Сердцетрясение в Бризигелле

Ровена не знала, что делать. Хотелось одновременно метаться по комнате, лежать, рыдая, или костерить все живое на незнакомом языке. Эмоции смешивались в гремучий коктейль, захлестывали волнами, что здесь принадлежало ей, а что беспокойному духу, понять было уже невозможно. И из этой пучины нарастало еще одно, почти детское желание – бежать. Куда угодно. Например, к отцу. И разрыдаться перед ним, как маленькая девочка… Ровена сама не понимала, какие остатки здравого смысла заставляют ее по-прежнему сидеть на месте. Ну разве только то, что у папы же сердце заболит. И что на хрена же ему вообще этот Риварес, эта черная легенда его семьи. Другое дело, что вот мальчику Артуру тоже был очень-очень нужен отец. Может, больше, чем хоть кто-то еще на свете. Тем более что как бы мало Лору ни затрагивало все это, она хотя бы подтолкнула героиню Ровены к тому, чтобы не мстить кардиналу, не сводить в могилу и не ославлять в веках хуже всех Борджиа, вместе взятых, а успеть сказать ему о своей любви. Надо было дать и мятежному духу этот шанс. В общем, Ровена сдалась и позволила себе броситься отцу на шею – в самом прямом смысле. – Что случилось? – весело удивился он, отвечая на объятие. – Всего ничего времени прошло, как виделись, и такие нежности! Ровена, пока не отвечая, прильнула к нему, стараясь, хоть и сама толком не понимала, как именно, дать Риваресу чуть больше свободы – пусть оттает, окунувшись в любовь и нежность, хоть и не ему предназначенные… – Просто я тебя очень, очень люблю! – кажется, получалось, кажется, это говорила не совсем она. – И, бывает, боюсь, что не успею это показать и высказать. – О, это я виноват, напугал всех своими стариковскими глупостями. Спасибо, и Мари, и Хаккай сказали, что жить мне еще да жить. Так что не переживай, котенок. – А раньше? – кажется, Артур решил воспользоваться представившимся шансом и высказаться от всей неупокоенной души. – Почему нельзя было раньше признать меня и сказать мне это? Зачем надо было врать мне в глаза? Голос был все еще Ровены, а вот интонации другие, но тоже знакомые до боли, до мурашек… Взгляд Монтанелли заметался, а сердце чуть не остановилось. Ровена внутренне шипела, но похоже было, что контроль от нее уплывает. – Прости, – зашептал ее – их! – отец. – Мне не хватило смелости рассказать. – А когда ее хватало? Когда и на что? На то, чтобы послать меня на смерть? Чем такой сын – лучше уж мертвый, не так ли? Досюда любите, а отсюда, значит, уже не можете любить?! – Но ты ведь и сам… Ты же все сделал, чтобы мне было как можно больнее! Хотел уйти из жизни так, чтобы после тебя все в клочья – Думаете, я хотел умирать?! Я до последнего надеялся, что меня вытащат. Не товарищи, так вы, падре. Как бы я себя тогда ни вел и что бы ни нес! В конце концов, я был болен и не в себе, а у вас должно было хватить опыта, мозгов, сердца… да всего, чтобы это понять! – Виноват, знаю, но ведь и я до последнего надеялся, что случится чудо и все изменится! Что оценят мою жертву ради всех людей и… – Оценили?! Ну кто ж в таком почтенном возрасте в сказки-то верит?! – А ты? Во что веришь ты сам, дитя мое? Он помолчал с минуту, а затем выдохнул, как в лихорадке: – В вас… Кто из них первым подался навстречу, понять было невозможно. Да и не это было нужно сейчас. Лишь объятия и торопливые крестные знамения дрожащей рукой… Вот так. Никакого экзорцизма по науке, никаких ни заученных-зазубренных, ни въевшихся под кожу молитв и заклинаний. Только поцелуи в лоб и снова, раз за разом, мелкие-мелкие крестики рукой. Ровена, кажется, была в ступоре, и Артур в ней – тоже… Или как раз поэтому? Но уже неважно, ничто неважно, даже легкая тревога сдавалась под напором нового теплого чувства – теперь все правильно, все хорошо.

