Реквием МРАКА

В которой я теряю одну подругу, узнаю о похищении другой, пытаюсь утопить горе в алкоголе и со мной начинают происходить странные вещи. Ночевала я тоже у князя. Беспорядки длились всю ночь и следующий день. Джашуар позвонил почти ночью и предупредил, что император под угрозой ареста запретил ему покидать свой дворец. Каналы новостей транслировали беспорядки на улицах столицы. К концу второго дня стало очевидно, что Дикая охота выплеснулась за пределы столицы. К счастью, большинство моих соплеменников до сих пор не покидали своих территорий, а поскольку жить в центральных секторах галактик никто, кроме нас, не мог, можно было не переживать. Время, когда избиение исхадати имело грандиозные масштабы, кануло в прошлое. Теперь мало на каких из населенных людьми миров могли оказаться два-три исхадати. Только это ничего не меняло. Сорок лет назад наша раса насчитывала почти полтора миллиона ДОМОВ. Сейчас нас было в три раза меньше. Женщин детородного возраста скоро можно будет пересчитать по пальцам одной лапы. Впрочем, и организация нынешних беспорядков была намного слабее прежней. К вечеру второго дня князь Косияно сориентировался и связался с несколькими промышленниками и банкирами. Вельможи дружно надавили на императора, который, судя по всему, только и ждал их появления и с радостью принял их заявление. Конечно! Конечно! Беспорядки мешают торговле, усложняют проведение банковских операций? Сейчас же примем меры. И принял! Следующие сутки ушли на принятие этих самых мер. И были потрачены с пользой, хотя бы потому, что к вечеру буйные головы расистов украшали собою все полицейские управления пораженных беспорядками районов империи. За неожиданные и неприятные для страны события поплатились несколько министров, причем Офнаила и еще какого-то ненормального арестовали и направили для воспитательной беседы в контору Вларимира, в те самые подвалы, о чем он сообщил нам, заскочив на ужин к князю, а заодно - проверить, как наши дела. К себе я возвратилась на следующее утро. Дворец наследника престола был разгромлен. Как поведала мне одна из служанок, бои шли прямо на парадной лестнице. Впрочем, и без ее слов было видно, как сильно пострадали произведения искусства и стены. Вокруг шли ремонтные работы. Джашуара я застала в Зеленом кабинете, куда, к счастью, не добрались нападавшие. Мой муж был расстроен. Чем? А как вам кажется, возвращаться в собственный дом, когда он находится в таком состоянии - это весело? Похоже, он действительно сильно переживал за меня, поскольку стоило мне появиться, как его лицо просветлело. Желая немного порадовать его, я перекинулась в небольшого дракончика и принялась вспоминать повадки знакомого котенка. Мои старания не пропали даром. Когда, наконец, Джашуар улыбнулся и принялся играть с моим хвостом, я собралась спросить его о планах на ближайшие дни. Ведь очевидно, что на время ремонта следует куда-нибудь уехать. Вот я, к примеру, могла бы побывать на родине и, во-первых, возвратить Домам их непутевых сыновей, а во-вторых, порыться в собственной библиотеке. Хотя меня не покидало ощущение, что там ничего интересного не обнаружится. Я как раз раскрыла рот, чтобы высказать свою заинтересованность в дальнейших планах мужа, когда тай Уссо вошел с сообщением о том, что мне звонит мой врач. Немного удивившись, я все-таки приняла человеческий вид, к немалому огорчению Джашуара, и только тут поняла, чего, вернее, кого мне не хватает. - А где Эррадан? - Отец приказал ему отправиться в галактику Конодов, в какую-то дыру, и разобраться с бунтовщиками. Там несколько дней назад командир подразделения с горсткой подчиненных перестрелял всех, до кого смог достать, взорвал военную базу и вдобавок угнал новенький крейсер. Я попробовал было возразить в том духе, что расследование – дело Имперской Безопасности, но отец решил, что безопасникам нужна военная поддержка. Поэтому тай Глинев как находящийся под рукой офицер флота выслушивает приказ и немедленно бежит, то есть летит, его выполнять. - Этот свихнувшийся командир случайно не жаловался в последние дни на потерю ориентации, боль в затылке и рассеянность? – пробурчала я, думая о своем. - Понятия не имею, а что, это важно? – судя по тону, каким был задан вопрос, Джашуар снова вернулся к своему горю. - Посмотри на это с другой стороны, - посоветовала я. - Княжич Саявира остался здесь, в столице. - Может, мне приударить за женихом твоей подруги? – сарказм - это уже не тоска. - А затем вернется Эррадан, вызовет его на поединок и кто-нибудь да останется обижен: либо Эррадан, либо ты, либо Шо, либо ее жених. - Если бы Эррадан остался, то я бы сам кому-нибудь что-нибудь сломал. - Вот и радуйся, что его величество послал его подальше. Не навсегда ведь. Мы, наверное, и дальше могли бы обсуждать эту тему, но