***
— Тоже их чуешь, Иттосай, м? — Саотоме сидел на пороге храма Маппутацу. Старик Куниеда стоял, опираясь о деревянную колону и глядя в темноту леса. — Они появились в прошлый лунный цикл, — Куниеда почесал подборок, задумчиво глядя на луну. — Видимо, тогда только обратились. Я бы их и не заметил, если б не наткнулся на одного случайно. Саотоме смахнул пепел в сторону и снова затянулся. Будто мало ему дерьма с мальцом Зевула и его несносным папашей, так еще и Нэкомата объявилась в лесах. Давненько Саотоме не приходилось охотиться на всякую дьявольскую паскуду вроде оборотней. Он предпочитал махаться с теми, кто имел человеческий облик, а не отстреливать полубезумных животных, гонимых инстинктами. — Ох, не люблю я эту игру в кошки-мышки, — он с ленцой вынул из сумки револьвер и прокрутил пустой барабан. — Может, возьмешь на охоту этого охламона с дьявольским сынком? Пусть хоть пользу принесут, заодно и навыки прокачают. Саотоме рыкнул. — Смерти моей хочешь, Куниеда? Этот говна кусок скорее лес спалит и меня подстрелит, чем что полезное учудит. В башке ветер свищет. — Сэнсей? — на порог вышла в полупоклоне Исафую. Она слегка сторонилась Саотоме, но к Куниеде относилась с уважительным восхищением, что не могло не смешить Саотоме. Знала бы девчуля, что это Саотоме когда-то научил старика всему, что тот умел. Эх, молодежь. — Дедушка изготовил то, что вы просили, и наполнил их водой из святилища. Она протянула деревянную коробку Куниеде, а тот передал ее Саотоме. Зенчжуро открыл крышку и вынул одну пулю, чтоб рассмотреть получше. В лунном свете символы, которые он впечатал в серебро, сверкнули отблеском заклятья. — Если не разобратит заклятье, то прикончит пуля. Он заполнил барабан револьвера и обернулся. — Давай, Иттосай, пусть внучка твоя приходит учиться. Она у тебя бабенка смышленая, глядишь, и остальные дуралеи к ней подтянутся. Куниеда недовольно выдохнул, но Саотоме усмехнулся: рад ведь старикан, что Аой пошла по его стопам и может научиться чему-то у Заклинателя. — А справишься с двумя? — Чегой-то с двумя? — Саотоме закинул сумку на плечо, собираясь отправиться домой, чтобы отоспаться перед завтрашней охотой. — Исуруги тебе на помощь своего подопечного прислал. — Тьфу, — Саотоме сплюнул и почесал в затылке. — На кой мне этот Изума сдался. Как бы его эта котовасия не задрала ненароком. Эх, одна возня с этими шкетами! — Ну, успехов, Саотоме. Куниеда ушел в храм, а Саотоме, мурлыкая под нос бодрую мелодию, пошел по лесной тропинке.***
— Долго еще ты будешь дрыхнуть? — в дверь раздался стук, и голос Хильды прорвался сквозь сон, вынуждая Огу открыть глаза. Он пробурчал в ответ, что встает, с трудом соображая, почему лежит под одеялом с головой и где его подушка. Бесопуз свернулся клубком у него под рукой, сопя под мышку. Ога скинул одеяло. «Какого хрена сплю наоборот?» Подушка валялась где-то в ногах. Он снова оказался без футболки, хотя засыпал в ней. Когда только успел снять? Когтистая лапа срывает ткань с груди. «Ну и приснится херота!» — Просыпайся, Бесопуз, а то Хильда нас живьем сожрет. Он поплелся в ванную и только в зеркале увидел красующийся на плече глубокий шрам. — Етить! Чо за херня?! Рана зажила, но кое-где еще не отошла засохшая корка. Ога потрогал пальцами — чесалось, но было не больно. Еще вчера ее не было, а сегодня уже зажила! И когда успел посадить? Клыкастый зверек с длинным острым хвостом жалит в плечо, но удар проходит по касательной, рассекая кожу и мышцы. Длинный язык зализывает рану… Тонкие, светящиеся в темноте красным линии метки Зевула вплетаются в края раны, помогая исцелиться… — Ты там на унитазе уснул, брательник? — Мисака заколотила в дверь. — Да можно в этом доме уединиться хоть на десять минут или нет, етить-колотить! — Давай, реще заканчивай свое уединение. Хильда и Вельзи уже завтракают, опоздаешь — пойдешь в школу голодным. — Не больно-то и хотелось! Мисака ушла, а Ога понял, что так и есть. Жрать совсем не охота. Он чувствовал себя сытым, даже объевшимся. Тонкие звериные кости хрустят на зубах, рот наполняет горячая соленая