Право на выбор

Призыв особенного, магического, живого оружия – совершенно особенная процедура, хотя бы потому, что контролировать этот процесс, управлять им - практически невозможно, а его значимость для магического существа более чем высока. Призванное оружие может стать могучим и надёжным соратником, напарником и знаком расположения божественной воли – чужая, не сдавшаяся смерти душа, заключенная в материальную оболочку, накрепко связанная с призвавшим существом до самой его смерти, когда она получит долгожданное освобождение от телесного плена. Если ты – магкаллиграф, менталист или изучаешь проклятия, оружие не так уж тебе и нужно, хотя большинство пытают своё счастье и многие – небезрезультатно. Правда, не так уж часто, выходя из заветного павильона, содержащего в своих глубинах нанесённую магическую печать, удачливые маги сжимают в дрожащих руках именно оружие, вовсе нет. Это может быть любой по сути предмет, например, украшение. Щитовику, некроманту или стихийнику без оружия никуда, их церемония призыва сложнее и дольше, больше вероятность успеха – который, впрочем, никто никому не гарантирует, - но и куда опаснее. Иногда магия бунтует от перенапряжения пространственно-временных потоков, упруго сталкивающихся, пересекающихся друг с другом, выплескивающимися в другие миры подобно ловчему лассо – и тут уже ни ректор Дегон, ни сам Великий Дракон могут не успеть вмешаться. Впрочем, студенты знают, на что идут. Боевые маги традиционно приходят на призыв последними – их оружие самое мощное, самое сильное, самое важное. Но в случае каких-либо нарушений заведённого порядка действий риск также будет максимальным, поэтому желательно, чтобы другие студенты и их родственники, которые часто приходят поддержать призывающих, уже разошлись. Хотя, по правде сказать, ни в какую мифическую опасность, ни в какой риск я не верю – о таких случаях не известно ничего конкретного. Однако призвать достойное оружие – почетно, призвать два – редкость, еще более почетная, а выйти с пустыми руками – хоть и не трагедия, но весьма обидная, неприятная ситуация, особенно с учетом того, что церемония призыва – праздник, семейный праздник, и на него принято приходить родственникам и близким. Придёт ли ко мне кто-нибудь? Я не знал. И точно так же не знал, чего больше боюсь – увидеть наконец-то отца после его безумства перед поступлением или провалить призыв у него на глазах – после того, как он, вероятно, поинтересуется результатами моего тестирования. Уверенность в том, что ничего нормально и гладко у меня пройти не может, цвела внутри как озаранская азалия – практически неубиваемый даже вмерзанием в лёд исполинский цветок ярко-алого цвета. Перед призывом принято ни с кем не общаться, очищать душу и разум, освобождаться от сторонних мыслей, подбирать песнь призыва. Хорошо Артаму – у него, как у барда, в голове всегда должно быть полно мелодий. А я… Проникнувшийся ситуацией и чувствующий себя слегка виноватым из-за истории с портретом, Тавир договорился с кем-то о ночлеге и ушел, правда, кроликов с превеликими извинениями оставил – великодушие приютившего его однокурсника было огромно, но не безгранично. Так что я сидел у себя на кровати, наблюдая за скачками пушистых по комнате, и делал вид, что подбираю магическую мелодию, но на самом деле… На самом деле, я совершенно не знал, чего я хочу. Дать миру. И что получить от мира взамен. Вместо отгоняемых мыслей перед глазами проносились образы, пейзажи, лица родных и знакомых, запахи и звуки моря, Данарра, всего того, что было. Будущее меня страшит, и думать о нём не хочется. Вспоминать то, что уже никогда не повторится – больно и глупо. Нет, не то, что бы больно, это словно… висеть над пропастью со связанными крыльями. Настоящее по-прежнему кажется слегка безумным, ненастоящим… Что будет дальше? Одни из кроликов запрыгнул на кровать и замер, касаясь