тай Уссо покашливанием напомнил мне о том, что доктор ожидает моего ответа. Ничего интересного он не сообщил. Поинтересовался моим здоровьем и здоровьем моего малыша и очень попросил, как будет время, зайти к нему. Правда, честно предупредил, что речь пойдет не о моей беременности, а о вопросах, интересующих его самого. После разговора я не стала возвращаться к Джашуару, а наведалась в библиотеку, благо, там уже успели установить и подключить новое оборудование, и убедиться в правильности своих предположений о том, что раритет, откопанный мной в гостях у князя Косияно, аналогов не имеет. Скорее всего, документы были переданы на хранение его семье по дружбе. По пути из библиотеки, когда я уже собиралась пожелать сопровождавшим меня друзьям приятных сновидений, ко мне неожиданно подошел Ростраян Саявира и спросил, немного стесняясь того, что вынужден беспокоить меня по такому поводу, не встречала ли я вечером Шо. - Нет, а разве она была не с Вами? - что-то неожиданно заныло под ложечкой. - Нет, я не видел ее вот уже четыре дня. - Как четыре? – испуганно вскричала я вместе с Сариманом. - Так она не уехала отсюда с тобой? – уточнил Иврад. - Нет, - жених Шо побледнел, уставившись на потенциального деверя. Пока они играли в гляделки, я попыталась услышать Шо. Во дворце ее точно не было. - Если она погибла… - начал Сариман. - Не говори ерунды, - тут же прервала я своего друга. - Ведь никто из нас не ощущает следов смерти исхадати, значит, она должна быть жива. Иначе струны, рассыпанные ею в момент смерти, были бы повсюду. - Действительно, - напомнил Турам, успокаивающе кладя руку на плечо Иврада. - Не спеши расстраиваться. Скорее всего, она перекинулась и скрылась где-нибудь в городе у друзей, а вскоре объявится и назовет нас всех не очень хорошими людьми, ну и не-людьми, которые так, гк-м!.. в общем, могли бы и раньше спохватиться. - Вы полагаете, с нею все в порядке? - с надеждой посмотрел на нас княжич. - А что с ней можно сделать? – уверенно уточнил Ашаан, а я промолчала, то ли потому, что неприятное чувство никуда не исчезло, то ли оттого, что все уже было сказано без меня. Желание спать и до этого не сильно меня мучило, а теперь пропало окончательно. Я почему-то принялась прокручивать в уме обстоятельства нашего бегства к князю Косияно. Куда делась Шо? Но память, как назло, не желала делиться со мной этим секретом. В результате я отправилась в разгромленный боями сад. Мальчишки о чем-то болтали за спиной, что невероятно меня раздражало. И с чего бы это? Может, моя беременность так влияет на восприятие окружающего мира? Как выяснилось, предчувствия меня не подвели. На стыке двух тропинок, куда, скорее всего, не успели добраться команды уборщиков, я в свете луны увидела ворох одежды. Ветер дул с нашей стороны, но для того, чтобы понять, что лежащий впереди человек умер давно, мне не потребовалось удара сердца. Что–то знакомое привиделось мне, и я ускорила шаги. А когда подошла совсем близко, почувствовала, что мне становится дурно. Ноги подкосились, и я упала на колени рядом с телом. Моя наставница. Моя подруга. Та, кто была мне дороже сестры. Я сама надела на нее этот са'тав! Я своими руками подписала ей смертный приговор. - Ста-ана-а-а! – я закричала от боли, которая резанула мое сердце. Но она не отозвалась. Она уже несколько суток не отзывалась ни на что. Видимых повреждений на теле не было. Никаких. Это означало, что… Я коснулась мозга, вернее, его остатка, и сразу поняла, как она умерла. Впрочем, лучше бы я не интересовалась. Если Каннеш не смог отбиться, то у нее не было шансов. Никаких. Тем более, что удар был рассчитан на меня. Память, которая до этого молчала, вдруг выдала мне картину, в которой присутствовали Стана и Шо, задержавшиеся на той самой парадной лестнице, где сейчас орудуют ремонтники. Но если они остались обе, с ужасом начала осознавать я, то Шо должна была услышать атаку и начать сопротивляться. Но где она? Может быть, Стана дала ей возможность убежать, а сама вышла навстречу преследователям, надеясь объяснить, что она человек, и будучи совершенно уверена, что ей ничего не грозит? Неужели одна моя подруга умерла, пытаясь спасти другую! Но я не хочу признавать, что больше никогда не увижу улыбки, не услышу ободряющего голоса Станы. Так не должно быть. Кто-то, может быть, сопровождавшие меня исхадати, может быть, прибежавшие на мой крик люди, подняли меня с земли и отвели в дом. Они пытались разговаривать со мной, пытались о чем-то спрашивать. Кажется, рядом крутился Джашуар и отдавал какие-то распоряжения. Я кивала, соглашалась, покорно пила какие-то микстуры и тут же меланхолично выкидывала их из своей крови. Просто так, чтобы чем-то занять голову. Чтобы заставить замолчать похоронный марш, непрестанно звенящий в моем мозгу. В ту ночь я так и не