Сердцетрясение в Бризигелле

Как и всегда, на улице каждый хотел коснуться хотя бы краешка одежд его преосвященства, но этого хватало не всем. Кому-то нужно было излить и душу – не всегда на формальной исповеди. Вот так у кардинальской резиденции Монтанелли поджидали две дамы. Одну из них он знал с детства. С ее детства, разумеется. А вот вторая… Она заметно прихрамывала, у нее были странно короткие для дамы волосы, платье на ней сидело так… как будто ее, весьма и весьма пьяную, одевал любовник. И хорошо если не насильник. А еще у нее на лице было несколько заметных шрамов. У кого же Монтанелли совсем недавно видел очень похожие? Даже черная прядь так же падала на тот, что над бровью. Ладно, в конце концов, даже кардиналу неприлично так разглядывать страждущую душу. Так что он решил поприветствовать их первым: – О, доброго дня, синьора Болла. И синьора… или синьорина… – Давайте пока остановимся на том, что я ее подруга детства, – дама со шрамами подошла под благословение, склонила голову. Голос у нее был тоже… чем-то странный, неправильный. Да вообще все было странно. А она продолжила: – И вас я тоже помню с детства, монсеньор, вы одно из самых светлых моих воспоминаний той поры. Надеюсь, вы найдете доброе слово даже для такой, как я, – она с надеждой подняла на него глаза, взгляд был вроде и кроткий, но вот тут-то Монтанелли понял, на кого она похожа. Один в один смутьян и богохульник Риварес. Что бы это ни значило. – Идемте, и сохрани меня Бог осудить вас, что бы вы ни сделали. А вы зайдете, синьора Болла, или все-таки вашей подруге нужна исповедь? – Это уж как она считает нужным. – Я бы хотела, чтобы Джемма присутствовала, это не настолько формально. Они зашли внутрь. Не совсем в исповедальню, так, в комнату без лишних ушей. Тут было полутемно, и игра теней еще усиливала ощущение странности и неправильности. – Я вижу, куда вы смотрите, святой отец… Ну так вообще-то Риварес – фамилия моего мужа. И вообще-то я его отравила, чтобы забрать его документы и не только. Это было давно и очень далеко от Италии, и я об этом сожалею, конечно, он был в самом деле очень хороший человек… только вот изо дня в день оскорблял меня бездействием, – широким, мужским жестом она вытерла глаза перчаткой. – Дочь моя, конечно, грехи ваши тяжки, но Бог милостив… – Конечно, должен же Господь учитывать, что кто не насильник – тот ханжа. Очень легко сделать из человека леди Винтер, если на него все время плевать. Куда и идти, как не… – и она опустилась на колени, не рухнула, а именно съехала мягко, будто ноги не держали, и припала к его руке. Не так, ох, не так, как положено целовать руки священникам!.. А через пару минут подняла на Монтанелли сверкающие глаза. – Ну что? Не так ли и она лежала у ваших ног и молила о любви? А вы и оттолкнуть не смогли, и защитить не смогли тоже… И вот тут у него начало темнеть в глазах. – О чем… о ком вы говорите? – О моей матери, разумеется. Джемма только вздохнула: – Переходи к фактам, по-моему, уже пора. – А по-моему, падре уже и так захорошело, сейчас дам ему местечко на полу… – Ар…тис… не утонула?.. – он и правда едва стоял на ногах. – Не дождетесь. Но для ясности, да, у меня на шее не крест, а ключ, он отпирает шкатулку, где лежит письмо несчастной Глэдис Бертон за вашей подписью, а где лежит шкатулка – знает кроме меня только Джемма. И только ее благодарите за то, что эту сцену сейчас не видел весь город и что письмо не опубликовано, а мы тут разбираемся частным порядком. – Ну это мы еще потом обсудим, – в скобках заметила Джемма. Да, сейчас было явно не время, и оказаться на полу комфортно Артис кардиналу все-таки помогла. Даже приобняла и дала на себя опереться, хотя ее просто разрывало надвое от любви и ненависти. – Девочка… carina… что я теперь могу сделать?.. – Хм-м, дайте-ка