Мне нравится, что вы больны со мной

      В квартире стояла давящая на мозг тишина. Без привычной монотонной возни Пса в неведомых уголках квартиры было ещё более неуютно. Максимов лежал на диване и исподлобья буравил взглядом спину Лены. Девушка уже двадцать минут стояла, отвернувшись к окну, и не произносила ни звука. Сначала он ещё сомневался, но то, как Жарова стабильно раз в полминуты поднимала руку, чтобы вытереть слёзы со щеки, рассказало ему всё, что нужно было знать об их последнем разговоре с Леонидовым.       Как только доктор вышел из квартиры, Лена сообщила, что позвонит мужу. Решив не мешать, Максимов сразу ретировался в спальню, плотно закрыв за собой дверь. О чём они говорили целых пятнадцать минут, он не разобрал, но постепенное повышение тона нельзя было не заметить. Когда всё внезапно затихло, он, собравшись с духом, вышел из спальни. Она так и стояла, молча и неподвижно, как и двадцать минут спустя.       — Лен…       Девушка отрицательно покачала головой, но не повернулась и не ответила. Макс вздохнул, поднялся с дивана и, покачиваясь, направился обратно в сторону спальни. В конце концов, если она не хочет выговориться, он по крайней мере поможет ей сохранить свою хорошо известную гордость. Когда дверь за ним тихо закрылась, Лена посмотрела через плечо, убедившись, что осталась в комнате одна, присела на заваленный книгами подоконник и всхлипнула.       Когда она набирала номер Лёши, в её голове ещё не было окончательного плана действий. Может, лучше было бы просто приезжать к Максимову раз в пару дней, привозить еду, лекарства и постиранную одежду, а процесс лечения контролировать по телефону. С другой стороны, если бы она, а затем и Лёша, сами слегли, то пришлось бы просить кого-то помогать и им, и ему, а это не та ответственность, которую можно так просто свалить на кого-то. Поэтому, может, ей стоило бы отсидеть на карантине у Макса дома. Эти свои размышления она и озвучила мужу. И какую бы волну возмущения она не предвидела, реакция Алексея превзошла все ожидания.       После десятисекундной паузы и его тихого «Ты совсем совесть потеряла?» начался невиданный доселе апокалипсис в их отношениях. Лёша припомнил ей всё, начиная с того, как она изменила Максимову с ним, как потом ревновала "его самого" к каждой стенке и при этом игнорировала его просьбы закончить все неоднозначные отношения с бывшим мужем, как контролировала, как манипулировала и наказывала за каждый проступок. И Лена была готова согласиться с большинством сказанного, она зачастую и сама не слишком гордилась тем, кем стала с течением времени. Но Леонидов пошёл дальше. Сказал, что она с ним только из-за денег, из-за привычки иметь тёплую подстилку под боком, из мести Максу. Спрашивал, нравится ли ей издеваться над всеми своими супругами или только над ним, давно ли она спит с бывшим мужем и только ли с ним. Апогеем всего его монолога стало ядовитое предложение снабжать их контрацептивами на выбор до конца карантина.       — Леонидов, ты вообще слышишь, что ты несёшь? – сдавленным от слёз голосом выпалила Лена, но тот уже бросил трубку.       Теперь ответ напрашивался сам собой. Она чувствовала, как на неё всем весом навалилось изнеможение, накопившееся за последний месяц. Работа, работа, работа, одиночество, депрессия и постоянная смерть вокруг неё. И как она раньше справлялась с её постоянным присутствием в своей жизни? Расследование убийств – совершённых случайно, по глупости, преднамеренных, жестоких – требовало определённой доли холодности, расчётливости, любви к идеальному порядку и жёсткости характера, которые бы помогали в объективном поиске фактов и которые Лена воспитывала в себе многие годы. Теперь, работая ещё и «на гражданке», в городском морге, она видела больше смерти, чем когда-либо.       