уснула. После моей страшной находки сад обшарили и нашли еще два трупа: служанки, которую я ни разу в жизни не видела, и одного из офицеров Меадда. Молодой человек был застрелен неподалеку от места, где погибла Стана. А рядом с ним на кустах отыскался клочок платья Шо. Сариман немного приободрился, так как нахождение этого куска ткани свидетельствовало о том, что Шо все-таки имела возможность ускользнуть от преследователей. К полудню следующего дня приехали отец и мать Станы. Бедная женщина ссутулилась и постарела за эту ночь. Джашуар сам вышел к ним с соболезнованиями, которые, впрочем, никому помочь не могли. Где–то к полудню я позволила горничным уложить меня в постель и провалилась в полусон–полузабытье. К сожалению, ненадолго. Когда я проснулась, уже стемнело. Как-то незаметно для себя я перешла на ночной образ жизни. Вокруг было тихо. Какая-то пичуга неприличным голосом призывала своего возлюбленного. Мне было тошно. Сидеть на постели и пялиться в темноту наскучило быстро, и я, накинув халат, выскочила в коридор. Неяркое ночное освещение позволяло не споткнуться. А куда я, собственно, направилась? Понятия не имею. Просто пройтись. Так я и бродила по мрачным коридорам и залам, пока впереди не показался свет. Раз свет – значит, впереди кто-то есть, додумалась я и направила свои стопы туда, где ожидала встретить живую душу. Только войдя в небольшую комнату, я сообразила, что нахожусь в той части дворца, куда открыт доступ всем гостям Джашуара. За столом, на котором стояла недопитая бутылка чего–то крепкого, сидел один-единственный человек. Тот, в глаза которому я боялась посмотреть больше всего. Но уйти я не успела, так как, услышав шорох моих шагов, отец Станы поднял на меня глаза. Не знаю, сколько он пил, но взгляд был абсолютно трезвым. Неудивительно. Стоило прислушаться к его состоянию, как становилось очевидным, что несчастный человек, потерявший единственную дочь, слишком сильно переживает свое горе. - Простите, - пробормотала я, поспешно отступая обратно в тень. - Не стоит извиняться, тэя, - он привстал, приветствуя меня. - Прошу Вас, не уходите! Мне не следует оставаться одному сейчас. Вы - подруга… Вы были подругой моей дочери? - Это она была подругой мне, - после такой просьбы у меня ноги отказывались уходить, и я, словно загипнотизированная, прошла и села напротив несчастного. - Это хорошо! – кивнул он. - Это значит, что она будет жить в Вашем сердце. Хотите? – он потянулся к бутылке. - Лучше бы она жила не только в моем сердце, - испуганно ляпнула я и пожалела о своих словах. Не стоило втыкать клинок в существующую рану. Мой собеседник вздрогнул и надолго приложился к бокалу. - Она будет жить во многих сердцах, - пообещал он, когда посуда показала ему дно, - мы все будем тосковать по ней. Как сказал Се Фелларье*: Есть тьма небес и небо тьмы. Лишь мы с тобой сознанье света И мысли таинства верны. Есть бездна света и свет бездны И смутен суть туман души. И в нежность страсти безмятежной Все ужасы воплощены. Если бы в тот момент я не была так занята мыслью о том, что несчастный отец, по-видимому, немного тронулся рассудком, я бы, наверное, обратила внимание на то, как странно откликнулось мое восприятие на эти строки. - Какая… ее убила? – неожиданно сменил тему осиротевший отец моей подруги, так что я вздрогнула. - Поверьте, - искренне заверила я, - что если бы мне попалась эта самая… я сама бы ее разорвала. - Вы? – он удивленно присмотрелся ко мне, и только тут до него дошло, что напротив него сидит исхадати, но агрессивной реакции не последовало. - Пожалуй, разорвали бы, - согласился он и снова потянулся к бутылке. Немного подумал и, отставив бокал, приложился прямо к горлышку. - Как она умерла? – в его глазах появились слезы. - Быстро, - поспешила успокоить я, радуясь, что не приходится врать хоть в этом. - Удар сердца, и она перестала существовать. Ни боли, ни иных страданий. Удар был рассчитан на меня. Она даже не успела понять. - Значит, она защищала подругу? – он снова приложился к горлышку. - Это хорошо. Достойная смерть! Я горжусь тем, что она умерла не напрасно. Я некоторое время размышляла, не стоит ли прояснить ситуацию и пояснить, что защищала она вовсе не меня, но пока я сомневалась, алкоголь, наконец, взял над ним верх и он, уронив голову на грудь, захрапел. Стараясь не шуметь, я вызвала дежурную прислугу и попросила проводить его в отведенные ему покои. Кажется, какая–то служанка усердно уговаривала меня вернуться в спальню. Я сделала вид, будто действительно направляюсь туда, но как только она от меня отцепилась, сменила маршрут и пошла в библиотеку. Как он сказал? Се Фелларье? Я зачем–то скачала в обложку сборник его стихов и направилась к себе. На этом меня проняло. Стана погибла из-за меня. Радана погибла из-за меня. Сколько еще исхадати