***
— Да твою же мать… Регина сейчас готова была на стенку лезть лишь бы от нее отстали. Но не отстали. Не стоило же ведь со Стрелецкой вообще сходится в этот раз. Зато вот кого себе заработала. Лучше бы себе мозгов заработала, хотя, это уже как сказать. Разругаться на счет этой роли в очередной раз со своим хитровыебанным продюсером, который думает только о том, как бы с нее побольше денег заработать? Уже сделала, а потому знала, что умница. Но главное не подавать виду. Да, послала она этого полосатого чутка некрасиво, хотя ей казалось, что наоборот, очень даже красиво. Или он на «малыш» так обиделся? Ну, пусть не обижается значит. Чуть поводила трубочкой в стакане, а когда он нагло выдвинув стул, сел ровно перед ней, желая начать очередной, не особо напичканный смыслом разговор. Ну, не жалко, не жалко. Пусть балуется. А то сами знаете, где жалко находится. — Слушаю, — Регина увела взгляд на толпу где-то за ним. — Поговорить хотел. — Она молча подожгла сигарету, кидая зажигалку на стол. — Ну просто так, жалко что-ли? Должок за тобой плюсом. — Именно поэтому ты сейчас прижужжал с одного конца клуба в другой и решил изливать мне, первой попавшейся девке, душу? — Витя нахмурился. — По-моему, ты меня с проституткой перепутал. — Ну почему первой попавшейся? — Регина чуть удивилась от своей роли в их отношениях. — Будем считать, что у нас общие знакомые. Но Турбина оставалась в своих мыслях и продолжала вести свой монолог. Ей надоедало. Ей надоедала вечная нужда. Ей надоедало, что она все не может почувствовать «белым человеком, хоть и пахала, как проклятая. И сейчас. Сейчас, разругаться с Рыкаловым, потому что не хочет она эту дуру играть, а приходится. Не хочет. Да кто ее хочу вообще спрашивал? За деньги и не такое вытворять приходится. Хотя, во всяком случае, она находится в куда более приятной ситуации, чем могла быть. Выбралась? Выбралась. Коммуналки с алкашами прошла, прошла и пробы в клоповниках, где скорее отбор на актрису порнофильма походил. Прошла, потому сейчас стоит хоть каплю потерпеть. Чтобы не потерять все то, ради чего шла. — Ты знаешь, чем похожи проститутки и актрисы? Они всегда подстраиваются под клиентов и ничем при этом не брезгуют. — Она выдохнула дым. — А отличий нет, нас вполне одинаково трахают. — Ну, я бы так не сказал, — ухмыльнется он, — тебя вон хрен поймаешь, а те ничего, на каждом углу. — Углы надо знать. — Закончила Турбина. На этом разговор прервался. Подошла девочка официантка, спросила, что они будут, тот заказал коньяк, а Регина лишь махнула рукой, что будет тоже самое. Как же ей хотелось отказаться от этой роли. Даже не то что бы вроде бы и хотелось. Желания не было. Слишком унизительная роль. Но долги-то отдавать надо. Жить тоже на что-то надо. Если бы у нее не было такой острой проблемы с деньгами, она бы вполне осталась и в театре. Только вот пытаясь понять психологию той девицы, которую Регина и играет она возможно и соглашалась сейчас сидеть и выпивать с другом Киркиного кавалера. Странное обозначение, конечно, но ей-то он кто? Никто. Поэтому в любой момент она и имела право слинять. А кто ей что скажет? Сама себе хозяйка, а в жертву, как Кира играть она точно не будет. — Чего кстати так бегала долго? — Девочки безотцовщины всего добиваются сами и ненавидят мужиков, — захохотала она, преподнося стакан с виски. — Это у вас типа клуб с подружкой Косовской? — Нет, у нее папка на месте, — начала Турбина, — развелись у нее родители, она уж взрослая была, лет пятнадцать наверное было. — Поэтому ты, как потомственная безотцовщина, считаешь, что быть обиженной на весь мужской род? — Про потомственную откуда знаешь? Стрелецкая настучала? — Я тебя умоляю, у тебя на лице это написано. Регина чуть поменялась в лице. Значит на лице написано? Она сжала губы и задумалась. Ну и пускай на лице написано, пускай! Мнения своего все равно не изменит. И жалеть ее не надо. Жалость вообще противное