подумать. Оводы не жалят не примерившись. – Мне выйти? – осведомилась Джемма. – Если тебе не жалко его преосвященство, то можешь нас покинуть, да. – Значит, нет. Мы договаривались на переговоры, спектакль давай отложим как запасной вариант. – А мы договаривались о том, чего хотим для нашей организации? Как насчет публичного прикрытия? – Звучит интересно. – Так, позвольте, – несчастный кардинал с трудом подбирал слова, – вы же там все богохульники! Синьора Болла, вот вы верите в Бога? – Да, но разве это мешает? – Вот как раз таки да, вы, падре, путаете. Если человек не верит – ему и крыть нет смысла, только воздух сотрясать. Да и кроме меня там особо никто не замечен. – Что же с тобой сталось, carina… – Ну так а чьими молитвами. Учусь одному хорошему… например, спать с чужими женами… – увидев в глазах кардинала откровенный ужас, Артис засмеялась: – Да ладно, падре, врать я у вас тоже научилась на отлично. Половина рассказанного сегодня – неправда. А вот которая половина – решайте сами. И, пожалуй, уже негоже целому кардиналу сидеть на полу, давайте, обопритесь на меня и перебирайтесь в кресло. Мы уже уходим, кого-нибудь из клира я позову, чтобы проводили вас в опочивальню, туда меня точно не пустят. Она усадила отца и какое-то время еще крутилась вокруг него, не зная, давать ли волю чувствам и если да – то каким. Наконец мысленно махнула рукой и обняла Монтанелли со спины, зарылась на миг лицом в легкие седые пряди. – Я еще вернусь. Напоследок – две вещи, которые я хотела бы, чтобы вы знали. Во-первых, «Сын церкви» – это тоже была я. А во-вторых, не будь вы моим отцом, я бы вытащила вас из всего этого и замуж бы за вас вышла. Живите с этим. И легко, несмотря на хромоту, отбежала ко входу и к Джемме. – И как, – тихо, разве ж кто упустил возможность тут поподслушивать, – это удачный финал или нет? – Это еще не финал, но на сегодня удачный. Какая-то часть меня, может, еще и жаждет крови, но… как же я соскучилась… Стосковалась даже. Идем, а то никогда не уйду. – Идем. – По домам, наверно, тебе пора от меня отдыхать, – это уже на ходу. – Ну если ты опять свалиться не собираешься. – Да мне нормально. Хочу только наконец снять это и закурить. – Тогда ладно. Пока могли еще идти вместе, шли молча. Не могла же Артис продолжать свои страшные откровения на улице, хоть и очень хотелось. Может, потом. – Я пока для всех болею и дома, никуда соваться не буду, язык и перо тоже придержу немного. Хорошо бы и ко мне никто не совался, но ты заходи. В любое время, если захочется. – Хорошо.

* * *

Снова они и правда увиделись через несколько дней. По долетавшим до Артис слухам, кардиналу в эти дни тоже нездоровилось… и она не знала даже, как к этому отнестись. И не переживать не получается, и… В общем, так ему и надо за его лицемерную брехню, но хорошо, что все-таки ни разрыв сердца он не схлопотал, ни удар его не хватил. А вот навестить не сходишь, как даму не пропустят, а как Ривареса еще и арестуют. И, конечно, у нее был богатейший опыт переживаний в одиночестве, но все же не та натура, чтобы это легко давалось. К счастью, довольно скоро зашла Джемма. – Ой, наконец-то! – и вот хотя у себя дома ходишь вообще непонятно в каком смешанном образе, сейчас прямо легко себя чувствовать прежней юной девчонкой. До всего… – Я тоже рада тебя видеть. – Я тут пока сидела, надумала кучу всего, в общем, скажу, что ты меня делаешь живой и целой, и ты меня знаешь лучше всех, и если бы не ты – к нам бы тут уже ввели войска. Хорошо, что я тебе открылась так, а не решила что-то там на тебе выместить. – Еще бы не хорошо. – И все-таки тогда я была сильнее не в себе, чем сейчас, даже совестно. Но хотя бы я сказала, кто я есть, а не пыталась… сделать с тобой что-нибудь неподобающее. – Даже так? – Давай расскажу, какой