и людей рискуют жизнью и умирают из-за меня. Что же это такое! Я приношу смерть всем, кто оказывается со мною рядом. От подобных мыслей мне жутко захотелось либо завыть, либо забыться. Последнее лучше, но, как назло, сна ни в одном глазу. Что же делать? А что принято делать в таком состоянии? И тут я вспомнила нашу с Джашуаром свадьбу. Кетхе вызвал у меня тогда почти что забытье. Всего с одного глотка. И я еще некоторое время почти ничего не чувствовала. Джашуар сказал брату, что изнасиловал меня тогда? Ну, примерно это он и сделал. Только в тот момент меня можно было без анестезии ножом резать, я бы не почувствовала. Я еще долго не могла потом понять, отчего он не решается посмотреть мне в глаза. А насчет того, что он открыл ребенку глаза на отношения мужчины и женщины, так он слишком самонадеян. Я как-то скрывалась целые сутки под кроватью проститутки, которая решила пожалеть меня, так когда мои преследователи добрались до нее, у меня над головой творилось такое… после этого меня ничем удивить нельзя. Сейчас же меня волновал гораздо более прозаичный вопрос. Я собралась напиться. И подошла к этому основательно, прежде выделив в отдельную систему все, что связано с моим малышом, чтобы алкоголь ни в коем случае не повредил будущему принцу, а затем, добравшись до ближайшего бара, раздобыла бутылку и направилась в спальню. Разумеется, спать я не собиралась. Черная хандра только усилилась. Может, все-таки не пить? Сомневалась я недолго. Лица моих малолетних фрейлин, погибших пятнадцать лет назад, принялись водить хоровод в моей голове. На этот раз глотка оказалось мало. Или показалось. Обжигающая жидкость на миг заставила сбиться мое дыхание. Лица никуда не делись, но к ним добавились Старейшины. Я включила ночник и раскрыла томик Се Фелларье. Стихи классика казались мне бредом сумасшедшего. До того момента, пока я не опорожнила половину бутылки. И когда успела? А затем стал проступать странный ритм. Я удивилась и вернулась к началу. Так и есть, ритм мне не почудился. В нем попадались знакомые звуки и тона. Где же я это встречала? Чтобы стимулировать память, я снова приложилась к бутылке и забыла, зачем. Мелодия стихов овладевала мной, и я постепенно начала наигрывать ее на ближайших струнах. В комнате заметно похолодало, я сползла с кровати и придвинулась к камину. Стихи или ноты? Я уже не разбирала. Они все не кончались, и вдруг у меня перед глазами возник идеальный шар космического вакуума. Я настолько удивилась, что икнула, потянулась к недопитому кетхе. Но в последний момент остановилась. Это не то, что мне сейчас могло помочь. Я извлекла алкогольную составляющую из собственной музыки и шваркнула в камин. Минут пять пришлось просидеть неподвижно с закрытыми глазами, восстанавливая собственное здоровье. Но, когда я открыла глаза, шар вакуума никуда не делся. Он все так же висел передо мною в воздухе доказательством того, что я вовсе не допилась до звездного неба в глазах. Эк меня угораздило! Я перекинулась и почесала хвостом возле рога. Жест, соответствующий человеческому почесыванию в затылке. Прояснению ситуации это не содействовало. Зато я вспомнила законы физики и очень хорошо представила себе, что случится с материком, если эта вакуумная бомбочка решит взорваться. Что же я натворила! И как с этим бороться? Почему-то идея отыграть назад меня не вдохновила. Не то чтобы она совсем не приходила мне в голову. Скорее, постояла напротив, поманила пальчиком, а поняв, что я сомневаюсь, помахала ручкой и оставила меня наедине с моей проблемой. Проблема, между тем, как и положено шару, наполненному тем, что легче воздуха, а в моем случае пустому, медленно, словно издеваясь, взлетела под потолок и там остановилась. Послушный безвоздушный шарик. За то время, пока я наблюдала за медленным подъемом своей новой шалости, я успела шесть раз заречься пить, четыре раза проклясть давно почившего Се Фелларье и восемь раз обозвать себя… членом императорской академии наук. В общем, вы поняли. Когда стало очевидно, что мой шарик не собирается взрываться от столкновения с потолком, я вздохнула несколько спокойнее. Есть надежда, что я не стану причиной глобального катаклизма. Что с ним делать дальше? Как бы на него посмотреть поближе? Может, у него есть оболочка? Эй! Стой! - мысленно вскричала я, когда «шарик», послушный моему желанию изучить его поближе, ринулся вниз. Значит, он повинуется моим желаниям. Я немного успокоилась и вернула его обратно под потолок. Я прыгала почти до рассвета. Когда первые лучи восходящего светила тронули верхушки деревьев, я признала свое поражение и вернулась в постель. Сон сморил меня почти сразу. Проснувшись, я первым делом посмотрела на потолок. «Шарик» никуда не делся. Я взглянула на часы. Неужели я проспала всего два часа! Вот что значит нечистая