Антиутопия

Пробуждение с Гермионой Грейнджер — это Опыт. Было воскресенье, а по воскресеньям я обычно долго сплю. Однако есть вещи, ради которых стоит просыпаться. Я проснулся от ощущения мягких, теплых поцелуев, спускающихся от щеки к шее, по обнаженной груди и вниз к животу, прямо под пупок. Простыни сползли ниже. Длинные, вьющиеся волосы следовали за волной поцелуев, ухитряясь касаться всех чувствительных к щекотке мест. Я даже не потрудился открыть глаза или пошевелиться. Гермионе нравилось делать это со мной. Я был счастливчиком по многим причинам, но ее склонность будить меня вот так по утрам в выходные должна была быть первой в списке. Нельзя отрицать, что у нее был талант, и, слава Мерлину, у меня хватило ума не спрашивать, как она приобрела это умение. Если бы у меня хватило наглости не возбудиться к тому времени, когда она доберется до члена, она поместила бы его мягкую, податливую головку в рот и слегка пососала, сначала создав впечатление, что это все, что она сделает. Это все, что некоторые женщины склонны делать. И я бы не стал с этим спорить. Неважно, сколько раз она делала это со мной, мой мозг всегда возвращался к тем же выводам. Но нет, она пошла дальше. Облизала меня: вверх, вниз и по кругу, пока я не стал твердым и блестящим. Она сжала губы на самом кончике, а затем возобновила все с самого начала, только на этот раз потянулась губами вниз дальше, втягивая больше меня в рот, скользя к основанию члена. Иногда она позволяла себе пройтись зубами вдоль чувствительной нижней части члена. Это сводило меня с ума. Единственная мысль — схватить ее за голову и засунуть в нее член до основания, но я этого не сделал. Я терпел ее медленный ритм, пока, Мерлин, не увидел, как ее рот обхватывал член у самого основания, а затем Гермиона оторвалась и повторила эту пытку, пока я не дал ей то, что она хочет, — полное и бесповоротное освобождение. У большинства людей есть будильники. У меня была Гермиона Грейнджер. Ничто не могло сдвинуть меня с моего очень удобного места. Я лежал на кровати. Расположение подушек безупречное. На улице было холодно и шел дождь, а моя жена была богиней. В то утро, после того как она закончила превращать меня в желе, она прижалась ко мне и сказала: — Хочу завтрак из «Макдоналдса». Я резко открыл глаза. — «Макдоналдса». — Да, мне хочется горячих пирожков. Я никогда не понимал, почему их называют «горячими пирожками». Разумеется, более подходящим названием было бы «влажные губчатые мембраны». В «Макдоналдсе» нет настоящей еды. Масло — не масло. Сироп — не сироп, а яйца — невероятно! — одновременно и резиновые, и порошкообразные. Как могли существовать тысячи таких ресторанов по всему миру? Любое заведение, если бы подавало такую дрянную еду в волшебном мире, было бы сожжено разъяренной толпой в первый же месяц. — Я знаю, что ты любишь картофельные оладьи и картошку фри, — заметила она, чувствуя, что я не проявляю энтузиазма. Она ухмыльнулась. Это было правдой. Я терпел картофельные оладьи и картошку фри, исходя из логики, что с жареной картошкой ничего плохого сделать нельзя. — Отлично, — простонал я, поднимаясь с кровати и потягиваясь. — Погнали в «Макдоналдс». Она с торжеством поцеловала меня в щеку и включила душ на полную мощность, я присоединился к ней. И продержал ее там дольше, чем требовалось для утренних водных процедур. Мы едва добрались до города к одиннадцати и чуть не пропустили время завтрака.