Право на выбор

Я медленно возвращаюсь в комнату, едва передвигая внезапно отяжелевшие ноги. Мне, по правде сказать, всё равно: даже если дражайшие однокурсники, за которых я почему-то и впрямь чувствовал ответственность – совершенно безосновательно – разнесли комнату, этаж, да хоть всё здание целиком, пусть оно всё провалится в бездну! Пусть хоть поубивают друг друга, и кроликов выпустят, и… Чувства меня раздирали, ломали изнутри кости – ощущение было таким отчётливым, что я практически слышал хруст. Решай! Как может этот безответственный, легкомысленный, сумасшедший дракон говорить о таком, это кощунственно, это… невыносимо. Решай. Я бы и решал, если бы мог! Не я решаю, что солнце светит днём, а луна ночью, не я решил за Великого Дракона, какими должны быть драконы обыкновенные. Не я решал, в какой семье родиться, быть первым, не я, не я! А теперь он требует от меня – или просит, невелика, в сущности, разница – давай, Альвир, реши, хочешь ли ты поменять устои мира в угоду собственной сиюминутной страсти. Я хочу жить с тобой! Можно подумать, я не хочу. Когда наши желания стали определять наш мир? Моя природа, мой путь, мои действия определены природой. Я – дракон. Я владею магией, могу летать, моя истинная ипостась подобна божественной сущности, сотворившей этот мир, она сильна, вынослива, практически идеальна… подчинена стольким условностям и правилам, как ни одно другое существо в этом мире. И эти правила удерживали меня внутри, словно спелёнутого Пирса – костяной голем. Неудачное сравнение. Голема оборотню следовало разрушить! А мне… Великий Дракон, за что мне это? Всё могло бы быть гораздо, гораздо проще. У всех остальных – проще! Неужели единственный выбор, который у меня есть – это предать Дана или стать отверженным для всего и вся? Потому что моё молчание, неприятие необходимости выбирать – это уже предательство. Я это знаю. Он это знает. Просто мы не говорим это вслух. Дракон, с которым меня ничего не связывает, по сути. Ни артефакт, ни магия, ни родовая договорённость, ни… Мы с ним даже не спали. И, бездна всё побери, я даже толком не знаю, как это происходит между двумя драконами. Я остановился на пороге своей комнаты с пылающими щеками и отчётливым ощущением того, что кончики перемолотых рёбер впились в лёгкие. Больно, бездна, как же больно! Я словно терял будущее, которого быть не могло. Не прошлое, не то прекрасное, светлое, мимолётное, что уже было, отнюдь. Отказываясь от Дана, я почти физически, нутром чувствовал эту тянущуюся жилу потери, её ржавый привкус под языком, желчную горечь. Совместные полёты над морем. Разговоры до рассвета полушёпотом обо всём на свете. Смех ни о чём. Поцелуи, прикосновение, предвкушение с дразнящими нотками страха в топком вожделении, треск ткани, дрожь в пальцах, бездна в его глазах, нежная, порочная и лукавая. Прикосновения к обнаженной коже. Проникновение. Никогда больше никто после него не будет удерживать меня так крепко, что, даже ощущая себя беспомощным и бескрылым существом на краю бездонной пропасти, я буду верить в него настолько, чтобы повернуться к пропасти спиной с закрытыми глазами, не задав ни одного вопроса. Это всё я ещё не имел, только чуть-чуть, самую чуточку, словно смог подглядеть в замочную скважину, какой могла бы быть моя другая, несуществующая жизнь. Это всё я ещё не имел – но уже потерял. *** Погружённый в собственные мысли, я ничего не видел и не слышал вокруг, не помнил, как поднимался по лестнице и шёл по коридору, как остановился у комнаты, испытывая желание разнести всё вокруг, начиная с себя самого. И шагнул внутрь просто для того, чтобы окружающие существа, в этот самый момент казавшиеся не более чем бездушными големами, по чьей-то магической указке изображавшими моих приятелей-однокурсников, уберегли от чего-то необузданного и страшного, поднимавшегося внутри, одним своим присутствием. И замер в полушаге, так и не опустив ногу на пол. Потому что внешние звуки, запахи, образы, наконец-то вернулись, словно я вынырнул из воды – и я услышал негромкую, мягкую музыку. Она струилась в воздухе, словно водяная струйка. Ощущение было настолько отчётливым, что хотелось призвать её к себе собственной магией – но музыка не поддавалась. Она не имела хозяина и не принадлежала кому бы то ни было. Свободная. Очень тёплая, словно я лёг щекой на чью-то родную ладонь. Словно вокруг сомкнулись крылья любящего, доброго, близкого существа, а агрессивная реальность со всеми её когтистыми проблемами осталась снаружи. Я невольно вспомнил стеклянные кубики мэтра Крилара... Артам сидел на полу в углу, отрешённый и бледный, словно припорошённый снегом. В его руках флейта, представляющая собой несколько соединённых разнокалиберных трубочек, казалась предметом из другого мира. Я вдруг подумал: неудивительно, что на церемонии призыва беловолосый вампир вышел ни с чем. У него всё уже было. Знал ли он сам об этом? Артам играл, ни на кого не глядя, сам по себе, и никто не обращал на него внимания, но я чувствовал, как срастаются невидимые разорванные нити, как регенерирует какая-то крошечная рана на теле вселенной, одна из бесконечного множества кровоточащих её ран. Может ли бесконечность стать меньше на единицу? От незатейливой музыки вампира, которому, я точно знал, было ничуть не лучше, чем сейчас мне? И всё-таки он пришёл. Я прислонился к дверному косяку – снять, что ли, вовсе эту дверь? Впрочем, кролики разбегутся… Кролики не разбежались, Тавир-таки собрал их в большой клетке, хоть на это мозгов хватило… или не только на это? Кстати, что здесь вообще происходит?! Маги-люди продолжали спать, а вот остальные… Драконы рядком стояли у шкафчиков – тех самых, с по-прежнему аккуратно оторванными и просто приставленными дверцами – с поднятыми вверх руками и невыразимо пафосными, торжественными, частично зачешуйченными лицами. Пирс в волчьей ипостаси возвышался рядом на задних лапах… да, вот так бесстыдно и стоял! - положив переднюю на плечо не менее торжественно вытянувшегося некроманта Кнаруса справа от крылатой троицы. Крепко обнимающий изрядно помятый и потрёпанный цветок эльф Рислан дремал слева. Чтобы он не свалился, вокруг него аккуратно выстроилась этакая оградка из костей, до ужаса напоминавшая кладбищенскую. Эльф, наплевав на то, что все эти некромантские штучки как минимум не должны были быть ему приятны, чему-то улыбался во сне. А в другом конце комнаты сидел на полу, поджав ноги, счастливый от первой до последней шерстинки, перепачканный красками Тавир и – рисовал это достойное, периодически пьяно икающее собрание существ на белоснежной когда-то простыне, натянутой по полу маленькими земляными големами. Подозреваю, на моей простыне. Я стоял и смотрел, и слушал, и смотрел, и слушал… А потом тихо вышел, прикрыв дверь за собой. Спустился вниз, стараясь не расплескать внутри себя эту музыку, всего на несколько мгновений позволившую свободно вдыхать, не протыкая нутро костяными обломками. Постоял у входа в общежитие – и взлетел. Набрал высоту, принимая драконью форму в полёте. Академия с высоты казалась маленькой, коллекционным набором игрушечных домиков. Холодный воздух, тем более холодный, чем ближе к звёздам, звал меня мчаться, нестись, неизвестно куда на пределе скорости, на пределе сил. Что я и сделал.