Антиутопия

Возмездие — великая вещь, не так ли? Я представляю, что это древнее и универсальное понятие. Обезьяна А крадет банан у обезьяны Б. Обезьяна Б выхватывает его и бьет свою обидчицу-обезьяну по голове. Именно так все и работает. В конце концов, мы все — кучка обезьян, спорящих из-за приза. У меня было такое чувство, будто мою голову разрубили пополам гоблинской секирой. Помимо сдавливающей мозг боли, я также обратил внимание на запах. Застарелый пот, спиртное и в целом немытый я. Я думал, что все еще сплю и нахожусь в самом разгаре алкогольного кошмара, потому что видел, как Рональд Уизли открывает дверь и входит в комнату. Он сел на край кровати рядом со мной. Я почувствовал, как он вдавил матрас, и удивился живости сна. — Не вставай из-за меня с постели, — сказал он. Уизли действительно выглядел довольно щеголевато. Он был одет в элегантную спортивную мантию, а метла висела у него за спиной. Его длинные волосы выглядели растрепанными ветром, на кожаном шнурке вокруг шеи висел значок аврора. Я с трудом мог выдавить ответ из пересохшего рта. Я начал думать, не было ли это каким-то очень, очень поздним официальным делом. Может быть, арест с опозданием на одиннадцать лет? — Видишь ли, дело вот в чем, — объяснил Уизли. — Три дня — долгий срок для волшебника, пропавшего в этой части города, если учесть, что у нас есть преимущество мгновенного перемещения. Если куда-то торопишься или вообще не хочешь быть где-то, существуют аппарация, каминная сеть или полеты. Вот только Гермиона говорит, что ты оставил метлу дома, когда набросился на нее. При упоминании Гермионы рваные края памяти снова начали сплетаться. Пошатываясь, я сел. — И давай посмотрим правде в глаза. Ты ведь не совсем неузнаваем, правда? — продолжил Уизли. — Так я и сказал Гарри. Я сказал ему, что, по-моему, ты затаился где-то там, где можешь заплатить людям, чтобы они не знали, кто ты такой. Таких мест в Лондоне не так уж много. Это лишь третья наша остановка. — Он вздохнул. — Твоя голова сейчас не совсем в порядке, ведь так, Малфой? Сядь, оглянись. Теперь это был не вопрос, а приказ. Я откинулся на облупившуюся металлическую спинку кровати и огляделся. Крошечный люк открылся в верхней части моей головы, и кто-то вливал ледяную память, заполняя меня. Из моего мира выпало дно, и Уизли был там и видел, как оно пролетело прямо мимо него. Я находился в борделе, где снимал комнату последние два с половиной дня. Однако это было не все, чем я воспользовался. Моргнул, глядя на спящую рядом девушку, провел дрожащей рукой по лицу. — О да, — кивнул Уизли. Его голубые глаза сверкали, как буравчики. — Вообрази мое удивление, когда управляющий этим маленьким заведением сказал, что последние две ночи у него останавливался богатый джентльмен. Оплата вперед, свыше прайса, если тот будет продолжать посылать бутылки Огдена, чтобы те не заканчивались. Я уставился на спящую девушку. Густые, ядовитые угрызения совести заменили всю кровь в моем теле. Ненависть к себе была бурлящей, осязаемой силой. Очевидно, он неправильно истолковал выражение моего лица. — Не волнуйся, она не умерла. — С легкой гримасой Уизли поднял с пола пустую бутылку и поставил на прикроватный столик. — Хотя я подозреваю, что у нее будет похмелье, сравнимое с твоим. Лучше вести разговор вполголоса, иначе ты разбудишь ее до главного события. — Чего ты хочешь, Уизли? — прошептал я. — Гермиона, — ответил он и, прежде чем я успел что-то сделать или сказать, продолжил: — …ждет за этой дверью. Я знал, чем закончится его игра, и ничего не мог сделать, чтобы спастись. Это была моя вина. Это всегда была моя вина. И все из-за глупого спора и моей