кровь. Он отрывает куски сырой плоти, пережевывая ее вместе с шерстью, кожей и жиром, раскусывая хрящи и сухожилия. От отвращения Ога едва не сблевал, зажимая рот над раковиной и отчаянно потея. Не то сон, не то воспоминания выглядели достаточно реалистичными и пугающими. «Какая-то демоническая херня? Типа испытаний, что ли? Снова бесовские экзамены? А может, Бесопузу кошмары снятся, и я как-то улавливаю?» Но если жуткие воспоминания можно было свалить на кошмары, то что делать со шрамом? Ога впился пальцами в края раковины, унимая тяжелое дыхание и сердцебиение. Что бы за срань с ним не случилась этой ночью, он как-нибудь сам разберется. А лучше вовсе ее проигнорировать, ибо, как известно, большинство проблем проходят сами, если не обращать на них внимание. Он вымылся под душем и переоделся, собрал сумку, но перед выходом из комнаты не удержался и заглянул под кровать. В углу валялась какая-то тряпка. «Мало ли, что там лежит…» Встал, чтобы уйти, но передумал. «Мужик я или ссыкло поганое?!» Сунул руку под кровать и достал то, что там валялось. Это была его футболка, разорванная на куски… — Ты собираешься завтракать или нет? — Хильда открыла дверь, и Ога поспешно зашвырнул свою находку туда, откуда вытащил. — Я опаздываю. Он выхватил из ее рук накормленного и умытого Бесопуза и сумку с его жрачкой, уносясь из дома прежде, чем кто-нибудь успел ему сказать что-то еще. — Слушай, Фуруичи, а ты когда-нибудь ходил во сне? — Ходил во сне? Ты о чем это? — Фуруичи растерянно посмотрел на него, забыв об обеде. — Чего не понятно, олень? Когда спишь и ходишь, а утром ничего не помнишь! — тупость друга откровенно раздражала. Неужто не ясно, о чем речь? Ога тут не шутки шутит! — Ну, может быть, в детстве лунатил. А ты почему спрашиваешь? — Ни почему! Спросить уже нельзя? Достал! — Ладно, не кипятись. Какой-то ты дерганный сегодня. Бесопуз чего натворил? Они уставились на бесенка, сидящего на разложенном одеяле на крыше и возящим карандашом в альбоме. — Сказал же: ничего. Лучше бы не спрашивал. Не зря Хильда назвала как-то Фуруичи — Доставуйчи. Он же теперь с ума сведет расспросами. Надо сразу слить тему. — Кстати, гляжу, сегодня и Куниеды нет. Вы, часом, не вместе с ней лунатили? — в голосе Фуруичи слышались привычные для него намеки. — Ты напрашиваешься на кулак, Фуруичи. — Вот ты скучный, Ога! Вокруг тебя одни красотки крутятся, а ты их игнорируешь. И что они в тебе находят! — Наверное, им нравится, что я их не достаю всякой хренотенью, как ты. Разговор вернулся к обычному: Фуруичи ныл и жаловался на любовные неудачи, Ога огрызался или отмалчивался. Бесопуз, уставший возиться с карандашами, забрался к родителю на колени и заканючил, прося молоко. — Проголодался? Он достал бутылочку с молоком, усадил бесенка на локоть, чтобы накормить, и вздрогнул. Придушенный пушистый зверь солонил своей кровью клыки Оги, но он уже был сыт. Пришло время накормить детеныша. Ога бросил свежее мясо в траву перед Бесопузом, предлагая ему перекусить. Бесопуз потыкал пальцем в шерсть дохлого зверька, довольно запищал, но есть, конечно же, не стал. Ога наклонился и оторвал шматок мяса прямо из бока зверька, сунул в рот, показывая, что нужно делать. Бесеныш, вместо того, чтобы повторить, задергал его за шерсть, предлагая двигаться дальше. Длинный, покрытый короткой шерстью палец с загнутым черным когтем вместо ногтя аккуратно поддел верхнюю губу Бесопуза, потом опустил нижнюю. Ни клыков, ни зубов у Бесопуза еще не было — он не мог жевать сырое мясо… От воспоминаний к горлу подкатила тошнота, и Ога стиснул зубы, сдерживая рвотные позывы. — Слышь, ты в порядке? — Мгмф! — он отмахнулся от Фуруичи, зажимая рот и старательно сглатывая. Бесопуз заинтересованно смотрел на него снизу вверх. Мало того, что с ним самим творилась какая-то херня, он еще и маленького темного властелина в это втянул. Утащил его в лес и пытался накормить дохлыми зверушками. Писец, а не ночка! — Ога, я за тебя прям переживаю. То спишь на ходу, то про лунатиков спрашиваешь, теперь от молока Бесопузовского тебя воротит. Ты уверен, что