Право на выбор

Время здесь идёт не так, как обычно. Два дня? Два часа? Два года? Я не знаю. Всё, что я сейчас могу, это забиться в угол своей запертой отдельной комнаты, то есть камеры, и трястись, как лист на ветру, не в силах удержать всхлипы и судорожные конвульсии собственного тела. Где-то совсем рядом, буквально через стену, находятся другие действующие лица абсурдно-нелепой, отвратительной драмы, несколько суток полыхавшей по правую и левую сторону от Белой скалы, но в это почти нереально поверить. Камень, из которого сделана императорская Башня порядка, особый – он полностью блокирует магию, ментальные каналы связи. Впрочем, родовой метки на моём запястье совсем скоро больше не будет. Не станет и связи с артефактом нашего рода, дарующей магию правящих, силу - каким он будет, этот разрыв? Болезненно-острым, словно у тебя вырывают клык, или тягучим, мучительно-щекочущим, будто заживо тянут жилы? Я не знаю, о подобном не пишут в книге, не рассказывают родственники, таким не пугают непослушных маленьких дракончиков. Это слишком страшно. Немыслимо. Голова идёт кругом, руки трясутся всё сильнее, словно отделяясь от остального тела - от усталости, от страха, непонимания, одиночества, ужаса. Все события сегодняшнего дня наваливались, раздавливали, не укладывались в голове, расплывались кровавым маревом. Суд. Отец и Лёвенхорм Шадар. Император, взмахивающий мечом над прекрасным синекрылым драконом. Кровь, боль, которую я чувствовал, как свою. Больше, чем свою. И слова Дана. И моя реакция на них. Я не мог об этом думать. Под закрытыми веками таяли малиновые окружности и овалы. Теперь я никто. Просто Альвир. Просто водный дракон. Никто. Семьи, рода, незримо стоявшего за моими крыльями, у меня отныне нет. Полная, абсолютная изоляция. Говорят, на драконов такие места, как это, действуют особенным образом, иначе, чем на других существ. Мы по природе не одиночки, нам жизненно нужно присутствие любимых, близких, родных существ или хотя бы любимых предметов, наших сокровищ - своей персональной коллекцией я так и не обзавёлся - отлучение от которых для нас само по себе мучительное наказание. Оказавшись здесь, я, кажется, даже не заметил разницы, словно после приговора Его Императорского Величества Карита Аранского был навечно заключен в свою персональную башню порядка, срощен с ней, и никогда уже не смогу освободиться. Помещение башни делилось на несколько комнат, в каждой из которых имелась кровать, уборная, стол и стул, ещё какая-то мебель - вполне жилая обстановка, убийственно комфортная тюрьма для драконов, поднявших смуту, и их строптивых сыновей, но я опустился на пол, прижимаясь щекой к холодному полу - черному с мельчайшими белыми вкраплениями камню. Казалось, его нутро поглощало не только магию, но и звуки – я не слышал ни собственного дыхания, ни стука сердца, словно я умер, словно весь мир умер, никого не осталось, ничего не осталось. Никого и ничего. …кроме воспоминаний. *** Вернувшись из Академии Драконов домой, в родовой замок Мэгранов, я оказался в коконе заботы матери, отца, даже Маллы, своей кормилицы – одинокой драконицы из одного мелкого вассального рода, по трагической случайности лишившейся сына – подробностей той давней печальной истории я не знал, как не знал и того, каким образом в нашей семье появилась эта тихая, молчаливая, бесконечно услужливая женщина, казавшаяся маленькому мне дамой глубоко в годах, хотя на самом деле, она была не намного старше моей юной матери. Вообще-то у драконов кормилицы редкость, но мать была молодая, отношения с собственными родителями у нее были довольно прохладными - надо полагать, потому что с бабушкой и дедушкой по материнской линии я никогда не общался, и, возможно, леди Ариана Мэгран нуждалась в помощи и поддержке. Потом Малла так и прижилась у нас, привязалась ко мне и стала почти что членом семьи. Когда я подрос и в её присмотре более не нуждался, она переехала из замка в отдельный домик, который подарил ей отец… а вот теперь приехала снова, и, сказать по правде, в её немного смущённых, но крепких объятиях было куда