был план, теперь, наверно, мы над этим даже сможем вдвоем посмеяться. Охмурить тебя, понятно, не заходя далеко, ты же приличная дама, позвать замуж – и открыться при честном народе у алтаря. – И что бы тебе это дало? – Ничего, кроме великолепного постановочного скандала с голыми сиськами в церкви, прости мой испанский. Но я быстро поняла, что это испортит мне всю интригу с отцом, а еще – что не поведешься ты. Ты, может, с первого дня подозревала, что я женщина. – Не знаю, честно говоря. – Но не повелась бы. Это… это я могу сознаться, что вообще-то ты моя первая любовь. – О. – Прости. Я тут долго вспоминала, по сколько же нам с тобой было, когда я первый раз сказала «выходи за меня…» – Давно это было. – Да. Монтанелли точно был еще в Китае, по-моему, нам с тобой еще не шили длинных платьев, у тебя были косы, такие гладкие, а у меня, считай, такое же безобразие, как сейчас. Только подлиннее. – Как-то так. – И понятно, что кто ж такое всерьез воспримет, когда две девчонки играют в куклы и одна из них все время берет роли парней. Но это ведь, наверно, тоже не просто так. – Кто знает… – Никто. Ну, я долго не знала, насколько это… Это как пароль, какой смысл в него ни вкладывай. Ну и… меня за мою жизнь волновали только двое мужчин, и один из них имел наглость оказаться моим отцом, а второй, и тут ты меня поймешь, взял и, скотина такая, помер. – Обидно. – И не говори. Что я его отравила – это неправда, это мне надо было что-то сказануть для привлечения внимания, а вот что никогда не делила с мужчиной ложе – это так. Но я делила с женщиной. Притом не раз и не два. – Что ж, тоже хорошо. (Комментарий Ровены: Лора!!! Она не могла выдать вот такую реакцию на такое откровение, ты что?! Это сейчас должен быть переломный момент, ей что, вообще на все положить? Комментарий Лоры: Да выдохни. Она медик и потому немножко циник. А ты чересчур хорошего мнения о закрытых женских школах. Комментарий Ровены: Об этом я не подумала, но как-то все равно… Слишком. Комментарий Лоры: Как уж могу. Комментарий Ровены: Ладно, тогда и я…) – О. А вот что ты так среагируешь – не ждала. Даже не хочу знать, почему, вообще что я сказать хотела – может быть, Риварес больше я, чем я сама, этот образ родился, конечно, для самозащиты, но мне в нем оказалось комфортно. В основном. Что-то прямо от того времени, когда мы с тобой играли. И все, что у меня с кем-то было… это тоже сюда. И, для протокола, я не пьяная и сейчас абсолютно серьезна, без всяких оводовских штучек и кинжалов за пазухой – и документы на Ривареса у меня в полнейшем порядке, вообще ни одна собака не подкопается. Ну, понимаешь, к чему я? – И к чему же? – Ай, Porca Madonna, ладно, сейчас будет по всей форме, только бы с маху не встать на то колено, на которое больно. Вот. Застегнула рубашку и сделала вид, что причесалась. Дженнифер Уоррен… ты выйдешь за меня? – А тебе это точно надо? Артис опустила глаза, заливаясь румянцем даже сквозь свой аргентинский загар. – Душа моя, если это вдруг надо тебе – все остальное не имеет значения. – Я не знаю. – Но обещаешь подумать? А я обещаю за это время ни обо что не убиться. Думаю, ты не напрямую, но спасла город, спасла Монтанелли, помогла движению – и спасла меня тоже. И я действительно столько лет люблю тебя, только люблю как умею, и не умею понять, какого именно рода эта любовь. А от тебя прошу честного ответа – хорошо ли тебе одной. – Не знаю. Неплохо. – Достаточно честно. Это уже значит, наверно, что мое отсутствие для тебя не было… чем-то непереносимым. Ну и это для тебя очень хорошо. А я свои уроки тоже извлекла, и на сегодняшнее число… ну, можно пойти и еще чего-нибудь попросить. У кардинала-то. В принципе, если бы только ты думала, что оно того стоит, мы могли бы повесить на него еще больше компрометирующего, чтобы