moment

      Эмити молится.       Молится каждый божий день, каждое утро, как проснётся, каждый вечер, перед тем, как пойти спать. Молится о хороших оценках, о новых друзьях, с их неприятными разговорами, о отношениях с родителями, которые портятся с каждым днем всё больше и больше, о доставучих брате и сестре с их розыгрышами, о девушке, что новой яркой звездой появлялась в их классе.       Эмити складывает ладошки вместе, встаёт на колени и шепчет еле слышно: «Господи, Боже, выслушай меня, помоги мне, прости меня…» , так, чтобы её никто не смог услышать, так, чтобы никто не смог заметить, не смог узнать. Ведь зачем кому-то об этом знать? Чтобы появилось еще больше насмешек в её адрес? Чтобы её стали считать чудачкой?       Иногда она просит простить её за любовь. Простить за то, что влюбляется в девушку. В ту, что сияет ярче солнца днем и блестит больше звёзд по ночам. Говорит, что не может ничего поделать, что чувства сильнее рассудка, что они завладевают головой, не дают мыслить ясно. Говорит, что это пугает. Пугает до дрожи в коленках, до слез в кончиках глаз, до трясущихся рук. Потому что страшно. Страшно, что её не примут. Ни родители, ни друзья, ни та самая девушка. Потому что как можно принять Эмити Блайт? Бесхребетную девочку-чудилу, которая при каждом удобном случае говорит с воображаемым существом, в которого не верит никто, кроме неё? Просто потому что ей с кем больше поговорить? Которая не имеет настоящих друзей или любящую семью, не имеет любовь?       А образ яркой звёздочки всплывает в голове всё чаще. Он выжжен кривыми пятнами на веках на всю оставшуюся жизнь. Стоит закрыть глаза, образ непоседы из класса появляется сразу же. И голос такой яркий, звенящий раздаётся эхом в подсознании, и смех громкий-громкий тишину разрывает. Эмити хочет остаться — заснуть и не проснуться никогда. Ведь тут ярчайшая Луз — настоящая, живая. Тут Бог которому она шепчет искренние извинения за свои ошибки, утыкаясь в холодные объятия.