совесть! Вопрос, куда девать кусок вакуума, встал с новой силой. Если войдет горничная и увидит это, хлопот не оберешься. Умная мысль всякого нашкодившего ребенка «Нужно его спрятать!» прочно устроилась в моей голове. Вы когда-нибудь прятали вакуумную бомбу у себя под кроватью? Я тоже. Мысль о том, что уборщица решит протереть пыль и там, мучила меня потом весь день. Но более подходящего места я так и не нашла. Не в шкафу же ее запирать, в самом деле! Наконец, покончив с этим муторным делом, я уснула и честно проспала до тех пор, пока меня не заставили подняться и идти завтракать, то есть почти до полудня. Как вы думаете, кто пришел меня будить? Разумеется, Джашуар. Вот сраму-то было, когда он узрел на тумбочке томик стихов и ополовиненную бутылку. Моя попытка спрятаться обратно под одеяло была жестоко пресечена. - Варгунда, - позвал он, - прекрати сейчас же и вылезай! - Ну не ругайся, - я заискивающе выгнула спину и только что не завиляла хвостом. - Что, допилась до потери человеческого облика? – улыбнулся он. - Ничего подобного! – я перекинулась и оказалась с ним лицом к лицу. - Варгунда, - все так же ласково пообещал Джашуар, - если ты еще раз решишь пить в одиночестве, то я не посмотрю ни на что, а сорву в саду хворостинку потолще и отхожу тебя пониже спины. - Беременных женщин бить нельзя, - тут же вспомнила я, в душе ничуть не сомневаясь, что это обещание не очередная пустая угроза. - Беременным женщинам пить нельзя! - Ну, я же осторожно! - Я предупредил, а теперь слезай с кровати и марш в ванну! Голова хоть не болит? - За кого ты меня принимаешь? – обиделась я. - Что я, остатки всякой дряни из крови удалить не могу? - После пол-литра кетхе? Насколько мне известно, на этой дозе обычно засыпают. Если, конечно, не принимают его как обезболивающее или не имеют привычки к его потреблению. - Я же исхадати. - А еще ты - совершенно невозможный ребенок. И не заговаривай мне зубы. Марш в ванну. На похороны опоздаешь! - А мне можно? - Я все равно собирался идти, так почему тебе не присоединиться вместе с твоим зверинцем. Твои дамы все как на подбор сегодня в белом**. - О каком зверинце идет речь? – тут же обиделась я. - Я еще немного путаю твою свиту, но с утра мне попался под ноги один сфинкс, один единорог, один зеленый летающий змей, того же цвета дракон и весьма странная птичка с человеческим лицом. Если это не зверинец, то я не знаю. - Ты забыл упомянуть одного бриллиантового дракона. А почему только один летающий змей? Шо так и не нашлась? - А она терялась? - Да, она пропала, когда мы уезжали к князю Косияно. Абсолютно точно могу сказать, что она не умерла, поскольку иначе здесь было бы полно свободных струн, но ни сюда, ни к жениху она не приходила. Не может же она до сих пор не знать, что все закончилось, и где-нибудь скрываться. Тем более, что ее прямая обязанность – защищать мою особу до последней капли крови. - Мне казалось, что это обязанность мужчин. - Она последняя из Последнего Круга. - Гм! Вот и поинтересуешься у Вларимира. Кстати, о моем сводном брате… - Поэзия с утра пораньше? - Угу. Так, о чем это я? А! Не думаю, что тебе следует его опасаться. Он не торопится наследовать отцу, да и с кузеном у него отношения не самые теплые. Так что, по крайней мере, не нужно смотреть на него с таким выражением лица, словно ожидаешь чего–то. Он, конечно, не отшельник с Ри-Раа, однако тебя не обидит, обещаю. - Не обидит? – я даже не сразу поняла, о чем он говорит, потому как все мое сознание заполнил глубокий вздох облегчения. Джашуар не счел возможным заподозрить в чем-либо неподобающем ни меня, ни моего деверя. Правда, Вларимира и не в чем подозревать. Он ведь признавался, что влюблен в исхадати, еще до того, как я налетела на него на стадионе. Тень ревности снова начала прокладывать дорогу в мое сердце. Плохо. Ревность - это не свидетельство любви, а реакция собственника, причем жадного собственника. Не хочу быть такой! Поэтому умолкаю и направляюсь в душ. Похороны всегда печальное событие, а если говорить о похоронах дамы, несколько лет служившей при дворе наследника престола, то еще и чрезвычайно торжественное. Тело Станы возлежало на белом вышитом покрывале в окружении белых лилий. Да и оно ли это? Помнится, в парке я смогла опознать только одежду. Не исключено, что посреди зала выставлена восковая фигура, а само тело будет водружено на костер умельцами, организовавшими церемонию. К счастью, родители моей оплакиваемой подруги в зале не присутствовали. «К счастью» потому, что количество пришедших отдать последние почести моей придворной даме превышало все возможные пределы. Большинство тех, кто опускал в белые корзины свои соболезнования, были мало знакомы со Станой при жизни. Да и тексты наверняка были придуманы не самими прощающимися, а заказаны в какой-нибудь ритуальной