Лидия Михайловна, приветливая и болтливая медсестра из кардиологического отделения, быстро завела дружбу с молодым патологоанатомом и старалась как можно чаще вытаскивать её из прозекторской под предлогом попить чай. За первое же чаепитие Жарова против своей воли узнала всё про её сына, внучек, двух котов и некопаные грядки на даче, а та, в свою очередь, вытянула из неё истории про работу в полиции, про мужей, родителей и даже Пса. Позже, прознав каким-то образом про день рождения своей новой приятельницы, она пообещала испечь ей к празднику свой фирменный малиновый торт по семейному рецепту и пригласить других коллег, и Лена искренне предвкушала это маленькое торжество – единственное, что она могла себе позволить в этом году.       Во вторник Лидия Михайловна не вышла на работу, а в субботу на столе Жаровой с утра стоял обещанный торт. Его привезла старшая внучка медсестры, когда вместе с отцом и младшей сестрой приехала в морг с вещами для бабушки. «Она говорила, что у вас день рождения сегодня… очень просила помочь с подарком». Лена поблагодарила её, забрала вещи и документы, после их ухода передала угощение в педиатрию, а потом отпросилась «по срочному делу» у своего временного начальника. Приехав в участок, девушка тайком проскользнула к себе в лабораторию, закрылась на ключ и сорвалась. Последний раз она позволяла себе подобное после гибели отца, но даже тогда у неё не было такого яростного желания навсегда бросить свою долбаную работу. Тогда ей показалось, что хуже быть не может.       Именно поэтому она решила остаться с Максимовым. Её навязчивая потребность контролировать всех и вся (в этом Леонидов не ошибался) не позволяла ей оставить Макса один на один с болезнью, которая уже забрала одного хорошего человека из числа её знакомых. Да, он молод и здоров, и наверняка перенесёт всё без последствий, и всё-таки…       И всё-таки Лена устала. Она ужасно устала. У неё не было сил даже пытаться исправить всю эту нелепую ситуацию с мужем. И сейчас всё, чего ей хотелось, – это отдохнуть от семейной драмы и заняться тем, что она умела – лечить Максимова.       — Ты как? – предмет её размышлений стоял, привалившись плечом к дверному косяку и внимательно рассматривал её лицо. Выглядел он всё таким же больным – бледным, осунувшимся, с нездоровым блеском в глазах – и всё равно, представив, что проведёт именно с ним ещё две недели, Лена почувствовала невероятное облегчение.       — Нормально, – она поднялась с подоконника, – Ты как себя чувствуешь?       Макс проигнорировал её вопрос.       — Он отойдёт, Лен. Может, не сразу, но отойдёт.       — Давай не будем об этом, – забрав телефон с деревянной стойки, Лена вытерла со щёк дорожки слёз и разблокировала экран, – Я позвоню Вахтангу, попрошу его завести лекарства по пути в участок.       — Я уже скинул ему фотку рецепта, пусть аптекари сами эти руны расшифровывают, – оттолкнувшись от косяка, Максимов, насколько мог быстро, подошёл к бывшей жене и положил ладонь ей на плечо, – Давай ты умоешься, переоденешься, и, может, поешь чего-нибудь?       — У тебя в холодильнике шаром покати…       — Тогда я закажу пиццу. Ну или роллы твои.       — Максимов, это я должна за тобой ухаживать, – Лена посмотрела на него красными опухшими глазами. Макс на автомате протянул другую руку и вытер капельку туши с нижнего века.       — Ты мне ничего не должна, в этом-то и дело.