вытянутой ноги пушистым боком. Может быть, ректор Дегон был прав, и мне не надо было идти на боевое, а нужно следовать своему указанному тестом предназначению? Так я и промучился до утра, песня призыва складываться не желала, разрозненные слова не соединялись друг с другом, разваливались, словно игральные карты. И утром я вышел из комнаты совершенно потерянный, невыспавшийся, расстроенный донельзя. А Академия бурлила, как косяк рыб, попавший в водоворот. Занятия отменились, множество гостей наводнили аллеи, холлы и все свободные пространства. Люди, в основном, стояли по двое - по трое. Стайные расы: эльфы, оборотни – держались вместе большими группами. Я увидел Ириэль в окружении семьи – мать и отец, братья и сестры – такие же кудрявые, светловолосые и тонкокостные, как и сама эльфийка. По какой-то неизвестной мне традиции они разукрашивали кожу узорами «природных» цветов – голубые и зеленые орнаменты на щеках и предплечьях смотрелись странно, но одновременно органично. Семейство Ириэль улыбалось, воодушевленно и радостно. Ну, да, конечно, они же стихийники, чего им бояться. Трепетный Рисланиэн, стоящий рядом с ними, напротив, был сегодня на редкость хмур и сосредоточен и даже казался взрослее лет на десять, как минимум. Высокий седовласый мужчина с таким же выражением на обветренном лице что-то вдумчиво ему говорил. Отец? Или, скорее, дед? Значит, человеческая половина нашему полукровке досталась от матери, которая сегодня отсутствовала. С межрасовыми отношениями вообще сложно. Кажется, только люди не особо заморачиваются на этот счёт, хотя, может, и они заморачиваются, откуда мне знать? Отчего-то эта простая мысль меня успокоила. Да, глупо, знаю, но иногда легче становится от простого понимания, что проблемы бывают не только у тебя. Оборотни, в массе своей рослые, крупные и крепкие, даже женщины, разделились на две большие группы – медведеооборотни и волкооборотни. В стае «волков» я увидел и Пирса, и даже Тавира. Мой сосед улыбался, широко и белозубо, явно чувствуя себя среди своих, несмотря на свою довольно худосочную комплекцию. Я знал, что призыв Тавира в прошлом году закончился ничем, никакого оружия достать себе он не смог – но не особо расстроился по этому поводу и в этом году принимать участие в церемонии отказался. Пирс метался больше обычного, словно высматривая кого-то – то ли родители его еще не пришли, то ли его волнение достигало критической отметки. Вампир Артам стоял один. Бледный, с прямой спиной, непроницаемым лицом. Я выдохнул – что ж, иногда бывает так, что из родни не приходит никто. И это тоже – обычное дело. А потом повернулся и увидел Данарра – и его семью. Лёвенхорма Шадара и его жену Лоринию я уже видел раньше, на ряде «высших» дипломатических встреч. Высокий темноволосый мужчина и женщина с рыжевато-русыми волосами держались за руки, и я испытал какое-то горячее и вместе с тем щемящее чувство, похожее на зависть, но это было не злое, не обидное ощущение. Рядом с родителями был и молодой драконёнок лет семнадцати, возбужденно оглядывающийся по сторонам – Нагатар, младший брат Данарра. Возможно, это вообще его первый выход "в свет", у драконов дети живут домашней жизнью, ввиду нестабильности их магии и возможности спонтанных оборотов. Я даже немного ему позавидовал. И тому, как хорошо иметь заботливого старшего брата – Нагатара Дан любил и говорил о нём всегда с большим теплом, - и тому, что у этого мальчишки в силу того, что он не первый претендент на будущее главенство рода гораздо больше свободы. Хорошо жить, когда от тебя просто ждут, что ты будешь самим собой. Чья-то рука коснулась меня, мягко легла на плечо. Я вздрогнул и обернулся. - Мама! Ариана Мэгран, всегда такая сдержанная и церемонная, вдруг обхватила меня за плечи, и прижалась, окутывая сладким запахом летнего разнотравья. - Ал, я так соскучилась! Ты так редко мне писал… Как