в порядке? Ога ничего не ответил. Было решено сегодня ночью просто не спать. Не уснет — и ничего не случится. Он улегся в постель с комиксом, но через полчаса обнаружил, что глаза так и норовят закрыться. Бесопуз видел десятый сон, лежа у него на животе и сопя. И не встать, чтоб не разбудить, етить! «Не спи, не спи, слабак!» — Ога пощипал себя за щеки и веки, с силой проморгался и отвесил себе пару пощечин. Приоткрыл окно, чтобы взбодрится от ночной прохлады, закутал бесенка поплотнее в одеяло, чтобы его не продуло. — Мужик сказал, что не будет спать, значит не будет! — он стиснул кулаки, размышляя о тренировках с Тоджо и Саотоме. И сам не заметил, как отрубился. Детеныш спал, когда Ога поднялся на лапы и сорвал очередную ненужную тряпку с себя. Ночной воздух сладко пах приключениями и полнолунием. Он принюхался, пытаясь найти запах соперника, который вчера посмел оставить метку на его территории. Но в комнате пахло только самим Огой и его детенышем. Он ткнулся носом бесенышу в макушку, но тот не проснулся. Ога не мог ждать. «Эй-эй, ты что собрался делать, махина клыкастая? Ты ж его пополам перекусишь!!!» — паникующее подсознание на миг остановило его движение, но Ога-кот уже делал это не один раз. Клыки аккуратно сомкнулись вокруг холки детеныша, и он поднял спящего Бесопуза за шкирку. Тот даже не пикнул, поджимая руки и ноги, чтобы терять меньше тепла. Как и раньше, Ога бесшумно выскочил на крышу и унесся прочь. Бесопуз проснулся, когда они уже были в лесу. Ога несся вперед, приминая сильными лапами траву и проскальзывая гибким телом мимо колючих кустов и густых зарослей. Для него в чаще не было непролазных мест. Там, где нельзя было пройти, он вскарабкивался на деревья и прыгал с ветки на ветку. Уже пуганное демоническое зверье разбегалось от него во все стороны. Но сегодня охота интересовала Огу не так уж сильно. Перекусить парой-тройкой зазевавшихся пернатых тэнгу он всегда успеет, а вот упустить своего соперника было нельзя. Ога покажет ему кузькину мать, а потом можно и пожрать. — Ка-бу? — детеныш проснулся, выворачиваясь, недовольный тем, что его волокут за шкирку. Пришлось опустить его в сырую траву, чтобы подставить лапу и помочь взобраться себе на спину. Сегодня луну наполовину скрывали облака. Было сыро от выпавшей росы и прохладно. Шерсть Оги кое-где была мокрой, и Бесопуз зарылся в нее, прижимаясь ближе к его горячей коже, чтобы не замерзнуть. Они без всякого толку бегали по лесу еще час или два. Ога обнюхивал деревья и тропы, он нашел несколько меток рыжего говнюка, но не нашел его следов. Сожрал попутно пару куропаток и белку. «Хватит носиться, Бесопуз сейчас проголодается!» Ога-кот замер, задумчиво нюхая воздух. Детеныш на его спине завозился и захныкал. Без клыков и когтей ему нечем было есть добычу, которую мог бы поймать для него Ога. Он мог бы полакать кровь, быть может? «Ты че удумал, дерьма кусок!!! Он что, вампир? Не смей его кровью поить!» Но Ога уже рванулся вперед. Каких-то пять минут — и он прикончил небольшую ласку, перекусив ей горло. Бесопуз уже готовился зареветь, бурча голодным животом. «Нет, не показывай ему кровь! Он не любит кровь! Олень, он сейчас шандарахнет тысячевольтовой!» Ога-кот спустил детеныша со спины, усаживая рядом с собой. Обмакнул палец в прокушенное горло дохлой ласки и ткнул им, окровавленным, Бесопузу в губы. Тот ошарашено уставился на родителя, слизнул языком соленую, еще теплую кровь и опустил взгляд на Огин палец, весь перепачканный в свежей крови. «Тебе писец… Нам писец!!!» И, конечно же, зарыдал. Взрывная волна распугала всех, кого не распугал в округе сам Ога, сейчас дергающийся от ударов тока. Тело ломило, кожу жгло, метка под шерстью горела. «Олень, я же говорил! Чо я творю, сам с собой же разговариваю!» Бесопуз завывал на все лады, пуская реки слез и удары молний одна за одной. Ога-кот прижимал уши, мотая башкой и дергая лапами и хвостом, безуспешно пытаясь сопротивляться ударам тока. «Пусти меня! Выпусти меня!» — подсознание внутри становилось все громче и настойчивей, словно с каждым ударом и