***

      Жарова вышла из ванной босиком, с мокрыми волосами, в старых полинявших джинсах и тёмно-синей толстовке хозяина квартиры (Лёша не удосужился положить ей в сумку одежду на смену), и взгляд её сразу упал на небольшой картонный красный пакет на кофейном столике, которого до этого там точно не было. Максимов полулежал на диване и, кажется, дремал, но услышав щелчок двери, встрепенулся и криво улыбнулся Лене.       — Ну, собственно, это тебе.       — По какому случаю?       — Да так, тут недавно было 37 лет со дня рождения одного великого криминалиста и по совместительству укротителя нашего зверинца.       — Не напоминай, – прохныкала брюнетка, теребя края пакета.       — Да открывай уже, а то срок годности закончится.       Лена попыталась скрыть нетерпение, но, когда Макс ногой лениво подтолкнул к ней пакет, улыбнулась и вытащила всё содержимое сразу.       — Что это?..       — Ну я подумал, что музыку ты разлюбить ни с того ни с сего не могла. Вот, пожалуйста, слушай где угодно, никаких проводов.       — Макс, они недешёвые…       — А, это я знаю, да. Мальчик-консультант долго и в красках расписывал, почему вот это вот – единственное, что совершенно в жизни, – Максимов ткнул пальцем во вторую коробку, побольше, – А это… не знаю, в лаборатории можешь слушать на полной громкости или дома, пока Леонидов орёт на футбол.       — Спасибо. Правда… – Лена наклонилась к нему и крепко обняла одной рукой за шею. Макс лишь успел на секунду прикрыть глаза и уткнуться носом в её влажные волосы, ощущая запах хорошо знакомого цитрусового шампуня. «Твою мать, – пронеслось у него в голове, – она добьёт меня раньше любой болезни».

***

      Максимов вскоре уснул. У Лены чесались руки опробовать подарки, но, как говорится, делу время… Она списалась с Вахтангом, уточнила время его приезда и попросила не звонить в дверь, дабы ненароком не разбудить больного. Затем заказала пиццу для Макса и небольшой набор роллов для себя.       Жарова как раз заканчивала вытирать пыль с верхней полки стеллажа, когда беззвучно включившийся экран телефона продемонстрировал новое сообщение от Леонова.       

Это я, почтальон Печкин, принёс посылку)

      Тихо спрыгнув с табуретки на пол, девушка на цыпочках подошла к входной двери и повернула ключ. На коврике стояла сумка с логотипом аптеки и, судя по форме, контейнер с едой, завёрнутый в фольгу.       — Это Аля передала запеканку, чтобы вы быстрее поправлялись. То есть Макс, – Вахтанг поднялся на полпролёта наверх, дабы не нервировать Лену несоблюдением дистанции, и теперь махал ей со ступенек, – Как дела?       — Ничего, держимся. Спасибо тебе большое.       — Да перестань ты. Буду приезжать, сколько нужно. А Лёша… – Вахтанг многозначительно приподнял брови, – ...скажем так, идею не одобрил?       Жарова вздохнула.       — Совершенно. Мы поссорились. Сильно.       — Хочешь я с ним поговорю? Заеду к нему, может, он тебе вещей каких-нибудь ещё соберёт?       — Да нет, я сама с ним разберусь. Потом, когда остынет.       — Что бы он тебе там не наговорил, я думаю, ты правильно поступила. Как настоящий друг.       — Беру пример с тебя, – Лена благодарно улыбнулась коллеге, – Ладно, ты иди, тебя дома ждут. Ещё раз спасибо.       — Удачи вам.       Дверь тихо закрылась.

***

      Макс проснулся от звука, который не слышал в своём доме уже много лет, но который так и не смог забыть. Лена возилась на кухне, раскладывая по тарелкам вкусно пахнущую еду, и тихо мурлыкала себе под нос незнакомую ему песню. Один из пары подаренных им беспроводных наушников выглядывал из-под волос, закрывающих левое ухо. Девушка пока не заметила его пробуждения, и Макс воспользовался возможностью понаблюдать за тем, какая она в своём мнимом одиночестве. На кофейном столике рядом с ним лежал второй наушник, и Максимов как можно более незаметно протянул руку, схватил его и вставил себе в правое ухо.       She       is something to behold       (Она – нечто восхитительное)       Elegant and bold       (Изящная и смелая)       She       is electricity       (Она как электричество)       Running through my soul       (Течёт в моей душе)       В то время, когда они ещё учились (она – в университете, он – в академии милиции при том же вузе), Лена постоянно жаловалась, что выглядит слишком молодо для своих лет. С её по-детски голубыми глазами и тонкими светлыми – светлее, чем сейчас – волосами ей часто не давали и шестнадцати, над чем Макс, всего на полтора года старше неё, не переставал подшучивать.

