, мне так кажется, — ярко улыбнувшись, отошёл Дима, будто чуя, что ему сейчас влетит, стой он на прежнем расстоянии от друга.
Антон лишь цокнул языком, всем своим видом показывая, что он совершенно не согласен с тем, что только что услышал. Как будто это хоть немного изменит мнение Димы.
— Ладно, вижу, у тебя настроение поцапаться, а не хорошее. А я уж думал, что впервые увижу тебя более весёлым, чем обычно. Хотел было пошутить про то, что завтра снег пойдёт.
— Настроение в принципе не очень, учитывая то, что через пару минут нам явно достанется.
— Тут я согласен. Кстати, сегодня дождь пойдёт? Он не может пропустить разговорчивого Антона Шастуна, — ярко улыбаясь, произнёс Дима. — А нет, я всё же пошутил, — рассмеялся парень, интуитивно отходя на ещё пару шагов назад.
— Да харэ подъёбывать меня. Вот честно, заебал. Ты чего странный-то такой? Вот на кого хорошо влияет Арсений Сергеевич, так на тебя, видимо.
— Не одному тебе быть сегодня странным. А вот про Арса мне даже не заливай.
— Вот из-за тебя и пойдёт дождь, — обиженно произнёс Шастун, а затем отвернулся от него. — И вообще, чего это ты его резко начал Арсом называть?
— Да ладно тебе, — обнял Позов друга сзади, — даже пошутить нельзя. Колючки снова свои выпускаешь. Убери их хотя бы когда мы к Арсению Сергеевичу, буду его так при тебе называть, раз не нравится, зайдём. Кстати, вспомнил зачем пришёл. Пойдём, сейчас уже звонок будет, десятиминутная перемена почти закончилась.
— Пошли… И да, мне похуй как ты его называешь. Смотри только, пизды получишь — я предупреждал.
— Заебал, норм всё будет. А пошлём мы кого-нибудь потом, нет сейчас времени, — в очередной раз пошутил друг, за что получил злой взгляд. — Ну а как тебе ещё нормально сказать, что «пошли» говорят лишь когда посылают?
— Явно не так душно.
Два парня мирно,
едва не дерясь, вышли из туалета, делая вид, что это не от них несёт сигаретами. Правда, несло лишь от одного из них, но наезжали всё равно сразу на обоих.
Стоило им приблизиться к кабинету, где их должны ждать, вся смелость резко испарилась. И, в итоге, они ещё где-то пару минут стояли перед дверью, переминаясь с ноги на ногу. Но всё же потом зашли.
В помещении, где обычно проходят уроки, никого не было, что обозначало лишь то, что их ждут в другой комнате, которая отделялась дверью.
И это было правдой, ведь учителя нашлись именно там.
— А вот и вы. Мы уже начали было думать, что вы всё же не придёте, — вместо приветствия сказал Добровольский, глядя на двух учеников, что стоят в проходе, не решаясь пройти дальше. — Проходите, не стойте. Мы тут вас уже заждались, — указал он на два стула, что стояли напротив преподавателей.
Дождавшись, пока они займут места, классный руководитель было открыл рот, дабы начать говорить, но был перебит:
— Паш, можно я кое-что спрошу? Это просто не совсем по теме, но я не думаю, что прям сильно много времени отнимет.
— Да, конечно, — немного оторопев, ответил мужчина, замолкая.
— Так вот, Антон.
— Да, Арсений Сергеевич? — протянул парень, почему-то внутри чувствуя что-то неладное.
— Зачем ты пытался себя убить?
Резко воцарилась тишина, а в голове парня начали мелькать воспоминания.
Антон резко откинул телефон от себя, что подтвердили браслеты, шумящие даже от самого малейшего движения, а потом зарылся руками в свои волосы, отчего рукава толстовки немного опустились и открыли вид на почти прошедшие синяки и едва заметный бинт, который можно было заметить, несмотря на то, что его практически не было видно. Но почти сразу он вспомнил, что находился в классе уже не один, правда уже было поздно, так как учитель рядом с ним и буквально прожигал глазами места, где оставались следы встречи с отчимом. Сейчас они почти не болят, но первые дни прекрасно чувствовалось каждое ранение, напоминая о себе в каждый самый ненужный момент.