свойство человека. Она поднялась, выпрямила плечи и села с ровно спиной, отставляя пустой стакан. Закинула ногу на ногу и прижалась спиной к креслу. Его самоуверенность бесила. Пускай в задницу ее к себе засунет. Это бесит ее. Вымораживает. Ей бы самой такую самоуверенность, она ей не повредит. Да только нет у нее такой самоуверенности. Есть только чувство неполноценности. И оно почему-то даже деньгами не правится. А почему? Потому что. Потому что она всю жизнь униженная, никем непринятая. Потому что безотцовщина, потому что мать уборщица. Причин для этого масса. — А еще что написано? — Еще налить? — Я задала вопрос. — Прекрати душнить. — Ставя полный стакан перед ней. — Вроде нормальная со стороны, а ворчишь как бабка — Споить меня хочешь? — А ты против? Регина усмехнулась и схватила стакан, почти залпом выпивая его. А что? Ну нажрется. Давно пора. То ли это алкоголь в голову достаточно быстро ударил, то ли Регине и впрямь все надоело. Все равно выходные, а время она терять не любила. И в ней, все-таки, начинал говорить азарт. Азарт обычно добром не кончается. Но в этот раз она словно подкупится на это. А Пчелкин и рад будет. Ему это в развлечение, почти по той же причине, что и Турбиной: работа слишком съедала все живое в них. Она играет губами, то ухмыляясь, то премило улыбаясь, Витька аж дивился этому. Тянется тонкой ручкой к стопке. Пьет из нее, аж голову задирает, но удивительно не морщится и не закусывает. Лишь сигаретку попросит подать и подкурить. Она подтянется, сигарету закусит. Он зажигалку достанет, чуть за подбородок ее приподнимет и сигарету подожжет. — Чего ты обиженная такая? — Не мы такие, жизнь такая. — Вякнет Регина. — А сам ты чего обиженный тогда? — Вопросом на вопрос? — А ты такой неразговорчивый, серьезный, — снова начинает нудеть Регина, поджимая губки. — Да, малыш? — Да прекрати ты, а. — Фыркнет Витька. — Корчишь из себя суку крайнюю, а сама дома сидишь, книжки читаешь. — Вот такая я плохая и двуличная! — Почти крикнет она. — Потому что с вами, бандитами херовыми, по-другому нельзя. Вы же вот так вот обходительно сначала, глаза пылью закидываете. А потом все, на кукан золотой посадите, а потом выкинете. Или ты че решил, что я вот на это кинусь? Я из такого дерьма вылезла, что тебе и не представлялось. — Почти наклонилось Регина к Пчелкину, еще чуть-чуть — носами столкнуться. — И вот этой херней перед кем-нибудь другим тряси, нас вон актрис погорелого театра масса сейчас, бери кого хочешь. — А чего сразу кого хочешь? Мне может ты понравилась. — Ну вот, как понравилась, так и разонравлюсь, понял? — Какие мы злые. — Не то слово. Она поджала губы, подавая Пчелкину пару минут по-соображать. Отчасти, он удивился. Думал и вправду в жопу целованная и на куканах крепких сидит, вроде Аньки Сашкиной. А нет. Ну был у нее продюсер, у этих дурочек он быть обязан. А она не дурочка выходит? Ну да, рассчитывал он переспать с ней разок-другой, да и бросить к чертовой матери, как надоест, а Региша вот не пальцем деланная, сразу отвороты повороты чует. Трудно, однако, с ней. Подружка ее была куда легче на подъем. А эта. Нет, он ее понимает в какой-то степени, не сказать, что и они богато жили в его детстве, но что-то в Регине страшное было, однако. — Ну что замолчал? Грустно стало? Хер сосал невкусный? — Засмеялась она. — Да понимаю я все, не ты первый, не ты последний. — И что ты понимаешь? — Ну то и понимаю, что вот Стрелецкая сидит на кукане крепко, а из-за чего? Это потому что она не думает почему так. Просто сидит и все. — Так вот и ты не думай. — А не думать, значит с голой жопой остаться проще. А я такого не хочу, уж прости, как тебя там… Витя? — Витя.***