фирме. Кого здесь только не было! Виктор Юрлаэ, появившийся под руку с Юлией Саявира, чуть не налетел на меня, когда я направлялась в дамскую комнату. Ну, нигде от этой девицы спаса нет! И ведь кого-кого, а ее Стана и при жизни на дух не переносила. Могу поклясться. И чего она здесь забыла! Или кого, поправляю сама себя. Разумеется, моего мужа. Все-таки Эррадана спровадили от двора в очередной раз. Только зря старается. Если кто и имеет шанс привлечь внимание будущего императора, хлопая длинными ресницами, так это ее брат. Кстати, о ее брате. Он, очевидно, тоже видит всю неловкость складывающейся ситуации и потому перехватывает свою сестренку у меня перед носом. Что ж, повезло девушке. Я сегодня в таком настроении, что могу и попытаться доходчиво объяснить барышне, как здесь смотрят на ее поведение. Мне, впрочем, этого делать не приходится, ибо, извинившись перед Юрлаэ, княжич Саявира крепко берет свою сестренку под локоток и разворачивает в сторону выхода. Судя по прикушенной губе, он не просто поддерживает ее под руку, а как минимум пообещал эту самую руку сломать, если она немедленно не выметется вон. Поправив прическу, я вернулась в траурный зал, чтобы обнаружить, что возле Джашуара обретается его двоюродный брат. Так вот откуда здесь взялся Юрлаэ! Не стану нарываться на очередную нелепую ситуацию, а лучше ненадолго выйду на балкончик. Не настолько Джашуар дружен с Алхезеиром, чтобы их диалог оказался долгим. Не о чем им беседовать. Несколько вежливых фраз. Скоро наговорятся. Тогда и подойду к мужу. А пока постою у перил, любуясь на цветущий сад. Полюбоваться в тишине красотами парка мне не позволили двое. Наверное, они старались говорить приглушенно, однако именно благодаря этому их было особенно хорошо слышно. И ведь не так давно мне уже приходилось слышать оба голоса. Подслушивать некрасиво, однако и прервать их в такой момент неприлично. Гм! Может, мне попроситься в службу Вларимира осведомителем? С такими способностями улавливать момент, когда кто-то желает посекретничать, я смогу сделать карьеру в имперской безопасности. - Виктор, поверь, я тебе добра желаю, - доброжелательницей оказалась Клара Нетао. Интересно, какого добра желает наперсница Юлии ее кавалеру? И как тут не навострить уши? - Спасибо, юная тэя. Никогда не сомневался в Вашем нежном ко мне отношении и самых добрых чувствах! - Размечтался, - осадила его Клара. - Ты бы еще приложил хоть малость усилий для того, чтобы убедить меня в них. - А зачем? - Тьфу на тебя, Виктор. - Ну вот, дождешься от тебя чего хорошего! - Именно, хорошего, не нужен ты Юлии и выкинь ее из головы. И почему тебе вечно везет влюбляться в девиц, у которых… которые тебя не стоят. Вокруг столько достойных дам. А ты вцепился в эту стерву! - вот тебе на! И как это понимать? То ли Юлия совершенно неразборчива в выборе подруг, то ли у нее их нет вообще. - Клара, давай не будем на эту тему. Лучше скажи, вы собираетесь в эти выходные на море? - Надо уточнить у Валуры, но, скорее всего, она не откажется. Далее последовало выяснение подробностей предстоящей поездки и согласование мелочей. И я было совсем потеряла интерес к беседе, когда перед самым ее окончанием мое ухо уловило: - Виктор, все-таки подумай над моими словами. Юлии нужна только власть. На весах, где сравнивается ее интерес к тебе и ее честолюбие, тебе никогда не перевесить. - Я и не собираюсь взвешиваться, уверяю Вас, юная тэя. Возможно, я даже последую Вашему совету и поищу себе менее амбициозную даму сердца. - Ах, негодник! Признавайся, ты уже кого-то приметил. Кто она? - Юлия! - Я серьезно, Виктор. Ты же меня с детства знаешь. Мне можно довериться. Кто она? - Какая ты любопытная! - Это комплимент или оскорбление, тай Юрлаэ? - Комплимент, комплимент, - насмешливо протянул ее собеседник. - Как Вы можете сомневаться! - Я серьезно, - противореча собственному заявлению, Клара с трудом сдерживала смех. - И я серьезно. - Ты просто… - она не смогла найти подходящего определения и громко выдохнула. - Ага, именно так. Самый хороший человек на свете. - Да ну тебя, - Клара резко прервала беседу и возмущенно удалилась. К счастью, и Виктор Юрлаэ не задержался надолго, и вскоре я смогла покинуть свое импровизированное гнездышко. Пока очередные конспираторы не решились посвятить меня в свои секреты. Церемония прощания началась около полудня. В зале появились, наконец, родители и ближайшие родственники Станы. Летающая платформа чуть наклонилась, дав всем прощающимся возможность в последний раз увидеть лицо усопшей, и торжественно скрылась под плотным белым покрывалом. Родственников и гостей пригласили пройти в парк. Траурная спокойная музыка отчего-то не вызвала у меня слез. То ли все уже был выплакано, то ли исхадати воспринимают ее немного иначе, нежели люди. Шествие к поминальному