больше искренней, согревающей нежности, чем во всех остальных. А дальше… началась жизнь. Такая, как раньше. Обычная, привычная жизнь в комфортном, уютном замке, с моими любимыми рыбными блюдами от нашего повара, без издевательских тренировок пять, а то и восемь раз в неделю, ехидных комментариев Эзалона, неумелого флирта Ириэль, бредовых выступлений сумасшедшего Тавира с его лохматыми питомцами, склонными к беспричинным побегам, без… без… Бездна. Я не мог выносить это всё! Я хотел обратно. Туда, где я, наследник правящего рода, дракон, чувствовал себя всего лишь одним из прочих, не больше и не меньше. Туда, где мне было страшно, горько, туда, где я злился, смеялся, негодовал, возмущался, даже немного интриговал, уставал, раздражался... чувствовал себя живым, настоящим, дышащим полной грудью. И даже то, что отец как будто бы пережил то безумное отвержение, которому – по всё ещё непонятным мне причинам! – меня подверг, никак не компенсировало отсутствие моих друзей. Друзей. У драконов они не так уж и часто бывают. Но я принял решение и должен ему следовать. Обучение в Академии закончилось, причём закончилось невероятно тяжёлым, болезненным эпизодом нападения иномирных существ и гибелью моего наставника – поэтому его я старался не вспоминать. Отношения с Данарром я разорвал – и Данарр принял мой выбор. Мне ничего не оставалось, как просто жить. Дышать, есть, смотреть в глаза собеседникам, подавать ответные реплики. Кивать и мотать головой, надеясь на то, что попадаю в ноты. …Вот только к морю я не летал. Я вообще старался не летать, может быть, это было глупо, но распуская крылья, я каждый раз вспоминал Дана. Не хотел вспоминать, пытался забыть, но ничего не мог с собой поделать. Сны, смазанные, нечёткие, блеклые, были полны им, и я просыпался с ощущением своей незарастаемой раны, невосполнимой потери, со слезами на глазах и сбившимся дыханием. Как и в тот день. Так я и проснулся, и если стереть слезы и восстановить дыхательный ритм несложно, то чувство потери, эта фантомная боль… Я механически позавтракал, посидел в фамильной библиотеке, откладывая в сторону одну книгу за другой – каждая из них навевала воспоминания об Академии и существах, принадлежащих её миру. Потом резко вспомнилась сцена, когда я обнаружил в академической библиотеке мёртвого Римарра, и я резко выскочил из библиотеки, хлопнул дверью, а потом развернулся, утыкаясь лбом в гладкую прохладную стену. Великий дракон, Великий дракон, как же я устал. Я же прав, всё происходит так, как должно быть, по заведённому Тобой порядку – мы, драконы, верны своей семье, мы должны искать свою пару, свою избранную, это великая благодать, это возможность дать сильное потомство, это твоё наследие, ты сотворил нас такими! Почему мне тогда так больно? Ты наказываешь меня за прошлое? Хочешь чему-то научить, что-то доказать, объяснить? Всё ещё зажатая в руке книга выскользнула на пол, бумажные листы смялись, я мог восстановить их магией – и только, в противном случае они оставались измятыми навсегда. Я тоже чувствовал себя… мятой бумагой. Какая магия могла помочь мне, Великий Дракон? Плечи содрогались от беззвучных сухих рыданий. Я хотел обратно, Великий Дракон, как я хотел обратно! Чья-то тёплая сухая ладонь легла мне на голову, погладила – в своей постыдной минутной истерике я даже не заметил подошедшее ко мне существо. Бытовая магия стёрла с лица некстати выступившие слёзы, но, наверное, это ничего уже не изменило – меня поймали фактически на месте преступления. Я повернулся, ловя запах тёплой сдобы и ванили: - Малла, доброго дня. - Непохоже, что доброго, ручеёк. Старое детское прозвище... глаза снова обожгло постыдной, непростительной солёной влагой, захотелось так по-детски уткнуться в мягкое плечо, но я не решался. Когда-то я был ребёнком, не достающим Малле до поясницы, а вот теперь выше её на полголовы. Что никак не отменяет желания спрятаться ото всех проблем в складках её коричневой юбки. Слёзы я всё-таки удержал, но и ответить ничего не смог. - Эта девушка не сможет присутствовать на твоём отборе? Вопрос был