Августовское солнце освещало комнату. Стрелецкая, выторговав, наконец, какие-то несчастные минуты для того, чтобы Космос просто попозировал ей, после своего побега. Ей скучно, а он снова бы убежал на свою работу, которая стояла даже Космосу поперек горла. В этом они сходились. Вечно хотелось убежать подальше от всего, что окружало в обычной, повседневной жизни. Бытовуха убивала — это знали все. Поэтому бытовуху заводить никому не хотелось. Таким образом, кровать оставалась вечно не заправленной, а зачем заправлять, если ночью опять ложится, а холодильник вечно пустым. Готовить вообще скучное занятие. Кире бы сидеть вот так рисовать, а не об бытовухе думать и о том, как деньги у людей появляются. — Ты знаешь, у меня какое-то нехорошее предчувствие. — Залепечет Кира. — Да держи ты башку ровно, что ты как неваляшка, а? — Вот ты постой, а? Кира же думала о том, почему Турбина не хочет с ней разговаривать. Думала, мотала у себя в голове это. Она сказала, что комплекс спасателя добром не кончается. Ну и подумаешь, все же хорошо закончилось. Но на Регину это не действовало, контраргументов у нее находилось масса, а потому ей, наверное, и приходилось верить. Да, чудо, что сейчас все в относительном порядке. Однако, надолго ли этот порядок? Кира и сама не знала. Старалась жить моментом, хоть и страх по поводу всего этого одолевал ее не на шутку. Регина права. Регина вообще всегда оказывается права, только правота эта едкая до того противной была, что Кире на стенку от такой правды лезть охота было. Не хочет думать о плохом, а думает. А как по-другому с Космосом вообще жить? Если все время боятся чего-то, то можно и просидеть одной, запертой в своей коробке. Это Регина всегда так запиралась ото всех, видя только свою коммерцию во всем, а Кира так не могла. Творческая натура, емае. — Я если встану, ты ляжешь. — Фыркнула она, возвращаясь к мольберту. — Она второй день трубку не берет. Я вчера даже до нее съездила, а она не открыла. — Ну, уехала может, не ты же одна в бега даваться любишь. Все же, Кира понимала, что не уехала. А даже если и уехала, сам факт, почему она себя так ведет оставался загадкой. Обиделась, наверное. Когда она такой обидчивой стала? Кира не знала. Зато Регина все прекрасно понимала, опять же, она одна. Странный союз у них был всегда, Регина — тугодумка и Кира, с которой всегда общаться все хотели. Кто в Регине, кроме самой Киры копаться хотел? Да никто. Кира все знала, знала ее, потому что со школы Турбина не поменялась совсем, такая же обиженная на всех и думающая, что никому не нужна. — Я щас встану! — Да молчу я, молчу. — Вот и молчи.***
Регина и впрямь с каждой стопкой становилась все разговорчивее. Сидела, чуть подрумяненная выпитым, трясла ножкой и продолжала трещать о чем-то своем. Не плохая выходит идея была ее напоить. Только он и сам напился. Ну и ладно. С Региной же происходила странная ситуация: ей отчего-то хотелось вылить все свои мысли на кого-то. Совершенно без разницы на кого, лишь бы они не сидели у нее в голове. Чтобы она наконец сумела отвлечься. Но едва ли? Впереди снова рабочая неделя, снова унизительная для нее роль и вообще в целом жизнь, которая представляла, только откровенное зарабатывание денег. Ей нужно жить. Она хочет жить. И спасать никого не желает, потому что не хочет. Потому что ее бы кто спас. — Нет, а что? Вот ты знаешь, как они познакомились? — Смутно. — Выдохнув дым, начнет Пчелкин. — Он на кокаине тогда плотно сидел. — Вот о чем и речь! К чему эта излишняя женская жертвенность и ради чего? — Ну может любовь у них, я лично знать не хочу. — Вот что за менталитет? Все оправдываете любовью. Да что эта любовь ваша? Сопли за мужиком подтирать и носки стирать? Возьмем иначе! Вот ты бы подобную ерунду терпел, когда у тебя девчонка на наркоте сидит плотно и мозги усердно трахает? — Нет. — Чуть прищурив глаза, отвечал он, так и разглядывая Регину. — Вот и я нет. Почему Регина не имеет права так думать? Имеет. На пьяную голову ей так особенно сильно кажется. Потому что ей никто никогда слова против не говорил, собственных принципов у нее было предостаточно и чтобы так считать, что отношения ей совершенно не нужны, так как