Не оставляй меня одну

Спустя буквально несколько дней после Хэллоуина в Академию наведывается Хэнк, чтобы пообедать вместе с Корделией и остальными ведьмами. В числе этих ведьм — и Мисти, и с каждой секундой обед этот всё более превращается для неё в настоящую пытку. Хэнк ведёт себя крайне свободно и вольготно (нагло, как могла бы заметить Мисти). То и дело он недвусмысленно смеётся, приобнимая Корделию за талию и даже успев пару раз поцеловать её в губы. Мисти остаётся лишь смотреть на это, сидя по другую сторону обеденного стола, остаётся созерцать вот это, замалчивая истинные чувства, что кошками скребутся у неё на душе. Всегда крайне внимательная, обладающая отличной интуицией, Мисти считывает сигналы во взгляде Корделии, которой, очевидно, тоже до ужаса некомфортно от всей этой ситуации. И хотя этот факт несколько облегчает сердце Мисти, всё же ревность хитрым диким зверем подкрадывается ей в душу, причиняя немалую боль. Мисти замечает, как Хэнк берёт Корделию за руку, переплетая их пальцы, и это становится для юной, угодившей в глубокую трясину девочки последней каплей. Что ж, такова реальность. И в этой реальности Корделия — жена Хэнка. Мисти сглатывает подступивший к горлу комок и, несмотря на всю присущую ей полудетскую импульсивность, всё же оставляет чувства при себе. Внутри. Она, может, и хотела бы их проявить, да вот только подставлять так сильно своего любимого человека она не хочет и не будет. Любовь к Корделии одерживает верх над детским порывом выплеснуть эмоции и над всеми её обидами, рождёнными чувством собственничества. И Мисти снова всё замалчивает. Замалчивает — нет, не ревность, — горечь и боль. И, возможно, сейчас она поступает крайне благородно, не давая Хэнку ни единого шанса в чём-либо заподозрить её и Корделию, но вот только какова цена такого благородства? — Извините, я пойду, у меня разболелась голова, — Мисти попросту не выдерживает, Мисти уходит в самый разгар обеда. Пускай Хэнк и дальше радуется, он — на первом месте, он — в приоритете. Она же, Мисти, — где-то на вечных задворках. И сердце готово рухнуть камнем от такого расклада, но пока что она держится. Остаток обеда Мисти проводит у себя в комнате, хаотично водя линии карандашом в своём скетчбуке и на полную громкость врубив Стиви Никс. Стиви поёт своим хрипловатым голосом о Рианнон — по словам самой Стиви, уэльской ведьме, роковой женщине, подобной ветру, любовь которой никому не под силу завоевать. Сколько себя помнила — Мисти всегда мечтала походить на неё, быть такой же таинственной и неприступной, но Мисти — не Рианнон. Мисти оказалась такой ручной, вся как на ладони, свернувшись маленьким пушистым котёнком на коленях Корделии. Виной всему — запах парфюма той, её улыбка в те моменты, когда она слегка прикусывает нижнюю губу, её слова: «Мы — отличная команда, моя родная Мисти!», произнесённые как-то в оранжерее. Должно быть, Мисти не стоило так легко сдаваться, но факт остаётся фактом — Мисти сдалась, и назад пути уже нет. И сколько ещё ей предстоит подобных обедов и ужинов? Это даже хуже, чем хэллоуинская ночь в одиночестве. Тогда Мисти хотя бы не видела этого своими глазами. Болезненная, саднящая сердце мысль о том, что Корделия проводит со своим мужем не менее страстные ночи, чем с ней, — Мисти всё же не десять лет, она не обманывается на этот счёт, — терзает ей душу и не даёт спокойно жить. Тем не менее, Мисти снова промолчит и уж точно не будет мучить этим Корделию — это не в её правилах. За всё это время, что у них с Корделией это длится, — без малого полгода, — Мисти ни разу не поставила её перед выбором, проявляя крайнюю степень понимания. Один лишь раз в пылу быстро угаснувшей ссоры вырвалось у Мисти: «Может быть, пора тебе уже поговорить с Хэнком?», но больше она не возвращалась к этому разговору. Мисти сказала Корделии правду в то утро после Хэллоуина — она и впрямь не такая, она не будет ею манипулировать. Мисти захлопывает скетчбук, устав попусту водить на листе бумаги хаотичные линии, и делает громче музыку в своём стареньком приёмнике. Ложится на кровать и смотрит неотрывно в одну точку. Всё-таки, любить того, кто никогда до конца не будет твоим — это, поистине, один из кругов ада.