настолько неожиданным и нелепым, что я внезапно обрёл дар речи. - Ты о чём? О ком? Какая девушка? - Та, по которой ты страдаешь, ручеёк. Твои родители очень любят тебя, но так редко заглядывают в глаза. Ты познакомился с кем-то в этой своей Академии, но эта девушка несвободна? Не ответила тебе взаимностью? - Что-то вроде того, - выдавил я. - На отборе не сможет присутствовать... она, да. И я... предложил расстаться, потому что не хочу вот... так. Ни с кем ещё я не обсуждал свою ситуацию с Данарром, даже помыслить не мог, но неожиданно мне захотелось поделиться, хоть чуть-чуть приоткрыть крышку закипающего котла собственного сознания. Малла смотрела с сочувствием, без осуждения. - Может, можно что-то сделать, Ал? - Нельзя, Малла. Ничего не получится. - Даже в любовницы не взять? - Нет, - сказал я, а потом представил себе и такой вариант жизни. Мы с Данарром, главы каждый своего рода, имеющие избранных, наследников... тайно встречающиеся под прикрытием в одном из безликих небольших домов на краю империи, купленных на чужое имя, приходящими на редкие короткие страстные свидания под чужими личинами. Никто не знает об этом, потому что любовницу правящего дракона для полноценных отношений должен одобрить артефакт, но нам с Данарром это не нужно. Преступная и сладкая страсть, урывками, тайком, не оставляющая времени на разговоры - да и о чём будет нам говорить? Внешне благополучная, пристойная, "нормальная" жизнь. Нелюбимая чужая женщина рядом, к которой я отношусь с неизменным вниманием, безупречным уважением, так, что у неё нет повода упрекнуть меня в чём-либо - и всё же она несчастна. Брачный период, наши с ней тела, связанные непреодолимой брачной магией крови, отвращение к самому себе. Дети, которых я всё-таки люблю, но в самой глубине души чувствую вину за то, что они есть. Жгучая, кислотная ревность, на которую я не имею права, при мыслях о его избранной, о его детях. Годы, утекающие, как вода сквозь пальцы. - Нет, - повторил я. - Даже в любовницы взять не смогу. Так уж всё вышло, Малла. Нужно просто забыть. - Это никогда не просто, ручеёк. - У тебя было что-то подобное? - вдруг спросил я, подумав о том, что даже не знаю, замужем ли Малла, что вообще ничего о ней не знаю, кроме смерти единственного ребёнка в далёком прошлом. - У меня - нет, - она вдруг заколебалась, а потом кивнула на неплотно прикрытую дверь библиотеки. Я зашёл вслед за ней, в присутствии Маллы призрачные видения, связанные с Римарром, отступили, спрятались, как всегда у детей в присутствии взрослых. - Ты уже совсем большой, мой Альвир. Сколько лет мы не виделись, десять? Ты стал мужчиной, но есть некоторые вещи, которые я никогда не сказала бы тебе, если бы не... Если бы я не видела, как ты страдаешь. Мне стало не по себе, я молча склонил голову, ожидая продолжения. - Я пришла к вам вскоре после твоего рождения. Твоя мать после родов находилась в непростом состоянии, она нуждалась в помощи, но ещё больше в ней нуждался ты - замечательный крепкий малыш всего нескольких дней от роду. Мой муж и сын погибли, и я не хотела жить. Невыносимо было просыпаться каждое утро от боли в переполненной молоком груди, уж прости за эти подробности. Твой отец - мы с ним являемся дальними, очень дальними родственниками - узнал о моей ситуации и предложил работу. Я помню, как была удивлена, даже несмотря на огромное горе: зачем нужна кормилица молодой здоровой драконице? Но оставаться одной было так тяжело, поэтому я с готовностью приняла его предложение - и нисколько не пожалела. Рядом с тобой моя жизнь обрела новый смысл, - Малла помолчала, а потом решительно тряхнула невыразительными каштановыми кудрями. - Впрочем, сейчас речь не обо мне. Леди Ариану я почти не видела в те дни - рано утром забирала тебя в детскую, мы проводили вместе целые дни напролёт, а поздно вечером я отдавала тебя обратно. А потом мы и ночевать стали вдвоём. Так продолжалось несколько лет. Именно я увидела твой первый шаг. Первый оборот. Первый взлёт. Первое проявление стихийной магии. - Но почему? - я действительно отвлёкся от своих переживаний, но