— Дрался с кем-то? — спросил Арсений, решив хоть с чего-то начать разговор.
Его ждал отрицательный кивок. И лёгкое разочарование от того, что Попову всё же не ответят. Его, конечно, предупреждали об этом, да он и сам уже успел заметить неразговорчивость этого ученика. Но, знаете, надежда всё же у него была на то, что ему скажут хоть слово. Да пусть хоть нахуй пошлют, он был бы рад знанию того, что говорит не в стенку.
Хотя нет, посыл нахуй был бы чересчур.
— Может расскажешь об этом?
Ответ был всё таким же — отрицательный кивок.
Три пары глаз были направлены на школьника, что смотрел куда-то в пустоту.
Он всё же заметил… Я думал, что он заметил только синяки, потому что спросил только про них. Блять.
Когда он «очнулся», то заметил, что сидят всего двое людей, Арсения же не было.
Учитель нашёлся за спиной. Тот резко положил руки на плечи парня, чтобы он не сбежал.
Взгляд школьника бегал по предметам, пока остальные терпеливо ждали от него ответа. Да и говорить не решались из-за шока — никто не знал об этом.
— Что это значит? — прервал тишину Добровольский.
— У Антона под рукавом толстовки скрывается довольно-таки заметный и не особо маленький шрам. Как это вы не знали о его существовании? — преподаватель берёт руку ученика, который сначала пытался её вырвать, но крепкая хватка помешала этому. А затем Попов раскрыл его тайну, показав всем давно заживший довольно крупный порез, который можно было увидеть сквозь проходящие синяки. Но даже так было видно, что он был глубокий. — Не думаю, что
такое могла сделать кошка. Что скажете на это? Я уже не говорю о явно более свежих порезах, которые явно выделяются своим розоватым оттенком на коже, — спокойно говорил Арсений, хотя у него самого внутри было много различных эмоций, от злости до странного желания защитить парнишку от всех бед. Он знал, что не время их выпускать.
— Антон, ещё раз спрашиваю, что это значит? — повторяет классный руководитель и по нему видно, что он едва сдерживается.
— Я… — тихо подал голос школьник, — не могу сказать…
— Что значит «не могу сказать»? — всё же повысил голос Павел. —
Это вовсе не шутки. И ты должен это понимать, не маленький, в конце концов.
Я не могу сказать вам о том, что до сих пор ненавижу своего отчима, который испортил мою жизнь и из-за которого у меня осталось это «клеймо» самоубийцы. Я не могу вам сказать о том, что до сих пор жалею о том, что не закончил начатое до конца. Я не могу вам сказать о том, что на мне ещё куча шрамов, которые находятся не в таких видных местах. Я не могу вам сказать о том, что такой способ — единственное, что помогает мне держаться в этом мире и делать вид, словно я не просто существую, а ещё живу. Я не могу вам ничего этого сказать. Потому что вы, блять, всё равно не поймёте каково это.
Мне нужно уйти отсюда. Куда угодно, главное отсюда. По крайней мере сейчас. Они не должны видеть мою слабость. Нет. Я обязан уйти. И пусть это будет вновь выглядеть так, словно я какой-то трус. Блять, мне надо отсюда срочно съебать. Это закончится максимально хуёво, если я останусь тут.
Подросток было порывается встать с места, но его одной рукой вернули обратно на стул, прекрасно давая понять — ему не сбежать от этого разговора.
Блять. Я уже и забыл про него. Ахуенно сбежал. Просто молодец. Пойди и возьми, блять, ебучий пирожок с полки, понюхай его и верни, сука, на место.
— Больно… — он аккуратно указывает на перебинтованную ладонь, которую немного сильно сжимал мужчина. Затем её сразу же отпустили и Шастун сразу же опустил вниз её.