***

      — Малыш, ну ты позвони, когда подрастёшь. А то не гоже будущему оперу встречаться с несовершеннолетней.       — Очень смешно, – Лена сидела на подоконнике в пустой аудитории университета, поджав под себя ноги и отвернувшись к окну. Максимов примостился тут же, на краешке, и покрывал поцелуями оголённую шею и плечо. С тех пор, как их отношения перешли на следующую ступень после невинного держания за ручки, контролировать подростковые гормоны, особенно при отсутствии собственной жилплощади, было сложно для обоих. Ну, обычно для обоих. Конкретно в тот момент, Макс страдал за двоих, а его возлюбленную отвлекало нечто более насущное.       — Ну, чего ты? Я же прикалываюсь.       — Ты правда не понимаешь, в чём проблема?       — Почему, понимаю… тебя не принимают всерьёз?       — Да! Именно! Даже преподаватель по вещдокам говорит, что с такой внешностью я не смогу добиться профессионального уважения…       — Так, – парень обхватил рукой её колени и развернул лицом к себе, – Во-первых, твоя внешность и твоя профессиональная компетенция – вещи раздельные. Ты это прекрасно знаешь, кто бы там что не говорил. И ты будешь отличным экспертом, лучшим, я уверен. Во-вторых, я сделаю всё, чтобы работать с тобой в одном участке, и тогда заставлю всех непокорных тебя уважать. Хотя ты и сама справишься, о дочь мента. Ау, – Лена в шутку стукнула его по бицепсу и улыбнулась, – А вообще, что, говоришь, за препод по вещдокам? Давай-ка с него и начнём, – с этими словами он подхватил её на руки, подкинул для пущего эффекта под её визг и понёс по направлению к выходу из аудитории.       — Ма… Максимов, ты что творишь?! Положи, где взял!       — Гражданка, не мешайте следствию.       — Макс-Макс-Макс, стой, – парень затормозил с ней на руках. Лена прикусила губу, – давай на выходные снимем номер в гостинице?       Максимов молча поцеловал её.

***

      Eyes       innocent and wild,       (Глаза, невинные и дикие)       Remind me what it's like...       (Напомните мне, какого это...)       And I could easily lose my mind       (И я так легко могу потерять голову)       The way you kiss me will work each time       (Твои поцелуи срабатывают каждый раз)       — Выспался? – Макс поднял глаза. Лена, посмеиваясь, водила тарелкой с едой у него под носом.       — Да-а-а, вот приобщаюсь к прекрасному, – Максимов постучал пальцем по наушнику,- Не против?       — Да на здоровье, – девушка поставила тарелку ему на грудь, – Ешь свою пиццу, потом антибиотик тебе начну колоть.       — Лад… Стоп, это в каком таком смысле «колоть»? Куда?       — Угадайте с одного раза, товарищ сыщик.       — Зашибись, – Макс набил рот пиццей и с хмурым лицом принялся жевать под смех бывшей жены.