слушать подобные откровения было отчего-то обидно, настолько противоречили они её же собственным словам о любящих родителях, моим собственных мыслям и чаяниям. - Я тоже спрашивала себя - почему? Первые несколько лет я только послушно исполняла приказы, но чуть позже мы с Арианой потихоньку стали разговаривать, не то что бы подружились, но она доверилась мне, подруг-то у неё не было. Как бы я не любила своего маленького ручейка, я понимала, что ему нужна родная мать - как и то, что без веской причины она бы тебя не избегала. Постепенно я выяснила, в чём было дело. - И в чём же? - к детской обиде стало примешиваться любопытство. - Незадолго до отбора, на котором присутствовал твой отец, у наследника Шадаров тоже прошёл отбор. Я вздрогнул так, что чуть край стола не отломил. Огромным усилием воли ничего не сказал, вспомнил, как мать, увидев семейство Данарра на церемонии призыва, отошла в сторону, не желая с ними пересекаться... Тогда у меня и мысли не было, что они могут быть знакомы. - Господин Лёвенхорм нашел себе избранную, леди Лоринию, с которой живёт и сейчас. Насколько я знаю, они довольно-таки счастливы в браке. Твоя мать была на его отборе, они уже виделись раньше несколько раз, и она очень, очень надеялась на то, что артефакт выберет её. Но всё случилось так, как случилось. Это кажется немыслимым, невероятным, но я слушаю, не перебивая. - Жизнь казалась ей потерявшей смысл на тот момент, родители и правила требовали посещения отбора господина Моерра, который оказался удачным для них обоих. Вот только смириться она так легко не смогла, поначалу твой отец не очень-то ей приглянулся. На брачные недели полетела не сразу, а через пару месяцев после свадьбы, а как вернулась - не хотела никого видеть, переживала очень. Несчастная любовь - она у всех такая, ручеёк. Ощущаешь себя неживым, бескрылым. Я ошеломлённо молчал. Думать о том, что когда-то моя мать была влюблена в отца Данарра, а мой собственный отец об этом, вероятно, знал, было совершенно немыслимо - но с учётом новой информации многое объяснялось, виделось в новом свете. - После твоего рождения она даже хотела уйти из семьи, но всё-таки осталась, правда... - Малла глубоко вздохнула. - Ей было тяжело видеть тебя, с самого рождения невероятно похожего на отца - и стыдно перед тобой тоже, ведь ты был и её сыном тоже. - Однако всё-таки не ушла, - медленно проговорил я. - Отец её не отпустил? Запирал? - Моерр? - изумлённо переспросила Малла. - Нет, конечно же нет! Наоборот. Его забота, ласка и понимание помогли ей остаться, привыкнуть и переосмыслить ситуацию. Постепенно отношение её менялось, и с годами она стала прекрасной матерью для тебя, хорошей женой. Не всегда всё сразу бывает гладко! Не сомневаюсь, что сейчас она рада тому, что у неё есть ты и твой отец. Ты понимаешь, мой хороший? ...я не понимал. Точнее, сделал из рассказанной верной кормилицей истории какие-то свои, непредусмотренные ею выводы - но говорить о них, конечно же, не стал, поблагодарил женщину, постоял перед дверью библиотеки, а потом решительно направился к отцу. Мне хотелось задать ему один вопрос до того, как наступит время обеда. *** Отец, как я выяснил у слуг, оказался у себя в кабинете. Постучавшись, я, как всегда, испытал лёгкий удушливый приступ страха - беспокоить отца, да и ещё и по такому поводу... Пальцы, коснувшиеся гладкой деревянной поверхности, противно заныли. Надо было сначала спросить по родовой метке, не занят ли он чем-то важным, но так было больше шансов, что я не сбегу, не передумаю трусливо в самый последний момент. Отец открыл дверь, и мы оказались лицом к лицу. Я снова ощутил себя не более чем его пародийным отражением - такой же светловолосый, зеленоглазый, но нескладный, мелкий, неопытный, боязливый, недостойный. Впрочем, взгляд отца был достаточно доброжелательным. - Входи, Ал. Что-то случилось? "Надо было придумать какой-то уважительный предлог, - стучит в голове запоздалая умная мысль. - Надо было не приходить вот так, выпаливая в лоб, а завести разговор, подойти к вопросу в обход, надо было..." - Ничего