проклятой гордости. — Уизли, не делай этого… Я сам ей скажу, но, черт возьми, не позволяй ей сюда входить. Он поднялся на ноги, и я возненавидел, совершенно возненавидел то, как он отряхивает брюки, словно мерзость комнаты, обстановка и я осквернили его личность. — Думаю, тебе пора понять, что такое потеря, Малфой. Ты все еще не понимаешь этого после стольких лет, не так ли? Вы проиграли войну, но на самом деле ничего не потеряли. Где в этом справедливость? Я потерял брата, мои родители потеряли сына. Целое поколение в Хогвартсе потеряло детство. Гермиона принадлежит тебе не больше, чем змея — птице. У тебя было все, а потом ты это испортил. Я никогда не делал ничего, что могло бы повредить вашим с Гермионой отношениям из-за моих чувств к ней. Но не сейчас. Сейчас ты проиграешь, Драко, и я надеюсь, что ты истечешь кровью, как и все мы одиннадцать лет назад. Спящая рядом со мной девушка пошевелилась, потому что к концу монолога Уизли повысил голос. Он подошел к двери и гораздо более спокойным тоном сказал: — Моя мама и Гарри будут недовольны мной, когда узнают, что я сегодня сделал с Гермионой. Но я снесу эту вину, — он опустил голову. — Ты ее не заслуживаешь. Ты никогда ее не заслуживал. Дверь за ним закрылась, и я услышал тихие голоса. Когда через минуту дверь со скрипом отворилась, в комнату вошла моя жена. В руках она держала коричневый бумажный пакет. Пахнет тыквенными пирожками, она купила их в «Пекарне Пэддока», я знаю это, потому что они мои любимые. — Рон сказал, что они нашли тебя и что ты, вероятно, будешь не в лучшем состоянии. Я подумала… Я подумала, что принесу завтрак, и тогда мы сможем… поговорить. Она резко остановилась, потому что оглядела комнату, меня и девушку, которая теперь сидела на кровати. Гермиона Грейнджер — замечательная женщина. У нее больше изящества и достоинства, чем у кого-либо из моих знакомых, включая мою собственную мать. — Простите, не могли бы вы нас на минутку извинить? — сказала она девушке, которая была достаточно проницательна, чтобы понять, что следует убраться. К сожалению, она взяла простыню с собой, когда уходила, оставив меня голым на кровати. Моя жена оглядела пол и подобрала мою скомканную одежду. — Вот. Я встал и оделся. Кажется, я умер в наступившей тишине. И проснулся возрожденным в стыде. Она коснулась лба, который был испорчен хмурым взглядом. Я видел, что она что-то замышляет. — Думала, что окончательно ушла от тебя три дня назад. — Поверь, если кто-то и должен был выйти из этих отношений, я всегда представлял, что это была бы ты, — тихо сказал я. Я знал, что потерял ее. Сейчас было не время для оправданий и уговоров. Я сам все навлек на себя, и это была цена. Она откашлялась, и я увидел, что она заплакала, хотя и тихо. — Ну почему меня было мало? Мое сердце разбилось. Я сделал шаг вперед и остановился, когда она сделала шаг назад. — Тебя более чем достаточно, — яростно прошипел я. — Это моя… вина. — И что же ты предлагаешь мне теперь делать? Простить тебя? — Казалось, она меряет меня взглядом. — Скажи что-нибудь, Малфой. Скажи что-нибудь, или я уйду и не оглянусь. Мое вынужденное молчание осуждало меня. Она кивнула. — Значит, решено. Сначала я поживу у родителей… а потом, возможно, проведу лето у Уизли. Я попрошу Гарри зайти и забрать мои вещи. У меня есть ключ, так что тебе не обязательно быть… дома. — Она запнулась на последнем слове. — Гермиона… подожди. Она остановилась в дверях и обернулась. Ее дыхание прерывалось тихими всхлипываниями. — Прос… — Не надо, — остановила она. — Мы часто употребляем это слово, но я не думаю, что оно означает одно и то же для нас обоих. А потом она ушла. Меня бросила жена.