они испортят ей карьеру. Она же уяснила одно — миром правят деньги. И радовало ее то, что Пчелкин считает ровно так же. Да, ей всего двадцатка, но за эту двадцатку она вымоталась так, что не знала, точно ли она так доживет до старости. И стоит ли все это таких усилий? У нее есть отчасти все, чего она так желала, отдельная квартира, хотя она мечтала хотя бы об отдельной комнате, машина, работа. И роли вот такие вот противные, вроде той девчонки, которая бросилась за красивую жизнь в постель. Но она ведь сама так не сделала, даже тогда, когда ей было уж совсем жрать нечего. Гордыня может быть и великий грех, но Регина считала, если бы не она, она бы и сидела сейчас в Дубне и считала три копейки. — Тогда почему ты ее осуждаешь? Ее жизнь в самом деле, на каждую дуру найдется по дураку. — Ну знаешь, жалко вроде, — она чуть успокоится, — подружка же. — А я думал тебе плевать на всех, — усмехнется он. — Ходишь важная такая. — Мразота, ага? — Ага. Послышался неловкий смех. Нет, Пчелкин вроде и не хотел врать, сказал на пьяную голову, как есть. Да, как будто бы она не права, как-будто бы у них и впрямь отношения нормальные были. Нет, сам это лучше ее знает, просто не хочет выставлять в плохом свете. Обсуждать казалось ему как-то мерзко, совсем как девчонки в школе в туалете все сплетни собирали. И он что-ли будет? Выходит, что будет. Даже самому как-то хочется ляпнуть все, как есть. Высказаться хочется, прямо сил нет. Язык подвешенный и в этом виноват алкоголь, он точно знает. И в голову лезут и без того — Может покатаемся? — Ты пьяный, я похожа на суицидницу? — Нагло улыбается она. — Нет, а что? — Не-не, мой максимум сейчас на такси. Я дома привыкла ночевать. — Поднимаясь скажет Регина. — Телефончик мой у тебя есть, а теперь давай, чао! Помашет пальчиками и удалится в сторону выхода. И что это такое было вообще? Пчелкин вообще не поймет. Турбина ведь, как кошка — гуляет сама по себе. И эта самостоятельность пугает. Не хочет, значит не хочет. Выкрутится и сделает все равно, как хочет. Одарила его часом своего времени и снова ушла. Надо сказать, что час все-таки был достаточно продуктивен, новое о ней он точно узнал. Нет, не будет он делать, как планирует, это совершенно не ее выход, Витя это точно понимал. Точнее, понимал то, что Регина понимает то, ради какой цели бегал за ней. Ну, значит, меняем цель.***
— Да что ты названиваешь мне, а? Ну ты время видела? Двенадцать? И что, что двенадцать, у меня день может быть вечером начинается? — Ворчала она. — Ну приезжай, если так охота. На этом диалог кончится. Регина кинет трубку на тумбу и завалится спать дальше, подтягивая подушку под голову. Ну, разговорилась она. Когда она пьяная — ее вечно тянет на откровенные разговоры, потому что для этих разговоров она слишком винит себя. Винит в том, что херовая дочь, в том, что совершенно мало чего добилась и вообще. Тугодумка она вообще, вот она кто. Регина знала свои худшие черты и ненавидела себя за них, как любой другой в жизни бы ненавидеть не стал — просто плюнул бы и перестал обращать на нее внимание. Но Турбина ненавидела. Казалось бы, люди нормальные так любят с таким усердием. А она ненавидит. А с чего бы ей не ненавидеть, если от самой себя мерзко? Сон не шел. Она поднялась, перекурила. Так. Она точно отказывается от роли. Завтра же. Нет, сегодня. Сегодня же. Дверь звякнет, Турбиной придется идти открывать и общаться. Ей не очень то и хотелось говорить, только Кира таких отказов не понимала. Ей вообще как-то все слишком легко досталось, как казалось Регине. Завидовала? Да. Завидовала. Но только по одной причине, что считала, что Кире куда легче. Регина со всех мест одна, откуда не глянь и это иногда доводило ее до исступления. Как сейчас, например. От этого на себя смотреть противно было. Травила себя горькими сигаретами из слепого принципа и заставляла себя работать, думая, что так ей станет легче. Не стало, вот такой странный