не случилось, - я выдавил улыбку, наверное, на редкость жалкую на вид. - Знаешь, мне просто хотелось спросить тебя, просто хотелось понять, - я набрал воздуха в грудь и чуть было не закашлялся. Парадоксальным образом рассказ Маллы и вызванная им невольная обида придали смелости. Раннее детство, проведённое с доброй кормилицей, но, выходит, практически без родителей, занятых решением своих проблем и своих печалей, не осталось в памяти, но, возможно, этим объяснялся мой извечный неловкий трепет, когда я их видел. Словно где-то внутри меня всё ещё сидел маленький драконёнок, смиренно ожидающий внимания и любви. Смиренно и безнадёжно. - Да, конечно, - чуть недоумённо ответил отец, судя по его лицу, вообще не понимающий, что такого я могу у него спрашивать и почему это нельзя было выяснить по метке. Он пропустил меня внутрь, и я прошёл, борясь с желанием подпереть плечами стену - ноги едва держали. Я не дошёл даже до середины - остановился, мысленно зажмурившись, и сказал, не глядя на него: - Объясни мне, что произошло тогда, после моего второго отбора. Почему ты меня запер, почему сообщил в Академии, что я буду жить и учиться там на общих основаниях, что послужило тому причиной? Отец не отзывался, пауза затянулась, и тогда я решился оторвать взгляд от роскошного бирюзового ковра на полу и посмотреть в красивое и мужественное лицо Моерра Мэграна. Лицо, напоминавшее гипсовую маску. Однако он всё-таки ответил, и я изумлённо застыл - ранее отец не был склонен извиняться и признавать свои ошибки. - Прости меня. Я был не прав, поддался неуместным эмоциям и сорвался на тебе, не разобравшись в ситуации. Мне следовало сперва поговорить с тобой, а не махать крыльями почём зря. - Что произошло? - Я... - отец наклонил голову и уставился в окно - солнце причудливо преломлялось сквозь голубовато-бирюзовые пластины витража. Ему явно не хотелось говорить, но я ждал ответа. - Я получил анонимное письмо. Неприятно свело живот, словно магический источник свернулся в спираль. - Письмо? Что за письмо? - деланно-безразлично голос. - Ты ничего не говорил. - Не говорил, и, сказать по правде, теперь мне стыдно за то, что я так легко поддался эмоциям и поступил с тобой настолько сурово - запер без объяснений, а потом ещё и... - Что за письмо? - перебил я, ощущая как руки сами собой сжимаются в кулаки, а когти упираются в мякоть ладоней. Я столько всего передумал, а дело, оказывается, вообще было не во мне! - Я всегда тревожился за тебя, - неожиданно смущенным тоном произнёс отец. - Ты был таким хрупким, таким... мягким, несмотря на всю данную тебе силу. А потом вырос, но эти два неудачных отбора, эти твои постоянные отлучки, одинокие долгие прогулки в последний год перед Академией и... - мне показалось, или отец - немыслимое ли дело! - слегка покраснел? - И запах. Он был немного другой. Одним словом... Я молчал, проклиная себя за то, что в принципе начал этот разговор - но повернуть всё обратно было уже невозможно. - В письме сообщалось, что ты тайно встречаешься... - отец снова принялся сверлить взглядом злополучный оконный витраж. Казалось, матовые пластинки вот-вот начнут подрагивать под его пристальным взглядом, а то и вовсе брызнут стеклянным крошевом. - Что у тебя любовные свидания. - Какая чушь! - у меня едва не сорвался голос, возмущённый тон казался фальшивым даже мне самому. - Что за любовные свидания, не одобренные артефактом! Доносчику следовало бы лучше ознакомиться с особенностями драконов, а тебе... - Ты уже достаточно взрослый, чтобы понимать, что при определённых обстоятельствах любые ограничения можно обойти! Возможно использовать защитные амулеты, возможен... возможен контакт без удовлетворения правящего, и тогда... - Откуда бы я мог взять эти амулеты! - не понимаю, что заставляло меня возражать и спорить вместо того, чтобы просто оскорбиться и уйти, например. - Тебе, может, и неоткуда было их взять, но твоему любовнику... - Что?! Сердце рухнуло в бездну. Но я упрямо повторил: - Ты что такое говоришь?! Отец вскочил и подошёл ко мне, порывисто ухватил за плечи. - Прости, Ал, я