пруду было хорошо организовано. Нигде не случилось заминок или задержек. Зато потом, когда платформа встала на свое место на усыпанном белыми розами плоту, я вдруг поняла, что это последние мгновения, когда я могу видеть Стану. Лучше бы я об этом не думала. Кальваран не должна плакать на людях! Никогда и ни по какой причине! Не знаю, кто придумал этот идиотский обычай, но до сих пор он исполнялся неукоснительно. А я мало того, что устроила истерику вчера, так еще и сегодня собираюсь опозориться на весь свет. И что самое поганое, приличия и мои чувства никак не хотят согласовываться в своих действиях. Проще говоря, в носу защипало, а в горле встал весьма внушительных размеров ком. Я вцепилась в руку Джашуара и постаралась сосредоточиться на дыхании. Он вздрогнул, посмотрел на меня и, положив ладонь поверх моей, успокаивающе сжал пальцы. Не помогло. Я до боли закусила губу и сжала в кулак вторую руку, впившись когтями в ладонь. Боль физическая помогла справиться с первым натиском слез. Прощальная речь вновь потребовала от меня вспомнить навыки по самообладанию. Я заставила себя успокоиться, принявшись изучать лица окружающих. Помогало мало. Ничего из увиденного я позже припомнить не могла. Наконец платформа выплыла на середину пруда, по берегам которого стояли провожающие, и вокруг последнего ложа моей подруги затанцевали первые языки пламени. В тишине, повисшей над прудом, слышались треск огня и всхлипы родственников. Я неожиданно поняла, почему отец Станы процитировал мне именно тот отрывок из произведения Се Фелларье. Мелодия, которая зарождалась под действием его слов, очень точно отражала чувство потери. Наконец, полностью поглотив тело Станы, огонь спал. На плоту, в горке пепла, остался только небольшой золотой венок. Плот вернулся к берегу, где родители моей подруги смогли поднять произведение ювелирного искусства, на котором было выгравировано полное имя Станы. Процессия вновь сдвинулась с места. На следующей поляне нас встречает неглубокий бассейн, выложенный белой плиткой с соленой по обычаю водой. Кто и когда изобрел сам обычай? Говорят, он восходит еще к тем временам, когда человечество только начинало осваивать космос. Век мифов и легенд. Кто и почему придумал сбрасывать в морскую воду золотые веночки с именами усопших? Однако слова прощального гимна не изменились еще с тех времен. Или изменились, но кто теперь сможет вспомнить оригинал? …И рассекая волны морские Ложатся на дно золотые венки: Прощайте навеки, друзья и родные И знайте, никто не будет забыт… Провожающие в последний сон мою подругу родственники и друзья, а также добро- и недоброжелатели, злопыхатели и просто те, кто прибыл сюда, привлеченные долгом службы, светскими приличиями и иными причинами, допели гимн до конца, и с последними словами венок был опущен в бассейн. Туда, где на дне его могли бы еще не один десяток лет ожидать воспоминания о пращурах моей подруги. Я невольно проследила взглядом за тем, как тонет этот символ смерти, и вздрогнула, когда он коснулся дна. Сколько смертей произошло на моих глазах! А вот похороны были первыми. Исхадати рассыпаются струнами мироздания, взмывая в космическую высь. Хоронить после этого нечего. А золотые венки… нет! Мы храним память в сердцах. Правда, и живем мы намного дольше. Приглашенные медленно расходились. Разбредались по парку медленным, соответствующим моменту шагом. Теперь полагалось дать родственникам время немного прийти в себя. К Джашуару опять кто-то подошел, и я, чтобы не мешать беседе, а если честно, в надежде найти место, где никто кроме охраны не увидит моих слез, направилась вглубь парка по самой узкой из тропинок. Где-то рядом под покровом листьев порхал Ашаан. Каннеш делал вид, что не обращает на меня внимания, а рядом оказался только в силу случайного стечения обстоятельств. Двое подчиненных Меадда вообще профессионально растворились в зарослях, и если бы не немного напряженная музыка, я даже не заметила бы их присутствия. Тропинка привела меня к ажурной беседке, увитой каким-то декоративным лиственным плющем. Я вошла и села на скамеечку. Однако разреветься мне не дали. - А-а? Са-а! – горестное отчаяние в голосе заставило меня поднять голову. Для того, чтобы встретиться взглядом с почти взрослым птенцом тхо, в глазах которого я нашла не меньше грусти, чем в собственных. - Я тоже хотела бы видеть Стану, - согласно кивнула я и протянула руку к этому удивительному явлению природы. Птенец моргнул и наклонил голову. Пришлось напрячься и позвать его иначе. Он немного удивился, однако шагнул ко мне. - С-а-а! – снова позвал он. Не знаю, сколько малышу на самом деле, но выглядел года на три. Птицы тхо встречаются крайне редко. В общем, до сих пор ученые спорят, можно ли причислять к животному миру существ, чей интеллект достигает уровня