***

      Весь оставшийся день прошёл лениво. Жаровой не сиделось на месте, и она то прибиралась, то пичкала Максимова очередными таблетками, каплями, спреями и так далее по списку. Стойко перенеся укол, пациент придавил диван и периодически дёргал Лену, прося её выключить режим электровеника и просто передохнуть. После короткой лекции о предотвращении развития пневмонии посредством регулярной влажной уборки и тихого дополнения о том, что дела помогают отвлечься от дурных мыслей, Макс поднял обе ладони в воздух в знак солидарности и затих.       Полшестого он уговорил её посмотреть фильм. По телевизору как раз начиналась «Реальная любовь», и Лена не стала дальше листать каналы. Максимов запротестовал:       — Подожди, может, там повеселее чего есть?       — Так это комедия. Мы с тобой под Новый год ходили смотреть, помнишь? Ты тогда только машину купил и никак не мог припарковаться.       — Как ходили, помню, а фильм не помню.       — Ну как, там мальчик ещё через аэропорт бежал, чтобы однокласснице в любви признаться.       — А… там ещё порнуху снимали. Как такое забудешь.       — Ты сейчас у меня получишь по…       — А по этому получать нельзя, куда антибиотики колоть потом?       Лена попыталась скрыть улыбку.       — Смотри фильм, склерозник.       Следующие три часа прошли в тишине, нарушаемой редкими смешками Лены и комментариями Максимова. Поскольку девушка заняла часть дивана, он всё никак не мог уложить свои ноющие от температуры кости в удобное положение, и, в конце концов, раздражённо цокнув языком, Жарова закинула его ноги себе на колени, не отрывая взгляд от экрана и бессознательно массируя его когда-то давно травмированный в драке сустав. Макс замер и с этого момента без зазрения совести следил за движением глаз и меняющимися выражениями лица бывшей жены, но никак не за сюжетом картины.       В восемь, когда начались финальные титры, Лена поднялась с дивана и потянулась.       — Я, наверное, спать. Давай сегодня лягу на диване, а ты в спальне?       — Нет, Леночка, ты прости, но мне спокойнее будет, если между потенциальными непрошеными гостями и тобой буду спать я.       — Уверен? Тебе бы отдохнуть нормально в кои-то веки.       — Вот, а этот диван меня понимает лучше всех на свете, мы договоримся, чтобы я спал как младенец, – Максимов положил Лене руку на поясницу и осторожно подтолкнул в сторону комнаты, – Ты мой личный доктор, и я требую, чтобы ты была на пике формы. Спокойной ночи.       — Ну как скажешь. Буди, если что, ладно? Обязательно, – девушка погрозила ему пальцем.       — Понял, понял. Иди давай, а то я сейчас сидя усну.

***

      Не судьба. Максимов уже переворотил весь диван, пытаясь найти удобное положение, но суставы и ребра продолжали ныть.       — Предатель, блин, – мужчина ударил пяткой в подлокотник мебели.       Сейчас бы он с легкостью заснул, будь у него под боком Пёс. Тот любил ночью завалиться всей своей нелёгкой тушкой ему на ноги и проспать так до утра. Казалось бы, должно быть не слишком комфортно, но Макс всегда быстро засыпал в таком положении.       Перевернувшись на спину, оперативник вздохнул. И как там его лохматый напарник поживает в квартире злого как чёрт Леонидова? Что, если тот выгнал его? «Да пускай и выгнал, он сам дорогу домой найдёт. К утру будет ждать под дверью».       Ещё через полчаса Максимов понял, что без болеутоляющих поспать сегодня никак не получится и, кряхтя, направился к спальне.       — Лен, – он постучался и приоткрыл дверь, – Не хотел будить, но у тебя не будет какого-нибудь обезбола? От суставов там…, – он просунул голову в дверной проём.       Лена спала всё в той же толстовке, свернувшись калачиком под толстым шерстяным пледом. «Вот ведь зяблик», – усмехнулся про себя Максимов. Тихо подойдя к кровати, он нежно потрепал её за плечо, но прошлая бессонная ночь, видимо, настолько вымотала её, что она даже не пошевелилась. «Обойдусь. Значит, сегодня моя очередь не спать». Убрав от лица уголок пледа, который щекотал ей нос, Макс случайно прикоснулся пальцем к её щеке и на секунду замер. Затем заправил за ухо прядь волос, спадавшую на лоб, и приложился губами к её виску. Кожа была тёплая, слишком тёплая. А с учётом его собственной температуры…       —Япона ж мать… Лена? Лен, просыпайся. Давай, ну…       And I,       I never understood what was at stake       (А я никогда не понимал, что стоит на кону)       I never thought your love was worth its weight       (Никогда не задумывался, чего стоит твоя любовь)       Well now you've come and gone I finally worked it out       I worked it out       (Но ты больше не со мной, и я наконец всё понял,       Всё понял)        “Georgia”, Vance Joy