понимаю, что то, что я в тот момент поверил... нет, конечно же не поверил, но хотя бы даже просто засомневался, представил, допустил подобную мерзость, это ужасно, но всё, всё в тот момент так совпало , и этот второй отбор, и твое странное поведение и выражение лица... Прости, сын, я сорвался. Я был не прав, давил на тебя, не доверял. Знаешь, проректор Эзалон так хорошо, так уважительно отзывался о тебе. О твоём боевом призвании, ответственном подходе к учёбе, о мужестве, проявленном во время последнего... возмутительного происшествия. Ты так вырос за этот последний год, надеюсь, ты простишь меня за всё. Не знаю, кто был этот шутник, но если встречу - вырву каждую чешуйку, клянусь. ...почти каждый раз, встречаясь с отцом, я думаю, что хуже просто уже невозможно - и ему постоянно удаётся меня удивить. После ужина я отправился к себе в комнату, открыл окно, впуская душный летний воздух, переполненный густыми ароматами летнего цветения. Достал из ящика секретера тонкую пачку предназначенной для магкаллиграфии бумаги, достал перо. Тряхнул волосами, осознав, что как минимум двадцать минут сижу без движения, прожигая глазами лист. "Написать напишу, а отправлять не буду" - как ни странно, эта дурацкая идея меня успокоила. Я набросал текст приглашения, сложил бумажный самолётик, повертел в руках. Казалось, он рвётся в полёт, словно давно не летавший дракон. "Не делай этого, - говорил я себе, - Ну, не делай, пожалуйста, ни к чему это всё, - а глаза уже беспомощно смотрели в тьму, поглотившую отправленное послание. - Только один разговор, ты ведь должен предупредить его. Один разговор, ничего такого. Ты всё решил, верно?" *** "А может, он вообще не придёт", - уверял я себя, пробираясь в тот самый грот у Белой скалы, где случился наш с Даном первый раз, каждый камень которого, на сто миллионов раз омытый волнами, не должен был сохранить память о наших встречах - и всё-таки хранил. Я тщательно огляделся - могло ли быть так, что кто-то следил за мной? Но вокруг царила полная тишина, за мной подглядывал разве что Великий дракон - сквозь звёздные дырочки ночного неба. Вода набегающих одна за другой волн прилива казалась чёрной. Я притаился за одним из камней, замирая, вслушиваясь в тишину. Придёт или не придёт? Придёт или... Волны тревожно сбиваются с заведённого ритма, как и мой пульс. Своды грота шатаются над головой, хотя я уверен, что на самом деле они неподвижны. Торопливо выбираюсь из укрытия и смотрю на появившегося в проходе Дана, на его осунувшееся лицо, на сухие, лихорадочно сверкающие чёрные глаза - и вдруг резко понимаю, что этой встречи не должно было состояться! Вообще никогда! Но я позвал, он пришел, а всё это - чудовищная, невероятная ошибка! - Нет, - озвучиваю все свои мысли разом. - Что - нет? - он просто стоит, ничего, абсолютно ничего не делает, не пытается сбежать, ни в чём меня не упрекает, и это просто убивает. Луна светит в спину перламутровому дракону, и на этот раз его пепельные волосы кажутся едва ли не золотыми. - Зачем ты пришёл?! - Вообще-то, это ты меня позвал. И не соизволил сказать, зачем, но уверял, что повод серьёзный. - Нет, - я протестующе мотаю головой. - Нет, нет, нет... - Не звал? - чёрные глаза чуть сощуриваются. - Значит, кто-то по ошибке написал мне от твоего имени твоим почерком. Понятно. Тогда я пойду. - Нет, - повторял я, как заведённый, - Нет же... Расстояние между нами сокращалось неумолимо. - Нет, - жаловался я то ли себе, то ли ему, то ли самому Великому Дракону. - Нет! Последнее "нет" я выдохнул практически Данарру в лицо. А он продолжал стоять, как одна из скал, недоступный ни времени, ни ветрам, ни моим беззвучным мольбам. И тогда по нему ударила вода - и даже этот удар он принял. Стоял, мокрый, капли солёной морской воды стекали с потемневших длинных волос, влажная ткань белой рубашки и чёрных штанов облепила прекрасное сильное тело - я чувствовал себя так, словно залепил эту водную оплеуху самому себе. - Ни за что, больше - ни за что! - я почти кричал, но он-то был совершенно ни в чём не виноват. Я подцепил когтем ворох собственной