* * *

Лоренцо прижал к себе свое прошеное, моленое, выстраданное дитя. Их дитя, настрадалась-то прежде всего Инфинити. Даже когда им дали добро на продолжение рода, оказалось, что все совсем непросто, беременность далась тяжко… Потом, правда, Ровена и хлопот не доставляла, одну чистую радость. Вот кроме нынешнего инцидента. Зашедшая Инфинити застыла на пороге при виде мужа, бледного, точно от сердечного приступа, и обнимающего дочь, которая льнула к нему, не открывая глаз. – У вас тут все хорошо? – Жить можно, сейчас и у меня пройдет, и дочка очнется… Инфинити села рядом и приобняла обоих. – Неужто доигралась малышка… – Ты о чем, дорогая? Вроде духов она не вызывала, мы оба все равно не уйдем от той трагедии в позапрошлом веке… – Она как раз пыталась уйти. Найти свою Джемму, а потом… Все равно все вернулось к отцу. – Так и есть. Я вспоминаю Джемму Боллу, она жестоко раскаивалась после того, как все мы поверили в самоубийство Артура. И она столько делала для людей, что должна быть где-то… в чертогах Создателя. А если бы все зависело только от меня, я бы, конечно, век держал Ровену вот так, но разве же это жизнь для молодой девушки? Сейчас еще ладно, но уже лет через пять… – Может, к тому времени кто и найдется, кто затмит всех и вся, а пока – это наша забота. Может, в чат написать? Все равно наши уже в курсе, а некоторые даже с богами на короткой ноге… Лоренцо только вздохнул. Уж сколько лет не был священником, но к такому все же привыкал с трудом. Пришлось высказаться в том смысле, что, мол, ты, дорогая, лучше разберешься, укладывать Ровену в родительскую кровать, не нести же в ее комнату, и самому прилечь рядом. Инфинити тем временем излагала ситуацию в чате. И внезапно откликнулся вовсе не Санзо, первый советчик по таким делам, а Кэт Эрнандес собственной персоной. «Джемма? Ее я знаю. Общаемся регулярно и, судя по всему, она все еще тоскует по этому вашему неупокоенному…» Внезапно сообщение словно оборвалось, а следующее просто вопило: «Ну все… Она меня грохнет теперь, наша Прекраснейшая! Или еще того хуже, в лягушку превратит! Причем глухонемую!» «Так, спокойно, не дадим мы тебя в лягушку превратить!» Не то чтобы Инфинити была так уж в этом уверена, но, впрочем, весь чат вразнобой поддержал. Кэт, однако, все еще паниковала: «Блин, она же не для того меня к себе приблизила и дала допуск в чертоги, чтобы я рассказывала про это смертным!» «Насколько я ее знаю, – авторитетно вступил Санзо, – она это предвидела. Своевольные ей нравятся, с ними веселее. Сейчас наверняка на нас смотрит и развлекается от души!» «Ну, хорошо бы ты был прав, Санзо Хоши. Ладно, долго рассказывать, но у Прекраснейшей есть чертоги, куда она забирает настрадавшихся женщин отдыхать от мужиков. Даже не для создания парочек эта женская тусовка, а вообще. Так вот, Джемма там. Наверно, с момента своей смерти. Только знаете, токсичная личность ваш Риварес, дать им пообщаться – только душу травить». «Но Джемма ведь его любит, – вмешался Хейзель. – В любом случае им надо дать возможность побеседовать и все между собой прояснить!» Тут Кэт совсем уж вскинулась: «Объясняться надо было при жизни, словами через рот! Ладно, она, молодая и глупая, не дала ему, такому же, высказаться в свою частичную защиту, но он-то потом откровенно ее изводил намеками!» Поддержали многие, даже не только девушки, мол, не был бы кто-то моральным вампиром – могли бы тогда и свадьбу сыграть! Инфинити поняла, что пора вмешаться. «Да, ужасно, но хуже всего этого – решить за двоих, что они не должны больше видеться! С этим надо что-то делать, хотя бы для того, чтобы у Ровены началась наконец-то ее собственная жизнь!» Кэт заметила: «Ты как тот доктор в «Птичке певчей», как он там говорил, точнее, писал: я бы тебе, вертопраху, не доверил даже домашнюю кошку, но наша девочка тебя так любит, что не может даже дышать, так что бросай все и беги к ней. Вот это что, если любишь кого – так и луну с неба? А последствия просчитать? Вот не могу вспомнить, что за фильм был, где папа сыну давал наркотики, потому что тот без них не мог и это была его единственная радость…» «Ну, это уж ты хватила! – отозвалась Инфинити. – Хотелось бы, конечно, все держать под контролем, но кто ж на свидания за ручку с мамой ходить будет? Так что ты уж там сама последи за Ровеной в чертогах, ладно?» «Ладно. В конце концов, за язык меня никто не тянул. Когда мне заехать за девочкой?» «Давай утром. Она вырубилась после кавайного семейного экзорцизма. А ты Джемму подготовишь как-то? Успеешь?» «Успею. Хотя, приносить такие новости – та еще радость… И это если еще есть возможность их приносить!»

* * *

Но возможность пока оставалась. Доступ в чертоги, как ни странно, перекрыт не был. Возможно, только пока. – Привет, девчонки, у меня информация в первую голову для Джеммы, но советую сесть как следует всем. Если вся «Паланте» в курсе, то и вам стоит, кстати, добавила бы я вас всех в чат… Ну так вот. Твой Артур проявился среди живых. Младшая девочка Монтанелли, та, что законная, это он и есть. На Младу и Полину, похоже, напал столбняк. Все, что они могли – в ожидании и почти в ужасе смотреть на Джемму. – Я знала, – спокойно ответила она. – Давно. Мы ведь присматривали за Стефани, а они с самого начала играли вместе. – То есть ты увидела и… – не поверила Кэт. – Да, почти сразу. Увидела и вспомнила маленького Артура. Мы же тоже вместе играли с самого начала. Да и… Отец Монтанелли точно такой, каким я его помню, кто еще у него мог родиться. – Но старшая-то его из моего прошлого, – отмерла Млада. – И не изменилась ни капли, а тут что же творится? Артур теперь в теле девочки, и ты уже больше десяти лет это знаешь? – Ну да. – А знаешь, как к этому отнестись? – Знаю. Спокойно. Я здесь и давно не принадлежу к живым. У него новая судьба и новая жизнь, а главное – он рядом с единственным самым важным для него человеком и купается в его любви. – А я как раз шла устроить вам встречу. Там, знаешь ли, сознание Артура пробудилось и, кажется вам стоило бы со всем разобраться… – Он что, как призрак с незаконченным делом? Ну, может быть, да. Чтобы девочка Ровена смогла построить свое собственное счастье, мне-то и одной уже давно хорошо… – Тогда договорились? – подытожила Кэт. – Я приведу ее… их завтра, а там уж как-нибудь разберитесь!