— Извини, я не заметил этого. Стоп, а что вообще произошло, что у тебя кисть в
таком виде? — настало время Попова впасть в ступор.
Молчал лишь Дима. У него совершенно не было слов, да и где-то в душе он понимал, что сейчас ему лучше не открывать рот.
— Арс, потом. Сейчас другое важно. Антон. Ответь на мой вопрос. Почему ты пытался покончить жизнь самоубийством?
Вместо ответа лишь судорожное покачивание головой.
В глазах его стояли слёзы. Одна из его тайн, что так старательно скрывалась несколько лет, была раскрыта. Причём даже не по собственному желанию.
Парень, не замечая, продолжает качать головой, а по лицу начинают бежать дорожки слёз.
— Тихо, всё хорошо, — замечая, что школьник начал подрагивать, попытался его успокоить Добровольский, но это не помогало, Шастун вовсе никого не слышал.
Но затем ученика внезапно подняли на ноги и заключили в объятья, давая понять, что он сейчас в безопасности. И благодаря этому он перестал даже дышать от неожиданности.
Правда без воздуха удалось пробыть всего лишь пару секунд, после чего он быстро начал делать короткие рваные вдохи, пытаясь не задохнуться.
— Слышишь, Антон, всё в порядке, — шептал на ухо Арсений, не отпуская его. — Давай мы сейчас попьём чай и ты нам расскажешь, что произошло?
— Нет… — едва слышно произнёс школьник.
— А просто чай будешь пить? У меня ещё вроде печенье было, оно очень вкусное.
Подросток кивнул головой, уткнувшись учителю в плечо. Как бы он не пытался успокоиться, ничего не получалось — слёзы даже и не думали останавливаться, пропитывая чёрную рубашку Попова.
— Хорошо. Тогда я тебя сейчас возвращаю на место, ты успокаиваешься, а потом мы все вместе пьём чай, вот и договорились, — сказал мужчина, после чего опустил школьника обратно на стул, чему тот не очень обрадовался, но ему пришлось смириться с таким раскладом событий, а сам пошёл включать чайник.
Вода закипела в аккурат, как успокоился школьник. Ну как успокоился… Он просто перестал плакать, но подрагивать и шмыгать продолжал до сих пор.
— Ладно, раз ты не хочешь говорить, то начну я, — грозно произнёс классный руководитель. — Какого хуя вы свалили, как последние трусы? — перешёл он на крик, так как уже порядком устал пытаться держать себя в руках.
— Паш. За речью следи, — строго произнёс Попов.
— Да мне всё равно на речь, они хлеще нас с тобой разговаривают так-то, — ответил Павел и вернулся к отчитыванию ребят. — Почему вы вообще, блять, умолчали об этом всём? Почему вы позволили себя бить?
—
Бить? — удивлённо спросил учитель, который до сих пор стоял за спиной Шастуна, словно боясь, что у того снова начнётся истерика.
— Да, Арс, именно так. Они ввязались в драку, а потом просто сбежали, — отвлёкся мужчина на ответ другу. — Мне стоит объяснить вам то, что если бы вас заметили, к примеру, работники полиции, то они вполне могли к вам подойти? А потом бы могли начаться разборки и нам бы тоже, кстати, досталось бы за это. Или Земляков и его компания могли снова вернуться к вам? А если у Антона серьёзное повреждение руки, то это так-то будет на совести школы. На моей совести особенно. Ведь это я не уследил за этим всем. Но узнал бы я об этом только когда твой отчим начал на меня наезжать, Антон. И тогда бы это уже всё пошло через директора, что было бы не плюсиком в мою карму. Я вам спокойно предлагал ещё вчера разобраться со всем этим спокойно, но вы же решили послать нахуй моё предложение и решить, что так будет куда лучше. Я же прав, да? — громкая тирада прервалась.
— Стоп, что вообще произошло? — недоумённо спросил Арсений, так как они ничего не понимал.