рубашки вместе с кожей и потянул вниз. Ткань и кожа лопались с одинаковой лёгкостью. Дан ухватил меня за руки и с силой тряхнул – отросшие клыки ударились о нижнюю губу, струйка крови потекла по подбородку. - Что ты творишь, несчастье моё, Великий Дракон, что ты творишь… - он всё ещё удерживал меня, его длинные пальцы с лёгкостью обхватывали мои запястья, словно кандалы. По сути, так оно и было – я не мог от него освободиться. И не хотел. Убедившись, что я не вырываюсь, Дан осторожно отпустил мою руку, скользнул пальцами по порванной пропитавшейся кровью ткани, а потом неожиданно прижался губами к почти затянувшемуся порезу, лизнул снизу вверх. Я толкнул его с силой вперёд, так, что не ожидавший удара Дан повалился на спину – и снова не попытался ни столкнуть меня, ни дать сдачи, ни подняться – так и замер, глядя выжидательно – что ещё вытворит его безумное «несчастье»? Точнее и не скажешь. Мои колени сжимали его бёдра, и – бездна! – как я его хотел. Как никогда за почти два года нашего знакомства, у меня руки тряслись. Не знаю, как я такими руками умудрился расстегнуть его всё ещё немного влажные брюки, обхватил напряженный, горячий член ладонью, не отрывая взгляд от его лица, чуть сжал, проводя вверх, вниз. - Мне кажется, ты однажды меня убьёшь, - хрипло шепнул Дан. – Ты что со мной делаешь, Ал, ты… Я сполз с его ног, сбрасывая с себя одежду, потянулся к нему. - Я хочу тебя. - Этого мало, А-ал, - его голос всё-таки сорвался на какое-то подобие стона, пока я вбирал его член в рот, мне хотелось его в себе, всего, прямо сейчас, а он говорил что-то, как всегда правильное, ненужное, бесполезное, - Этого – мало… Если ты будешь вот так уходить… возвращаться и снова уходить, то… Свободной рукой я зажал его рот, пальцы толкнулись между губ – в ответ Дан несильно, предупредительно сжал их зубами. - Я хочу тебя, - беспомощно прошептал я, на миг от него оторвавшись, подумав – а вдруг всё изменилось для Дана за этот месяц, и он больше не… - Я знаю, что я прав, - нельзя было это говорить, не сейчас, но и не сказать я не мог. – Я прав, но это абсолютно ничего не меняет. Мы никому ничего не скажем, я не передумал, но... Я не могу без тебя. Я люблю тебя, я без тебя не могу. Его пальцы вдавились мне в крестец, прижимая к себе, рука почти грубо скользнула между ягодиц, прижимаясь, но не проникая, слишком поверхностно, а я задыхался от желания, почти животного вожделения – и безмерного отчаяния от того, что могу лишиться этого всего. От того, что совершенно точно лишусь. От того, насколько зависимым стал от него, его прикосновений. - Так? - Так, - я почти скулил ему в ухо, - Так, так, так, Дан, пожалуйста… Он мстил мне, наверное, он умышленно медлил, заставляя меня бесстыдно прогибаться ему навстречу, стонать его имя, умолять о чём-то – или же просто так же, как и я, пытался чуть-чуть заполнить чёрную дыру неверия в нас, наше чувство – уж я-то практически не давал ему поводов верить. Устав от пытки легко поглаживающих, проскальзывающих мимо пальцев, я приподнялся – и практически насухую насадился на него, взвыв от болезненного, давящего проникновения. - Ну что ты творишь! Ал, Ал, Ал… - Дан обхватил меня руками, утешая, целуя в губы, шею, плечи, слизывая засохшую кровь с подбородка, но и не отпуская от себя, не выпуская, признавая, что хотел меня не меньше. Боль, как я уже говорил, с самого начала была неотъемлемой частью нашей истории. Это было не так уж и важно – пока я привыкал к нему, приноравливался, будто в первый раз, Дан положил руку на мой член, сжимая, поглаживая так, как я любил, как мне это было нужно, его зрачки становились узкими, вытянутыми по-драконьи, перламутровые чешуйки на груди немного царапались, а когда он почувствовал, что я немного успокоился, и его толчки потеряли бережную осторожность, когда его крылья вырвались на волю, одновременно с моими, с самым желанным, горячим и острым толчком внутри, я закрыл глаза, положив голову ему на плечо, закрывая этот месяц нашего расставания, будто одну из глав в книге. Закрывая, чтобы тут же начинать читать новую главу.