ты? Я растерялся, не зная, куда деть руки и как отреагировать на эту непривычную для меня, но, наверное, естественную нежность. Мать никогда не была со мной ни жестокой, ни грубой, ни холодной, но определенная пафосная прохлада всегда имела место быть. И вдруг я подумал, что мы никогда не встречались вот так, без отца, вне замковых стен, что я почти не знаю свою мать – такую, какой он была до того, как стать избранной Моерра Мэграна. Драконица из мелкого вассального рода, совершенно случайно ставшая избранной своего сюзерена, она очень старалась соответствовать своему новому положению и оправдать доверие знатного супруга. Так сильно, что, кажется, забыла, что жизнь этим не ограничивается – а теперь вдруг вспомнила. - Я ведь тоже училась в Академии, - улыбнулась мать, вводя меня в настоящее изумление. Драконицы поступали в Академию очень и очень редко. – Только недолго, отбор, на котором я стала избранной твоего отца, проходил в зимние каникулы, с них-то я и не вернулась. Великий Дракон, кто бы мог подумать, что три месяца без тебя покажутся настоящей вечностью! А я тебе чай принесла. - Чай? – недоумённо переспросил я, не в силах наглядеться на её светлые волосы, в первый раз за всю мою жизнь выбившиеся из элегантной причёски. - Ну да, с бергамотом, ты же дома его всё время пил. Здесь, наверное, такого нет. Отнюдь, мама, отнюдь, есть и еще какой, вот только для интенсивности аромата нужно его поцеловать. Или хотя бы погладить по чешуйкам. - А… отец? - Он, - мама споткнулась, так же, как и я. – Он немного занят, но, может быть, подлетит попозже – ты же на боевом отделении, верно? У вас призыв будет в последнюю очередь. - А откуда вы знаете, на каком я отделении? – глупо спросил я. - О, отец поддерживает связь с ректором Дегоном, разумеется. Он очень хвалит тебя и всё рассказывает о твоих успехах. Мы и не ожидали другого. - Мама, - наконец выдохнул я и посмотрел в ее чистые, голубые, широко распахнутые глаза. – Мама, что случилось тогда, после отбора? Отец, он… почему он меня запер? И… Она отвела глаза. - Не обращай внимания, Ал, не сердись на отца. Он… вспыльчивый, но отходчивый. И все, что касается тебя, воспринимает слишком близко к сердцу, слишком болезненно. - Что воспринимает, что? Мать ухватила меня за плечи и посмотрела в глаза. На её щеках проступил лёгкий румянец. - Забудь. У нас полно недоброжелателей и завистников, кто-то всё время пытается вносить смуту, подбрасывать какие-то слухи, сплетни… Мо пора бы относиться ко всему спокойно. Но когда речь о тебе, он не может держать себя в лапах. Поймёшь, когда станешь отцом, - она погладила меня по щеке. А если не стану? Никогда-никогда не стану? В этот момент шорохи и шумы прекратились, а посреди толпящихся вокруг павильона призыва существ с отчетливо слышимым в наступившей тишине хлопком появился ректор Дегон, облачённый в ярко-алую мантию, развевающуюся, как у какого-то божества на старинных фресках. В руке он торжественно сжимал длинный деревянный посох, длинная борода, заплетенная в косу, казалась ослепительно белой. Ректор с удовольствием оглядел нас, а потом отошел и встал сбоку от павильона. Только тут я обратил внимание на стоящих там сотрудников и преподавателей, и внушительно высящуюся горку блестящих брусочков магического металла – материала, в который скоро мы сможем – ну, или не сможем – привлечь душу из другого мира. Помимо вездесущего Эзалона я признал мэтра Крилара – ну, да, логично, что он здесь, леди Диньяну, высокого рыжеволосого щитовика, который вел у нас экспериментальный спецкурс по щитам, еще несколько преподавателей… - Желаю удачи, студенты, надеюсь, ваша песнь призыва сегодня будет услышана и оценена по достоинству! – Дегон с размаху ударяет в большой серебряный гонг, гулкий звук еще несколько мгновений вибрирует в ушах. Только тут я вспоминаю, что никакой песни призыва у меня и нет.