уж точно против нас не пошел. – Скажем так, я бы предложила держать такой вариант наготове. Мало ли что. – Ага. Но я же имею в виду что – если бы я его заставила нас повенчать… – А тебе это нужно?.. То есть, я имею в виду, сам факт. – Чтобы мы с тобой да? Ну это было бы символично, красиво и все прочее. А всякие там права реализовать – это только если бы ты сама захотела. Хотя я уже побывала в фиктивном браке и мне там пришлось покусать по ночам подушку, а изменить я ничего не успела. И будем честны, дорогая, мне очень не хватает личной жизни. А вот ты жила без меня и еще проживешь. – Не без того… – Ну и все тогда. Я, может, скоро уеду. – Куда? – Куда-нибудь, где меня ждут. – Понимаю. – Вот. Может, цыганку свою снова разыщу, мы, конечно, не очень хорошо расстались и это она меня бросила, но все же два года вместе. Потом ей надоело, что она для меня мало значит, к тому же она родить хотела… сказала бы – дура, но не при тебе. И все-таки как мы жгли, мать моя женщина, отец мой кардинал, как мы жгли! Может, конечно, и ей меня больше не надо, зато… один человек меня и здесь всегда ждет. Но нет того качества, в котором я могла бы быть рядом. – Кто знает. – Да нет из этой ситуации выхода. – Или он не нравится. – Ну смотри, я могу приставить ему нож к горлу и потребовать, чтобы он сложил с себя сан, выписал мне бумагу на отцовство и пошел с нами. Но скорее в этом случае он умрет у меня на руках, это во-первых, а во-вторых, там, где он сейчас, он же нам полезнее, ведь так? А других вариантов я не вижу. – А тебе точно важно все строить вокруг него? – Да. Потому что только ему тут на меня не плевать, и потому что я его, конечно, ненавижу, но и люблю больше света белого. Тебе это, наверно, сложно представить, у тебя отец нормальный. Был. И как его так нет с нами, а мой вон, небо коптит. Если цинично – он умрет и все закончится. А с другой стороны, пока он дышит – я хотя бы успею ему сказать, как сильно его люблю. (Комментарий Ровены: Фух, сработало, спасибо! Я все это написала и доказала Риваресу, что так правильно! А то когда играли сцену в кардинальской резиденции, меня трясло аж, я не хотела быть жестокой, не хотела сцен, а только сразу обнять и прижаться… Комментарий Лоры: Ну и я очень рада, ты и в реале можешь прижиматься сколько хочешь, не у одной меня тут отец нормальный и я не понимаю, чего твоему Риваресу еще надо и почему вы с ним убиваетесь и убиваетесь об нас с Джеммой! Вместо того, чтобы твоей девице заняться делом, пойти работать, чтоб сил никаких не оставалось на то, чтобы драму разводить! Комментарий Ровены: Да закончили, закончили, я уже поняла, что не нужна она Джемме, я после твоего «не без того» тут уже сижу реву! И чем заняться она найдет, но ей же не это надо, ей бы неделю из кровати не вылезать, только вот не с кем! На ее пути исключительно те, кого она в таком плане не интересует! Комментарий Лоры: Реветь не надо, это же все понарошку и как уж можем. А про неделю в кровати – да ну с чего ты взяла. Трудотерапия и от озабоченности тоже лечит на ура. В конце концов пусть девчонки вместе едут волонтерами куда-нибудь в Африку, ты сама по реалу знаешь, сколько в этой деятельности всего, в том числе там вполне может найтись какой-нибудь нормальный парень и составить ее счастье. Комментарий Ровены: То есть ты это так видишь. Комментарий Лоры: В лучшем случае. Она сама не знает, чего хочет, она совершенно и нездорово одержима отцом и еще пытается обижаться на Джемму, что той и без нее нормально живется. Пусть соглашается на кого-то, кто не испугается ее характера и разделит с ней ее темперамент! А Джемма ей друг, сделала что могла, но не нанималась ни в пожизненные жилетки, ни в куклы. Комментарий Ровены: Значит, даже так – никогда. Ну пока, подружка, буду учить Артура жить с этим.)