— Да об этом все учителя говорят, как ты не знаешь-то? -изумлённо спросил Павел.
— Ну вот так как-то. Мимо меня новость прошла.
— Тогда потом расскажу, сейчас не вникай особо, — спокойно сказал Добровольский. — А вы не молчите, я ответа так-то жду.
— Мы были в стрессовой ситуации, поэтому убежали, — сказал Дима первое, что пришло ему в голову.
— Хорошо. Ладно. Допустим. Почему ты, Антон, не пришёл вчера мы уже выяснили, так что опустим эту ситуацию. Ответьте на один вопрос, нам-то почему не сказали?
—
Он сказал, что тогда будет хуже. Проверять не хотелось, мы и так знали, что нам неплохо достанется.
— Вы такие дети ещё… Думаешь, если мы там были, то вам бы досталось? Дим, мы бы смогли это урегулировать, ты понимаешь это?
— Тогда — нет, зато потом было бы раза в два хуже. Паша не бросает слов на ветер.
— Да уж… — протянул классный руководитель, а затем сделал глоток чая, что уже успел немного остыть за время их разговора. Не всё же им ругаться, можно и немного отдохнуть.
Печенье действительно вкусное… Арсений не соврал мне, — единственная позитивная мысль, что была в голове парня после того, что он выслушал. На ней он и постарался сконцентрироваться, дабы не вернуться в лапы истерики, которая, казалось, уходить от него подальше совершенно не собиралась.
Стоп. Я действительно назвал Арсения Сергеевича в своих мыслях просто Арсением? Так. Несмотря на то, что это всего лишь мои мысли, это — перебор. Потому что это всё равно нагло. Мы с ним не друзья так-то.
— Ребят, — обратился к друзьям классный руководитель, — пожалуйста, не забывайте то, что мы, взрослые, не просто так ходим тут. Вы всегда можете попросить у нас совета или помощи. Не важно какого плана — физического или психологического, — сказал он, явно намекнув на то, что про ситуацию с Антоном. — Нет, правда. Я, конечно, понимаю, что у вас такой возраст, когда думаешь, что абсолютно все против вас. Особенно взрослые. Но мы вас правда поддержим. По крайней мере, я и Арс точно, за остальных учителей ручаться я точно не буду. Понимаете, мы лишь добра вам хотим.
— Да, Паша правду говорит. Вы всегда можете прийти к нам и выговориться. Мы знаем, что вам сложно, но иногда бывают такие проблемы, случаи, которые самому сложно пережить. И в такие моменты есть мы. Если у нас уроки, то хоть писать нам можете, знаете же наши соцсети. Так вот, к чему я. Не стыдитесь обращаться к нам за поддержкой или какой-либо помощью, хорошо?
— Хорошо, — сказал Дима и прозвенел звонок.
Теперь-то этот разговор окончен. Ну наконец-то.
— Кстати, Антон, не думай, что мы забудем про то, что увидели сегодня. Рано или поздно к этой теме мы вернёмся. И в следующий раз ты так просто не отделаешься. Я тебе обещаю, — «подбадривающе» сказал Попов, а затем всех людей, что находились в лаборантской, подтолкнул к выходу, ведь скоро должны в кабинет зайти школьники, а было бы странно, если бы двое учителей и одноклассников вышли бы из маленькой комнатки. И странными бы были тут именно подростки, так как в лаборантской им так-то особо нельзя находиться.
Мы живы, вау. За это можно и покурить.
Эту фразу хоть в статус ставь. В статус моей жизни.
Прошла всего минута, а в класс уже сбрелись несколько одноклассников, правда, выглядели они так, словно на предыдущем уроке их вручную выжимали.
Ближе к концу перемены почти все собрались и, как и всегда, обсуждали всякие «интересные» темы, вроде девушек, выпивки и травли. Просто идеальные разговоры.
Но, стоило звонку на урок прозвенеть, Арсений сразу же заставил всех замолчать, начиная рассказывать то, что они будут учить сегодня, а точнее повторять.