десятилетнего ребенка. Пока же их не признали третьей расой и держат в домах в качестве… домашних животных? Гм! Не слишком красиво. Впрочем, большинство не задумываются об отношении к этим птицам, а остальные предпочитают прятать проблему в самый темный угол. Да и проблемы, как таковой, нет. Сами птицы вполне довольны своим существованием и не жалуются. Партии защитников интересов тхо тоже пока не существует. Может, и действительно нет никакой проблемы. Правда, и подданство империи им не светит. Однако, как исхадати могу заявить, что в империи людей подданство, если ты не человек, не всегда преимущество. Малышу, как я уже сказала, было не более трех лет, однако он уже был с меня ростом (в человеческом виде, разумеется). - Какое счастье, что он нашелся, - голос, прозвучавший рядом, показался мне знакомым. - Приветствую Вас, тай Панкт, - я так и не решилась отпустить детеныша, который доверчиво положил голову мне на колени. - Ох! – запыхавшийся отец поминаемой удивленно посмотрел на меня. - Значит, я действительно видел вас сегодня ночью! А то мне уж думалось, что я начал бредить от горя. Простите, многочтимая тэя, мое неприличное поведение. - Что вы! – махнула я свободной рукой. - Я вас очень даже понимаю. - О каком неприличном поведении идет речь? – голос Вларимира теплой волной омыл мое сердце. - Тэя тцезитэ, с Вами ничего не произошло? - Кроме похорон моей ближайшей подруги, ничего. - Ваше высочество, - я трудом сообразила, что таким образом приветствуют моего деверя. Все-таки чаще этот титул обозначал Джашуара. - Позвольте разделить Вашу скорбь, тай Текрое, - обратился Вларимир к моему собеседнику. - Спасибо. - Простите, что помешал вашей беседе, - Вларимир вновь обращался ко мне, - но будущий император поставил меня в известность, что еще с одной из ваших подруг случилась беда. - О да! Шо, сестра Иврада Дегельманбельдред и невеста Ростраяна Саявира. Когда… мы собирались в гости к князю Косияно, они со Станой остались во дворце. Я точно помню, что видела обеих на парадной лестнице, и решила, что она собирается к жениху. Но там она не появлялась. Ростраян обеспокоился ее отсутствием сразу, как только обнаружилось, что о ее дальнейшей судьбе никому не известно. - Она могла погибнуть… - О нет! Струн вокруг не прибавилось. Она жива. - Кг-м! – он задумался, очевидно, соображая, как корректнее выразить следующую мысль. - А если она просто испугалась и убежала. Дома вы ее не искали? - Она не могла… - от такого я даже растерялась. - Ну почему же? Ведь она всего лишь напуганная девушка, - вставил свою мысль в наш разговор молчавший до этого отец Станы. - Может быть… - Это невозможно, - ну как объяснить людям то, что для меня естественно, как дыхание? – Она последняя из Последнего Круга. Она должна умереть раньше Кальваран, - я в последний момент спохватилась, но, к счастью, не произнесла того, что невозможно не услышать. - Мой долг Вам служить до последней черты, Испив эту горечь до дна. Быть преданной там, где бы предали Вы, Вам нет ни судьи, ни суда… - задумчиво процитировал первые строки древней клятвы брат Джашуара и задумался. - Вы же сами видели… Пятнадцать лет назад… - напомнила я Вларимиру. - Видел, - согласился он. Как он мог позабыть девчонок, кидающихся между мной и спешащей вслед смертью! Конечно же, он помнил. - Она что-то придумала, - высказала я свое предположение. - И, пока мы собирались, договорилась со Станой. Для этого они и остались. А может, придумала Стана. Я не знаю. Только они отстали специально. - Ее могли принять за… за кого-нибудь другого? – вновь поинтересовался тай Панкт. - Внешне - нет. А вот если знать только приблизительный возраст и кое-какие приметы, то вполне, - подумав, признала я. - Полагаете, они решили отвлечь внимание нападающих, а то и обмануть их? – повернулся к нему Вларимир. - Са-а, – вновь подал голос детеныш. - Горе ты мое! – всплеснул руками отец Станы и пожаловался мне: - Он не хочет есть ни из чьих рук, кроме моей дочери. И как ему объяснить, что ее больше нет! Она приняла его из яйца, и малыш искренне полагал ее своей матерью. Ведь это последнее, что нам с Ларой осталось от дочери! - Давайте мы попробуем его накормить, - предложила я. - Простите, тцез тай, я Вас задерживаю, но он же совсем ребенок! - Вам вовсе не за что просить прощения! – заверил меня Вларимир. - Если вспомните что-нибудь еще, сообщите мне. Я поговорю с Саявирой. Может быть, ему придет в голову, где ее искать. Кроме того, что совместными усилиями нам удалось уговорить малыша поесть из рук тая Панкт, в тот день больше ничего не произошло. Вернулись домой мы уже по темноте, и про вакуумную бомбочку, поселившуюся у меня под кроватью, я бессовестно позабыла. __________________________________________ *Классик лирической поэзии **Белый цвет считается траурным.