парадокс. Прозвенел звонок. И снова Стрелецкая не дала ей поспать. — Ну что, как тебе? — Что как? — Ну ты же спала с Витькой? Регина дернулась, поднялась полная недовольства. За кого ее считают? Хотя… Логично за кого. Новый хит — легкодоступные актрисы. И знает, что еще после этой роли точно за такую считать будут. Нет, надо отказываться. Лучше в театре за копейки играть и плевать ей. Гордость вперед Турбиной родилась. Или что, Кира решила, что она так всего этого и добилась? Раздвинула ноги и все готово? — Ты с дуба бахнулась или еще чего по-хуже? В голову чего крепкое ударило или ты нюхаешь там на пару? — Да не дергайся ты. — Закипишевала Кира, — и вообще, никто не нюхает. — Я вижу. — Фыркнет она. — Это же надо такую херню высказать. — Я волновалась? — За что? Мы в разные стороны разошлись! Точнее, я такси вызвала, а он дальше остался. — А почему? — Вот иди и спроси у него. Регина фыркнет и отвернется к окну в очередной раз закуривая. Кира поднялась к ней, попыталась прижаться и хоть как-то оправдаться. Сейчас она была выше ее. Она всегда была выше. Вроде обе культурная интеллигенция, то все отличаются, даже сама Кира это понимает. Ей было без разницы кому и что рисовать, а вот для Турбиной это имело важное значение. Словно доказывала, что она не кукла и не игрушка, а умеет думать и соображать. — Ну, я не хотела… — Забей, — ответит Регина, когда Кира будет обнимать ее со спины. — Противно просто.***
— Я отказываюсь от роли. — Как гром среди ясного неба. Люди с площадки смотрели на нее, как на дуру последнюю. Регина и сама боязно подписывала бумажки и оглядывалась по сторонам. Да, страшно. Потому что неизвестно, кто спонсирует весь этот дурдом и почему когда ее брали на роль, нужна была именно она. Конечно, ей было боязно. Кто знает, как это обернется. Это звучало так гордо в ее голове, что Регина начинала гордится собой. Мама говорила ей знать себе цену, кем бы Региша не работала. Почему она должна это терпеть? Она хозяйка своей судьбы. И то, что ей наговорили тогда, она не считает слушать. Стоит менять все. Окружение, роли. Потому что она — не шалава. Она через постель ничего не добивалась. Вообще не добивалась, потому что никому не верит и не подпускает к себе. Колючая, как ежик. Так Киркин брат ее называл. Что-то кольнуло внутри. Назвали ее шалавой, а Регина вытворила это. Кому только мстит? Все думают, что делает хуже она только себе. Да, может и так. Но таких ролей она играть не хочет. — Это ты прям как собственная героиня да? — Фыркнула какая-то девчонка гримерша. — Тут уж все обсудили с кем ты спишь. Отлично, ее считают за шалаву. За подстилку. Нет, близко к себе не подпустит теперь. Пусть что хочет, то и делает, но пути их разошлись в противоположные стороны. Это было унизительно. Регина вздернуться была готова. Рыкалова она встретила на улице. И слушать ругань и претензии от него она привыкла. Она вообще довольно легко привыкала к любым трудностям. Когда есть цель — терпеть куда проще. И даже сейчас. Она вытерпит. Дождется достойной роли, обязательно. Ей хотелось думать об этом, когда она бежала со съемочной площадки, закуривая сигарету. Точнее шла быстрым шагом к машине, параллельно заявляя, что в услугах Рыкалова она больше не нуждается. А сколько можно это терпеть? Надоело ей как-то! — Ты после этого только в порнофильмах и будешь сниматься! Я тебя ни до одной нормальной картины не допущу! — Да и не допускай, — спокойно отвечала она. — Только чем этот фильм от порнофильма отличается-то? -Ты своей башкой вообще соображаешь? Ты понимаешь на какие бабки я из-за тебя попал? — Орал на нее Рыкалов. — Да мне плевать! Плевать! По буквам сказать? — Говорила она около своей машины, успевая только зажмурится, когда на нее замахнется Рыкалов. — Девочек бить плохо. — Сказал кто-то, ловко перехватывая руку Рыкалова. Регина взвизгнула, прижалась к собственной машине. Черт, так и знала, что добром не закончится.