криком бесенка ему все легче удавалось пробиться наружу. «Не вой, тупой кошак! Надо его успокоить, пока он весь лес не поджарил!» Ога опустился на передние лапы, против всех своих инстинктов подходя ближе к ревущему опасному детенышу, приносящему его телу такие жуткие мучения. «Он замерз и проголодался, потому что ты, скотина, протаскал его полночи по холодному лесу и посадил в мокрую траву! Согрей и накорми его сейчас же, или завтра ты будешь котлетой на сковороде Хильды!» Ога-кот лег рядом, протянул чистую лапу к бесенышу, подхватывая его подмышки и прижимая к теплой груди. Молнии, все еще расходящиеся по лесу, перестали бить самого Огу так сильно, пока детский рев не сошел и вовсе на нет. Бесопуз всхлипывал, крепко держась за его шерсть. — Не реви, Бесопуз, — говорить было трудно, его голосовые связки, язык и челюсти с трудом слушались, делая голос странно хриплым и глубоким. Бесопуз поднял голову, чтобы посмотреть Оге в лицо — все такое же дикое и кошачье. — Ка-Бу… — Пойдем домой? — Дя. Ога помог ему взобраться себе на спину и поднялся на лапы. — Вот срань, куда ж идти? Он потыкался в одни кусты, в другие… Наколол лапу и ткнул веткой себе в глаз, неуклюже оступился и чуть не прикусил язык. Бесопуз снова готов был начать хныкать. — Мы уже идем, не плачь, засранец. Скоро будем дома и я покормлю тебя. Уступить сознание обратно коту было страшно, но выбор оказался невелик. Ога-кот легко нашел дорогу, возвращаясь обратно кратчайшим путем, перескакивая через каждую ямку и кочку на пути, ловко прыгая по веткам и проскальзывая под колючими лапами елок. Еще рано было возвращаться домой, но у него был план. Молоко для детеныша можно было достать не только дома. «Не смей возвращаться домой в таком виде! Хильда проткнет тебя мечом, а потом уже будет разбираться!» Продуктовый магазинчик на окраине города был тем, что надо. Ога-кот одним ловким ударом лапы выбил окно и проскользнул внутрь. В небольшом душном помещении было темно, но Ога ориентировался по серым очертаниям предметов. Он ловко прошел вдоль полок с хлопьями и крупами, полностью игнорируя их, и добрался до полок с молоком. Достал то, что было в бутылочке, и протянул радостному Бесопузу, скатившемуся по его лапе на пол. Он оставил рядом с бесенышем несколько бутылок и отошел в зал, чтобы осмотреться, не выпуская из поля зрения опасного мальца. «Не отходи далеко, или он заревет!» Ога-кот обернулся. Бесопуз пил молоко, но зорко следил за тем, куда идет родитель. Кошачий хвост дернулся, сбивая на пол с полки какие-то коробки. Здесь было чертовски мало места для такой рослой тварюги. Из одного холодильника пахло вкусно: замороженным мясом и рыбой. Ога поскреб крышку когтистой лапой, оставляя следы. Заперто. Можно было разбить стекло, но он был не настолько голоден. Зато получилось было беспрепятственно пожевать остывших котлеток на прилавке с вчерашней выпечкой. Урча от удовольствия, Ога слопал все, до чего смог дотянуться: котлеты, сосиски, булочки с беконом… Стащил на пол коробку с пончиками и протянул Бесопузу. Тот присоединился к нему, довольно запихивая в рот сладости. Они опомнились, только когда по стенам магазина сквозь стеклянные двери замелькали сине-красные всполохи. «Мохнатый говна кусок, про сигнализацию и полицию ты, конечно, не вспомнил?» Послышались крики людей и хлопанье дверей, звуки тормозящих машин. Ога бросил недоеденный ужин, подхватывая детеныша и закидывая себе за спину. Бесопуз благоразумно прижался к его спине как можно ниже, совсем невидимый за вздыбленной гривой готового к драке кота. «Нет! Это ж мусора, олень! Если нападешь на них, они не успокоятся, пока не отыщут и не пристрелят тебя! Вали отсюда!» Он выскочил через то же окно на заднем дворе, через какое и влез в магазин, в надежде бесшумно проскользнуть через соседский двор. Но налетел на двух людей в форме. И люди, и Ога шарахнулись друг от друга. — А-а-а! Монстр! — завопил один из полицейских. — МА-А-АУ!!! Р-Р-Р-Р! — зарычал Ога. Один меткий удар лапой — и он сбил обоих с ног, поспешно удирая прочь. Только хвост мелькнул за забором.